Змей поджал ноги, оттолкнулся локтем, сел. Он сидел на матрасе, пропахшем его мочой, привалившись спиной к холодной трубе. Его потряхивало, как с перепоя. Не хватало сил держать голову, подбородок то и дело падал на грудь. Однако у него получилось намотать цепь на руку и стукнуть ею по холодной трубе. Змей звал тех, кто посадил его на цепь, приковал к трубе.

Стукнув железом о железо, он подавал им сигнал. И надеялся, что будет услышан.

Цепь длинная, один ее конец приварен к метровой трубе отопления, другой приклепан к металлическому ошейнику на шее у Змея. К самодельному, тяжелому ошейнику, который, слава богу, не мешает дышать. Как надо дышать, как учили.

Змей уже смог бы и встать. И дотащить себя до широкой, обитой жестью двери прямо напротив, в противоположной серой стене. Но какой смысл? Логика подсказывала, что цепь не даст дотянуться до замков.

Совершенно очевидно, что Змея посадили на цепь в подвальном помещении. Хоть и нет здесь окошек-амбразур на улицу, зато есть вентиляционные отверстия в бетонных стенах под высоким бетонным потолком. Серый мешок из искусственного камня довольно сносно освещает стоваттовая лампочка наверху. Лишь в углах, куда смели мелкий строительный мусор, вечная тьма успешно борется с электрическим светом.

Нет, Змею вовсе не кажется, что потолок высоко. Как минимум, до него метра три, а то и больше. Помещение похоже на складское. Законченное, но не вычищенное, не сданное в эксплуатацию. А значит, и над потенциальным складом нечто промышленное, недостроенное. Причем не заводской цех, а, скорее, свечной заводик.

Особый порученец угадал — братва Крокодила использовала в качестве зиндана недра районного долгостроя. Последний председатель райисполкома изыскал средства на строительство фабрики-кухни, в июле 91-го ее начали возводить ударными темпами, но зимой 92-го средства иссякли, их съела инфляция, и мало-помалу стройплощадка превратилась в свалку, а недострой — в экстремальную площадку для игр местных мальчишек.

Подрастающее в экстремальных условиях поколение бандюки шуганули запросто. Сложней оказалось заморочить мозги ментам, которых не мог не заинтересовать внезапный интерес конкурентов к заброшенной стройке. Ментам грамотно слили дезу, типа, нарисовалась тема с паленой водкой. Отраву надо где-то хранить, вот и расчистили подвальчик, да свет туда кинули, да посты на подходах загодя выставили. Менты дезу сглотнули и прикинулись до поры шлангами. До той гипотетической поры, когда в подвале появится тара с водочным наполнением. Как обдурить мусорню, придумал Башка. Он же, Башка, придумал посадить «крутого кадра» на цепь.

На длинную прочную цепь, как служебного пса. А Крокодил лично установил график дежурств за недостроенными стенами фабрики-кухни и за дверью в зиндан. А Вася собственноручно проковырял в двери дырочку, сквозь которую дежурным предписывалось следить за пленником.

Продажная санитарка обещала, что пациент отойдет от ширева дня через два. Так оно и случилось. Она объясняла, как кормить пациента, пока у того мозги-инфузории, и когда под него подкладывать судно. Но Крокодил решил, что за пару суток арестант от голода не подохнет и пущай гадит под себя, не хер за ним горшки выносить.

И еще телка-санитарка говорила, мол, спустя двое суток у пациента начнется жесточайшая ломка, дескать, волком взвоет. Однако больного волка сквозь проделанную в двери дырочку пацаны на внутреннем посту не увидели. Ну мандраж у мужика, ну голову плохо держит, меж тем сидит, не падает и по трубе цепью стук-стук стучит. А чего стучит?.. А хер его знает...

Один из соглядатаев побежал в «Ласточку» звать старших. Оставшийся приоткрыл дверь и крикнул:

— Слышь, Стукач?! Слышь, чувак?! Долбозвонить кончай, да? Щас бугры нарисуются, побазарите, да?

— Пи-ить... — застонал в ответ поднадзорный. — Да-а-ай пи-и-ить, сдохну...

И с губы поднадзорного по двухдневной щетине на подбородке побежала струйка крови.

— Едрены пассатижи! Чувачок, ты давай кончай загибаться, да?! Ты потерпи, щас бугры придут.

— Пи-и-ть дай! — Только что сидел поднадзорный и вот завалился на бок, кровавая струйка потекла теперь по щеке. — Надо мне! На-а-адо... Подых-х-а-аю...

— Еть твою! Напряги, блин... — Соглядатая и самого затрясло. А если реально чувачок без воды ласты склеит, а? Кого Крокодил крайним назначит, а?

Мандражирующий соглядатай откликался на погоняло Гвоздик. Лет ему было двадцать от роду, в шоблу Крокодила его взяли недавно, и больше всего на свете боялся он облажаться.

— Чувак, ты терпи, а? Слышь, ты?.. — Гвоздик от всей души позавидовал напарнику, который сейчас бежит к «Ласточке».

— Уби-иваешь меня! Пи-и-ить! Да-а-ай...

Блин! Ни хера Крокодил не оставил инструкций на тот случай, если поднадзорный попросит... Да какое, на хер, «попросит»? Если он, типа, загибаться начнет без воды.

— Bo-оды, сука!!! Воды да...й... — Чувачок дернулся и затих. Лежит на обоссанном матрасе, на спине. Левая клешня цепью обмотана. Открытые глаза остекленели. Изо рта течет красное.

Как только чувак замер, так Гвоздика отпустило — все равно в не успел напоить терпилу. Который, кажись, дуба таки врезал, окочурился...

Как только Гвоздика отпустило, так вдруг — во подляна! — терпила тыкву приподнял, повернул мордой к Гвоздику, взгляд его стал осмысленным, и чувачок внятно так, вкрадчиво произнес:

— Парень, у меня ноги онемели, рук уже не чувствую. До прихода твоих начальников доживу, но при них точно сдохну, тебя проклиная за то, что не спас меня, воды не дал.

Засада, блин! У Гвоздика аж в груди защемило от жалости. Не к терпиле, конечно, а к себе, любимому. И Гвоздик сорвался, побежал опрометью наверх, на свежий воздух.

Где, блин?! Где взять воду? Из лужи, блин? А в чем нести, блин? В ладонях?.. Блин, во подляна...

Гвоздик выскочил на строительный двор-свалку и увидал братков, что несли там дежурство. А главное, увидал бутылку с пивом в руках у Шрама.

— Бутылку давайте! — заорал Гвоздик. — Чувак загибается.

— Тихо ты! Ша, молодой, — рявкнул тридцатилетний Шрам. Его, понятно, почему нарекли Шрамом, — рожа у него наискосок располосована. Рожа героическая, но в натуре он заработал увечье по пьяни, упав фейсом на осколки стакана с недопитым портвейном.

— Чего такое? — спросил напарник Шрама, лысый, как бильярдный шар, парень по кличке Чернобыль. С ним и его кликухой совсем другая история — пацан лишился волос, отслужив трешник на подлодке.

— Чувак пить просит, — ответил запыхавшийся Гвоздик, ища взглядом подходящую лужу. — Типа, без воды сдохну, говорит.

— Разводит, — авторитетно заявил Шрам.

— У него кровища из пасти потекла, — добавил Гвоздик. — Сдохнет реально, и мне отвечать, да?

— А от пива он не сдохнет? — Шрам с сомнением посмотрел на свою ополовиненную бутылку.

— Мудаки, бля. — Чернобыль полез в карман, вытащил пачку купюр. — Гвоздик, держи бабки, дуй шляпкой вперед, вона, к палаткам, возьми воды без газа.

— У меня свои есть, — отказался молодой от подачки, и только пятки засверкали, припустил к ларькам. Убежал довольный, ведь Чернобыль вроде как разделил с ним ответственность за несанкционированные и не оговоренные бригадиром действия.

Глядя вслед Гвоздику, Чернобыль пихнул Шрама в плечо.

— Пошли вниз, прошвырнемся. Поглядим, как там этот, на цепи который, коньки отбрасывает.

— Сбрендил? Нам Гена велел тута торчать.

— Так ведь форс-мажор. — Чернобыль знал много непонятных Шраму слов. Человек со шрамом всегда обижался, если лысый человек использовал незнакомую лексику, но старался вида не подать, да не всегда получалось.

— Сам такой, — огрызнулся Шрам и присовокупил совершенно не к месту: — Заколебал!

— Хер с тобой, золотая рыбка. Торчи здесь, а я пойду в подвал слажу. Чао-какао, сын Франкенштейна.

— Сам ты еврей! Ответишь, понял?

Удаляющаяся спина Чернобыля красноречиво пожала плечами...

... В узилище к умирающему Гвоздик вбежал — пяти минут не прошло. Однако умирал в подвале уже не чувак на цепи, а пять минут тому назад вполне здоровый Чернобыль. Точнее — мог умереть в любую секунду по воле чувака-симулянта.

Чернобыль в отрубе, без памяти, лежал на матрасе чисто петух, которого имеют в очко. Чувачок лежал сзади, прикрываясь телом Чернобыля. На виске у Чернобыля бухла здоровенная шишка. Костяшки кулака симулянта, на которые ранее была намотана цепь, расцарапаны. Ясный перец, ударом этого утяжеленного цепью кулака чувак вырубил брателу. Вырубил, уложил, накинул петлю из цепи на шею Чернобылю и в том же кулаке держит цепугу внатяг, в любой момент легко пережмет братишке горло, в любую секунду кислород ваще перекроет.

Но мало ему железной петли! Самое страшное в левом кулаке у чувака! Связка ключей Чернобыля в левой руке! Гвоздик узнал ее по брелоку в виде подводной лодки. И допер, что симулянт, нокаутировав братишку, обшмонал его. Чего искал? Наверное, ствол, чтоб перестрелить цепи. А нашел только связку ключей, и вот самый длинный ключ, с фигурными бородками, сунул Чернобылю под веко. Реально, чуть нажмет на ключик и — стопудово! — выдавит братку Чернобылю глаз!

Пластиковая двухлитровая бутыль с питьевой водой шлепнулась на бетонный пол. Выронив бутыль, Гвоздик очертя голову побежал, полетел, поскакал наверх, на улицу. В голове у него откуда ни возьмись всплыла крылатая фраза из бессмертной «Бриллиантовой руки» гениального Гайдая: «На его месте должен был быть я...»

Змей слышал, как покатилась по полу бутыль, слышал, как убегает Гвоздик. Даже в его, Змея, состоянии трудно было не услышать затихающий трам-тарарам за приоткрытой створкой неформатной двери.

А состояние у Змея было, мягко говоря, не очень. И хорошо, что доверчивый болван убежал. Взяв в заложники лысого болвана, Змей вовсе не планировал вступать в переговоры с болваном доверчивым. Нечего силы тратить на говорильню с шестерками. И так на просьбы попить и взятие заложника потрачено почти все, что удалось аккумулировать за три часа дыхательных упражнений.

Болела губа, которую Змей прокусил, дабы окрасить кровью ложь-просьбу о глотке воды. Заболела голова, словно в ней раскалились извилины. Волосы, лоб, щеки вспотели. Держать петлю-цепь внатяг и ключ у глазницы лысого было тяжело, но никуда не денешься — надо!

Надо, ибо заложник в любую секунду может вернуться в сознание. Нокаутирующий удар из положения лежа кулаком, обмотанным цепью, получился так себе, на троечку.

Кстати, действительно, не помешал бы глоток воды — пустой желудок обрадовался бы и жидкости, лишь бы его наполнили.

Змей прикрыл глаза, расслабил все мышцы, кроме задействованных в удержании заложника. Усиливающаяся головная боль и рези в желудке мешали ему объективно оценить собственное состояние.

Лишь бы избежать обморока, остальное как-нибудь...

Вдох...

Выдох...

Прочь из тела-губки черные чернила немощи, прочь...

Вдох...

Выдох...

...Гена вошел в каземат, массируя кулак, пострадавший при знакомстве со скулой Гвоздика. Вошли Башка и Вася, встали по обе стороны от бригадира. Сзади за Крокодилом возвышался недобрый молодец Боров, сопел с высоты своих ноздрей, как будто с балкона.

Гена Крокодил хмыкнул, разглядывая композицию на матрасе.

Аркаша Башка присвистнул.

Василий восхищенно выругался.

А Боров засопел угрожающе.

— Деловой, ты пацана моего отпусти, ага? — сказал Гена.

— Ты не ссы, — успокоил Змея Аркаша. — Мы тебя, ты понимаешь, не для того из дурки выкупили, чтоб, ты понимаешь, тута замочить.

— Ты, главное дело, не психуй, братело, — с чувством попросил Вася.

— Я тебе, падаль, хлебало порву и глаз на жопу натяну! — выступил не в тему Боров, за что схлопотал от Крокодила тут же тычок в пузо.

— Ты жирного не слушай, он мудак, бля, — сказал Гена. — Ты меня слушай, я здесь за основного, а мне тя коцать без мазы... Э-э?! Деловой! Слышь или чо?..

— Слышу, — отозвался Змей. — Так уж и быть, основной, отпущу твоего человека, когда скажешь, на кой я тебе понадобился.

— Эт тема долгая. Отпусти пацана, и перетрем. Ты да я, в четыре глаза.

— Есть, на чем записать? — спросил Змей.

— Чо? — не въехал Гена.

— Бумага, ручка есть?

— У меня! Есть! — Василий зашуршал одежками, полез за органайзером в кожаном переплете, фирменным, с калькулятором и календарем, за иностранным блокнотом, в котором он вел записи «налогов» в кавычках, изымаемых у частных предпринимателей Пролетарского района в пользу братвы.

— Пиши, — и Змей продиктовал список лекарств, что надо было для него купить в аптеке. Также велел купить спиртовку, мензурку, вату и шприц.

— Ширево себе намылился варить, — скривился Гена. — Я тя, такого крутого, не для того из дурки выкупал, чтоб ты тута ширялся.

— За то, что из желтого дома вытащил, спасибо тебе большое, добрый человек. А вот на цепь меня напрасно посадил. Цепь, как видишь, нисколько не помешала мне поймать твоего парня. Запомни, друг, я могу быть только в двух состояниях — в опасном или в мертвом. Я доказал, что опасен. — Змей убрал ключ от глаза Чернобыля, снял с его шеи петлю. — Теперь ты докажи, что намерен со мной подружиться. Пусть принесут все, что записано. И я сварю себе вовсе не ширево, а... как бы сказать, чтоб ты понял... Антиширево я сварю. Оно поможет мне быстрее и проще пережить ломку.

Гена кивнул Василию, и тот, обойдя громилу Борова, скрылся за дверью. Аркаша Башка первым перевел взгляд с речистого пленника на Чернобыля, который начал подавать признаки жизни. Аркаша пихнул в бок бригадира — смотри, мол, пацанчик наш лысенький, типа, воскрес.

Чернобыль кашлянул, еще бессознательный, но уже розовея, и Змей отпихнул его от себя, спихнул с матраса на пол.

Чернобыль бухнулся с бока на пузо, с матраса на каменный пол, стукнулся щекой о бетон, застонал, заворочался, глаза его открылись и вспыхнули такой злобой, что до того бледная, а секунды назад чуть розовая морда вмиг побагровела. Будто бы раскалилась от огня злобы в глазах.

Никто и ахнуть не успел, даже Башка, который внимательнее остальных следил за Чернобылем, настолько быстро лысый вскочил. И яростно замахнулся ногой, намереваясь разбить мыском ботинка фейс обидчика на матрасе.

Лежавший на боку Змей спас лицо, опрокинувшись на спину и дернув шеей, как бы отвернувшись от разящего ботинка. Лишь каблук слегка задел его ухо, а мысок и подошва пролетели над щекой.

Уводя голову из-под удара, Змей незаметно для Чернобыля, а тем более для бандюков-зрителей, сработал кистью той руки, что держала связку ключей. Змей метнул связку, ключи пролетели метр с гаком и попали в раскаленную злобой морду лысого. Поражающий эффект от попадания — ноль, однако Чернобыль, само собой разумеется, инстинктивно зажмурился.

Честно говоря, Змей не ожидал, что лысый его атакует. Как и все остальные, кто находились сейчас в подвале-тюрьме. Говоря откровенно, сил у Змея оставалось совсем немножко. Слишком много их понадобилось, растратилось на разговоры. В его состоянии было ох как непросто произносить слова четко и внятно, ровным голосом, выстраивать длинные предложения, не запинаясь, скрывая за смысловым рядом собственную немощь. Сил у Змея оставалось максимум на одно нормально скоординированное боевое движение, а пришлось делать два — дергать и шеей, и рукой. И придется действовать еще, иначе лысый его затопчет.

Заставив противника зажмуриться, став для лысого на краткий миг невидимкой, Змей его, этот миг, использовал для того, чтобы подхватить пролетевшую над головой ногу.

Руки плохо слушались, но лысый их не видел, и потому корявый, далекий от совершенства подхват все-таки получился. Изменить положение кистей, преобразовать подхват в захват тоже получилось, но уже совсем плохо. Нажим на вдох, и в результате всего лишь разрыв ахиллесова сухожилия на пойманной ноге. А будь Змей в форме, так и косточки бы хрустнули, причем в нескольких местах. Можно сказать, повезло Чернобылю. Ему бы «ура» кричать, а он...

Лысый человек с порванным ахиллесом заорал так, что едва не порвал еще и голосовые связки. Так, что у всех, кто находился в подвале, уши заложило. А у Гены Крокодила еще и колени подогнулись постыдно. От неожиданности, конечно, но выглядело, будто от страха.

Ноги предательски подогнулись, и Гена пихнул задницей могучую ляжку Борова. Амбала качнуло взад, вперед, разбалансированная туша едва не опрокинулась на главаря и, в свою очередь, лишила равновесия Гену. Крокодил отступил в сторону, и тушу понесло.

Борова понесло к эпицентру крикливого конфликта. Словно настоящего борова, дикую свинью, свирепую и безмозглую. Ни хрена Боров не понял в базарах между бригадиром и этим бобиком на матрасе. Да и не старался понять. Обиделся только, когда Гена его локтем в пузо пихнул. А сейчас чего понимать-то? Сейчас все и так ясно: наших бьют!..

Змей плохо видел несущегося на него амбала — обзор закрывал прыгающий на единственной здоровой ноге лысый. Чернобыль легко вырвал из захвата травмированную ногу, не получилось, сил не хватило еще и опрокинуть лысого. Чернобыль, как ребенок, прыгал на одной ножке, поджав другую, вопил сиреной и закрывал обзор.

Однако Змей видел достаточно — и оскал Борова видел, и его сжавшиеся пудовые кулаки. Достаточно, чтобы сделать неутешительный для себя вывод: ежели бандитский начальник не приструнит разъяренную тушу, тогда все, тогда кранты... А чтобы лидер бандитов сумел вмешаться, ему необходимо дать такую возможность. Необходимо заткнуть лысого и остановить жирного. А сил уже нет совершенно... Разве что использовать невеликую массу собственного тела и силу инерции?..

Змей стиснул зубы до треска эмали, качнул себя и по инерции покатился бревном с матраса. Живое бревно накатилось на опорную, на здоровую ногу Чернобыля, на ту, на которой он по-детски подпрыгивал, и лысый рухнул в нужную сторону, как будто срубленное под корень дерево.

Лысый рухнул на Борова. Лишенная волос макушка смяла мясистый нос амбала. Локоть падающего утонул в животе бегущего. Поджатая больная нога накрыла ноги Борова. Лавину мышц и жира остановило, будто бы направленным взрывом. Крик оборвался, высек, как искры, из остановленного амбала отборный мат.

— Боров!!! — опомнился бригадир Гена. — Падла!!! Стоять!!! Тронешь делового — убью!..

Запоздалая команда — Боров и так стоит. Правда, еле-еле, ибо на нем повис скулящий Чернобыль. И по носу амбалу досталось знатно, аж слезы из глаз. И вообще ошарашен Боров, точно фашист под Москвой.

— Йоп! Са-а-лидно! — хлопнул себя по ляжкам Аркаша Башка. — Ва-аще атас! Круто! Как в кино, бляха-муха!.. Ген, а деловой-то, кажись, кино устроил и выпал в осадок...

— Блин, Башка! Прикинь, блин, он беспонтово лежачий, в ломке, так махается! Так, блин, клево!

— И я про то же, ты гляди, он, в натуре, вырубился. А ну как он сдох реально, по типу, ты понимаешь, от напряга, а?

— Откачаем, не бзди. Ксиву ему сделаю, бабок дам, и кабздец Самбисту! Стопудово.