ГЛАВА 7
Должен признать, добрый капитан Массуд организовал наше отбытие по-армейски четко. Двое суток он не спал, подстегивая трудолюбивых техников, и те развили лихорадочную деятельность. То и дело прибывало оборудование, и тут же его энергично расхватывали. Без какой-либо просьбы с нашей стороны он снес перегородки ряда кают, перестроив их в номер-«люкс» для нас с Анжелиной, вплоть до смежного бара. Искры сварки взлетали под потолок, дрели визжали, молотки грохотали, а свинобразы сердито верещали в ответ. Мы отправились домой собрать вещи, и я нашел утешение в выпивке. Мысль о грядущем полете отнюдь не тешила меня. Уймабашлия еще никогда не казалась мне такой привлекательной. Я поднял бокал за мириады ее утех, которые вот-вот уйдут для меня в небытие.
Слишком уж быстро я окажусь во многих парсеках от ее ласковых объятий. Я порядком хлебнул, почтив теплые воспоминания. Расслабился, ворча под нос, вздремнул, глотнул еще — и снизошла тьма…
Неопределенное время спустя я пробудился оттого, что Анжелина ухватила меня за нос. Открыл было рот, дабы возгласить протест, и она тут же вбросила туда здоровенную пилюлю. И залила ее солидным глотком воды. Захлебнувшись, я подскочил, задрожал, как тронутая струна контрабаса, а из ушей у меня повалил дым. Пилюля «Отрезвина» оказывала свое отрезвляющее воздействие, а я содрогался и корчился.
— А это было обязательно? — просипел я.
— Да. Меня уведомили, что праздник по поводу отбытия на корабле уже выдыхается, и взлет состоится, как только мы прибудем. Мы выходим.
Мы вышли. Парадная дверь лишь скрипнула, как только стазис-поле крепко-накрепко запечатало ее. Наш шофер отсалютовал, распахнув для нас дверцу лимузина. В космопорте тоже царил четко налаженный порядок. Мы полюбовались сверкающим на солнце «Свинобразьим экспрессом», избавленным от ржавчины и отполированным до блеска. При нашем приближении лифт съехал вниз, и из него вышел Боливар, радостно замахавший нам рукой.
— Желаю вашему свинобразьему курорту замечательного путешествия. Жду лучезарных вестей с дороги.
Мать обняла его; я обменялся сердечным рукопожатием. Потом мы весело помахали на прощание сыну, силуэт которого скрылся в лучах закатного солнца. Я обернулся, подавив порывистый вздох, к нашему космическому свинарнику. Мы ступили в портал входа, и лифт стремительно вознес нас навстречу будущему, наверняка сулившему массу интересного. Дверь шлюза с жужжанием загерметизировалась.
— Пожалуйста, займите места. До старта три минуты.
Противоперегрузочные кресла уже дожидались нас. Чтобы пристегнуть ремни, потребовались считаные секунды. Счастливая Анжелина пожала мне руку. Я фальшиво улыбнулся в ответ, и тут же двигатели заставили звездолет встряхнуться, будто пробуждаясь ото сна.
Механистрия, мы идем к тебе!..
Едва перегрузки кончились, я отстегнулся и направился — чисто рефлекторно — к только что установленному бару.
— Заливаем бельма с утра пораньше, а?.. — прозвучал у меня в ушах ледяной голос моей ненаглядной. Обернувшись к ней, я отставил бокал и угрюмо кивнул.
— Разумеется, ты права. Я просто почувствовал жалость к себе и прошу прошения. За работу! Дай мне знать, когда придет время коктейля.
— Непременно. А теперь пойду найду Розочку! Этот взлет наверняка перепугал ее.
— А я на мостик.
Мы расстались. Карабкаясь по лестнице, я сетовал об упущенном коктейле. Признайся же хоть себе, Джим, — ты хлещешь горькую потому, что, откровенно говоря, толку от тебя в этом полете ничуть не больше, чем от пятого колеса. С отличным капитаном, бравым инженером в полностью автоматизированном корабле тебе попросту нет работы.
Я поднялся на мостик, и Массуд радостно помахал мне в знак приветствия.
— Деньги на капитальный ремонт потрачены с толком. Мы уже делаем курсовые поправки, и все системы работают…
Его полный энтузиазма доклад прервал треск помех, исторгнутый настенным громкоговорителем.
— Это Штрамм. У нас небольшая проблемка…
— Босс ди Гриз уже в пути! — проговорил я в микрофон, жестом остановив Массуда, приподнявшегося было из кресла. — Вы нужней здесь. Я выясню, в чем дело, и сообщу.
— Вы босс, босс. — Он уселся на место.
Направляясь в машинное отделение, я насвистывал, напрочь позабыв и о выпивке, и о депрессии, как только почуял добычу.
Штрамма я застал угрюмо взирающим на большой подсвеченный индикатор в ряду других таких же. Постучав по шкале, инженер тяжко вздохнул.
— Что? — спросил я.
— Беда, — отозвался он тоном приговоренного.
— Говорите.
Что он и сделал — с чудовищным переизбытком технических подробностей, как и любой инженер, заарканивший слушателя.
— Как вам известно, этот корабль капельку архаичен. У него нет левитационного поля для взлета и посадки.
— Но мы же взлетели!
— С большим трудом. Когда вы в последний раз пользовались противоперегрузочным креслом?
— В армии…
— Правильно. Все современные гражданские корабли используют компенсаторы перегрузок.
— Но мы же взлетели…
— Взлетели. Но с посадкой у нас будут проблемы.
— Объясните!
Он снова постучал по шкале.
— Показывает полный бак. А бак отнюдь не полон. Я тут вспомнил, как застал здесь этого борова Рифути. И начал гадать, не устроил ли он тут заодно еще какую-нибудь диверсию. Потом проверил этот бак реактивной массы для ядерных ракетных двигателей. Для взлета нам пришлось использовать часть этой массы, а стрелка показывает, что бак полон. Такого быть попросту не может. Так что я прибег к сбросу и перезагрузке — вот так.
Стрелка задрожала и прыгнула из одного конца шкалы в другой. Потом медленно чуть-чуть продвинулась — и замерла.
— Откуда следует?..
— Что Рифути слил изрядную часть содержимого бака. У нас осталось достаточно массы для взлета, да еще чуток сверх того. Но для торможения при посадке у нас ее недостаточно.
— Застряли в космосе! Обречены скитаться среди звезд во веки вечные!..
— Не совсем. Но нам придется порыскать, чтобы найти орбитальную станцию и взять на борт запас реактивной массы.
— А что это такое?
— Вода.
Пошевели-ка мозгами, Джим!
— А больше воды на борту нет?
— Есть. Но немного. Мы можем продолжать ее пить — или использовать для посадки.
— Выбор невелик.
Я прикусил губу, что всегда подстегивает мою мысль, но только сделал себе больно. Думай, Джим, думай!
— А вода — единственная реактивная масса, которой можно воспользоваться?
— Нет, но с ней проще манипулировать скопом. Отшвырните прочь достаточно быстро любую массу — и получите реактивную силу.
Первый закон Ньютона; его проходят в школе. Но что же еще можно взять, кроме воды?.. Вместе с вопросом пришел и ответ!
— Скажите-ка, Штрамм, а что фермы всегда производят в неимоверном количестве?
Он сосредоточенно сдвинул брови.
— Ну не знаю… Я горожанин до мозга костей. Ба!.. — Тут он вытаращил глаза — и ухмыльнулся до ушей. — Швырять можно что угодно!
— Верно! Так что этот звездолет будет первым в истории, применившим для приземления…
— Дерьмовую тягу!
Я был вполне доволен своим нестандартным мышлением. Штрамм же в глубокой задумчивости потирал свою незаурядную челюсть, бормоча:
— Доставка, доставка…
— Не проблема. Вызовем специалиста.
Схватив трубку корабельного интеркома, я переключил его на общий вызов и проговорил как можно более авторитарным тоном:
— Внимание, внимание! Эльмо должен сейчас же явиться в машинное отделение. Эльмо нужен внизу.
Я изучал пломбы на инспекционном лючке бака, когда мой родственничек ввалился, чуть не лопаясь от любопытства, сменившегося блаженством, как только до него дошла суть моего запроса.
— Да это ж распрекрасная идея, кузен Джим! Признаюсь, мне чегой-то невдомек, какого рожна…
— Первым делом работа, объяснения после. Вам понадобятся ведра и тачки, лопаты и вилы…
— Этого-то добра у нас навалом! — Он понесся прочь, и голос его доносился все тише. — Когда мужики прослышат про это, они будут счастливше, чем свиньи по уши в помоях!
Представить, чего ждать от мужиков дальше, было проще простого, а я не хотел иметь к этому ни малейшего касательства.
— Оставляю вас рулить ситуацией, бравый инженер Штрамм. А пока все не будет… завершено… я постараюсь избегать коридоров отсюда до свинарной палубы. Если будут еще проблемы, пожалуйста, обращайтесь ко мне на мостик.
И я постыдно бежал. В отдалении уже гремели ведра, тачки и смачные кондовые вульгаризмы. Присоединившись к Массуду, я принял любезно предложенную им чашку чая. Когда же поведал ему о вероломной выходке Рифути, безмятежная улыбка на лице капитана угасла. Он угрюмо сдвинул брови.
— Я радирую подробности планетарной полиции. Может, они смогут схватить его, прежде чем он покинет планету.
— Держи карман шире, — проворчал я. — Рифути наверняка давным-давно скрылся.
Тут на компьютере звякнул колокольчик, и капитан отставил чашку. Пробормотал что-то под нос, ввел еще несколько чисел и довольно кивнул при звуке сочного зуммера.
— Хорошо. Курсовые поправки введены и корректны. — Он нажал большую красную кнопку. — Готово. Начинаем наше первое Припухание.
Не расслышав, я поковырял пальцем в ухе.
— Наверно, пробка. Я — ха-ха! — ослышался. Мне показалось, что вы сказали «припухание»!
— Так и есть. Звездолет не так уж нов…
При этих словах лицо его омрачилось, как у инженера Штрамма, когда тот говорил о корабле. В голосе его прозвучали глубинные обертона, будто эхо бездонной депрессии.
— Вы видели, какая у нас архаика вместо посадочных двигателей? Ну а маршевый двигатель немногим лучше.
— Он разве не тахионный?
— Куда там! У нас древний, давно вышедший из употребления, устаревший ветхозаветный двигатель, так называемый припухательный.
Я невольно потянулся пальцем к уху, но удержался.
— А вы не против, вроде как… ну, знаете, объяснить чуть подробнее?
— Разумеется. — Он извлек из выдвижного ящика консоли очки в металлической оправе, надел их и сложил пальцы перед собой домиком. И чего это мне чудится, будто в одной из своих многочисленных инкарнаций он был профессором? — Насколько хорошо вы знакомы с ядерной физикой?
— Употребляйте односложные — или более короткие! — слова, и я буду поспевать за вашими рассуждениями.
Угрюмо кивнув, он вздохнул. Я прямо прочел его мысли: дескать, очередной микроцефал.
— Вы слыхали об энергии связи молекул?
— Определенно! В прошлом я весьма успешно пользовался молекусвязными устройствами. — Я не потрудился уточнить, что на прибыльной ниве преступления.
— Тогда молекулярная теория для вас не пустой звук. В этой реакции энергия связи молекул ослабляется, так что другие молекулы могут проскользнуть в существующую структуру. Припухательный двигатель работает аналогичным образом, только куда в больших масштабах — фактически говоря, в два миллиона раз в квадрате — с высвобождением соответствующих сил. Он позволяет молекулам корабля рассеиваться в экспоненциальной зависимости, пока они не окажутся в световых годах друг от друга в самом буквальном смысле.
Пожалуй, я бы тоже не отказался от травки, которую он курит!
— Вы шутите?
— К сожалению, нет. Припухание действует вдоль центральной оси АВ. Без сколько-нибудь заметного смешения точки А и с непрерывным ускорением точки В…
Голова моя пошла кругом.
— Умоляю, попроще!
Капитан снял очки.
— Корабль становится больше и длинней в одном направлении.
— Понятно!
— Так что, когда один конец корабля находится у точки назначения, он начинает снова укорачиваться — в том же направлении. Это напоминает растягивание резинки. Сначала вы тянете ее правой рукой, а затем подводите к ней левую. Растянутая резинка возвращается к нормальным размерам, но уже в новом месте. Точно так же сокращается и вытянутый корабль. Это происходит до тех пор, пока корабль снова не станет маленьким — вот только теперь он находится в новой точке космического пространства.
Профессор снова надел очки, хмуря брови из-за глупости неуча.
— Вот потому-то двигатель и назвали припухательным. Кроме того, он расходует уйму энергии и очень неточен. После его прибытия к звезде назначения делаются астрономические наблюдения, рассчитывается новый курс и выполняется очередное Припухание. Обычно требуется несколько заходов.
— Что ж, спасибо…
Слишком поздно! Он уже припухал на крейсерской скорости:
— Тут задействованы гравитоны. Гравитон — элементарная частица, носитель гравитационной силы и молекулярного притяжения в рамках квантовой теории поля. Гравитон лишен массы покоя, потому что сила гравитации должна простираться до бесконечности, и должен иметь спин, равный двум, потому что гравитация — тензорное поле второго порядка.
Зато в голове у меня к тому времени не было никакого порядка, и я отчаянно нуждался в палочке-выручалочке.
— И как же все это работает? — безнадежно осведомился я — пожалуй, просто пытаясь сменить тему беседы.
— По-моему, я объяснил это достаточно внятно. Гравитоны ориентированы в тензорном поле, как вы видите здесь. — Он указал на светящийся экран, отвел взгляд, но тут же вновь сфокусировал внимание на нем. Челюсть у него отвисла. Протянув руку к экрану, капитан чуть ли не постучал по нему. Потом угрюмо сорвал очки с носа и щелкнул выключателем, резко бросив: — Инженер Штрамм, на мостик! Код красный.
