Часть вторая
Полигон

— Как долго ты ещё собираешься отсиживать себе задницу тут под землёй? Три месяца уже находимся внутри колючего забора, словно заключенные, а что толку?

Не слезая с гимнастических брусьев, я скрипнул зубами и тихо выругался про себя. Одноногий капитан выводил из себя подобным ежедневным нытьём. Стоило Колованову более-менее восстановиться после ампутации ноги, как он стал демонстрировать неуёмную и не всегда уместную жажду деятельности, приставая ко всем вокруг. Сперва он требовал у девушек санитарного блока, чтобы ему немедленно раздобыли инвалидную коляску. Довёл Кристину и Татьяну настолько, что пришлось мне и в самом деле искать коляску в разрушенных окрестных поселковых больницах. Ради этой чёртовой коляски мы с Константином Ивановичем и группой Кристины ездили в Кимры, откуда потом едва сумели вырваться — пришлось в буквальном смысле с боем прорываться через баррикаду, которую воздвигли местные бандиты, пытавшиеся поймать неосторожно заехавший на их территорию грузовой «Урал».

Но добытая с таким трудом коляска не удовлетворила капитана — не ней оказалось неудобно передвигаться по лестницам и спускаться на нижние подземные этажи командного бункера. Колованов потребовал нож, инструменты, кусок плотной кожи и твёрдую деревяшку. Два дня капитан собственноручно мастерил себе протез, после чего на первых испытаниях очень неудачно упал на спину, разбив в кровь затылок и прорвав только-только зажившие швы на ноге. Колованов вынужден был признать, что пока не готов обходиться без костылей и коляски — едва зарубцевавшаяся рана не позволяла носить протез. После истории с деревянной ногой настроение капитана, и без того прескверное, стало совсем невыносимым. Он ругался и спорил со всеми — с девушками-медсёстрами, с мужиками из группы Константина Ивановича, с дежурными поварами и уборщиками. Но больше всего доставалось мне.

— Ты ещё на прошлой неделе пообещал мне поговорить с бойцами из посёлка Кимры насчёт объединения, — продолжал зудеть Колованов. — Так сделай хотя бы это! Так, не халтурь, ниже опускай тело! Перекладины должны быть на уровне подмышек. Что, уже устал? Да какой же ты командир, если не можешь себя пересилить?!

Но я уже действительно выдохся и спрыгнул с брусьев. Подошёл к ведру с холодной водой и принялся губкой обтирать потное тело. Сидевшая в углу на кресле и наблюдавшая за тренировкой Лиза подошла ко мне, взяла кувшин с водой и принялась поливать мне на спину.

— Виктор, на два отжимания больше, чем вчера. Не слушай его брюзжания, всё нормально.

— Сидим тут, время теряем в захолустье… — подъехал ближе и продолжил капать на мозги Колованов.

— Сильвер, не бурчи… — попыталась успокоить его Лиза.

— Сколько раз повторять тебе, девчонка, что я не Сильвер, а капитан российской армии Пётр Колованов! — вспылил инвалид, выбив кувшин из рук девушки и расплескав воду.

Лиза ничего не сказала и вернулась на стул в угол комнаты. Я вытерся насухо полотенцем и стал одеваться. Военный, всё ещё красный от злости, зыркал единственным глазом. В который уже раз, я попытался урезонить упёртого вояку:

— Капитан, ты живёшь мечтами о прошлом. Три с половиной месяца прошло с момента вторжения, давно уже нет ни единой страны, ни единой армии. Осталась лишь россыпь мелких удельных княжеств-городов со своими собственными отрядами обороны и куча бандитов-беспредельщиков вокруг них. Ты не покидаешь пределы Полигона и не видишь, что мир вокруг изменился, и каждый в нём пытается выжить, уничтожая более слабого. Мы по меркам нового мира достаточно богаты, но при этом слабы. А потому сидим тихо и наблюдаем за нашими соседями. У нас есть все основания не доверять им — многие из соседей при первой же возможности забывают про все договоренности и бьют союзникам в спину. Но насчёт «кимринских» ты не прав — мы уже передали им послание с предложением дружбы и объединения. Сегодня-завтра от них должен поступить ответ.

Офицер тяжело вздохнул, явно не до конца удовлетворённый моим ответом. А тут ещё Лиза Святова не вовремя встряла со своим комментарием:

— Хватит уже сердиться насчёт прозвища «Сильвер». Не я его придумала, а кто-то из моих девчонок. Согласись, как ещё назвать одноногого капитана в морской тельняшке и с чёрной повязкой на глазу? Тебе только попугая на плечо не хватает для полного соответствия.

Колованов ругнулся и покатил к выходу из спортзала. Я посмотрел на свою подругу и укоризненно покачал головой. Про себя же подумал, что общаться с капитаном с каждым днём становится всё труднее и труднее — тот ни в грош не ставит мой авторитет и даже в присутствии остальных обитателей Полигона позволяет себе оспаривать приказы и критиковать командира. То ли ещё будет…

Однако выяснять отношения с одноногим военным сейчас было совершенно несвоевременным. Несмотря на скверный характер, Колованов блестяще справлялся со своими обязанностями. Ещё месяца три назад я, лишь бы хоть чем-то занять неугомонного вояку, предложил ему должность инструктора по физической и стрелковой подготовке, и на какое-то время это действительно заняло Колованова. За неимением других бойцов, капитан тренировал девушек из группы Лизы, а также Константина Ивановича с его людьми. Сильвер ежедневно в любую погоду до седьмого пота гонял всех обитателей Полигона по полосе препятствий и заставлял бегать, приседать и ползать просто до изнеможения. С таким же рвением капитан подошёл и к стрелковой подготовке — на территории Полигона уже не осталось практически никого, кто не умел стрелять из автоматов АК-74 и АКСУ-74, благо патронов было как грязи: десятки, если не сотни цинковых коробок хранилось на складах.

На первых порах все просто стонали и падали без сил от ежедневных восьмичасовых тренировок, даже пытались роптать и жаловаться мне. Но в этом вопросе я полностью поддержал одноногого капитана и сам наравне со всеми бегал кроссы, подтягивался на перекладине и посещал стрельбище. Постепенно все смирились и даже привыкли. Я же не мог нарадоваться на результаты — бывшие монашки и деревенские жители показывали впечатляющие успехи в военной подготовке. Кроме того, из-за этих ежедневных занятий у подчиненных почти не оставалось свободного времени на то, чтобы скучать или делать глупости в изолированном от внешнего мира Полигоне.

Однако, даже видя успехи девушек и радуясь за них, я всё же не обольщался по поводу реального уровня подготовки интернатских девчонок. Подруги Лизы стали главной силой Полигона, но было совершенно очевидно, что за три месяца невозможно превратить группу бывших школьниц во что-то действительно серьёзное. Вот и инструктор крайне низко оценивал боеготовность своих подчиненных, утверждая, что до ранения в одиночку смог бы справиться со всеми девушками вместе взятыми.

Сам я тренировался с остервенением, посвящая тренировкам в спортзале или на стрельбище каждую минуту, которая оставалась после решения вопросов обеспечения Полигона. Даже колкий на язык и вечно недовольный Колованов уже с месяц не называл меня сосунком и щенком, сравнивая скорее с молодым волчонком, который по глупости осмеливается тявкать на более старших и сильных волков.

В каком-то более широком смысле Колованов, сам того не подозревая, оказывался прав. Более старшими волками были соседи — группировки из Кимры и Талдома. Именно урегулирование вопроса взаимоотношений с соседями сейчас стало главной моей задачей. Охранявшие внешнюю ограду Полигона девушки за последний месяц трижды замечали разведчиков с запада, со стороны посёлка Кимры. Оставалось пока загадкой, что уже известно «кимринским» про Полигон, трудно было не заметить, что соседи с каждым днём всё больше и больше интересуются закрытой территорией. Мы тоже старались не отставать и регулярно посылали наиболее опытных разведчиц на запад к Кимрам и на восток к Талдому, так что ситуацию в общих чертах представляли.

Группировка в Кимрах насчитывала около сотни бойцов и сотни две гражданских, некоторых из которых явно удерживали силой. По большей части «кимринские» выглядели достаточно разношёрстно и нелепо, словно какие-то полубандитские наспех экипированные формирования. Но имелась там и своя «гвардия» — человек восемь с хорошим вооружением, в армейской форме с касками и бронежилетами. С этими соседями приходилось считаться — численность всех обитателей Полигона не превышала шестидесяти человек, из которых минимум десять вообще не были бойцами — дети, беременная Варвара Воронова и трое девушек Лизы Святовой, которые напрочь отказались брать в руки оружие — врач Татьяна Хмельницкая, медсестра Настя Молчанова и повариха Люда Успенская.

Три дня назад с помощью Ромки я подкинул послание «кимринским» — пацан ночью исхитрился незаметно пробраться в посёлок и прилепить бумагу на лобовое стекло машины одного из «офицеров». Ничего обидного в письме не было, лишь предложение мирного соседства и проведения переговоров. С безопасного расстояния через бинокль я наблюдал потом, как чужой офицер долго вчитывался в строчки и, внезапно рассвирепев, тут же на месте пристрелил своего часового. Такая реакция на письмо настораживала и уж точно не предвещала лёгких переговоров.

Насчёт Талдома всё выглядело запутаннее — весь город по периметру был обнесён трёхметровым забором из колючей проволоки, через каждые двести метров забора стояли вышки с часовыми. Для входов и выходов в закрытый город использовались трое ворот, каждые из которых хорошо охранялись. Разведчицам Полигона несколько раз удалось заметить, как ворота открывались, и небольшие отряды бойцов в камуфляже уходили куда-то на восток. Задача подобраться ближе, и уж тем более пробраться внутрь, выглядела невозможной, наблюдения же издалека приносили крайне мало информации. Можно было лишь понять, что «талдомские» хорошо вооружены — все солдаты носили стандартную армейскую форму и бронежилеты, все часовые имели бинокли, а некоторые ещё и приборы ночного видения. Бронетехнику в Талдоме разведчицы не видели, но это ничего не значило — соседи могли хранить технику где-нибудь в центре города. В целом, талдомские жили закрыто, и никаких неприятностей Полигону от них не ожидалось, но этот город перекрывал единственную дорогу на восток. Объехать Талдом не представлялось возможным, так что в будущем предстояло как-либо договариваться с соседями о проходе через их город.

С этими мыслями я поднялся по металлической лестнице и вышел на поверхность.

Стояла середина октября. Солнце светило пока ещё ярко, погода была по-летнему теплой. Но жёлтые поредевшие листья на клёнах и тёмно-оранжевые дубы свидетельствовали о том, что приближаются холода. Зимы я не боялся — запасов продовольствия мы собрали достаточно, хватало и топлива для обеспечивающих Полигон электричеством дизель-генераторов, внутри же подземных коридоров бункера круглый год стояла одна и та же температура.

Мимо меня, поздоровавшись, прошли девушки из группы Бестии — по расписанию им сегодня выпадало дежурство за периметром. Судя по пустым мешкам в руках, девчонки собирались после дежурства набрать яблок с опустевших дач возле Полигона. Мне вспомнилось, как пару дней назад девчонки тоже приволокли два мешка яблок, из которых повара потом приготовили компоты и варенье. Просто идиллия. На удивление мирная жизнь. После того кровавого хаоса, который творился всего несколько месяцев назад, бездействие инопланетян выглядело более чем странным.

Треугольные тёмные корабли стали большой редкостью. Они появлялись над Полигоном в среднем лишь раз в три дня и, не задерживаясь, продолжали свой путь. Опасности летающие охотники не представляли — ещё в самый первый вечер приезда на Полигон я распорядился организовать круглосуточное дежурство в диспетчерской на вышке у взлётно-посадочной полосы. С тех пор дозорным всегда удавалось заранее обнаруживать опасность и заблаговременно оповещать остальных, поэтому связанных с летающими охотниками трагических происшествий на Полигоне ни разу не случилось.

В инопланетном вторжении явно наметилось какое-то подозрительное затишье — то ли треугольные корабли оказались массово задействованы в других регионах Земли, то ли летающие охотники уже выполнили свою задачу на первом этапе вторжения и теперь должны были уступить место чему-то новому. Например, тем же летающим «сосискам», которых за последний месяц мы видели уже шесть раз. Предназначение этих вытянутых баллонов так и оставалось пока загадкой — летали эти огромные неповоротливые корабли медленно и на очень большой высоте, разглядеть их даже в бинокль удавалось с трудом. Оружия в явном виде, как на летающих охотниках, на этих «сосисках» мы не заметили. То ли это перемещались грузовики, то ли воздушные разведчики. Не исключено даже, что это были десантные корабли инопланетян.

С этими мыслями я подошёл к диспетчерской вышке и взбежал по лесенке наверх. Тут сегодня дежурили Ромка вместе с Егоркой Крутовым, с помощью большой подзорной трубы обозревавшие горизонт. Рядом трудились двое братьев — Аваз и Зариф Юлдашевы, уже третью неделю пытающиеся восстановить работу локатора на аэродроме. Двух гастарбайтеров из Таджикистана полтора месяца назад обнаружили девушки Кристины при прочёсывании дачных домиков.

Как рассказали сами парни, когда началось вторжение, они вместе с большой группой таджикских строителей строили трёхэтажный особняк в посёлке Квашенки севернее Талдома. Среди самих строителей никто не погиб в первые дни войны, хотя в остальной деревне оказалось много жертв. Хозяин строящегося дома, проживавший в Москве, так и не объявился. Деревня быстро опустела — большинство местных жителей подались к родственникам, другие ушли пытать счастья в более крупные города и посёлки.

Оставшиеся в брошенной деревне строители попытались договориться между собой, что же им делать дальше? Единого мнения не было. Часть бывших гастарбайтеров предлагала осесть в деревне и кормиться с огородов. Другие были настроены более воинственно. Группа под предводительством бывшего бригадира гастарбайтеров Мавсура, вооружившись ножами, заточками и дубинками, отправилась в соседнюю деревню «за припасами». Вернулись они с богатой добычей, даже нескольких девушек прихватили с собой. Вот только к вечеру со стороны ограбленного села приехали «мстители» — два микроавтобуса, битком набитых вооружёнными людьми.

Аваз в момент нападения находился на улице и вовремя заметил опасность. Он успел предупредить Зарифа, и братья наутёк кинулись бежать в лес. Судя по интенсивной пальбе позади, в Квашенки возвращаться больше не стоило. Братья несколько дней прятались в лесу, питаясь лишь ягодами и сыроежками. А потом случайно вышли к забору из колючей проволоки, пройдя вдоль которого, набрели на пустующий дачный посёлок. Они около месяца тихо жили там, питаясь картошкой, луком и морковью с огородов, а также ставя в ближайшем лесу силки на зайцев.

Зариф при первом знакомстве представил себя как опытного электрика и механика, что сумел блестяще подтвердить, восстановив электрическое освещение нижних этажей командного бункера и наладив работу резервного дизель-генератора. Его брат Аваз по профессии был штукатуром и плиточником, но поскольку работы по специальности пока не имелось, сейчас помогал брату.

— Командир, появилось сегодня напряжение на поворотном механизме локатора, — похвастался успехами Зариф. — Половина дела, считай, готова. Хотя одному Аллаху ведомо, почему сигнал с антенны не идёт. Я проверил все контакты, перепаял схему, но пока что-то не выходит. Зато удалось включить подсветку посадочной полосы. Не знаю, правда, зачем это нужно сейчас, когда на свет тут же появятся летающие шайтаны.

— Покажи! — заинтересовался я. — Ромка, объявили заранее воздушную тревогу, пусть все наши укроются на всякий случай — вдруг на эту иллюминацию действительно прилетят любопытные охотники.

Над Полигоном завыла сирена. Тоже, кстати, восстановленная Зарифом. Выждав для верности пару минут, я приказал электрику включать подсветку. Вдоль двухкилометровой полосы загорелись параллельные ряды огней — белые в центре полосы, желтые на концах, вдали виднелись красные и даже белые мигающие. В разметке ВПП я ничего не понимал, зато мгновенно сообразил, что нам самим нужно срочно спускаться в укрытие, так как такой фейерверк огней не мог пройти незамеченным для кораблей пришельцев.

Зариф выключил подсветку, и все кинулись вниз в расположенный у подножья башни вход в подвальное помещение. Через минуту над Полигоном кружило сразу четыре чёрных треугольника. Быстро же они собрались! Следующие минут сорок пришлось укрываться в подвале — летающие охотники долго не желали расходиться, выписывая круги над Полигоном. Пока мы находились в подвале, Ромка вдруг сказал заговорщицким шёпотом:

— Виктор, Сильвер вчера приходил к нам в дом и долго говорил с Константином Ивановичем и его женой. Нас с Егором взрослые попросили идти на улицу, но я слышал, что Сильвер говорил о тебе недоброе. Этот одноногий явно что-то замышляет! Я бы на твоём месте ему не доверял.

Я поблагодарил своего маленького друга за заботу и пообещал быть с капитаном более осторожным. Мне и самому не нравилось изменившееся поведение Колованова — тот всё более демонстративно игнорировал распоряжения и даже бравировал этим перед другими обитателями Полигона. Дело шло к открытому конфликту. Начинать первым трудный разговор с капитаном я не хотел, однако и терпеть неподчинение бесконечно не собирался.

Тут заработала рация на поясе:

— Это «Королева Марго», почтальон на месте. Забрать посылку пока не можем, он не уходит.

— Поняли тебя, «Королева Марго». Не показывайтесь. Ждите, — тут же ответила рация голосом Лизы Святовой.

«Королева Марго» был позывной Маргариты Буйновой. Рации пока что имелись у восьми человек — у меня, Лизы, Константина Ивановича и пяти девушек — руководителей шестёрок. Каждый из обладателей рации выбрал себе позывной и прошёл лично мной проведённый инструктаж по безопасности. Основные правила были просты: говорить мало, не называть никаких названий посёлков и имён, ни при каких условиях не произносить имя «Виктор». Все обитатели Полигона использовали полупрофессиональные рации без кодирования сигнала с дальностью приёма до десяти километров. До Хотьково было гораздо дальше, но я опасался, что «хотьковские» связисты по-прежнему продолжают прослушивать эфир, а перехватить с помощью имеющейся у них чувствительной армейской аппаратуры наши переговоры не составляло большого труда.

Хоть я и имел всегда при себе рацию, но практически никогда не говорил сам, опасаясь быть узнанным по голосу. За меня всегда отвечала Лиза, чётко следуя полученным инструкциям или в соответствии со своим пониманием ситуации. Лиза прекрасно справлялась со своей задачей, лишь пару раз за последние месяцы мне пришлось вмешиваться и поправлять её.

Кроме «Королевы Марго», существовали также позывные «Кристи», «Бестия», «Кровавая Мэри» (Маша Гаврилова), «Рассвет» (Света Камышева). Константин Иванович выбрал себе позывной «Константа». Лиза Святова сперва взяла себе псевдоним «Сумасшедшая», но он оказался длинным и неудобным, потому девушка сменила его на «Фурия». Официально моим позывным был «Беглец», но произносить его по рации всё равно не рисковали, поэтому остальные просто сообщали мне свою информацию, зная, что я услышу, а Лиза ответит за меня.

Сообщение Марго означало, что курьер «кимринских» прибыл на условленное место и оставил в тайнике сообщение. Новость была хорошей — соседи ответили на письмо. Оставалось дождаться возвращения группы Маргариты и ознакомиться с ответом.

Угроза с неба миновала, так что я продолжил свою инспекцию. Следующим пунктом маршрута стал автомобильный ангар. Тут трудились Слава Першин, Сергей Воронов и два его племянника — Антон и Артём. Их общей задачей являлось восстановление хранящейся на Полигоне техники.

Это было самой больной темой для меня. Что меня действительно разочаровало на Полигоне, так это даже не общее состояние запущенности. Заброшенный аэродром и неработающая диспетчерская, местами поваленные железобетонные плиты забора и многометровые дыры в ржавой колючей проволоке, украденный на цветной металл медный кабель, наглухо заваренная дверь в давно заброшенный подземный бункер — всё это возможно было восстановить и починить. Но вот десятилетиями гниющие под открытым небом машины, бронетранспортёры и танки… На это было больно смотреть, так как теперь большая часть техники превратилась в ни на что не годные груды металлолома.

Как рассказывал капитан Колованов, находившаяся тут армейская часть ещё в 90-ые годы прошлого века попала под сокращение. Всю находящуюся в более-менее пригодном состоянии технику вывезли, остальное просто бросили ржаветь. В последние годы на всей большой территории закрытого полигона оставалось только три десятка солдат срочной службы и несколько офицеров. Их основной задачей являлась охрана складов со стрелковым оружием и боеприпасами, на остальное просто не хватало людей.

Когда после вторжения из столицы поступила команда двигаться к Москве, военные забрали всю технику, которая могла передвигаться своими силами. Гордостью колонны был «Терминатор» — боевая машина поддержки танков, их в количестве двух штук буквально перед самым вторжением привезли на удалённый полигон для тренировки экипажей перед очередной выставкой современного вооружения. Именно этого монстра я и видел в хвосте уничтоженной пришельцами колонны.

Собрат того «Терминатора» стоял сейчас в разбитом состоянии на Полигоне — вторжение застало машину как раз в момент испытаний ходовой части. Мужики-ремонтники сокрушённо качали головой — если и возможно было восстановить «Терминатора», то это представлялось крайне трудной задачей. В отношении другой техники прогнозы оказывались более оптимистичными — часть ржавой бронетехники поддавалась починке, запчасти для ремонта полагалось снимать с других аналогичных экземпляров. Первыми достаточно быстро удалось отремонтировать армейский «Уазик» и большой тягач. И вот уже второй месяц мужики бились над восстановлением БМП-2. По словам Сергея Воронова, оставалось «совсем чуть-чуть». Однако такое обещание я слышал и две, и три недели назад, но более конкретных сроков бывший сельский водитель грузовика назвать не мог.

Я пообщался с ремонтниками и двинулся с инспекцией дальше. Меня интересовало здание котельной, где трудился Константин Иванович вместе с женой и Яромирой — симпатичной девушкой из Белоруссии, приехавшей в этом году поступать в один из московских ВУЗов. На время вступительных экзаменов Яромира жила у тётки в деревне Ябдино, откуда со станции Лебзино ездила в Москву на электричке. В день вторжения Яромира тоже поехала в столицу на консультацию по математике, но по дороге в Москву электропоезд попал под обстрел. В момент атаки состав находился на станции Вербилки, случилось очень много жертв. Яромира смогла выбраться из охваченного пламенем вагона и укрыться под перроном вместе с группой других пассажиров. Только ночью девушка рискнула вылезти, после чего пошла пешком по шпалам в обратную сторону. Тридцать километров — в теории это не так уж и много. Однако на то, чтобы их пройти, Яромире понадобилось одиннадцать суток.

Многое пришлось пережить девушке, пока она возвращалась в Ябдино. Постоянный страх смерти, голод, холод, унижения от повстречавшихся ей отморозков. Плен и неудачная попытка к бегству. Опять боль и унижения. Второй побег, тоже неудачный, после которого девушку посадили на цепь, словно собаку. Третий побег. Когда утром двенадцатого дня едва передвигающая ноги от усталости и истощения Яромира увидела знакомые домики деревни Ябдино, её ждало новое разочарование — деревня оказалась покинутой жителями, тётка убыла в неизвестном направлении.

Яромиру обнаружили девушки из группы Кристины, нашли самой первой из местных жителей вокруг Полигона. В тот день школьницы пошли в свою первую разведку за пределы периметра и услышали доносящийся стук молота. Пойдя на звук, девчонки заметили в одном из дворов тощую грязную босую девушку в рваной одежде, которая пыталась сбить с себя ошейник. При появлении вооружённых людей в армейской форме Яромира истерически завизжала и ринулась убегать, однако с волочащейся по земле тяжёлой цепью сделать это не удалось.

Ошейник с неё сразу же сняли, но несчастная долго не могла успокоиться — кричала, вырывалась и пыталась кусаться. Когда её привели на Полигон и показали мне, сперва я решил, что от переживаний девушка тронулась умом — настолько неадекватно вела себя Яромира. Но постепенно Татьяна Хмельницкая и Любовь Крутова сумели её успокоить, и выжившая белоруска поведала горькую историю своих мытарств.

Сперва я распределил новенькую к остальным девушкам в группу Лизы. Но тут случилась незадача — в первый же день Яромира подралась с тихой мирной медсестрой Настей Молчановой, которая ей обрабатывала ссадины и ушибы. Причину ссоры не раскрыла ни одна из подравшихся девушек, и я списал инцидент на общее нервное напряжение у новенькой. Однако к вечеру те же девушки сцепились повторно, с царапаньем, визгом и выдиранием волос. Яромира победила, но тут в драку на помощь подруге кинулась Бестия, и всё разгорелось с новой силой. Пришлось мне лично разнимать девушек, дерущихся с остервенением диких кошек. Причиной ссоры, как выяснилось, оказался католический крестик на шее Яромиры…

В итоге белорусскую девушку перевели в группу Константина Ивановича, и он вместе с женой очень тепло принял новенькую, которая чем-то напомнила им погибшую старшую дочь. С тех пор прошло три месяца, больше конфликтов на религиозной почве не возникало, но Яромира так и не сдружилась ни с кем из девчонок группы Лизы Святовой. Самым удивительным для меня в этой истории являлось то, что к таджикским мусульманам Юлдашевым Яромира относилась совершенно спокойно. Зариф даже пытался ухаживать за ней, причём по слухам небезуспешно.

В старой заброшенной котельной шла большая уборка. За долгие годы тут накопилось много хлама — пустые ящики, старая мебель, мусорные мешки, а в последние годы солдаты части использовали удалённое здание ещё и как дополнительный туалет. Но сейчас здание уже вычистили, мусор вынесли и сожгли. Константин Иванович сейчас занимался заменой выбитых стёкол в рамах, а Любовь и Яромира оттирали полы от многолетней грязи и копоти. Я поздоровался со всеми и поинтересовался успехами.

— Как видишь, мы тут всё отмыли, — указал Константин на убранную комнату. — Насчёт котла сказать пока ничего не могу, не было времени проверить. Но вот трубы точно менять придётся, они насквозь проржавели, просто дыра на дыре.

— Там Зариф сегодня починил подсветку на аэродроме, и большой локатор уже стал вращаться. У парня просто золотые руки. Я его тогда к вам направлю в помощь, пусть посмотрит котёл. Константин Иванович, к зиме необходимо обеспечить горячую воду на Полигоне.

— Сделаем! — пообещал Константин, а потом вдруг посмотрел недоверчиво на жену и Яромиру и попросил меня отойти с ним пошептаться наедине.

Я отметил для себя, как покраснели щеки Яромиры при упоминании имени Зарифа. Видимо, слухи про их близкие отношения имели под собой основания. Мы вышли с Константином на улицу и отошли подальше от здания. Я предполагал, что речь пойдёт о взаимоотношениях Зарифа и Яромиры, которую Константин Иванович считал приёмной дочерью. Однако я ошибся, разговор пошёл про одноногого капитана.

— Виктор, капитан Колованов подбивает всех устроить бунт и сместить тебя с поста руководителя, — сразу же сообщил мне Константин. — Меня с женой капитан тоже агитировал. Для вида мы ответили, что подумаем. На самом деле мы не хотим участвовать в этой смуте, нас с женой всё устраивает. Мы видим, как много ты делаешь для всех, как преображается с каждым днём наше убежище. Тут действительно становится всё уютнее. Поэтому мы полностью на твоей стороне, можешь на нас с женой рассчитывать.

Я поблагодарил за поддержку, а также сообщил, что после обеда ухожу с девушками Светы Камышевой в свободный поиск к целой группе деревень севернее Полигона. Поинтересовался, чего не хватает больше всего им для жизни? Константин, который исполнял на Полигоне обязанности завхоза, задумался ненадолго и ответил:

— Женщинам нужна ткань любых цветов для одежды. Нужно постельное бельё, подушки или хотя бы наполнитель для подушек. Нужен сахар, любая крупа кроме перловки и пшёнки, их у нас много. Также нужно мыло — и хозяйственное, и банное. Детям нужны фрукты и свежие овощи. Ну и нужны книги: учебники, справочники и просто художественная литература. Книги, наверное, важнее всего остального будут, поэтому бери всё что найдёшь, чтобы народ тут не свихнулся и не одичал с тоски.

Пообещав посмотреть насчёт книг и всего остального, я направился к последней точке сегодняшнего обхода — удалённому зданию, к которому тянулись провода от дизель-генераторов. Тут располагалась созданная месяц назад служба новостей Полигона. Хозяйничали в здании двое подростков — Миша и Аня Костюки, родные брат с сестрой, которых девчонки-разведчицы обнаружили полтора месяца назад бредущими по лесу со стороны деревни Волдынь. Дети были промокшими, замёрзшими и страшно истощёнными. Когда мы их накормили и напоили, подростки поведали, что пешком шли аж от самой Москвы.

От рассказанного ими кровь стыла в жилах. Подросткам довелось пережить ужас московского метро. В первый день вторжения Миша и Аня вместе с родителями укрылись от летающей смерти на станции метро «Динамо». В метро набились тысячи и тысячи людей. Давка происходила такая, что десятки людей на перроне получили увечья и даже погибли, затоптанные обезумевшей толпой. Солдатам пришлось даже открыть огонь на поражение по вновь прибывающим и закрыть массивные створки на станции, отрезав таким образом метро от внешнего мира.

То, что люди сами себя загнали в ловушку, стало ясно уже к началу следующего дня — от нестерпимой духоты и тяжелого запаха фекалий стало просто нечем дышать. Вентиляция на станции не справлялась с такой нагрузкой, а затем и вообще вышла из строя, когда какие-то «умельцы» попробовали заставить её работать интенсивнее. Горе-ремонтников озверевшая от жары и нехватки воздуха толпа забила насмерть. Но этими смертями дело не ограничилось — яростные схватки со смертельными исходами вскоре стали возникать повсеместно: за сидячие места в вагонах, за место поближе к шахте вентиляции, за бутылку минералки или питьевой воды. Отца Ани и Миши убили ударом ножа в живот только за то, что он отказался уступать незнакомцам лежак, который семья Костюков соорудила из своих курток и тёплых вещей. Тело отца скинули просто под колёса стоящего тут же на станции состава в груду других мёртвых тел.

Единственным источником существования семьи стал прихваченный из дома радиоприёмник на батарейках — его длинная антенна позволяла ловить сигналы радиостанций там, где не ловили айфоны и другие средства связи. Послушать новости с поверхности собирались соседи по несчастью, затем эти новости уже пересказывали всем остальным. С семьёй Костюков делились крохами еды и остатками воды за то, что они поставляли новости.

Прожитые на станции метро недели, в которых не было смены дня и ночи, слились в один бесконечный кошмар. Единственным светлым пятном Миша выделил лишь тот безумный восторг, какой у беженцев вызвало известие, что на помощь запертым в метро людям вызваны войска из Подмосковья. Люди смеялись и плясали на перроне от счастья, молились за спешащих к Москве воинов и ждали скорого спасения.

Однако анализируя сумбурные обрывочные новости, Миша первым сообразил, что армия не придёт на помощь заблокированным в метро москвичам. Представить себе, что случится через несколько часов, когда разъярённая толпа будет искать виновников «лживой информации», было совсем не трудно. Поэтому они с матерью приняли решение уходить по опасному туннелю к соседней станции «Сокол» и далее на север. До «Сокола» они дошли, но это оказалось жуткое царство разложения и мрака, в котором к тому же свирепствовала эпидемия. А вот дальше линия метро оказалась и вообще перекрыта — в туннеле в сторону «Войковской» свирепствовали озверевшие с голода каннибалы.

Пришлось уходить в служебные тёмные туннели и передвигаться в них на ощупь. Одному Богу известно, сколько времени дети провели в кромешной тьме, слепо шаря пальцами по сырым стенам или бредя вдоль обесточенных кабелей, постоянно упираясь в тупики или блуждая кругами. На поверхность дети вылезли через какой-то канализационный коллектор, но путь к свету нашли только они с сестрой. Мать они потеряли где-то в потёмках подземных туннелей. Они долго искали её, но так и не нашли.

Поверхность столицы встретила выживших неприветливо — многочисленными летающими охотниками и повсеместными свидетельствами разрушений, смрадным запахом и огромным количеством разлагающихся трупов. В городе там и тут слышались перестрелки — это банды делили территорию. Дети оказались в ужасе от увиденного и решили покинуть умирающий город. Трудно оказалось пересечь МКАД — эта кольцевая дорога круглосуточно сторожилась инопланетными захватчиками. Но брат с сестрой сумели всё же покинуть Москву и потом брели без особой цели, просто стараясь уйти как можно дальше от того кошмара, который остался за их спинами. Увидев вооружённых людей из группы Бестии, брат с сестрой даже не попытались убегать, а просто рухнули наземь.

В настоящее время Миша Костюк, починивший свой радиоприёмник, отвечал за сбор сведений об окружающем мире, а его сестра занималась ремонтом принесённых разведчиками компьютеров и разных электроприборов. К тому же брат с сестрой совместно выпускали местную газету, печатая в ней самые интересные новости из происходящего на Полигоне и за периметром.

Когда я зашёл к ним в комнату, сидящий перед радиоприёмником в громадных наушниках Миша поднял руку, одновременно здороваясь и призывая пока не отвлекать его. Я отошёл и повернулся к Ане. Девчонка сидела перед раскуроченным системным блоком, возле неё на рабочем столе россыпью лежало несколько планок памяти и вынутая видеокарта. Рядом на полу возвышалась целая гора новеньких принесённых разведчиками бесполезных ноутбуков — активировать предустановленные на них современные операционные системы без Интернет так и не получилось, как и найти драйвера для всех устройств для более старых версий операционных систем.

— Думаем с братом организовать вечерний кинотеатр в одном из пустующих помещений бункера, — сообщила мне Аня, указав на стопку DVD с фильмами. — Будем крутить хорошее кино каждый день, все будут довольны, а то развлечений после работы вообще никаких, разве что только шахматы и домино. Проектор у нас уже есть, лишний компьютер сегодня соберу, за день-два зал отчистим, стулья принесём и побелим стену. Что скажешь, начальник?

Я задумчиво потёр пальцем переносицу. Кинотеатр означал, что по полтора-два часа в день мои люди будут теперь сидеть впустую перед экраном. Лично у меня не имелось такого количества свободного времени. У руководителя Полигона день был расписан поминутно, и вечером мне едва хватало сил доползти до кровати. Да и у Лизы, и её подруг, насколько я знал, загрузка была не меньшей — дозоры, разведка, спортивная и стрелковая подготовка, походы за припасами и куча других дел. За все три месяца ещё ни одна из интернатских девчонок не пожаловалась, что ей вдруг стало скучно. Некогда скучать, когда именно от активности сейчас зависит будущее Полигона. Хотя, с другой стороны, на Полигоне обитало шесть десятков самых разных людей, и я вполне мог не до конца понимать нужды остальных. К тому же просто взять и отказать инициативе Ани и Миши, которые очень многое делали на благо Полигона, тоже было неправильным. Поэтому я решил найти компромисс:

— Хорошая идея с кино, молодцы. Помещение под кинозал я для вас выделю, найду и помощников, которые мебель принесут и всё отчистят. Хотя ежедневный кинопоказ пока несвоевременен. Людей и так сильно не хватает, мы работаем каждый за четверых и валимся с ног от усталости в конце дня. Пока можно организовать кино по воскресеньям, чтобы как-то выделить эти формально выходные дни. А потом, как народу внутри периметра станет побольше, можно будет уже и ежедневно радость людям приносить.

Подошёл освободившийся Михаил, выглядел он несколько расстроенным:

— Сегодня уже пятый день подряд не выходит в эфир ни одна из трёх тверских радиостанций. Молчит даже «Голос Твери», который ретранслировал новости с северо-западных областей и Питера. Боюсь, как бы мы вообще не потеряли связь с Северной столицей.

Весть оказалась печальной, но всё же не затрагивающей напрямую жителей Полигона. Меня гораздо больше интересовали новости про близких соседей.

— Станция в Дубне по-прежнему передаёт только музыку, новостных передач давно уже они не пускали в эфир. Сергиев Посад, как всегда, бахвалится своими военными победами. На этот раз они вместе с «красноармейскими» и «дмитровскими» якобы захватили Софрино. Наверное, врут, так как Софрино в военном союзе с Пушкино, и бронетехники у них много. Талдом молчит. Кимры тоже молчат. Из Москвы сообщают, что враждующие группировки договорились объявить Южное Тушино нейтральной территорией. Там есть безопасные подходы к пресной воде водохранилища, что в условиях постоянной угрозы сверху стало очень актуальным.

Я секунду подумал и объявил:

— Новость про перемирие в Москве обязательно напечатайте в вечерней стенгазете Полигона наряду с известием о починке освещения полосы аэродрома. Про остальное не надо — нечего народ расстраивать…

Выехали на «Урале» сразу после обеда. Грузовик быстро мчался лесными дорогами на север к деревне Цыганово, которая являлась первой точкой сегодняшнего маршрута. Ещё недавно эта дорога не годилась для проезда — была сильно заросшей и местами вообще перекрытой упавшими деревьями. Но за несколько предыдущих пеших походов на север отряды разведчиков расчистили её для сегодняшней большой вылазки.

Девушки шутили и смеялись. Для них сегодняшняя поездка представлялась весёлым развлечением, которое скрашивало однообразные будни Полигона. К тому же сегодня ожидалась хорошая добыча — предыдущие пешие рейды к Цыганово показали, что эта деревня, как и группа соседних посёлков, была покинута жителями ещё в самые первые дни вторжения и практически не разграблена. В прошлые два раза девушки ходили туда пешими и каждый раз возвращались с полными сумками еды, медикаментов и одежды. Но в руках много не унесёшь, поэтому на этот раз поехали на грузовике. После случая, когда отряд на «Урале» едва не заперли на окраине посёлка Кимры, я обещал себе больше не ездить на грузовике далеко от Полигона. Но тот случай произошёл достаточно давно, да и на этот раз использование машины выглядело оправданным — небо надёжно контролировалось, а в Цыганово мы никого раньше не встречали.

Летающих охотников я не опасался — с диспетчерской вышки Полигона просматривались окрестности на пятнадцать-двадцать километров, так что о появлении треугольных кораблей отряд бы немедленно информировали по рации. Единственное меня смущал поредевший осенний лес — ещё несколько дней, и листьев на деревьях не останется вовсе. Лес будет насквозь просматриваться с воздуха, и укрыться при появлении летающего охотника под кронами деревьев больше не удастся. Именно поэтому приходилось торопиться и рисковать — за следующие два-три дня предстояло максимально много перевезти на машине. Потом же о дальних поездках придётся забыть до следующей весны.

— Это «Королева Марго». Почтальон не уходит. Жду инструкций, — раздался голос Маргариты.

— «Фурия» для «Королевы Марго». Себя не обнаруживать, продолжать вести наблюдение, — мгновенно ответила Лиза Святова.

Вот ведь настырные эти «кимринские»! Хотят увидеть, кто заберёт ответ на письмо и куда понесёт. Я считал, что этого позволять ни в коем случае не следует — нельзя перед трудными переговорами раскрывать свои карты. О чём можно будет говорить с «кимринскими», если они узнают, что их сосед и потенциальный союзник — всего лишь несколько боеспособных мужиков и три десятка школьниц?

Однако думать об этом пока преждевременно, да и машина уже заезжала в Цыганово. Девушки выпрыгнули на землю и построились, ожидая инструкций. Я зачитал им список необходимого, а также указал на вход в обнаруженный в прошлый раз подвал с мешками картошки и целыми стеллажами компотов и консервированных овощей. Приказав напоследок далеко от машины не отходить, чтобы не пропустить возможный сигнал тревоги, я отпустил девчонок на поиски. Светка разбила свой отряд на пары, после чего девушки с радостными криками кинулись врассыпную по дворам в поисках ценного для Полигона.

Сам я посещал Цыганово уже в третий раз — дважды до этого с группой Кристины, и вот сейчас с группой Светы Камышевой. Прошлый раз был тут всего три дня назад и приметил пару домов, содержащих запасы продуктов, одежду и другие ценности, взять которые в прошлые разы не получилось, так все члены отряда были перегружены. Как раз в один из этих домов я и направился.

Едва войдя в прихожую, резко остановился — в доме за прошедшие дни явно кто-то побывал! Вот тут, я это точно помнил, на стене висела вешалка с куртками, а под ней стояли ботинки и сапоги. Сейчас вешалка оказалась выдрана из стены вместе с гвоздями и валялась на полу. Никакой одежды и обуви не осталось. Внутрь дома вели многочисленные грязные следы сапог или ботинок крупного размера, хотя раньше пол тут был пыльным, но не грязным. Я в прошлый раз не мог натоптать — в тот день стояла сухая погода. Когда же шёл дождь в прошлый раз? Позавчера кажется. Значит, нас опередили на два дня.

Пройдя в следующие комнаты, с горечью признал, что всё ценное уже оказалось вынесенным. Пропала даже мебель, не то что одежда и постельное бельё. Досадно, но не критично — в Цыганово имелись и другие дома, а кроме того рядом находилось шесть или семь подобных деревень. Но на улице я увидел идущих навстречу девушек — в соседних домах оказалось тоже пусто, а в указанном им подвале не осталось ни одной банки, ни одного ящика. Всё, что удалось добыть в Цыганово — нарвать пару вёдер поздних яблок и корзину гроздей тёрна. Такая скудная добыча даже не окупала потраченного на дорогу бензина.

Пришлось ехать в соседнее Головино. Ещё издалека у самого въезда в Головино я увидел длинную фуру, практически полностью перегородившую дорогу. Это вызывало опасение, поэтому ближе подъезжать я не стал. Девушки выпрыгнули из «Урала» и тут же разбежались в стороны, укрывшись в высокой траве и кустах. Я же осмотрел подозрительную машину через бинокль. Грузовой «Вольво», кабина была открытой и пустой. Никого рядом с грузовиком не наблюдалось. Заперев свой грузовик, наша группа подготовила оружие и осторожно двинулась вперёд.

Первым делом я пощупал рукой решётку радиатора и металл кабины «Вольво». Металл был холодным, машина успела остыть. В кабине «Вольво» в замке зажигания торчал ключ с красивым брелоком. На соседнем с водительским местом лежал автомат АКСУ-74 с полным рожком патронов. Очень странно. Кто-то оставил своё оружие без присмотра!

Обойдя фуру, я обнаружил, что задние двери открыты для погрузки. Огромный трейлер оказался забит наполовину — тут находилась и разобранная мебель, и тюки с одеждой, и даже ящики с картошкой и баллонами консервированных овощей и компотами. Именно эти компоты заставили меня внимательнее осмотреть груз. Точно! Это же мебель из Цыганово! Те сложенные у стены красивые стулья с красной обивкой и резными спинками я как раз приметил в предыдущей деревне.

Я вылез из кузова и внимательно осмотрелся. Первым делом обратил внимание на грязь на колёсах — уже засохшую и местами даже обсыпавшуюся. Обвалившиеся пласты грязи лежали у самых колёс. Получается, этот трейлер ехал по густой вязкой грязи два дня назад, а потом остановился. И с тех пор простоял тут двое суток. Очень странно.

— Смотрите, курица! — обратила внимание всех Света Камышева на настоящую живую птицу.

Все тут же мгновенно забыли о грузовике и во все глаза смотрели на выжившую птицу. Курица была рыжей и крупной, сейчас она с важным видом ковырялась в земле на запущенном огороде. И тут, словно в подтверждение нереальности происходящего, откуда-то из-за забора закукарекал петух. Все члены отряда оживлённо переглянулись. Настоящая живая курица с петухом! Это же потенциально со временем яйца, цыплята и свежее мясо. Никому ничего объяснять не потребовалось — эта добыча крайне нужна Полигону, причём обязательно живьём. Все засуетились.

— Обходи её слева… Мешок, мешок приготовьте… Калитку скорее закрывайте, не дайте ей уйти с огорода… Цыпа-цыпа, иди сюда…

Курица, почуяв неладное, насторожилась и внимательно разглядывала приближающихся людей. Потом взмахнула крыльями и вспорхнула на невысокий заборчик. Посмотрела, наклонив голову, на замерших преследователей и спрыгнула с противоположной стороны забора.

— Не дайте ей уйти в лес! Гоните её в деревню! — приказал я.

Но курица и сама не собиралась приближаться к кустам, за которыми начинался лес. Наоборот, птица от этих кустов панически шарахалась. Глупая курица судорожно пометалась без толку между стеной дома и забором, попыталась несколько раз вспорхнуть на высокую поленницу, где и была поймана Светкой под аплодисменты и радостные возгласы девушек. Половина дела сделана. Оставалось найти голосистого петуха.

Но тот, как назло, затих и затаился. Мы с девушками медленно шли вдоль улицы, заглядывали во дворы, пробовали звать глупую птицу. Всё без толку. Тогда я приказал отряду разделиться и идти параллельно двумя группами — одна группа со стороны леса, другая по улице. Я даже пытался кукарекать, подражая петухам — старался раздразнить и заставить себя выдать осторожного «петьку». И тут увидел собаку.

Последний раз живых собак я видел ещё до вторжения, так что тут было от чего удивлённо остановиться. Крупный бело-рыжий кобель, пёс вылез через какую-то дыру под забором и теперь смотрел на людей. Было в его взгляде что-то неправильное, от чего пробирала дрожь. Я не сразу сообразил, что именно. Обычно одиночные собаки смотрят на чужих людей или равнодушно, или с опаской. Или, наоборот, громко лают, отгоняя от своей территории. Это пёс просто смотрел — без малейшего страха, внимательно, оценивающе. Как на… добычу?

Из той же дыры вылезла ещё одна шавка — мелкая, рыжая. А следом почти сразу ещё пяток разномастных одичавших бывших друзей человека. Все они стояли и просто смотрели. Особенно меня смутил последний — тёмно-серый крупный самец. Сердце испуганно ёкнуло — да это же не собака! Это же волк, самый настоящий!

— Медленно отходим назад, не оборачиваемся! — скомандовал я идущей рядом Насте Молчановой.

Настя испуганно ухватила меня за плечо и шаг за шагом стала отступать вместе со мной. Собаки и волк пошли следом — не приближаясь, но и не давая добыче увеличить расстояние. Я снял с плеча автомат и перевёл в режим автоматической стрельбы. При этом мысленно выругался — Настя Молчанова была одной из немногих девушек, которые наотрез отказывались брать в руки оружие. Если стая нападёт, у нас будет всего один автомат. Я громко крикнул остальным девушкам приготовить оружие и собраться всем вместе посреди улицы. Судя по заклацкавшим взводимым пружинам автоматов, мою команду услышали.

— Смотри, там ещё собаки! — указала Настя куда-то в сторону леса.

Я быстро повернул голову в ту сторону, чтобы оценить масштаб проблемы. Проблема оказалась смертельно опасной — со стороны леса медленно приближались серые и чёрные тени, не менее двух десятков. Они уже обошли людей большим полукругом, прижимая к высокому глухому забору. Позади хищники отрезали нам путь к переулку, по которому мы с Настей вышли к лесу. К счастью, как раз рядом в заборе оказалась калитка. Настя подёргала ручку, и дверь распахнулась. В ту же секунду, словно по команде, вся стая бросилась вперёд. Я успел шмыгнуть в открывшийся проём и захлопнул дверь прямо перед оскаленной мордой хищника.

— Бежим к остальным! — заорал я, подталкивая спутницу вперёд.

На бегу развернулся и дал короткую очередь в белого пса, который одним прыжком перемахнул через забор. Собака взвизгнула и завалилась на бок, подёргивая лапами. Рассматривать подстреленного врага времени не было — сразу четыре или пять зверей перемахнули через препятствие. Я дал длинную очередь и побежал вперёд через двор. А впереди на улице уже трещали выстрелы. Дав ещё одну длинную очередь по преследующим нас собакам, я на бегу отстегнул опустевший магазин.

Мы с Настей успели добежать до остальных и встать спиной к спине. Шесть автоматов не замолкали ни на секунду. Я расстрелял второй рожок и выхватил «Гюрзу». Всё новые и новые твари, перепрыгивая через тела убитых сородичей, мчались к людям. За моей спиной закричала от боли какая-то из девушек. Я резко развернулся и трижды практически в упор выстрелил в башку лесного хищника, ухватившего Настю за руку и повалившего девушку на землю. Зверь умирал, но не разжал челюсти. Я снова и снова нажимал на курок, но раздавались лишь щелчки — кончились патроны. Но тут Света Камышева приставила автомат к уху волка и дала короткую очередь, навечно успокоившую опасную тварь.

И всё разом стихло. Вся улица была усеяна собачьими и волчьими телами. Некоторые звери ещё дёргались в агонии, другие пытались уползти, оставляя широкие кровавые следы на пыльной земле.

— Собаки, напавшие на человека, обязательно должны быть уничтожены все до единой! Никто из людоедов не должен уйти отсюда живым! — приказал я.

Пока девушки добивали раненых собак, я вернулся к трейлеру и сменил автомат. Теперь я был уверен, что предыдущему хозяину оружие уже не понадобится — я понял, что случилось с предыдущей группой. Пока Света перевязывала своей подруге прокушенное запястье, мы с остальными девушками прошлись по дворам.

Страшная находка обнаружилась внутри одного из домов — окровавленные тряпки, стреляные гильзы и обглоданные человеческие кости. Люди оказались застигнуты врасплох и не оказали серьёзного сопротивления. Точное количество трупов по разбросанным костям подсчитать было трудно, но где-то восемь-десять человек. На всех них оказался только один автомат, второй остался в кабине грузовика. Откуда приехала эта группа, так и осталось невыясненным.

Обратно вернулись уже в потёмках. Чёртова петуха мы так и не поймали, но зато полностью загрузили фуру вещами. За это время на УАЗике приехали Константин Иванович и Сергей, чтобы разом увезти на Полигон все машины. Среди трофеев имелись и книги, и постельное бельё, и два пятидесятикилограммовых мешка сахара, много макарон и гречки, два ящика вина и водки, и даже несколько бутылок шампанского «Абрау-Дюрсо» в подарочных упаковках. Шампанское я приказал приберечь на Новый Год.

Пока остальные занимались разгрузкой фуры, я спустился в свой кабинет на третьем подземном уровне бункера, где меня давно поджидали Лиза Святова и вернувшаяся Маргарита с посланием из посёлка Кимры. Разведчица передала запечатанный конверт, на котором стояли штамп «Секретно» и надпись размашистым уверенным почерком «Передать лично в руки командиру отряда». Я посмотрел письмо на просвет на фоне яркой лампы дневного света — ничего подозрительного, в конверте вложен лишь один листок бумаги. Я вскрыл конверт и зачитал вслух:

— Завтра в 19–00 на указанном вами месте. Приводите не больше трёх человек без оружия. Комендант восточного побережья Череп В.Ю.

Я подошёл к расстеленной на столе подробной карте. Место для переговоров с «кимринскими» я выбрал далеко не случайное — деревня Клетино, которая располагалась совсем близко к Кимрам, но при этом не контролировалась «кимринскими» и служила своего рода нейтральным буфером между враждующими Кимрами и Дубной. Чуть восточнее Клетино в поле стоял сгоревший танк — наглядное свидетельство некогда бушевавших тут жарких приграничных споров за контроль над деревнями на восточном берегу Волги. Эти бои проходили в конце лета, и однажды я даже лично стал свидетелем одного из таких ожесточённых столкновений. Потом между Дубной и Кимрами было подписано перемирие, а опустевшая почти полностью разрушенная деревня Клетино так и осталась нейтральной территорией.

— Сам пойдёшь? — сухо спросила Лиза.

Я утвердительно кивнул, продолжая рассматривать карту и подходы к месту встречи. У меня не было никаких причин доверять «кимринским». Если бы не нытьё одноногого капитана, ни за что бы не пошёл на эти переговоры.

— Лиза, вызови прямо сюда Кристи и Бестию. Марго, подойди к карте. Завтра с утра ты с девушками вместе с Константином Ивановичем и его людьми поедешь на грузовике в Головино, это вот здесь. В посёлке вам нужно будет находиться всё время начеку, оружие не убирать, там могут ещё оставаться собаки-людоеды. Ваша задача — загрузить машину трофеями. Что именно брать, решайте сами, но цель номер один — изловить живущего там петуха. Эта хитрющая птица прячется где-то между постройками.

Подошли Бестия и Кристи. Я отпустил Маргариту ужинать и отдыхать, после чего закрыл герметичную звуконепроницаемую дверь в свой кабинет и с девушками-офицерами начал обсуждение завтрашнего трудного дня. Когда совещание закончилось, и руководители групп ушли, Лиза тяжело вздохнула:

— Виктор, ты очень изменился с того момента, как мы в первый раз увиделись.

— Надеюсь, в лучшую сторону? — попытался я свести разговор в шутку.

— Я не знаю, в лучшую или худшую, но ты стал совсем другим: властным, расчётливым, хитрым, временами жестоким. В тебе умер тот весёлый парень, который беззаботно прожигал время на дискотеках, гулянках и свиданиях с бесчисленными подругами. Ты стал вожаком — молодым и полным сил, но скорее злым, чем добрым. Увидь я тебя таким в день нашей первой встречи, я бы не доверила тебе судьбы своих девушек.

Я удивлённо посмотрел на лидера девушек. Мы долгое время смотрели друг другу глаза-в-глаза, но Лиза первой отвела взгляд в сторону. С нажимом в голосе я поинтересовался:

— Елизавета, а ты не думала, что единственный шанс выжить в изменившемся и ставшим в одночасье жестоким мире — самому меняться и становиться жестоким?

Лиза не ответила. Она молча скинула с коленей ластящуюся кошку Соньку, убрала со стола карту и стала расставлять посуду для ужина. Однако я понял, что не переубедил свою подругу, и Лиза осталась при своём мнении. Поэтому привёл свежий пример:

— Сегодня в Головино мы оказались на волосок от смерти и выжили лишь потому, что шестеро из семи членов отряда были вооружены и неплохо умели стрелять. А если бы я тогда поддался на жалобы девушек и позволил им отлынивать от изнурительных занятий у Сильвера? Что случилось бы, если бы не только Настя Молчанова, но ещё двое-трое девушек оказались сегодня безоружными? Я тебе отвечу — лежали бы наши обглоданные кости на пыльной улице, а ты бы никогда и не узнала, что же с нами произошло. Ты стала бы новым руководителем Полигона, и через день-два направила бы вторую группу с заданием искать нас. И та группа тоже бы погибла… Поганый вариант вырисовывается. Но только я вот не прогнулся, несмотря на все жалобы обитателей Полигона, на их слёзы и мольбы. Да, обитатели считали меня самодуром и деспотом, но вынуждены были учиться и тренироваться. Эх, видела бы ты своих подруг сегодня, меня просто гордость взяла за таких спутниц! Они стояли спина-к-спине, ни одна не струсила при виде атакующих волков-людоедов, ни одна не бросила оружие и не убежала. Мы стояли насмерть и убивали сегодня, и только поэтому мы выжили.

— Озверевшие от голода собаки — это одно. Но такие же, как мы с тобой, люди — это совсем другое, — не согласилась Лиза, усаживаясь вместе со мной ужинать за стол.

В свою жилую комнату, являвшуюся одновременно и рабочим кабинетом, без спроса я позволял заходить только Лизе Святовой. Она единственная знала шестизначный код от массивной входной двери, только она могла в любое время суток прийти ко мне за советом или просто поговорить. Лиза этим правом беззастенчиво пользовалась, но я всегда был рад её обществу — лидер девушек оставалась одним из очень и очень немногих, кого я без колебаний мог назвать своим другом. Остальные обитатели Полигона постепенно дистанцировались и считали меня прежде всего начальником, руководителем, лидером, а уж только потом кем-то другим.

Обстановка в моей комнате была спартанская — стол, стулья, шкаф и железная кровать в дальнем от вентиляционной решётки углу. Первое, на что обращал внимание любой входящий в кабинет посетитель — громадная политическая карта мира на всю стену с уже несуществующими странами. В центре комнаты стояли шесть стульев вокруг большого овального многофункционального стола — это и место совещаний с руководителями групп, и место горячих философских дискуссий о будущем Полигона, и как сейчас просто обеденный стол.

Большая яркая лампа над столом. Вешалка для верхней одежды у входа. Небольшая тумбочка с личными вещами в углу. Вот, пожалуй, и вся обстановка в кабинете руководителя Полигона. Днём часто дверь в комнату оставалась открытой, так что любой спустившийся на третий подземный уровень мог своими глазами увидеть всю обстановку.

Правда, имелась одна вещь, которую нельзя было разглядеть из коридора, и даже вошедшему она не сразу бросалась в глаза. Это была маленькая треугольная полочка в углу с горящим крохотным огоньком маленькой лампадки. Рядом на стене в свете огонька виднелась небольшая слегка помятая фотография — три десятка маленьких девочек семи-восьми лет в школьной форме интерната вместе со своей учительницей. За прошедшие годы почти половину девушек с фотографии удочерили приёмные родители, и поэтому я их не встретил в том разбитом автобусе. Некоторые девчонки, наоборот, попали в интернат позже, и потому их не оказалось на этой старой фотографии. Но некоторых девушек и сейчас можно было легко узнать — Иванову Лену, например, или Свету Камышеву. Галя Громова стояла третьей слева во втором ряду.

Эту фотографию мне подарила Настя Иванова, прихватившая её из интерната вместе со своими личными вещами. Случилось это на третий день пребывания на Полигоне, когда нам удалось-таки вскрыть заваренную входную дверь в подземный бункер. Мы тогда с группой девушек шли вниз в темноту, освещая фонарями дорогу и исследуя незнакомые коридоры и лестницы. И именно в тот момент Настя вдруг заметила в свете фонаря, что виски у меня поседели. Я тогда даже не поверил, но остальные девчонки тут же подтвердили слова одноклассницы. Всё веселье и разговоры тогда разом прекратились, дальше все шли в полной тишине. А затем, когда мы поднялись на поверхность, Настя сразу же подарила мне эту фотографию — единственное сохранившееся изображение Гали Громовой. Сейчас эта старая фотография стала для меня самой ценной реликвией на планете. Я сам ежедневно доливал в лампадку керосин, заменявший давно закончившееся масло. Три месяца я поддерживал постоянное горение огонька пламени, освещавшего лицо любимой девушки.

После прошедшего в полном молчании ужина я поблагодарил Лизу за компанию и первым делом долил ещё керосина в лампадку. Лиза молча собрала грязные тарелки в корзинку, взяла свои костыли, подхватила грязную посуду и направилась к выходу. Кошка моментально спрыгнула со стула и последовала за хозяйкой. Гипс у Лизы давно сняли, однако наступать на больную ногу Лиза до сих пор не могла, а потому пользовалась костылями. Все чётко знали, что помогать ей ни в коем случае нельзя — Лиза серьёзно обижалась, если в бытовых мелочах ей намекали на неполноценность из-за подволакиваемой ноги. Я попрощался со своей подругой и пожелал ей спокойной ночи. Уже в дверях девушка остановилась и с горькой улыбкой сказала:

— Да какой тут сон… Задал ты мне пищу для размышлений. Чувствую, что до утра не усну теперь. Всю жизнь я была твёрдо уверена в том, что зло и жестокость — это плохо, а я нахожусь на стороне добра и справедливости. Ты же говоришь, что зло и жестокость неизбежны в нашем мире, а потому выбор сейчас — меняйся или умри.

— Нет, я не так говорил, — поправил я свою подругу. — Просто добро не сможет оставаться добром, если не имеет силы для своей защиты. Я много читал в последние недели, и среди принесённой на Полигон литературы мне попалось любопытное стихотворение Станислава Куняева. Я готов подписаться под строками этого поэта: «Добро должно быть с кулаками. Добро суровым быть должно. Чтобы летела шерсть клоками со всех, кто лезет на добро».

— Это совсем другое дело, — усмехнулась Лиза. — В очередной раз тебе, Виктор, удалось меня удивить. Хорошо, веди завтра переговоры с позиции именно такого вот добра.