12
Забор, отделявший один из многочисленных домиков частного сектора на окраине Судака, был невысок, но разросшиеся декоративные и ягодные кусты и плодовые деревья, вроде широко раскинувшего свои унизанные золотистыми плодами абрикосового красавца, укрывали территорию «частного владения» от нескромных взглядов надежнее любого трехметрового забора. Кроме того, густо-зеленые прутья кустов и более солидные ветви деревьев превращали маленький двор в уютное и тенистое местечко наподобие итальянского патио.
Пожалуй, единственное, что все же отличало крымский дворик от любого друго-го южноевропейского тщательно подстриженного, выметенного и подкрашенного владения, была некоторая безалаберность в архитектуре и не очень строгое следование западным канонам чистоты. Архитектура явно грешила излишествами, выражавшимися в невероятном нагромождении соседствовавших друг с другом сооружений: довольно симпатичный домик с многочисленными верандами, пристройками и мансардой мирно уживался с какими-то сарайчиками, навесами и прочими многоярусными шанхайчиками непонятного предназначения.
Вся свободная от построек земля была занята клумбами, грядками и прочими садово-огородными площадями — здесь, на этих нескольких сотках, росло, казалось, решительно все, что только могло прижиться в субтропиках! Кроме всего прочего, во дворе имелись еще три вещи, несомненно, нужные и полезные: дощатый домик туалета, прилепившаяся рядышком фанерная будочка садового душа и летняя кухня под легким навесом, где чуть ли не с утра до вечера деловито попыхивала вкусным дымком маленькая печурка, сложенная из красного кирпича.
…Локис приподнял крышку небольшого казана, оценил цвет и степень готовности риса, принюхался к легкому парку, вившемуся над пловом, уже почти подходившим к кондициям, ведомым лишь самому повару, и удовлетворенно кивнул.
— Господа ученые, готовьте ваши большие ложки! Сейчас я вас буду кормить таким пловом, за щепотку которого сам эмир бухарский отдал бы и саблю свою, и коня, а уж про гарем даже и говорить не стоит…
— Да у нас уже все давно готово, уважаемый эфенди, — Соболев повел рукой над дощатым столом, уставленным чашками, блюдами и плошками с салатами, зеленью, свеженькими пупырчатыми огурчиками и огненнобокими помидорами, хлебом и лепешками. Чуть в сторонке расположилось несколько разнокалиберных емкостей, в которых томилось, дожидалось своего часа несколько сортов вина и наливок. — И честно предупреждаю: еще десять минут, и твоего плова мне не есть! Слюной захлебнусь и помру…
— Э, тэрпи, дарагой, да! Плов, как и прекрасную женщину, надо выстрадать и заслужить.
Когда Владимир, аккуратно перевернув казан, выложил на огромное блюдо ароматнейший, шафранного цвета рассыпчатый плов с румяно-сочными кусочками мяса, все просто ахнули.
— Здо́рово, такую красоту даже есть жалко! — сказала Даша. — Володя, а кто вас так замечательно готовить научил? Мама? Наверное, она у вас шеф-повар в каком-нибудь хорошем ресторане, да?
— Плов готовить научили таджики, — скупо улыбнулся Локис. — А мама у меня работает на обычном заводе…
— А папа?
— Отец погиб, когда я еще совсем мелким был. — Улыбка исчезла с лица Медведя, и он без особой на то нужды начал что-то перекладывать и поправлять на столе.
— Ой, извините, я ведь не знала, — от неловкости Даша немножко растерялась и покраснела, ругая себя за бестактность.
— Да ничего, это ведь давно все было. Он пацана из речки вытащил, а сам… Чужого спас, а своего без папки оставил. Вот так вот бывает… Ну, Сергеич, и что сидим? Наливай, а то плов остынет!
Соболев дважды просить себя не заставил, налил Даше вишневой наливки, а в свою и в стопку Локиса плеснул ледяной водки из подернутой матовым туманцем литровой бутылки, пару минут назад вынутой из морозилки. Не состязаясь в восточно-цветистых и невероятно длинных тостах, выпили за знакомство и за здоровье друг друга, потом налегли на плов и закуски, о вкусах и качестве которых позволяли судить короткие, но емкие звуки и словечки вроде: «М-мм!» и «Обалдеть…», как оказалось, отнюдь не чуждые даже докторам наук и милым аспиранткам. Наливая по второй, Соболев с очень серьезным видом сообщил:
— Вот когда я за таким столом пью с такими людьми такую водку и вкушаю такие, как этот изумительный плов, блюда, все глупые размышления о смысле жизни из моей головы улетучиваются. В эти минуты я знаю, зачем и для чего живу!
Виктор только приготовился налить по третьей, когда со стороны дома прозвучал женский голос: «Володя! Вовка, поди-ка сюда!» Локис извиняющимся жестом развел руками и, без особой охоты встав из-за стола, направился на зов хозяйки дома, у которой снимал комнатенку в одной из летних пристроек.
— Вов, тут такое дело… — тетя Галя, довольно приличных лет и размеров женщина в простом домашнем халате, заговорщицки понизила голос, быстро огляделась по сторонам и сообщила: — Соседка тут у колонки рассказала… Мол, ходют по дворам черные какие-то и трех человек ищут. Вот вроде как вас — молодого, постарше и девку с ими. И черные-то, сынок, не наши, не кавказцы — это точно! Дело не мое, но вы бы поосторожнее, если что…
— Тетя Галя, ну это вряд ли нас ищут! — расплылся в улыбке Локис и ненавязчиво сунул в карман бабкиного халата сотню местных гривен. — Но все равно, если кто про нас спросит…
— Так я ж — могила, милый ты мой! — Баба Галя нежно провела ладонью по карману и совсем уж шепотом добавила: — Если что, ты не стесняйся… Есть люди — и спрячут, и бумаги какие хошь сделают, и хоть до самой Турции этой довезут, вот…
— Спасибо вам огромное, я буду иметь в виду. Ну, я пошел? А то там мои гости ждут…
— Иди, иди, милый, и не переживай! Мы тут жизнью приучены: и перед КГБ, бывало, не сильно-то языком мели, а уж сегодня, да еще перед какими-то черными… Тьфу! Прости ты, господи! Могила! Так-то вот…
Значит, ищут господа «археологи», думал Владимир, возвращаясь в увитую виноградными плетями беседку, где за столом его дожидались Соболев и Даша. А кто всерьез ищет, тот, как известно, всегда найдет… Сказать ребятам? Пожалуй, не стоит пока — что заранее панику сеять и такой хороший вечер портить…
— Ну, что там нашептал местный резидент? — насмешливо и понимающе заулыбался криптолог, наливая еще по стопочке, но взгляд Виктора оставался вполне серьезным.
— Да ерунда, — отмахнулся Локис. — Спрашивала, на сколько мы еще останемся… Так, судя по пустому блюду, плов удался! Хлеба мы, так сказать, вкусили, не пора ли и о зрелищах подумать, Виктор Сергеевич?
— Это ты о чем? — продолжая улыбаться, насторожился доктор наук.
— Да насчет ленты золотой… Посмотрим на нее, может, что и прочитаем, а? Вы бы рассказали, что это за фигня такая и чем она так ценна, что за ней всякие мафиози недоделанные гоняются, а нам приходится по подземельям бегать и в море со скал си— гать?
— Вот ты про что! — Соболев аккуратно отодвинул в сторону тарелки, неторопливо закурил, выпустил несколько идеально круглых колечек дыма и заявил: — Думаю, это простейший скитал…
— Ну, точно! — Локис в притворном восхищении стукнул себя по колену кулаком. — Как же я сразу-то не въехал? Простейший! Типа, как солдатская каска… Сергеич, давай-ка сразу договоримся… Я, конечно, очень уважаю твой университет, но и ты, уж будь добр, уважь мои одиннадцать классов!
— В смысле — попроще? — подозрительно прищурился Соболев.
— Вот-вот! Без метафизики и прочей трансгенной фигни — на языке родных осин… Китал — это что? Лента наша золотая?
— Самоуничижение паче гордыни, — вздохнул криптолог, покивал сокрушенно и продолжил: — Нет, скитал — это способ шифрования текста, использовавшийся еще в Древней Спарте… Про Спарту тоже рассказывать?
— Не обязательно, — фыркнул Медведь. — Со щитом или на щите — это я чуток помню.
— И чудненько, — Виктор ровненько оторвал от длинного края газетного листа полосу сантиметра три шириной и акопяновским жестом показал ее Владимиру и Даше. — Берем длинную полоску бумаги, пергамента или, на худой конец, полосу золототканой материи — и виток за витком обматываем ее вокруг и вдоль, допустим, ручки вот этой лопаты… Вроде как руку Семен Семенычу в «Бриллиантовой руке» бинтуем — только новый виток не накрывает предыдущий, а ложится рядом и чуть впереди. Это понятно?
— Так в катушке ниток витки ложатся, — вспомнила Даша, наблюдая за манипуляциями криптолога, и с улыбкой добавила: — И еще так рисуют змия, обвивающего древо познания, когда он уговаривает Еву съесть яблочко…
— Маладэц, жэншина! Все правильно понимаешь! — не поскупился на похвалу Соболев и, доставая из кармана ручку, продолжил: — Теперь вдоль обвитого лентой черенка нашей лопаты пишем по одной букве на каждом витке: «Витька — дурак, курит табак, спички…» Вот, строчка закончилась. Ниже первой строчки пишем тем же способом дальше: «…ворует, дома не ночует!» Пожалуй, для демонстрации хватит… Даже своего доброго имени не пожалел, прошу особо отметить! Теперь ленту разворачиваем, растягиваем и что видим?
— Совершенно бессистемную путаницу из букв, — резюмировала Даша. — Ленту можно скатать в рулончик, надежно припрятать и доставить адресату. Тот берет такую же…
— Бабкину лопату, обкручивает лентой и читает: «Витька…» — давясь от смеха, начал было Локис, но Соболев как-то сразу так поскучнел лицом, что Владимир смех проглотил и нормальным голосом подытожил: — Мы все поняли. Извини, Сергеич. Непонятно только, вокруг какой фигни надо нашу ленту обворачивать, чтобы прочесть письмо из… какого там века?
— Думаю, из тринадцатого, — задумался Виктор, побарабанил пальцами по столешнице и сказал: — Вопрос правильный и по существу. Вокруг чего обворачивать? Есть один способ: его еще Аристотель, учитель Александра Македонского, придумал — получается, что он был первым в истории хакером… Он использовал длинный конус и передвигал на нем ленту вверх-вниз, меняя диаметр, пока из букв не складывался читаемый текст. Мы тоже можем попробовать нечто подобное — только вот за результат я, естественно, не ручаюсь.
…В углу двора дожидался неведомого часа штабелек желтеньких досок, накрытый от солнца и непогоды кусками старого рубероида и линолеума. Ровненький кусок линолеума и привлек внимание Соболева. Криптолог сначала тщательно протер полотно мокрой тряпкой, а уж затем скрутил из него длинный конус наподобие газетного кулька, в которые некогда насыпали в советских магазинах крупы и сахарный песок. После чего началось довольно утомительное и ничуть не зрелищное священнодействие: Виктор с Дашей бережно обмотали широкую часть раструба двумя-тремя оборотами золототканой ленты, извлеченной из сумки доктора, и принялись стыковать участки ленты, в надежде, что сложится хотя бы какое-то подобие удобочитаемого текста. Локис, не видевший в столь скучном занятии ничего интересного, предпочел роль охранника и внимательно посматривал по сторонам, понимая, что пусть ребята занимаются и не очень захватывающим делом, но нежелательные свидетели тут все же не нужны.
— Нет, Даш, так у нас, похоже, ни черта не получится! — раздался недовольный голос Соболева. — Нечто подобное я и предполагал — иначе все было бы слишком просто… Вероятно, они использовали что-то длинное и с переменным сечением.
— Что-нибудь похожее на «пузатые» колонны в нашей Грановитой палате?
— Вот-вот, нечто вроде них, — кивнул на предположение Даши Виктор. — И, думаю, это должна быть резная колонна приличных размеров, приметная и в единственном экземпляре…
— Ну, что там у вас? — полюбопытствовал Владимир. — Кузнецы сковали пшик?
— Вроде того… — недовольно распрямился Соболев и начал сматывать ленту в бухточку. — Но пару слов мы все же сложили — то ли удача, то ли совпадение, уж не знаю…
— И что за волшебные слова? — Локис хотел уже вновь пошутить насчет поля чудес в известной стране и заклинания «крекс, пекс, фекс!», но, увидев усталые и искренне огорченные лица друзей, вовремя удержался.
— Слова? «Trapesundus» и «sapientia», что означает соответственно Трапезунд и мудрость по латыни… «Летят перелетные птицы в осенней дали голубой…» — неожиданно довольно приятным баритоном пропел строчку из старой песни Виктор, тут же пение оборвал, закурил и вдруг небрежно задал Локису вопрос: — Товарищ сержант, а как вы относитесь к Турции, а? Не скучаете ли по минаретам Стамбула, не нужен ли вам берег… турецкий?
— Турция мне по барабану, а берег ейный и тем более, — не очень понимая, к чему клонит Соболев, грубовато ответил Медведь. Честно говоря, он не очень-то любил, когда с ним начинали изъясняться всякими намеками и экивоками. Ну надо тебе в Турции кому-то рожу по делу начистить или башку свернуть — ты так и скажи, а не мути горизонт туманом!
— Так я и предполагал, — кивнул непонятно чем довольный криптолог и пояснил: — Дело в том, что Трапезунд — это сегодня городок Трабзон, расположенный на черноморском берегу суверенной Турции. И я думаю, что ключ к разгадке тайны нашей золотой ленточки находится именно там.
Соболев задумался и посмотрел в ту сторону заросшего сада, где за деревьями и кустами должен был находиться тот самый «берег турецкий», к которому так стремились птицы из старой песни.
— В Турцию? — поразилась Даша. — Да мы ведь толком даже не знаем, что там искать!
— «И тольки имя Верони-иика…» — продолжая думать о чем-то своем, Виктор пропел кусочек из некогда популярного хита «Песняров», затем оборвал песню и сказал: — Вот на месте и посмотрим… Господин сержант, вы как?
— Сержант — нормально, только вот как мы туда доберемся? Это же не в соседнюю Феодосию смотаться — раз-два и готово…
— А кто говорил, что будет весело и легко? — обаятельно улыбнулся ученый. — Вот и давайте думать. Соберем, так сказать, совет вождей племени сиу! Я предлагаю такой вариант…
