9
Я встретилась с Алексом Моджорном как раз перед тем, как мне стукнуло пятнадцать. Он собирался бросить школу — его оставили на второй год, он недобрал один переходной балл. Я была на втором курсе: отличница, любительница книг, милая-и-приятная-во-всех-отношениях девочка — именно такими словами следует изображать меня тогдашнюю. Застенчивость не позволяла мне иметь много друзей, и большую часть свободного времени я проводила наедине с собой. Всегда тщательно делала домашние задания и следовала правилам.
По какой-то причине Алекс обратил на меня внимание. Когда он счел меня достойной своего общества, я потеряла голову. Мы стали встречаться; он брал меня с собой на тусовки, где мы болтались вместе с его друзьями.
Он был моим первым бойфрендом, моей первой любовью, моим первым поцелуем; короче, он был моим… первым. Когда мне было шестнадцать, я застукала его в задней комнате бильярдной Родни — он раздевал какую-то красотку из местного колледжа. Так Алекс стал моей первой сердечной раной.
С тех пор мы не раз видели друг друга, главным образом потому, что принадлежали к одной большой рейверской тусовке. Каждый раз, когда это происходило, мы держались разных углов комнаты. Видеть его было трудно, разговаривать — невыносимо. И для чего разговаривать — чтобы по ходу еще что-то выяснить? Это было разрушительно.
Только вот могло ли так продолжаться долго? Конечно нет.
Мы еще какое-то время препирались — правда, я так и не услышала извинений за то свинство, что он учинил, — и Алекс согласился свести нас с кое-какими своими знакомыми. Договорились встретиться в девять в центре парка, за бильярдной.
Выбора у нас с Кейлом не было.
— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил Кейл, присев рядом со мной на траву.
Мы вышли из бильярдной, взяли в ближайшем фастфуде по содовой с сандвичами и устроились под большой сосной.
— Что ты хочешь узнать? — спросила я.
— Расскажи, как это — расти здесь. — Он посмотрел по сторонам печальным взглядом и закончил: — На свободе.
— Может, не только я буду рассказывать, а? Давай так: сначала ты задаешь вопрос, а потом я, хорошо?
— Я?
В голосе Кейла удивление соседствовало с тревогой.
Я отвела взгляд и сказала:
— Я тоже хочу знать, как ты рос.
Тревога переросла в настоящий ужас:
— Зачем? Я же говорил тебе, это кошмарное место.
— Зачем? Потому что…
Я не договорила: Кейл сердито сдвинул брови, сложил руки на груди; выражение его лица изменилось — это была не столько злость, сколько страшная усталость.
— В том мире нет ничего хорошего, — проговорил он. — Там всегда темно, много шума и боли. Я не понимаю, почему ты все время спрашиваешь меня об этом.
— Обычно так люди и поступают. Когда им… интересно.
— Тебе интересно?
— Я хочу узнать о твоем прошлом. Прошлое делает нас такими, какие мы есть.
Губы Кейла искривились в злой усмешке; он вскочил:
— Меня сделало не прошлое! Это место никакого отношения не имеет к тому, какой я сейчас! Сью клялась мне…
Мой сандвич с индейкой упал на траву; я тоже вскочила:
— Ты не понял. Я не имела в виду плохое.
Я потянула Кейла за рукав и вновь усадила рядом с собой.
— Все, что «Деназен» тебе сделал; все, через что ты прошел — все это сделало тебя сильным. Ты стал самим собой. Им не удалось превратить тебя в слюнявого зомби или маньяка, который только и умеет размахивать мачете. Это дорогого стоит!
Какие-то огоньки загорелись в глазах Кейла. Печаль и, наверное, отблеск надежды. Я буквально умирала от мысли о том, что всю свою жизнь он провел там, взаперти, отрезанным от остального мира.
— Я не мог тосковать по тому, чего у меня никогда не было, — сказал он. — Но теперь…
Он поднял руку и коснулся ладонью моего лица. Потом его рука скользнула вниз и пробежалась по моей шее, обнаженному плечу. Отвернувшись, он произнес:
— Пожалуйста, не спрашивай меня больше о том месте. Я не хочу вспоминать о том, как жил.
Я могла бы поспорить с ним — я всегда обо всем спорила, — но боль, звучавшая в его голосе, буквально выворачивала меня наизнанку. Мне нужно было знать, что они сделали с ним, с моей мамой, но я видела, как больно ему об этом говорить, и не настаивала.
Прислонившись спиной к дереву, я угнездилась головой у него на плече и начала рассказывать. Начала с первых глупостей, которые делала, чтобы привлечь к себе внимание отца.
— Это было почти сразу после того, как отец стал долго зависать на работе, — как я теперь понимаю, в «Деназене». Я стала чувствовать себя брошенной, совсем забытой.
Я вздохнула и откусила краешек сандвича.
— Он был такой далекий и холодный, иногда совершенно ужасный. Я не понимала, в чем дело. Сначала думала, это из-за меня. То есть, что я его в чем-то разочаровала. У меня была блестящая, как я тогда думала, идея — съехать по лестнице на пластиковых санках, чтобы он понял, какая я храбрая; я решила, это все уладит. Мне было всего восемь, а закончилась эта история переломом правой руки.
— Так ты убедила его в том, что ты храбрая?
— Я убедила его во многих забавных вещах, но не в том, что я храбрая.
Кейл играл прядью моих волос; наматывал ее на указательный палец, распускал и наматывал вновь.
— У вас были близкие отношения?
— Не то чтобы близкие. Скорее нормальные. Он уходил на работу, а когда возвращался, спрашивал, что я учила в школе. Потом я делала уроки, и мы вместе смотрели телевизор.
Я пожала плечами:
— Обычные дела. Только всегда была… какая-то преграда была между нами.
— Давай не будем о нем больше, — попросил Кейл. — Расскажи мне что-нибудь другое. Про секрет, который никто больше не знает.
Секрет, про который больше никто не знает… У меня был один такой — и это был сногсшибательный секрет — но после Алекса мне трудно было кому-либо довериться. Правда, с Кейлом дело обстояло совсем иначе: мысль о том, что я могу поделиться с ним самой глубокой, самой потаенной частью своего существа, возбуждала меня, не пугая. И все равно я не могла дать волю словам. Пока не могла.
Я отложила сандвич и, взяв руку Кейла, положила ее себе на колено. Сорвала несколько травинок и одну за другой стала класть их на его раскрытую ладонь. Травинки корчились в предсмертных муках и разрушались, а их легкие останки, подхваченные ветерком, несколько мгновений кружились в воздухе и улетали. Я стала изучать линии на его ладони. Прошло несколько мгновений.
— Школа, — произнес Кейл задумчиво. — Расскажи мне о школе.
Ничего себе!
— Ты это серьезно?
— Конечно, — ответил Кейл. — Сью рассказывала о месте, где люди моего возраста собираются вместе, чтобы учиться. Меня это страшно интересовало. — Он улыбнулся: — Что тебе больше всего нравилось?
Я криво усмехнулась:
— Есть такое специальное помещение, называется карцер…
* * *
— Мне он не нравится, — сказал Кейл, когда мы уселись на поросшей травой поляне позади бильярдной Руди, дожидаясь Алекса. — Мне не нравится, как он на тебя смотрит.
— Да? Я тоже не самая большая его поклонница, но он может быть нам полезен. И поверь мне: если я в состоянии выдержать его общество, ты тоже сможешь это сделать.
— Скажи, почему он тебе не нравится?
— Все это в прошлом.
Меня передернуло, и мне захотелось хорошенько вмазать самой себе за гнетущее ощущение, что возникло у меня внутри.
Кейл внимательно смотрел на меня. Похоже было, что его взгляд проникает в самую мою суть, сквозь всякий душевный мусор, который меня обволакивает, в мое сознание. В самое сердце.
Он хотел встать, но я его остановила:
— Мы встречались, а он меня обманул.
— Встречались, — повторил Кейл. — Ходили за руку, да? Тебе было с ним хорошо?
В такие моменты невозможно было представить, что Кейл мог быть опасен, что он способен убивать. Нет, все это в нем было, судя по его взгляду, но сам он был гораздо больше этого. Он был сама невинность, сама неискушенность.
— Было время, да, было хорошо, — ответила я. — Потом однажды стало плохо.
Кейл смотрел, не вполне понимая:
— Так почему ты не позволила мне к нему прикоснуться? Он ведь сделал что-то плохое, верно? Сделал тебе больно?
Меньше всего я подходила на роль эксперта по вопросам добра и зла.
— Да, он сделал мне больно, но люди иногда делают так. Это — часть нашей жизни.
Кейл утвердительно кивнул:
— И когда люди делают плохие вещи, их наказывают.
Я едва не застонала:
— То, чему тебя учили в «Деназене», неправда, Кейл. Есть разные уровни зла. Такие разные, и так много!
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем все так путать? Есть правильные вещи, а есть неправильные. Зачем еще нужны и разные… уровни?
Моя голова шла кругом.
— Потому что так сложилось. Ты не будешь относиться к убийце так же, как к магазинному воришке. А простого обманщика не приговоришь к такому же наказанию, как, скажем, насильника. Некоторые преступления хуже, чем другие.
— Бессмыслица какая-то, — сердито сказал он, сжимая кулаки. — Плохое есть плохое. Подчиняйся правилам, а то тебя накажут. Зачем все так запутывать?
— Потому что жизнь гораздо сложнее, чем ты думаешь.
— Опять это слово! Сложнее! Ты слишком часто его произносишь.
Я посмотрела ему в глаза:
— Нельзя просто убивать людей. Не тебе и не «Деназену» решать, кто должен жить, а кто — умереть.
— А кто должен это делать?
Я пожала плечами:
— Правительство и те, кто издает законы. Дело в том, что смертью за преступление наказывают очень редко.
Похоже, его это удивило.
— Тогда как же их наказывают? — спросил он.
— Преступников судят, и судья с присяжными слушают их дело. Если они виновны, суд ограничивает их свободу.
— Ограничивает свободу?
— Ну да, запирают.
На лице Кейла отразилось понимание, сменившееся печалью.
— Теперь я понимаю, — проговорил он.
У меня было ощущение, что понял он не до конца, но задавать ему вопросы у меня не было времени — показался Алекс. Важной походкой, небрежно размахивая руками, он шел по направлению к нам с противоположного края поляны. Он посмотрел на Кейла, потом на меня, и губы его скривила усмешка:
— Не помешаю?
Проигнорировав выпад, за которым явно скрывалась ревность, я поднялась с травы:
— Привел?
— Они сюда не придут; мы сами должны идти к ним.
— Куда?
Алекс неопределенно махнул рукой:
— Они меняют место каждый день, в целях безопасности. Сегодня они на заброшенном складе за городом. Можем поехать на моей машине.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел прочь. Мы с Кейлом его догнали.
— Постой! Что там, в этом месте? Только точно.
Алекс замедлил шаг, но не остановился. Усмехнувшись через плечо, он подмигнул мне и сказал:
— Там тусовка, что же еще!
* * *
Снаружи здание склада выглядело совершенно пустым. Ни обычных тусовочных толп перед входом, ни пульсирующих огней, ни рева музыки. Только зловещая тишина. Когда я спросила, то ли это место и не ошиблись ли мы, Алекс закатил глаза и выскочил из машины.
Обогнув здание, мы натолкнулись на двух здоровенных парней, которые стояли у единственной металлической двери. Когда мы подошли, Алекс обернулся ко мне. Он улыбался так, словно только что стянул последнее пирожное с праздничного стола.
— Вот тут самый прикол, — произнес он.
Приблизившись к одному из парней, стоявших на посту, он сказал мне:
— Этот, что справа, точно определит, Шестой ты или нет. А нет генетических отклонений, нет и входа.
Моя челюсть отвисла, холодок пробежал по спине.
— Это что, они пустят меня только в том случае, если у меня есть особые способности?
Да, совершенно непредсказуемый и, я бы сказала, потенциально катастрофический поворот. Алекс же, довольный, пожал плечами. Наклонившись ко мне, он уточнил:
— Я понимаю, все это для тебя в новинку, но выбора нет.
Не дожидаясь ответа, он повернулся к парням:
— Привет, ребята!
Вышибалы повернулись к нам.
— Черт! — прошептала я.
Стараясь скрыть ужас, который, как я знала, был написан на моем лице, я двинулась за Алексом. Нужно держать ситуацию под контролем. Но как сделать так, чтобы меня не спровадили?
Я встала как раз между здоровяками, охранявшими вход. Призывно улыбнувшись, положила руки на талию. Этим я добилась сразу двух вещей: во-первых, они увидели, какая она у меня тонкая; во-вторых, большими пальцами немного оттянув майку назад, я заставила ее оттенить грудь. Наверное, я выглядела классно, и вряд ли эти двое оставят меня торчать здесь, снаружи, всю ночь.
Тот, что постарше, нахмурился, но молодой ответил на мою улыбку. Сработало! Молодой слегка поклонился, поигрывая мускулами, и вытянул руку по направлению к двери, как бы приглашая меня пройти.
— У меня есть перерыв на час в середине вечера, — проговорил он.
Я была уже почти у двери.
— Час времени — этого достаточно, чтобы нарваться на неприятности. Если вы меня пропустите, я подожду внутри. Мы уж точно сможем найти уголок, чтобы узнать друг друга получше.
Физиономия охранника расплылась в широчайшей улыбке; он распахнул дверь, дав дорогу нашей троице.
Когда мы вошли, Алекс покачал головой и усмехнулся:
— Первый раз вижу, чтобы девицу, причем, не Шестую, вот так легко пропустили.
Кейл держался рядом со мной. Алекс попытался было оттеснить его от меня, но Кейлу было достаточно взглянуть на Алекса и прикоснуться к своей перчатке, чтобы Алекс отстал. Я протащила своих спутников к пустому столику в углу зала — здесь крутилось поменьше народа. Кейл явно нервничал в толпе, и я подумала, что в стороне от людей он успокоится.
Со стен зала свешивались тяжелые бархатистые драпировки цвета оникса; огни стробоскопа, скользнув в бешеном танце по ажурному рисунку, рассыпались на потолке всеми тонами радуги. В нижнем ярусе зала были воздвигнуты самодельные барные стойки, за каждой стояла впечатляющего вида блондинка. Верхний ярус был заполнен телами, которые, повинуясь техно-биту, несущемуся из хорошо спрятанных динамиков, танцевали в бешеном ритме. Звуковая система, как и акустика, были что надо.
— Так что все это значит? — прокричала я в ухо Алекса, вынужденная склониться к нему поближе, чтобы он услышал, что я ору. Не могла не отметить, что при этом он тесно прижался ко мне ногой — так я и стояла, зажатая между ним и Кейлом.
— Тут все Шестые, — отвечал мне Алекс, перекрывая громкий бит. — Это их тусовка. Они съезжаются сюда отовсюду. Если ты думаешь, что вы классно отвязываетесь на своих рейверских тусовках, это значит, ты ничего еще не видела!
— Я вижу, что это тусовка, кретин! — проорала я в ответ. — Чего я не понимаю, так это то, почему здесь только Шестые. И уж, коли ты об этом, почему их так зовут — Шестые?
— А ты думала, только Стэн Ли имеет право по-разному называть мутантов? Всяких там людей-пауков да Халков? Ничего подобного!
Алекс усмехнулся.
— Видишь ли, — продолжал он. — У нас у всех тут генетические отклонения, и проявляются они в шестой хромосоме. Ничего особенного, но так уж есть.
Поискав кого-то глазами, он похлопал меня по плечу и показал на верхний ярус. Я подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как миниатюрная девушка в голубом кожаном бюстье и совершенно отпадных башмаках вываливает на танцующую толпу целую коробку металлического конфетти. Как серебряный снег, конфетти, кружась, стали опускаться в зал. Вдруг, одним движением ладони, девушка прервала падение этого сверкающего облака и заставила его вращаться и пульсировать в такт несущемуся из динамиков биту. Это было классно!
Громкий хлопок отвлек мое внимание от танцующего конфетти. Коренастый парень без рубашки, стоявший у входа, поднял руки вверх, и из кончиков его пальцев стали с треском вылетать искры. Перед ним, широко улыбаясь, стояла девчушка лет двенадцати. Искры, взлетавшие прямо над ее головой, вдруг упорядочились в своем движении, и над головой девчушки возникло имя; надо полагать, ее имя — Эмбер.
Перед нашим столиком остановилась и принялась страстно целоваться парочка. Девушка показалась мне знакомой; по-моему, она ходила со мной в прошлом году в классы английского и математики. Когда губы влюбленных соприкоснулись, воздух вокруг их голов зашипел и затрещал, а вверх кругами поднялся дым.
— Отпад! — только и могла я сказать, когда эти двое растворились в толпе. Алекс улыбнулся мне с тем хорошо знакомым выражением лица, которое я запретила себе вспоминать. Фред на лабрете под его нижней губой даже, мне показалось, подмигнул. Я дернула головой, чтобы прийти в себя. Туда я больше не ходок!
— Похоже, — сказала я, — им здесь очень вольготно.
— Это точно, — ответил Алекс. — Никому не нужно прятаться.
— А это не опасно? Я имею в виду своего папашку и людей из «Деназена». Они наверняка тут повсюду шныряют. А тут все Шестые в одной упаковке. Что будет, если они нагрянут?
— Нагрянут? — усмехнулся Алекс. — Тебе нужно поменьше смотреть телевизор. Я же тебе сказал, мы все время меняем место. И с полицией нет никаких проблем — у них там тоже Шестые работают.
— А как же народ узнает, где будет очередная встреча, если место все время меняется?
Алекс улыбнулся:
— Каталог Крейга.
— Чего?
— Система электронных объявлений. Каждый день кое-кто пишет объяву о чем-нибудь в разделе «Уроки». Шестой звонит по указанному телефону, и ему задают вопрос. Если он ответит правильно, ему дают еще один номер. Он звонит туда, ему опять задают вопрос…
— Это как в игрушке «Мусорщик идет на охоту»?
Алекс улыбнулся:
— Точняк!
— А кто-нибудь посторонний может допендрить до правильного ответа?
— Нет. Маловероятно. Обычно там что-то совсем тупое или не в тему. Только то, что мы знаем. Если ты идешь первый раз, то, конечно, нужно, чтобы кто-то тебе подкинул правильный ответ. Это может быть что-нибудь с предыдущей тусовки. Или тебе скажут имя и спросят какую-нибудь очень частную информацию.
— Частную информацию?
— Да. Ты знаешь Шестого и знаешь его способности. Их ты и называешь.
— Ну а как насчет «Деназена»? Они вас по этой объяве не найдут?
— Ты видела, что это за здание? Снаружи. Наверняка ты подумала, что это просто старый заброшенный дом.
Время шло, а мы пока не встретились с теми, кого нам обещал Алекс. Я напомнила ему об этом. Вздохнув, он взглянул на часы, потом на меня:
— Пока она не пришла, еще есть время.
И неожиданно подмигнув, кивнул в сторону танцующих:
— Может, потанцуем?
В зале стоял дикий шум. Я не расслышала толком, что он сказал.
— Ты серьезно просишь меня потанцевать с тобой? — переспросила я.
Вместо ответа он выскользнул из кресла и встал. Рукав на его темной майке задрался, обнажив татуировку. Китайский символ свободы. Помню, я спросила его: почему свободы? Он сказал мне тогда, что ему просто нравится этот символ. Это была еще одна ложь.
— Это же просто танец, — отозвался Алекс. — Какой от него вред?
Мысль интересная. Музыка пульсировала в моих ушах, наполняя воздух электричеством. Вокруг нас, подхваченные ритмом, тела раскачивались и изгибались, точно в конвульсиях. А действительно, какой вред от пары минут, проведенных в танце? Это же так нормально — потанцевать на тусовке! В мыслях я вернулась к тем временам, когда наши тела действительно были рядом. Даже после такого перерыва эти воспоминания бросили меня в жар и заставили покраснеть. Я встала и кивнула Алексу:
— Ты прав, какой вред от коротенького танца?
Тот расплылся в улыбке:
— Ну.
Но я повернулась к Кейлу:
— Как, Кейл, хочешь свой первый танец пройти со мной?
Кейл отвел от меня взгляд и посмотрел на танцпол. Он был забит битком, но я уже вычислила небольшой свободный кусочек в углу — он был почти пуст. Там было бы безопасно. Кейл, похоже, проследил за моим взглядом, потому что улыбнулся и встал. Краешком глаза я увидела, как он усмехнулся, посмотрев на Алекса; так обычно усмехаются парни, когда дают другому понять, что девчонка выбрала его. И мы пошли на танцпол, оставив Алекса у стола наедине с его кислым выражением лица.
Наши пальцы переплелись, когда я вела Кейла к краю танцевального зала. Наклонившись к нему, я прошептала:
— Пойми меня правильно; я просто хочу спросить: ты знаешь, что такое танцы?
Кейл не ответил. Лукавая улыбка коснулась его губ, когда, взяв меня за руки, он приготовился вести — в тот самый момент, когда по залу стал растекаться медленный ритм новой песни. Мы вступили. Вдруг я почувствовала, что Кейл двигается по танцполу и ведет меня изящно и уверенно. Около шести футов ростом, он идеально подходил мне как партнер: мне не нужно было становиться на цыпочки, чтобы до него дотянуться — только чуть-чуть приподнять лицо. Музыка пульсировала в моем сердце, заполняя каждый дюйм моего тела без остатка, а мои глаза… мои глаза видели только его — Кейла; Кейла, который вел меня по этому крошечному кусочку танцпола.
Его глаза сияли, волосы, поднятые танцем, развевались, и в этот момент он выглядел как обычный парень. Делая изящные повороты и элегантные па, он вел меня в танце. На мгновение я запаниковала — не столкнемся ли мы с кем-нибудь, но, присмотревшись, я обнаружила, что толпа вокруг нас рассосалась, образовав широкий круг пустого пространства. Люди стояли по краям этого круга, подбадривая нас восхищенными возгласами и хлопая в ладоши. Воспользовавшись преимуществом свободного пространства, Кейл закружил меня в бешеном темпе, одновременно производя своими ногами какие-то сложнейшие па, пока, подхватив меня в последнем экстравагантном коленце, не закончил танец глубоким изящным поклоном, который заставил меня полностью забыть, где я и что со мной. Меня всю покалывало словно иголками — восхитительное ощущение!
Толпа взорвалась хором восторженных криков, а я не могла стереть улыбку со своего лица. Я подхватила Кейла под руку и вывела его к краю танцпола, который уже вновь заполняла масса танцующих.
— Это было классно! Где ты так научился?
Кейл не сводил с меня взгляда, напряженного и решительного. Он не хмурился, но на лице его была написана сама серьезность.
— Тебе понравилось? — спросил он.
Я стиснула его руку в своей.
— Понравилось? Да это было…
И вдруг как будто кто-то притушил огни; все куда-то уплыло: музыка, толпа; все исчезло. Единственное, что не исчезло, не растворилось, было — Кейл. Он был немного напряжен — ждал моей оценки. Изящный контур его скул, тонкий мягкий абрис немного нервного подбородка — все это было совсем близко от моего лица. Напряженно сжатые губы, казалось, звали меня. Откликнуться на призыв — чего проще; нас разделяли дюймы.
Я подалась вперед, чтобы преодолеть это расстояние, как вдруг кто-то сзади ухватил меня за плечо.
— Черт! — Я дернулась, едва не опрокинув Кейла на здоровенного мужика с ирокезом на голове.
Оглянулась: Алекс.
— Она готова вас видеть, — проговорил он, стоя передо мной со скрещенными на груди руками. Выглядел он раздраженным. Отлично! Мне достаточно было просто потанцевать с Кейлом, чтобы ему насолить… Но теперь все было уже по-другому.
Вслед за Алексом мы прошли сквозь толпу танцующих и по лестнице поднялись на второй этаж. За барной стойкой направо была дверь. Алекс постучал три раза, затем повернул ручку, и дверь, зловеще скрипнув, открылась.
— Алекс сообщил мне, что вам нужна помощь, — услышала я голос, доносящийся с другого конца комнаты. В углу, в красном легком кресле — единственной мебели в комнате — сидела маленькая пожилая женщина. Она выглядела совершенно неуместно в этой обстановке: немного сутулая, с морщинистым лицом, седая, в своем почти домашнем цветастом халате она была похожа скорее на чью-то бабушку. Но ее взгляд! Что-то в ее взгляде говорило мне, что она запросто выдержала бы десяток раундов против моего папашки на ринге — и даже бы не вспотела.
Дверь закрылась у меня за спиной.
— Вообще-то, говоря техническим языком, мы ищем Жнеца, — ответила я сидящей женщине.
Ее глаза сузились:
— Ну и язычок у тебя, детка.
Я улыбнулась, отвесив легкий поклон:
— Что есть, то есть.
— Дез…
Это был Алекс.
Женщина легким движением руки его остановила:
— Все нормально, Алекс. Она забавная малышка.
На другом конце комнаты виднелась дверь, которую охраняли двое накачанных парней с каменными лицами. Женщина дважды щелкнула пальцами, и один из парней вышел из комнаты. Через несколько мгновений он вернулся и протянул женщине пластиковый стакан, наполненный до краев красной жидкостью. Взяв стакан, она отослала парня жестом руки и поднесла стакан к губам. Я едва сдержала ухмылку при виде того, как этот здоровяк увивается вокруг старушки. Умеет она держать их в ежовых рукавицах. Но меня так просто не возьмешь!
— Так кто же вы такая? — спросила я напрямик. — Крестная бабуля мафии, состоящей из Шестых?
Она издала кудахтающий звук, показав, что не все зубы у нее на месте.
— Да, что-то типа того.
В молчании прошло несколько мгновений, и я решилась:
— Я не знаю, сколько у меня времени, поэтому позвольте прямо к делу. Мой папашка, старая сволочь, командует «Деназеном». Нам сказали, что этот Жнец является чем-то вроде Йоды для всех Шестых. Мою мать тоже держат в «Деназене». Так как Жнец — единственный, кто способен вытащить ее оттуда живой, мне нужна помощь Жнеца — пролезть туда, освободить ее и убраться.
Вот так. Кратко, точно, по делу.
Женщина в кресле опять хмыкнула:
— Просишь совсем немного, это точно.
— Зато о многом мечтаю.
Она повернулась к Кейлу:
— Тебе удалось освободиться от цепей «Деназена». Так что же ты медлишь и торчишь здесь? Разве ты не знаешь, что Кросс от тебя не отстанет?
— Кросс упорный, — подтвердил Кейл. Стоя плечом к плечу со мной, он взял меня за руку. — Но я остаюсь с Дез.
Как все поменялось! Этот парень, скатившийся по берегу ручья к моим ногам, этот Шестой, который пытался убить меня, стал чем-то совсем другим. Не знаю, когда это произошло, а главное — как, но произошло.
— Я собираюсь вытащить маму, но Кейла я им не отдам, — отрезала я.
Женщина в кресле помолчала с минуту, погрузившись в свои мысли, и наконец произнесла:
— Я помогу тебе.
Но моя радость длилась недолго. Была еще одна загвоздка. Всегда у меня какая-нибудь чертова загвоздка.
— Ты должна кое-что для меня сделать.
— Что? Если достать голову дохлой лошади, то мы договорились.
— «Деназен» всегда был костью в горле для всех Шестых. Я полагаю, ты догадалась, что мы пытаемся найти способ отделаться от этой конторы.
Я не очень-то догадывалась, да бог с ним!
— Естественно, — отозвалась я.
— Чего нам не хватает, так это информации.
— Какой?
— У «Деназена» есть центральная база данных с именами всех Шестых, которых они удерживают. Мне нужна эта информация.
Я онемела. Ну какими словами ответить на такую просьбу? Как эта тетка себе думает, я смогу пролезть в «Деназен», да еще скопировать их секретные файлы, а?
У меня вырвалось:
— А вы, часом, не под кайфом?
Ухватившись за трость, которая стояла рядом с креслом, она поднялась и проговорила:
— Ты просила о помощи, я назвала цену. Договор бессрочный и, я думаю, честный. Достань нужную нам информацию, и я помогу тебе найти Жнеца, который вытащит твою мать.
Уже у двери она притормозила:
— Могу предложить тебе бонус. Если ты добудешь эти сведения, я научу Кейла контролировать свои способности.
