27

Когда он позвонил, доктор как раз собирался уезжать, а поскольку тот предложил отвезти его домой, Ашер сел в машину…

В сенях громоздились посылки, которые он отправил железнодорожной почтой, печь в кухне затопили, а вскоре пришел и Голобич, чтобы подбросить дров и сообщить ему, что у Цайнера сломался мотор, но они позвонили в трактир в Гляйнштеттене, чтобы сын вдовы забрал его на машине.

— А вы знаете, что колодец замерз? Если вам нужна вода, придется спуститься к соседу, я оставил для вас канистру в сенях.

— Хорошо. Передайте сыну вдовы, чтобы он меня больше не ждал.

Ашер сунул ему деньги в карман, а Голобич притворился, что ничего не заметил.

Старый сосед с сыном как раз выгружали железобетонные трубы. Заметив приближающегося Ашера, они с еще большим рвением принялись за дело, но едва он к ним обратился, как они положили трубы на землю и ответили на все его вопросы. Старик был среднего роста, с бородой, и почти все время улыбался. На нем был серый рабочий халат, черная шляпа с широкой зеленой лентой; сын был коренастый, с широким, круглым лицом и большими руками. Он провел его в дом и разрешил налить канистру. Тем временем в дверь постучали. Вошли двое из добровольной пожарной дружины, чтобы предложить билеты на бал пожарных. Старший из них, маленький человечек, у которого явно не хватало зубов, был пьян, шатаясь, бродил по кухне и, наконец, положил билеты на стол. Он был в униформе, в то время как другой, тихий толстяк, пришел в рабочем комбинезоне. Он предложил Ашеру купить большой плакат с крупными красными буквами, а когда тот отказался, пьяный схватил его за грудки и принялся объяснять, как он будет тушить дом соседа. Внизу в лощине есть пруд, примерно в двухстах метрах от дома. Они, мол, протянут по лощине рукав и подсоединят к нему насос. Важно знать, что именно горит. Если, например, загорелась хозяйственная постройка, то сначала нужно спасать жилой дом. Нужно следить, чтобы огонь не перекинулся на другие здания, поэтому самое разумное — предоставить горящую хозяйственную постройку ее судьбе и попытаться отстоять остальные. Толстый пожарный тем временем продал крестьянину два билета, Ашер тоже купил у него билет на бал, однако пьяный хотел продать старику еще два.

— Они ничего не купят, — сказал молодой крестьянин.

— Ах, так? А если дом загорится? Тогда разве не будете Бога благодарить, что у вас поблизости пожарная дружина? — горячился он, размахивая руками, а потом вдруг спросил у юноши, не он ли застрелил под Рождество лису.

Он-де об этом слышал. Крестьянин нырнул в соседнюю комнату и вернулся с очень красивой лисьей шкурой. Она доставала пожарному от подбородка до пяток, хвост у нее был большой и пушистый. Пожарник накинул ее на шею как боа и принялся расхаживать по кухне, вновь начав распинаться о пожаре. Между тем вернулись старый крестьянин с женой. Стараясь не смотреть на пожарного, старушка стала поливать белую примулу в горшке на подоконнике. «Она цветет и зимой», — сказала она, заметив, что Ашер за ней наблюдает.

Ашер с полной канистрой воды стоял у плиты и кивал. Старушка села за стол и продолжала ворчать, что вот, мол, трактор-то по-прежнему стоит у ворот, словно заставляя сына вновь взяться за работу. Пьяный пожарный тем временем обнял старого крестьянина, который только что вернулся из амбара. Униформа пожарника тотчас покрылась белыми пятнами муки. Кепка у него сползла на одно ухо, и только когда сын крестьянина купил у него еще один билет, он снял с себя лису, положил на кресло, перекинув через спинку, и ушел вместе со вторым пожарным. Ашер немного позднее тоже отправился восвояси.

На кухонном столе стоял микроскоп. В сундучке он обнаружил еще стекла с препаратами, которые, разобрав все вещи, стал разглядывать, с удивлением осознавая, что в городе ни разу о них не вспомнил. Он потерял к ним всякий интерес. Он рассматривал лягушачью кровь, радиолярии, губки, морской планктон, красные водоросли, морские водоросли, мшанок и частички растений, однако ощущал, что процесс разглядывания его больше не увлекает. В свое время, после большого перерыва впервые рассматривая препараты и воскрешая в памяти знания, он почувствовал прежнее любопытство. Но теперь он созерцал препараты, словно прощаясь. Может быть, когда-нибудь ими заинтересуется дочка, подумал он. Он убрал стекла в сундучок, запер его на замок, закрыл микроскоп и полистал гистологический атлас. Однако он больше не хотел видеть эти иллюстрации на страницах книги отрешенными от тех, других картин, что открывались ему под микроскопом. Он испытывал большое желание с кем-нибудь сейчас поговорить. Он подумывал пойти в магазин, но потом решил, что не стоит: было уже темно, вдруг он там никого не застанет? Он сложил в рюкзак лекарства и часть медицинских инструментов. Завтра он пойдет в Вуггау. А потом в Хаслах, а потом в Санкт-Георген, а потом в Томбах. Ему показалось, будто он должен наверстать что-то давно упущенное. В кладовке он нашел початую бутылку сливовицы, и тут ему пришло в голову согреть чаю и выпить с чем-нибудь покрепче. Он налил в чашку кипятку, положил чайный пакетик и стал ждать, пока заварится чай. Потом он размешал в чашке сахар, подлил сливовицы и выпил.