Глава 6

   Поначалу Джиб подумал, что отшельник куда-то ушел, что само по себе было бы достаточно странно. В последние годы, совсем одряхлев, отшельник покидал свою пещеру лишь затем, чтобы набрать кореньев, трав, листьев и коры, из которых приготовлял потом лекарства. Огонь в пещере не горел, и даже дымом не пахло; костер не разжигали уже давно. На грубом трехногом столике возле очага стояла тарелка с высохшим яичным желтком. Джиб вгляделся во мрак.

   — Отшельник,— позвал он. Ему вдруг стало страшно, хотя он и сам не мог понять отчего.— Отшельник, ты тут?

 Из угла донесся слабый звук, как будто пискнула мышь.

  — Отшельник? — повторил Джиб.

   Звук послышался снова. Джиб на цыпочках двинулся в угол.

   — Я здесь,— пробормотал отшельник.

   Его голос был тих, словно шелест листвы. Глаза Джиба привыкли к темноте, и он различил скорчившуюся в углу пещеры фигуру и бледное лицо.

  — Отшельник, что случилось?

   Джиб нагнулся над человеком. Отшельник лежал, закутавшись до подбородка в одеяло.

  — Нагнись пониже,— попросил он.— Мне трудно говорить.

  — Ты заболел? — спросил Джиб.

  — Я умираю,— произнес отшельник, едва шевельнув губами,— Слава Богу, что ты пришел.

   — Тебе что-нибудь нужно? Вода? Суп? Я могу приготовить суп.

  — Слушай,— выдавил человек,— молчи и слушай.

  — Я слушаю.

   — У стены стоит шкаф...

  — Вижу.

  — Ключ висит у меня на шее. На шнурке.

  Джиб послушно протянул руку.

  — Нет, подожди.

  — Что?

  — В шкафу... в шкафу...— Отшельник говорил с трудом.— Книга в кожаном переплете... И топорик... каменный топорик... Отнеси их епископу...

  — Какому епископу?

  — Епископу Башни. Вверх по реке на север, потом на запад. Спроси... Тебе покажут дорогу...

  Джиб терпеливо ждал, но отшельник молчал и даже не пытался что-либо произнести. Джиб протянул руку, нащупал на шее отшельника шнурок, приподнял его голову и снял ключ. Потом опустил голову человека на подушку.

  Он подождал, но отшельник не шевелился. Тогда Джиб встал, пересек пещеру, подошел к шкафу и отпер его. Книга в кожаном переплете лежала на полке, а рядом с ней находился топорик, подобного которому Джибу еще не доводилось видеть,— каменный, заостренный на одном конце и гладкий, как будто из металла. Лишь приглядевшись, можно было заметить следы зубила. Кроме того, в шкафу хранились: бритва, ножницы, гребень и маленький фиал с голубоватой жидкостью, наполовину пустой. Джиб взял топорик с книгой и закрыл шкаф.

   — Ты взял их? — проговорил отшельник, глядя на него затуманенным взором.— Хорошо.

  — Я отнесу их епископу.

  — Ты Джиб. Ты бывал у меня раньше.

  Джиб кивнул.

  — Ты подождешь?

  — Подожду. Что я могу сделать? Может, воды?

  — Нет,— Отшельник едва заметно покачал головой.

  Джиб встал на колени возле убогого ложа. Дыхание отшельника было таким слабым, что грудь его почти не поднималась, а промежутки между вздохами тянулись мучительно долго. Но все же время от времени воздух вырывался из ноздрей человека, и тогда волоски над верхней губой легонько вздрагивали.

  — Я стар,— проговорил отшельник, вынырнув из забытья.— Я пережил себя.

  Он снова погрузился в молчание. Дыхание его было по-прежнему слабым и неровным. Дважды Джибу казалось, что оно пресеклось окончательно, но оба раза он убеждался, что ошибся.

  — Джиб?

  — Да?

   — Оставь меня здесь. Когда я умру, оставь меня здесь.

  Джиб промолчал. В пещере вновь установилась тишина, нарушаемая лишь редким, прерывистым дыханием умирающего.

  — Завали вход. Сделаешь?

  — Да, сделаю.

   — Я не хочу, чтобы волки...— он не докончил фразу.

  Джиб молча стоял на коленях у ложа. Какое-то время спустя он поднялся, подошел к выходу и выглянул наружу. Солнце миновало зенит и клонилось к западу. Пещера располагалась достаточно высоко, и из нее видна была та часть болота, которую он покинул сегодня утром. Еще бы чуть-чуть повыше, и он разглядел бы реку.

   Джиб вернулся на свой пост. Он попробовал было предаться размышлениям, но обнаружил, что мысли разбегаются. Их было столько, что можно было запутаться. Голова у Джиба шла кругом. На несколько минут он совершенно забыл про отшельника, а когда посмотрел в его сторону, то увидел, что грудь человека больше не вздымается... Он подождал, думая, что снова ошибся. Однако время шло, а отшельник не подавал признаков жизни. Джиб прижался ухом к его груди: сердце не билось. Он приподнял веко: нет, теперь ошибки быть не могло.

  Отшельник умер. Но Джиб продолжал сидеть около него, словно надеялся вернуть старика к жизни. Он понял вдруг, что сумятица в мыслях исчезла, что он вновь обрел способность думать. Мог ли он чем-то помочь человеку? Джиб с ужасом вспомнил, что даже не попытался принести отшельнику воды. Да, он спрашивал, и отшельник отказался, но зачем, зачем было слушаться? Или надо было бежать за помощью? Но куда? К кому? И потом, разве мог он бросить умирающего, разве мог позволить тому умереть в одиночестве?

«Отшельник,— думал Джиб,— был стар и потому не боялся смерти. Может статься, он воспринимал ее как друга». Не далее как этим утром Друд интересовался, чем живет отшельник, и его вопрос остался без ответа. Наверно, жизнь отшельника была не так уж скудна, раз он сумел встретить смерть с таким достоинством. Что ж, у него еще много дел, а день уже клонится к вечеру. Джиб откинул одеяло, сложил отшельнику руки на груди, потом укрыл его одеялом с головой, после чего вышел наружу и принялся искать валуны, которыми можно было бы завалить вход в пещеру.