Глава седьмая
Насколько реальной может быть реальность, если ее фундамент составляет призрачность? Этот вопрос, вероятно, и в самом деле незначителен, если признать, что любое общество в своей повседневной практике, хочет оно того или нет, творит реальность, вне зависимости от того, насколько призрачны предпосылки, при которых оно так поступает. Однако примечательно, что в Австрии, если речь идет об основополагающих элементах реальности, над сотворением призрачности работают особенно последовательно и усердно. Это касается не только Договора о государственности или нейтралитета, но и конституции, а также всей политической и социальной системы.
По конституции Австрия — страна парламентской демократии. В действительности же это не так, поскольку все важные решения принимают не депутаты Верхней палаты, избранные народом, а функционеры в комиссиях по социальному партнерству, не имеющие полномочий с точки зрения демократической законности. Но даже если все обстоит подобным образом, не следует полагать, что эти сведения помогут нам обрести твердую почву под ногами, ибо если парламент существует только как видимость, то социальное партнерство, по видимости, и вовсе не существует: вы не обнаружите ни записи в конституции, ни федерального закона, который бы предусматривал существование подобного общественного института и определял сферу его полномочий.
С правовой точки зрения социальное партнерство не существует. Это поистине поразительный факт, поскольку социальное партнерство считают государственным институтом, именуя его даже «настоящим правительством». Однако в конституции о нем не сказано ни слова, ни в основном тексте, ни в дополнениях к нему. Социальное партнерство в известной степени является фикцией, но оно реально функционирует, то есть представляет собой типично австрийскую призрачную реальность.
Мы не раз могли убедиться, что австрийский принцип призрачной реальности проявляется в этом государстве во всех сферах, и действительность становится в нем недействительной, а ирреальное приобретает реальные черты.
Неслучайно в Австрии сложилось особое понятие для обозначения того, что не является действительным, но вполне действенно. Понятие это — «австрийская реальная конституция». Все, что обозначает это понятие, не записано в австрийской конституции, а «всего лишь» существует в действительности, или наоборот, не существует в действительности, но записано в конституции.
Каждому известно, что парламент является видимостью, красивой декорацией, и, тем не менее, любой имеет возможность увидеть парламент воочию, но кто из нас хоть раз имел возможность лицезреть само «социальное партнерство», хотя бы одну из его комиссий, залы его заседаний или, на худой конец, обитые кожей двери, за которыми заседают его представители?
Возможно, это единственный в мире случай, когда сведения о социальном институте, который не просто считают весьма влиятельным или даже чрезмерно влиятельным, но признают истинным правительством страны, содержатся не в статьях конституции и не в законодательных бюллетенях, а в многочисленных научных исследованиях. Поэтому становится ясно, что это «правительство» представляется чем-то неизвестным, с научной точки зрения окончательно не установленным и требующим пристального изучения. При рассмотрении научной литературы по социальному партнерству можно заметить, что политология здесь поначалу пользовалась методами уфологии, науки о неопознанных летающих объектах, стремясь, в первую очередь, доказать само существование исследуемого предмета, а затем обретала сходство с этнографией, которая в своих научных выводах целиком опирается на свидетельства миссионеров, не имея прямого доступа к описываемому племени.
Всем штудиям по социальному партнерству в качестве эпиграфа можно предпослать фразу английского антрополога Джеймса Фрэзера, который на вопрос, знаком ли ему по собственному опыту обычай чужого племени, описанный в его книге, якобы ответил: «But Heaven forbid!».
В работах, посвященных социальному партнерству, обнаруживаются попытки псевдоформализации неформального явления, всякие там клеточки, квадратики и связывающие их линии, словно на схеме, графически представляющей строго организованную структуру какого-нибудь промышленного концерна. В то же время в литературе обильно представлены многочисленные легенды из политической истории, например, пишут о том, что социальное партнерство, в сущности, являет собой «компанию игроков в тарок», дружеский кружок картежников, представляющих различные политические группировки, а личная дружба в их кругу, имеющая столь существенные политические последствия, обязана своим возникновением общему историческому опыту.
«Как уже не раз упоминалось, их, бывших узников концентрационных лагерей, несомненно, сблизили общие переживания», — вновь повторил недавно эту легенду Петер Михаэль Лингенс в еженедельнике «Вохенпрессе». В концлагерях христианские социалисты и социал-демократы смогли-де разглядеть в своих прежних политических противниках «приличных людей» и осознали, что различия в их мировоззрении несущественны по сравнению с той пропастью, которая разделяет их с национал-социализмом. «Несомненно» в этой легенде лишь то, что она действительно «не раз упоминалась». К сожалению, не существует еще одной легенды, которая бы объяснила, почему в действительности (это подтверждено фактами) ни один из основателей «паритетной комиссии», а уж тем более ни один из тех, кто расширил эту комиссию до всеобъемлющей системы, управляющей изнутри всеми сферами нашего общества, не сидел в концлагере: ни Иоганн Бем, ни Юлиус Рааб, ни Антон Бенья, ни Рудольф Заллингер. И Франц Тома, влиятельнейший представитель крестьянства в правительстве Рааба, никогда не был в концлагере; его можно считать жертвой гитлеризма лишь в том отношении, что его заявление о приеме в члены НСДАП, поданное в 1938 г., было отклонено гауляйтером в 1943 г., а его «временное членство» в нацистской партии аннулировано.
Что касается социального партнерства как института, то доподлинно известно следующее. В его основании — группа функционеров, которые хотя и выбраны демократическим путем, но выбраны для исполнения совсем иных обязанностей, не имеющих ничего общего с их деятельностью в рамках социального партнерства, поэтому они в конце концов ни за что не несут никакой ответственности. Они встречаются друг с другом как представители различных общественных группировок, которые являются не общественно-правовыми корпорациями, даже если они и выдают себя за таковые, а всего лишь объединениями, как, например, Объединение профсоюзов Австрии, которое, не будучи юридическим лицом, обладает привилегиями, не подтвержденными конституционным правом, например, может заключать коллективные договоры и для тех, кто не является его членами. Другой пример — «Конференция президентов сельскохозяйственной палаты Австрии», обычное объединение, выступающее при этом как государственный орган, что недопустимо с точки зрения конституционного права. Есть и такие объединения, которые обладают привилегиями, подтвержденными законом и одновременно противоречащими конституции страны, например, правом пополнять ряды членов за счет принудительного членства и правом автоматического взимания членских взносов.
Высшие руководители этих объединений вместе с членами правительства страны собираются за закрытыми дверями в неофициальной обстановке, образуя таким образом союз, который нигде не зарегистрирован, но, тем не менее, обладает уставом, согласно которому, например, члены союза обязуются вырабатывать единое мнение.
Справедливо будет заметить, что та ситуация, при которой несколько мужей регулярно собираются вместе, как бы образуя союз, но союз нигде не зарегистрированный, и обсуждают важные общественные, политические и экономические вопросы, вырабатывая единый взгляд на предмет обсуждения, сама по себе отнюдь не уникальна. В Австрии существует несколько десятков тысяч подобных «союзов», у нас их называют «компанией завсегдатаев», и почти любое питейное заведение может таким союзом похвастаться. И, не будучи подконтрольными официальным органам, они тоже представляют собой часть официальной политики, поскольку австрийские политические партии готовы взять их под свое крыло. Есть, однако, и капитальное различие: решения частного объединения, именуемого «социальным партнерством», автоматически становятся австрийскими законами, законами, возникшими из правового небытия. Как известно, существует ряд аргументов (поучительно было бы выяснить сферу интересов людей, выдвигающих подобные доводы), в соответствии с которыми такое положение дел является для Австрии благодатным. Разве можно что-нибудь возразить против благодати? Разве убедительно указание на то, что благодать эта на самом деле никакой благодатью не является, ведь никто из верующих в это не поверит? Heaven forbid.
Бесспорно, однако, что в этом и заключается самое что ни на есть австрийское своеобразие: правовое государство ощущает себя наиболее стабильным тогда, когда оно при всеобщем одобрении действует в неправовом поле.
Не следует, конечно, думать, что социальное партнерство возникло по «принципу государственного гимна», т. е. будто здесь на неформальном уровне вошло в обиход то, что имеется и в других цивилизованных странах и в Австрии обладает лишь символическим значением, весьма благородно по своей сути и никому не повредит, и будто об этом просто забыли потом написать в конституции. Напротив, правительство и социальные партнеры знали совершенно точно, что учреждение согласительной комиссии и признание за этой комиссией реальной власти было нарушением конституции, и они совершенно осознанно продолжают практиковать подобные нарушения. Поначалу этот институт под названием «Экономическое управление при федеральном правительстве» в 1951–1952 гг. был создан на основании специально принятого закона, однако конституционный суд Австрии признал его антиконституционным. Правительство и высшие функционеры партий и объединений приняли это решение к сведению и продолжили свои действия без законодательного прикрытия, встречаясь лишь «приватно». Таким образом, «Паритетная комиссия» в дальнейшем была защищена от приговоров конституционного суда, поскольку она была выведена из сферы его юрисдикции.
Эта прагматическая отмена правового государства, отказ от гражданских идеалов во имя рационального устройства общества нашли сегодня признание не только в Австрии, но и во всем мире.
Последствия введения системы социального партнерства, например, низкий процент забастовок, низкий уровень заработной платы при сохранении общественного мира и согласия и т. д., повсеместно воспринимаются как образцовые. Мировой исторический процесс явно не намеревается ограничиться уже состоявшейся отменой социалистической революции. Последней утопией просвещенного мира можно, как нам кажется, назвать историческое упразднение результатов Французской революции, что в Австрии, и пока только в Австрии, уже осуществилось. В этих словах не стоит видеть вымученную попытку соригинальничать. Речь идет об отчетливо выраженном мнении тех людей, которые восхищаются всем сомнительным в правовом и фактическом отношении, что содержится в социальном партнерстве.
В сентябре 1989 г., в год, когда зашатались основы государств, сделавших в свое время ставку на социалистическую революцию, и когда одновременно праздновалась годовщина Великой французской революции, в Гааге проходил семинар на тему «Социальное партнерство и правовая политика». Ханс Р. Клекацкий, австрийский специалист по конституционному праву, выступил с критикой австрийских «конституционных развалин», имея в виду социальное партнерство и его практику. Одним из основных его оппонентов во время дискуссии был профессор Тео Майер-Малы, действительный и почетный доктор наук, адепт социального партнерства, который заявил:
«Меня эта система устраивает. Я хотел бы услышать от господина Клекацкого ясный ответ на простой вопрос: а его она устраивает или нет? Мне кажется, что в докладе прозвучала определенная антипатия к данной системе, особенно в призывах к защите парламентской демократии чистой воды. Если мы действительно двинемся в указанную сторону, это будет эквивалентно последствиям революции. Я подозреваю, что господин Клекацкий настаивает на необходимости осуществить у нас Французскую революцию. Одно мне совершенно ясно: то, что мы утвердили как систему социального партнерства, Французская революция в свое время упразднила. Ведь одной из целей Французской революции было устранение корпоративной структуры общества. Нашей целью было упразднить этот результат Французской революции и вновь ввести корпоративный элемент. И я хочу подчеркнуть, что меня этот механизм устраивает».
Упразднение результатов Французской революции — еще один пример нашей передовой отсталости. Клекацкий в своем докладе назвал эту особенность «пещерными элементами властной структуры», чья «движущая сила устремлена в будущее». На нашем знамени начертаны лозунги: свобода от демократического контроля, равенство корпораций, братство в политике ценообразования.
Так ли все обстоит в действительности? Вопрос о действительности в Австрии по своей сути — ложный вопрос. Действительно лишь одно: австрийская действительность никого в действительности не волнует. Социальное партнерство, которое в действительности не существует, обладает реальной властью, но проявление этой власти делает реальность недействительной. Поскольку все важные решения принимаются в обход общественного мнения и за рамками демократического контроля, поскольку невозможно составить представление о том, как возникает сама реальность, происходит следующее: действительность в общественном сознании воспринимается как нечто размытое и невнятное, но каким-то образом уже сложившееся, и важно устроиться внутри нее как можно удобнее и удачнее. А те, кто «складывает» для нас эту действительность, вообще окутаны плотным туманом. Подтверждение тому содержат социологические опросы. По результатам исследования, проведенного Институтом прикладной социологии, подавляющее большинство австрийцев не смогло ответить на вопрос о том, что такое «социальное партнерство» и как оно функционирует, однако роль социального партнерства для Австрии была единодушно оценена как «благотворная».
Хайнц Фишер, нынешний председатель австрийского парламента, в своей книге «Политическая система в Австрии» в разделе о социальном партнерстве отмечает: политика, проводимая в рамках социального партнерства, «основана на иллюзиях», «далека от действительности» и «идеалистична», но, «тем не менее», — а может быть, именно поэтому, — она оказалась способной «достичь силы, преобразующей историю».
Как действует эта сила, ни для кого больше не секрет: она преобразует историю, чтобы тут же от нее избавиться. Ее навязчивая идея — перевести материальную жизнь с ее столкновением разных интересов в область неких вымышленных конструкций, которые, если их многократно повторять, в конечном счете превратятся в клише, более не противостоящие реальности, а полностью ее замещающие. И тогда уже все равно, говорят ли люди о «социальном партнерстве» или о «венском шницеле». Привожу суждение, почерпнутое из «Информационного бюллетеня» австрийской Торговой палаты: «Для одних австрийская специфика заключается в венском вальсе, в лошадях липицанской породы или в венском шницеле, а для других — в социальном партнерстве. Оно не похоже ни на что другое, оно несовершенно, его не пересадишь на чужую почву, в нем постоянно сомневаются, однако его существованию ничто серьезно не угрожает, — одним словом, оно есть зеркало австрийских стереотипных представлений».
И все же утверждение это не совсем истинно, пусть оно и содержится в «Информационном бюллетене» Торговой палаты. В самом деле, в существовании социального партнерства постоянно сомневаются, и одновременно ему ничто серьезно не угрожает, а вот в существовании лошадей липицанской породы не сомневается никто, однако эта порода находится на грани исчезновения.