18

Папашка забросил меня домой и, слава богу, уехал обратно в офис. Как только его машина скрылась из виду, я направилась к складу. Рассчитывать мне было особенно не на что, но нужно было что-то делать. Джинджер выразилась ясно: ее помощь я получу только за список Шестых, но теперь, когда Кейл схвачен, а Алекс отказался помогать, я надеялась, она сделает для меня исключение. Поддержит, намекнет на что-нибудь — все что угодно. Мне не к кому было больше пойти.

Естественно, когда добралась туда, я обнаружила, что склад пуст. Оставался последний шанс. Каталог Крейга. Может, еще не поздно попасть на сегодняшнюю тусовку?

На последние деньги я взяла билет на автобус, который шел через город. Угол сиденья был измазан чем-то липким, и я пересела правее, подальше от сомнительного пятна. Напротив сидел мужик, от которого несло как от головки протухшего сыра. Тетка рядом с ним вела по мобиле жаркую дискуссию с каким-то Хенком. Время от времени она отчаянно ругалась и размахивала руками прямо у меня под носом, что хоть и прилично меня раздражало, зато избавило от необходимости спросить у нее или у человека с запахом сыра, который час. Ее часы, которые то и дело появлялись у моего лица, показывали девять сорок пять. Вдобавок к этим неприятностям, я оказалась в автобусе с единственным в округе водилой, который взял себе за правило останавливаться у каждого столба, несмотря на то, что в салоне нас было трое. А еще, как назло, он выдерживал скоростной режим.

Автобус выбросил меня на городской площади, и пока я пробралась через лес и добежала до дома, была уже половина двенадцатого. Полчаса до времени, когда они снимут объявление. Чтобы загрузить мой древний компьютер, нужна вечность. Вытащив подозрительную коробочку лакричных конфеток из верхнего ящика стола, я открыла каталог Крейга и взялась за работу.

Найти нужное объявление было сложнее, чем я думала, — их было целое море, одно страннее другого. Когда перевалило за полночь, я уже позвонила по четырем более-менее подходящим номерам. В одном месте обучали танцу живота, в другом давали инструкции, как правильно мыть собаку; третье объявление обещало помочь вашему хомячку научиться ну просто удивительным фокусам, в следующем женщина призывала вас воспользоваться ее советами, как отомстить за разбитое сердце. Я услышала несколько весьма живописных ответов и бросила это занятие.

Снова позвонила Брандту, и снова безрезультатно. Пришлось отправить ему голосовое письмо, отнюдь не дружеского тона. Нелепость того, как вел себя Брандт, становилась очевидной. Так он со мной не поступал с шестого класса, когда я поцеловала его лучшего друга Дэвида Фенрига.

Пришел сон, но он не был спокойным. Всю ночь меня мучили кошмары. Точнее, один кошмар. Сверхмешанина супер-ужасных и сверхъестественных видений, от которых у самого Клайва Бейкера волосы встали бы дыбом. Я видела себя на той самой тусовке, после которой встретила Кейла. Мы с ним танцевали. Он был без футболки, в потертых голубых джинсах, на шее — что-то похожее на собачий ошейник. Совсем неплохо. И в том, как он выглядел, было что-то многообещающее.

Все шло отлично. Мы раскачивались под ритмичный бит, сближаясь все теснее и теснее. Кейл обвил руками мою талию, склонился, чтобы поцеловать, и вдруг его тело отбросило прочь от меня. Глянув через его плечо сквозь скопление танцующих тел, я увидела своего папашку с длинным поводком в руке. Он дергал за поводок, и Кейла отбрасывало от меня еще дальше.

— Тебе следовало отпустить его, — услышала я сзади чей-то голос. — Ты должна была предотвратить это.

Я оторвала взгляд от папашки и, повернувшись, увидела Брандта, одетого в его любимые поношенные джинсы и майку от Милфорда. Скрестив руки на груди, Брандт смотрел на меня. Что-то не так было с его волосами — растрепанные, местами потемневшие. Вглядевшись пристальнее в его лицо, в злобную усмешку на губах и пугающий блеск в глазах, пустых, но полных ярости, я почувствовала — руки мои покрываются гусиной кожей, а желудок сейчас вывернется наизнанку. Было темно, и я не сразу поняла, что меня напугало. Нет, не только выражение лица. Не только слишком бледная кожа и пустые глаза. Не только то, как он стоял, скорчившись и склонившись влево. С ним не было его скейтборда — вот что пробрало меня и заставило дрожать от ужаса.

— Ты могла это предотвратить, — вновь проговорил Брандт злобно. Я слышала этот тон в его голосе и раньше, но он никогда не был обращен на меня.

Брандт дернул вниз ворот своей футболки и показал на голубовато-красный разрез, пересекавший его горло. Края разреза были в почерневшей запекшейся крови, а в самом разрезе копошились черви. Дыхание мое перехватило, и я отпрянула, с трудом подавив тошноту.

Я бросилась прочь, в толпу, пытаясь найти Кейла, но что-то отшвырнуло меня назад. Я упала, и меня потащило через грязь. Подняв глаза, я увидела папашку, в руках которого был еще один поводок — он был прикреплен к ошейнику, обвивавшему мою шею.

В отчаянии я стала искать глазами кого-нибудь, кто мог прийти мне на помощь. В углу, скрестив руки за спиной, стоял Алекс и равнодушно смотрел на меня. Рядом, в синем кресле, сидела Джинджер. На ней было платье в серебряных блестках, а на голове — богато украшенная тиара. В руке Джинджер держала маленький пластиковый стаканчик, из которого попивала нечто, напоминающее фруктовый пунш.

Папашка рывком поднял меня на ноги, я закричала:

— Алекс! Помоги мне!

Но тот не обратил на мой крик никакого внимания. Я попыталась вырваться из рук отца, но не смогла — силы в нем было как в десяти здоровых мужиках.

— Джинджер! — закричала я, но она рассмеялась, и капли пунша потекли по ее подбородку.

Теперь папашка держал меня за горло. Наши глаза встретились.

— Ты должна была отказаться от всего этого! — проговорил он, кивая в сторону толпы.

Я проследила за его взглядом и увидела Кейла. Тот шел через толпу, широко расставив руки. Пальцы его касались моих друзей, и они один за другим скрючивались и рассыпались на моих глазах, пеплом оседая на землю.

Все это длилось несколько мгновений; я моргнула, и все вдруг изменилось. Жутко загрохотал ритмичный бит, и место тусовки обернулось кладбищем. Медленно приближался Кейл, которого по-прежнему держал на поводке мой папашка. Приблизившись, он, ни слова не говоря, остановился передо мной.

— Кейл! — позвала я.

Кейл протянул ко мне руки и медленно скользнул ладонями вниз — по моей шее, спине, бедрам. Он только что убил моих друзей. Папашка стоял, наблюдая за нами. Здесь же был и Алекс, глаза его были по-прежнему холодны и бесстрастны.

Но все это не имело значения. Кейл, его прикосновения, его лицо, находившееся в нескольких дюймах от моего лица, — вот что было важно! Я стояла как завороженная.

— Тебе следовало отказаться от этого, — проговорил он и, наклонившись, коснулся моих губ губами.

Меня словно ударило током — как во время нашего первого поцелуя. И вдруг все изменилось. Вся моя кожа — от подбородка до кончиков пальцев на ногах — начала зудеть; ее словно кололи иголками. Я отпрянула от Кейла, который с нежностью смотрел на меня.

Я глянула на свои руки и похолодела. Прямо на глазах кожа на моих ладонях начала бледнеть, потом чернеть и сморщиваться, словно виноград, оставленный под палящими лучами солнца. Начали рассыпаться пальцы, ладони, потом запястья. Разрушение шло выше и дальше — по рукам, плечам. Волосы падали с моей головы и, осыпаясь пеплом на землю, покрывали траву у моих ног. И наступила темнота.

Задыхаясь, я проснулась в холодном поту. Как только я восстановила дыхание, раздался стук в дверь, и с той стороны послышался холодный, резкий голос моего папашки:

— Собирайся, выезжаем через двадцать минут.

— Ну-ка, расскажи мне о своих способностях, — сказал грузный мужик, входя в комнату. Ни здрасте, ни как зовут! Ничего. Этот народ тут просто помешан на своей работе.

— Что вы хотите узнать? — спросила я, притулившись у дальней стены. Первым делом, войдя в комнату, я проверила пол. Проводов не было.

— Можешь начать с того, в чем состоят твои способности.

— Я могу изменять вещи.

— Определи точнее, что значит «изменять».

— Я могу имитировать вещи. Превращать одну в другую, когда размеры примерно одинаковые и я касаюсь обеих.

Мужик огляделся, потом стал копаться в карманах. Достал и протянул мне карандаш и шариковую ручку:

— Покажи!

Я взяла карандаш и ручку. У меня была еще одна причина никому не рассказывать про свои таланты — терпеть не могу делать что-либо по команде. Что я вам, мартышка, что ли, которая за мелкую монету пляшет на рынке?

Но пришлось. Сжав между пальцев врученные мне письменные принадлежности, я закрыла глаза. Боль, накатившая мгновенно, острая и неумолимая, пронзила мои шею и плечи.

Открыв глаза, я протянула мужику два совершенно одинаковых карандаша. Он взял их и провел обоими по линии на тыльной стороне руки.

— Гляди-ка, пишет!

— Еще бы он не писал! — сказала я, ощущая, как медленно уходит головная боль.

— То есть если ты превратишь сливу в нектарин, она и вкусом будет как нектарин?

Я кивнула.

Похоже, он был восхищен.

— У нас тут есть фокусница, которая работает на нас, но то, что она производит, — просто иллюзия. Визуальный обман. Изменить она может только себя. А так — ничего особенного.

Он сунул карандаши в карман.

— А как насчет людей?

— Людей?

— Можешь превратиться в другого человека?

Я переминалась с ноги на ногу. Неожиданно комната, в которой мы находились, стала чертовски маленькой. Я даже представить себе не могла, что станет с моим телом в результате такого превращения. Высохнут мозги? Внутренние органы станут совсем жидкими?

— Никогда не пробовала, — ответила я, но несмотря на все усилия, мой голос дрогнул — я знала, что будет дальше.

Сложив руки на груди и всем своим видом изображая нетерпение, мужик сказал:

— Самое время попробовать.

— Ну, я не думаю… — пыталась я возразить.

Он похлопал по своим часам:

— Я не становлюсь моложе. Начнем!

Черт. Меня слегка потряхивало. Я взяла его за руку. Она была холодной и липкой, и мне пришлось сильно постараться, чтобы меня не стошнило. Закрыв глаза, я сосредоточилась на его носе, похожем на луковицу, и толстых щеках. Боль накатила мгновенно, иголками пройдясь вверх и вниз по моему позвоночнику. Я попыталась сглотнуть, но не смогла — горло словно распухло. Хотела сделать глубокий вдох, и к ужасу своему осознала, что не чувствую, где у меня ребра. Прошло несколько мучительных мгновений, и я рухнула на пол, хватая ртом воздух:

— Не могу!

Еще крепче сжав мою руку, мужик зашипел:

— Давай снова!

Меня обуял страх, но тем не менее я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. В самом моем нутре что-то щелкнуло. Прошло несколько секунд. Я чувствовала, как зашевелился пушок на моей спине. Что-то было не так. Я попыталась отойти от своего мучителя на пару шагов, но ноги меня не слушались — они вдруг стали огромными и тяжелыми. Я взглянула на свои руки, и дыхание мое зашлось.

Но оно, видно, зашлось и у мужика, когда он посмотрел на то, что получилось. Вместо длинных бледных тонких пальцев, к которым я так привыкла, у меня были пальцы-сосиски, а выше шли морщинистые коричневатые руки, точь-в-точь как у него.

Мужик отпустил меня, и я сползла на пол. Меня душил кашель. Отерев тыльной стороной ладони рот, я увидела на ней кровь. Ни в коем случае нельзя показать ему, что я испугана! Чтобы скрыть кровь, я отерла руку о джинсы.

Он рассматривал меня так, словно он был голодный лев, а я — лось. Я закрыла глаза и страшным напряжением всех сил постаралась вернуться в собственное тело. Боль была зверская, тошнота накатывала волнами. Не повредила ли я себе что-нибудь во время превращения? Не сломала ли? Вдруг у меня дырка во внутренних органах или мозговое кровотечение? О боже! Вдруг я не до конца вернула себе свой собственный облик? А что там у меня теперь внутри? Не оставила ли я себе каких-нибудь его внутренних органов? И вдруг меня как током ударило — а что если у меня осталась его внешность? Я пошевелились и с облегчением вздохнула: нет, слава богу, ничего лишнего!

— Так-так, — бормотал мужик, нарезая вокруг меня круги. Потом осведомился: — Побочные эффекты?

Склонившись ко мне, он обдал меня запахом сырных палочек.

— Я устала и хочу есть, — сказала я спокойно. Я чувствовала себя так, словно меня сбросили с самолета, а потом еще долго валяли в осколках разбитого стекла. Но показывать это ему было совсем не обязательно. Прошло два моих первых дня в «Деназене», но я уже видела, как тут все устроено. Кейл прав. Они копаются в твоих мозгах в поисках слабого места.

— Нужно провести дополнительные исследования, — сказал мужик, хотя обращался он не ко мне. Он ходил по комнате, открывал и закрывал разные шкафчики и разговаривал сам с собой. Мне не понравилось воодушевление, с которым он произнес эти слова.

— Что еще за исследования? — спросила я.

Он уставился на меня так, словно видел в первый раз:

— Физиологические. Скорость реакции, реакцию на стимулы, всякое такое. Также нужно определить пределы твоих возможностей. Сделаем это тогда, когда тебе не нужно будет работать с чем-нибудь особенно большим.

В голосе его звучала пугающая неопределенность, но я не стала ничего спрашивать. В течение нескольких последующих часов Рик, как он наконец назвал себя, атаковал меня сотней тысяч вопросов. Каждый раз, получая ответ, он становился все более и более возбужденным.

К четырем дня я была выжата как лимон и едва держалась на ногах. Побочные эффекты, последовавшие за моим превращением, давали о себе знать. Головная боль стала вполне переносимой, но тупая боль в мышцах и каждом суставе вызывала непреодолимую тошноту.

К счастью, у Рика иссякли вопросы и, улыбнувшись, он сказал:

— Нужно измерить тебе кровяное давление. Потом я передам тебя отцу.

— Как раз уложились! — улыбнулся папашка, который вошел в комнату и, стоя со скрещенными руками у стены, наблюдал за тем, как Рик достает тонометр. Это напомнило мне то, как, когда я была еще ребенком, он стоял возле карусели, на которой я кружилась, и улыбался. Заканчивая каждый круг, я видела его широкую улыбку. Так же широко он улыбался и сейчас. Только улыбка была другая. Или мне казалось? Может, я видела то, что хотела, а не то, что было на самом деле?

— Мне сказали, ты сегодня хорошо поработала, Дезни, — сказал папаша, пока Рик наворачивал мне на руку манжету.

— С тебя хороший кусок торта, — улыбнулась я через силу и спросила: — И все-таки, в чем моя работа? Я так и не знаю, что здесь делаю. Хоть намекни!

Улыбка на физиономии папашки расширилась необычайно. В ней сквозили темные, невысказанные обещания.

— Всему свое время, — ответил он.

— Поразительно! — задышал Рик. — Сто двадцать на восемьдесят. Превосходно!

Он снял с моей руки манжету и улыбнулся:

— Да ты просто находка, моя милая! — и принялся что-то записывать.

Папашка подошел ко мне:

— У меня есть для тебя вознаграждение.

Тон, которым он это произнес, был оскорбительно-покровительственным, и мне захотелось сразу отбрить его, но любопытство возобладало:

— Вознаграждение?

— Я думал, ты усложнишь жизнь Рику и всем остальным, кто тут с тобой работает. Но ты вела себя исключительно хорошо, — ответил он.

— А может, перед тем, как мы поедем домой, я ненадолго рухну на диванчике в твоем офисе?

Я едва держалась, чтобы не заснуть.

— Ну, если ты предпочитаешь поспать и не смотреть клетки, тогда…

Я насторожилась, и он это понял.

— Клетки? — спросила я.

— Я думаю, тебе будет приятно посмотреть на того парня за решеткой. Оттуда ему тебе уже не навредить.

Он приобнял меня за плечи, выводя из комнаты.

— Может, это тебя успокоит.

Увидеть Кейла в его прежнем положении, запертым в звериной клетке — да это будет похуже любого ночного кошмара!