VI
По дороге от молла к дому Джо-Бет, Хови сообразил, почему девушка вдруг решила, будто едва ли не все события последних дней, а в особенности их общий кошмар в мотеле, — дело рук дьявола. Ничего удивительного здесь не было — ведь Джо-Бет работала вместе с чрезмерно религиозной женщиной в магазине, от пола до потолка забитом изданиями мормонов. После неприятного разговора с Луис Нэпп, юноша понял, насколько трудна его задача — убедить Джо-Бет в том, что в их любви нет преступления ни перед богом, ни перед людьми и что в самом Хови нет ничего демонического.
Попасть в дом к Джо-Бет оказалось непросто. После звонка дверь никто не открыл. Инстинктивно чувствуя, что внутри кто-то есть, Хови звонил и стучал минут пять. Тогда он встал посреди улицы, глядя на зашторенные окна, и принялся звать Джо-Бет. За дверью звякнула цепочка, дверь приоткрылась, в щель выглянула женщина — вероятно, Джойс Макгуайр. И Хови снова поднялся на крыльцо, чтобы просить разрешения поговорить с ее дочерью. Обычно он легко завоевывал доверие матерей. Его заикание и очки придавали ему вид прилежного студента. Однако внешность не обманула миссис Макгуайр. Она повторила то же, что сказала Луис Нэпп:
– Тебя здесь никто не ждет. Возвращайся домой. Оставь нас в покое.
– Мне нужно сказать два слова Джо-Бет. Ведь она дома?
– Да, она дома. Но она не хочет тебя видеть.
– Я хотел бы услышать это от нее.
– Вот как? — С этими словами миссис Макгуайр, к удивлению Хови, распахнула дверь.
По сравнению с улицей внутри было темно, но он сразу же разглядел Джо-Бет в полумраке в дальнем конце холла. Она была в черном, словно собралась на похороны. Из-за этого она казалась бледнее обычного, и только глаза ее ярко блестели, отражая солнечный свет, падавший из открытой двери.
– Скажи сама, — велела мать.
– Джо-Бет, — сказал Хови. — Можем ли мы поговорить?
– Тебе не нужно было приходить, — тихо сказала Джо-Бет. Он едва различил ее голос. Самый воздух, что их разделял, казался мертвенным. — Это опасно для всех нас. Больше никогда не приходи сюда.
– Но мне нужно с тобой поговорить.
– Бесполезно, Хови. Если ты не уйдешь, с нами случится страшное.
– Что именно?
За нее ответила мать.
– Тебя никто не винит. — В голосе Джойс не осталось враждебности, с какой она его встретила. — Но пойми, Ховард: то, что случилось с твоей матерью и со мной, еще не закончилось.
– Не понимаю, — ответил он. — Совершенно ничего не понимаю.
– Может, это и к лучшему. И все-таки уходи. Сейчас же. Она снова взялась за ручку двери.
– П-п-п… — начал было Хови, но не успел он выговорить: «Подождите», как уже смотрел на деревянную филенку захлопнувшейся перед его носом двери.
– Черт! — выпалил он, на сей раз без запинки. Несколько секунд он тупо смотрел на закрытую дверь и слушал, как с той стороны возвращались на место цепочки и задвижки. Более полное поражение трудно было представить. Теперь не миссис Макгуайр его завернула — Джо-Бет тоже присоединилась к общему хору. Он не стал повторять попытки.
Не успел он сойти со ступеней и двинуться вниз по улице, как у него созрел план дальнейших действий.
Где-то в здешнем лесу есть место, думал он, где с ними — с миссис Макгуайр, с его матерью, а теперь с Бадди — случилось несчастье. Место, отмеченное насилием, гибелью, катастрофой. Может быть, именно там отыщется выход, который не захлопнут перед ним.
– Это к лучшему, — сказала мать, когда звук шагов Ховарда Катца стих.
– Знаю, — отозвалась Джо-Бет, все еще глядя на запертую дверь.
Мать была права. События прошлой ночи — визит Яффа и уход Томми-Рэя — означали одно: нельзя доверять никому. Она любила брата и думала, будто знает его как себя самое, и вдруг его душа и тело оказались отняты неведомой силой, явившейся из прошлого. Хови тоже явился из прошлого — из маминого прошлого. Что бы ни творилось сейчас в Гроуве, Хови был частью этого. Неважно, причина он или жертва. Если пригласить его в дом, можно погубить хрупкую надежду на спасение, которую они ночью отстояли перед лицом вторгшегося к ним зла.
Однако от этого ей было не легче видеть, как перед Хови захлопнулась дверь. Ей страстно хотелось отпереть замки, вернуть его, обнять, сказать что-нибудь хорошее. Но что теперь будет «хорошим»? По зову сердца, всю жизнь не дававшего ей покоя, соединиться с тем, кто вполне мог оказаться ее братом? Или в этом круговороте, каждой волной крушившем их прежнюю жизнь, остаться верной прежним добродетелям?
У матери был ответ. Ответ, к которому она прибегала всякий раз, когда на них сваливались несчастья.
– Нужно молиться, Джо-Бет. Молиться об избавлении от бедствий. «Да развеется сила проклятых, кого Господь проклял от уст своих, и да уничтожится она славой Господней…»
– Не вижу я никакой славы, мама. И никогда не видела.
– Она грядет! — настаивала мать. — И все встанет на свои места.
– Не думаю.
Джо-Бет вспомнила лицо Томми-Рэя, когда тот вернулся и на вопрос о Яффе улыбнулся самой невинной улыбкой, будто ничего не произошло. Был ли он одним из «Проклятых», о чьей гибели сейчас усердно молилась мать? Неужели и его Господь проклял от уст своих? Джо-Бет не хотела этого, а если и молилась, то лишь о том, чтобы Господь не судил Томми-Рэя чересчур строго. Ни его, ни саму Джо-Бет — за ее желание последовать за тем, кого не пустили дальше порога этого дома.
Солнце палило нещадно, однако в тени лесной листвы жизнь замерла, как ночью. Звери и птицы попрятались по своим норам и гнездам. То ли из-за жары, то ли их заставило замолчать нечто, появившееся в этих местах. Тем не менее, Хови ощущал их присутствие. Они следили за каждым его шагом, словно он был охотник, вышедший на тропу при свете слишком яркой луны. Он и здесь был незваным гостем. Однако желание дойти до цели росло с каждым пройденным ярдом. Решение ему подсказал тот же странный шепот, от которого юноша в первый раз отмахнулся, приняв его за игру воображения. Но сейчас он опять слышал тот же зов и всем телом, каждой клеткой чувствовал его реальность. Кто-то его звал и хотел его видеть, желал встречи с ним. Вчера он воспротивился, но сейчас сам захотел того же.
Неясный импульс побудил его взглянуть вверх на лучи, пробивавшиеся сквозь листву. В глаза ударил яркий свет, но Хови не отвел взгляда, а наоборот — шире раскрыл их навстречу солнечному потоку. Свет ритмично касался сетчатки и будто гипнотизировал Хови. Обычно юноша терпеть не мог терять контроль над собой. Он даже спиртное пил только в случае крупных неприятностей, но до тех пор, пока не замечал, что тело выходит из-под контроля. Наркотиков он даже не касался, самая мысль о них ему претила. Однако сейчас он словно опьянел, и ему это нравилось. Он желал, чтобы солнечные лучи заслонили реальность.
Так и произошло. Когда Хови опустил взгляд, его полуослепшие глаза увидели цветовые пятна, каких не бывает в зеленой траве. Пространство между ним и этими пятнами казалось почти осязаемым. В голове замелькали образы из неведомых глубин подсознания — он не помнил, чтобы в жизни ему довелось переживать подобное.
Сначала он увидел перед собой окно. Такое же — или даже более реальное — чем деревья, среди которых он шел. Окно было распахнуто, за ним виднелись море и небо.
Второе видение оказалось куда менее прекрасным и умиротворяющим. Вокруг Хови будто бы горели костры. Жгли, кажется, рукописи. Он бесстрашно пошел среди костров, понимая, что это галлюцинация и огонь не может причинить ему вред. Видение исчезло, и ему захотелось смотреть еще.
Третье было еще более странным, чем два предыдущих. Вместо пляшущих языков пламени перед ним появилась стайка рыб, что метались на игравшей всеми красками радужной отмели.
Непостоянство картинок рассмешило Хови, и он громко расхохотался. В эту минуту три видения слились в одно, похожее на сверкающую мозаику, где соединились и лес, где он шел, и костры, и рыбы, и небо, и море.
Рыбы плавали в пламени костров, небо стало зеленым, и оттуда вниз посыпался дождь морских звезд. Трава, будто прилив, плескалась у ног, хотя своих ног он больше не чувствовал. Ни ног, ни каких-либо других деталей механизма, который он называл своим телом. Теперь он стал сознанием — блуждающей линзой, изъятой из привычного футляра.
В эйфории вдруг возник тревожный вопрос. Если он — сознание, что же тогда его тело? Ничто? Механизм, от которого запросто можно отказаться? Оставить его, и пусть тонет среди морских рыб или горит, как страница?
Внутри него застучалась паника.
«Я потерял контроль, — сказал он себе. — Я утратил контроль над телом и над собой. О господи. Господи. Господи!»
– Успокойся, — прошептал чей-то голос у него в голове. — Все хорошо.
Он остановился. По крайней мере, он подумал, что остановился.
– Кто здесь? — спросил он. По крайней мере, он подумал, что спросил.
Его по-прежнему окружала мозаика, каждую секунду порождавшая новые невероятные видения. Он попытался крикнуть, чтобы она рассыпалась, и вырваться в знакомую реальность.
– Я хочу тебя видеть! — крикнул он.
– Я здесь, — последовал ответ. — Ховард, я здесь.
– Прекрати! — взмолился Хови.
– Что «прекрати»?
– Подсовывать свои картинки. Убери их!
– Не бойся. Это реальный мир.
– Нет! — закричал Хови. — Нет! Нет!
Он поднес руки к лицу в надежде заслониться от кошмара, но его руки оказались заодно с врагом.
На обеих ладонях он увидел собственные глаза, которыми он смотрел на себя. Это оказалось слишком Хови вскрикнул от ужаса и медленно повалился вперед. Рыбы сверкали, костры играли языками, и казалось, он вот-вот будет поглощен.
Едва он ударился о землю, как все исчезло, словно кто-то невидимый повернул выключатель.
Он полежал немного и убедился, что никаких новых метаморфоз с ним не происходит, потом снова взглянул себе на руки: к счастью, там уже не было глаз. Он рывком вскочил на ноги. Чтобы лучше чувствовать связь с реальностью, он крепко ухватился за нижнюю ветку.
– Ты разочаровываешь меня, Хови, — вновь раздался голос.
Хови наконец-то понял, откуда доносится голос: ярдах в десяти отсюда была поляна, залитая светом. Словно купаясь в лучах, там стоял человек, слепой на один глаз. Его волосы были стянуты сзади в хвост. Здоровым глазом человек пристально смотрел на Хови.
– Достаточно ли отчетливо ты меня видишь? — спросил он.
– Да, — ответил Хови. — Достаточно. Кто ты?
– Меня зовут Флетчер, — последовал ответ. — Ты — мой сын.
Хови сильнее вцепился в ветку.
– Я… кто?
На худом лице Флетчера не мелькнуло и тени улыбки. Каким бы абсурдом ни казались эти слова, Хови понял, что человек не шутит. Флетчер вышел из круга деревьев.
– Терпеть не могу прятаться. Особенно от тебя. Но тут было слишком много людей! Сновали повсюду. — Он развел руки в стороны, охватывая жестом лесок. — Всюду! Все хотели увидеть, как поднимут труп, представляешь? Потратить на это целый день!
– Ты сказал «сын»? — спросил Хови.
– Сын, — ответил Флетчер. — Хорошее слово, правда?
– Ты шутишь?
– Ты же и сам знаешь, что нет. — Флетчер оставался серьезным. — Я давно уже зову тебя.
– Как ты проник в мои мысли?
Этот вопрос Флетчер оставил без внимания.
– Мне понадобилась твоя помощь. Но ты долго сопротивлялся. Наверное, на твоем месте я поступил бы так же — повернулся бы спиной. Фамильная черта.
– Я тебе не верю.
– Тебе не следовало сопротивляться видениям. Это был хороший трип, не так ли? Давненько я этого не делал. Я всегда предпочитал мескалин, но сейчас он, кажется, не в моде.
– Понятия не имею.
– Ты такого не одобряешь.
– Не одобряю.
– Плохое начало. Тем не менее, думаю, теперь все пойдет на лад. Видишь ли, твой отец сидел на мескалине. Мне нужны были эти видения. Тебе же тоже нравилось. По крайней мере, сначала.
– Меня от них тошнит.
– Просто слишком много сразу, вот и все. Привыкнешь.
– Ни за что.
– Но тебе придется привыкнуть, Ховард. Это не моя прихоть, это необходимый урок.
– Урок чего?
– Смысла бытия. Алхимия, биология и метафизика в одном флаконе. Я потратил много времени, чтобы понять это, но в результате стал тем, кем стал. — Он ткнул указательным пальцем на свой рот. — Хотя вполне может быть, что я, с твоей точки зрения, представляю собой жалкое зрелище. Наверное, бывают и лучшие способы познакомиться со своим отцом, но я хотел, чтобы ты ощутил вкус чуда, прежде чем мы встретились.
– Это сон, — сказал Хови. — Я слишком долго смотрел на солнце, и у меня расплавились мозги.
– Я тоже люблю смотреть на солнце. Однако это не сон. Оба мы здесь, сейчас и делимся своими мыслями. Это реально, как жизнь. — Он раскинул руки. — Подойди, Ховард. Дай мне тебя обнять.
– Ни за что.
– Чего ты боишься?
– Ты не мой отец.
– Хорошо, пусть так, — согласился Флетчер. — Я один из них. Был у тебя и другой отец. Но поверь мне, Ховард, я важнее.
– Что за чушь!
– Почему ты злишься? — спросил Флетчер. — Неужели из-за этой нелепой любви к дочери Яффа? Забудь о ней, Ховард. Хови снял очки и, прищурившись, посмотрел на Флет-чера.
– Откуда ты знаешь о Джо-Бет?
– Мне открыто все, что есть в твоем сознании. По крайней мере, с тех пор как ты влюбился. И мне это не нравится еще больше, чем тебе.
– А кто сказал, что мне это не нравится?
– Сам я никогда в жизни не влюблялся, но через тебя узнал вкус любви, и он оказался не слишком сладким.
– Если ты и ее…
– Она не моя дочь. Ее отец — Яфф, и он живет в ее мыслях так же, как я в твоих.
– Это все-таки сон, — опять сказал Хови. — Это должен быть сон. Все тот же гребаный сон.
– Тогда попробуй проснуться, — предложил Флетчер.
– Что?
– Я говорю, если это сон, попробуй проснуться. И давай покончим со скептицизмом и перейдем к чему-нибудь более полезному.
Хови снова надел очки и снова четко увидел Флетчера. На лице у того по-прежнему не было ни тени улыбки.
– Давай! Пора разделаться с твоими сомнениями, у нас не так много времени. Это не игра. И не сон. Это жизнь. Если ты мне не поможешь, под угрозой окажется не один твой романчик.
– Пошел ты! — Хови стиснул кулаки. — Сейчас я проснусь. Смотри!
Он изо всех сил ударил кулаком по стволу ближайшего дерева, так, что дрогнули ветки. Несколько листьев сорвались вниз. Хови ударил по грубой коре еще раз. Ничего не произошло. Удар отозвался в руке тупой болью. Он ударил еще и еще раз. Но ничего опять не случилось, кроме того, что еще и еще раз он почувствовал боль. Флетчер не испарился, он остался стоять, где стоял, такой же реальный, как прежде.
Хови снова ударил по дереву, до крови ободрав костяшки пальцев. Стало еще больнее, и ничего не изменилось. Однако Хови, не желая признать поражение, продолжал отчаянно бить по стволу.
– Это всего лишь сон, — сказал он себе.
– Ты не проснешься, — предупредил его Флетчер. — Остановись, пока не сломал себе что-нибудь. Пальцы не так просто заживают.
– Просто сон… Это сон…
– Ну хватит уже.
Ховардом двигало не только желание проснуться. Еще в нем кипел гнев и на Джо-Бет, и на ее мать, и на свою мать, и на себя самого — такого глупого в этом мире, оказавшемся дьявольски мудрым и изощренным. Только бы проснуться, и больше он никогда не сделает ни одной глупости!
– Ты сломаешь себе руку, Хови.
– Я хочу проснуться.
– Ну и как?
– Хочу проснуться.
– Что ты будешь делать со сломанной рукой, если Джо-Бет захочет, чтобы ты ее обнял?
Хови остановился и взглянул на Флетчера. Боль в руке вдруг стала невыносимой. Краем глаза он заметил, что кора дерева окрасилась ярко-алым. Его затошнило.
– Она… не хочет, чтобы… я ее обнимал, — шепотом произнес он. — Она… заперла дверь…
Разбитая рука беспомощно повисла. Хови знал, что она кровоточит, но взглянуть не посмел. Пот, выступивший на лице, мгновенно стал ледяным. Суставы окостенели. Голова закружилась, и Хови, вытянув дрожавшую руку, закрылся от солнца и от взгляда Флетчера (темного, невидящего, как взгляд самого Хови).
Солнечный луч пробился сквозь листву и коснулся его лица.
– Это… не сон, — пробормотал он.
– Стоило ли так стараться? — различил он сквозь звон в ушах голос Флетчера.
– Меня… сейчас… стошнит…
– Я не слышу тебя, сынок.
– Не могу видеть свою…
– Кровь?
Хови кивнул. Это была ошибка. Мозг будто бы сдвинулся внутри черепной коробки, нарушив привычные связи. Язык обрел собственное зрение, уши ощутили вкус воска, а глаза — влажное прикосновение век.
«Все», — успел подумать Ховард и потерял сознание.
– Заключенный в недрах скалы, я так долго ждал света. И вот я здесь. Но мне некогда радоваться свету. И некогда радоваться тебе, как отец радуется своему сыну.
Хови застонал. Мир не исчез, и, чтобы это увидеть, нужно было лишь открыть глаза. Однако Флетчер не торопил.
– Я понесу тебя.
Хови и впрямь почувствовал, как отец понес его на руках в темноту. Руки Флетчера казались огромными. Или это он, Ховард, уменьшился и стал ребенком?
– Я никогда не собирался становиться отцом, — сказал Флетчер. — Все время что-то мешало. Но Яфф решил завести детей, чтобы иметь помощников в этом мире. Пришлось сделать то же самое.
– А Джо-Бет?
– Что?
– Она его дочь или твоя?
– Его, конечно.
– Так мы… не брат и сестра?
– Нет, конечно. У нее есть брат, и они оба его создания, а ты — мое. Потому ты и должен помочь мне, Хови. Я сейчас слабее, чем он. Мечтатель. Я всегда был мечтателем. Одуревшим от наркотиков. А он уже здесь, собирает своих проклятых терат…
– Кого?
– Это его твари. Его армия. Одну из них он извлек из умирающего комика и выбрался наверх. А я? Мне ничего не досталось. Умирающие редко творят добрые фантазии. В них остается один страх. А Яффу требуется именно страх.
– Ты о ком?
– О Яффе. Он мой враг.
– А кто ты?
– Я его враг.
– Это не ответ. Мне нужно знать больше.
– Долго рассказывать. А времени нет, Хови.
– Расскажи хоть в общих чертах.
Хови почувствовал, как Флетчер у него в мыслях улыбнулся.
– В общих чертах? Хорошо. Я — это рыбы и птицы, я — то, что давно похоронено, например воспоминания. Я возвращаю к первопричинам.
– Это что, я такой тупой или ты несешь полнейшую чушь?
– Мне нужно многое тебе объяснить, но на это нет времени. Может быть, лучше показать тебе… — В голосе его вдруг послышалось сомнение.
– Что ты собираешься сделать?
– Открыть тебе свое сознание, сын.
– Ты боишься…
– Это будет сложно, но я не вижу другого выхода.
– По-моему, не стоит…
– Поздно, — сказал Флетчер.
Хови почувствовал, как руки отца разжимаются и отпускают его. Это было как самый первый в жизни кошмар: он падал в пустоту. Но законы гравитации в мысленном мире не действовали. Лицо отца за время падения не удалялось, а вдруг начало расти, стало огромным и все увеличивалось и увеличивалось.
Слова исчезли, остались только мысли. Они потоком захлестнули Хови. Их оказалось слишком много, и Ховард понадеялся, что не утонет в них.
– Не сопротивляйся, — услышал он отца. — Не пытайся плыть. Пусть все течет своим чередом. Погрузись в меня. Будь во мне.
– Тогда я перестану быть собой, — ответил он. — Если я погружусь в тебя, я стану тобой. Я не хочу быть тобой.
– Рискни. Другого выхода нет.
– Нет! Не могу! Я должен… контролировать.
Он начал бороться, пытаясь вырваться из окружившей его стихии. Но мысли и образы врывались в сознание. Он фиксировал это другим сознанием, что было выше его понимания.
– Между нашим миром, что зовется Косм, или Земля, или Суета сует, — между ним и Метакосмом, что зовется Тем светом или Убежищем, есть море под названием Субстанция…
Образ моря — единственное, что узнал Хови в потоке непонятных видений. В этом море он плыл во сне, который они видели вместе с Джо-Бет. Тогда они плыли бок о бок, их тела несло течение, их волосы переплелись. Страх прошел. Теперь Хови смог сосредоточиться на словах Флетчера.
– … и в этом море есть остров… Он увидел его где-то вдали.
– … под названием Эфемерида. Чудесное слово и чудесное место. Вершина горы скрывается в тучах, но склоны освещены ярким светом. Светом не солнца, но духа.
– Я хочу туда, — подумал Хови. — Быть там вместе с Джо-Бет.
– Забудь ее.
– Скажи мне, что там? На этом острове?
– Явление тайн, — ответил ему отец, — мы его видим трижды в жизни. При рождении, перед смертью и еще в ту ночь, когда впервые познаем ту, кто есть любовь всей нашей жизни.
– Джо-Бет.
– Я говорю — забудь ее.
– Я плыл туда вместе с Джо-Бет! Мы плыли туда вместе.
– Нет.
– Да. Это значит, что она и есть любовь моей жизни. Ты сам только что сказал…
– Я сказал тебе: забудь.
– Но ведь она и есть моя любовь! О господи! Джо-Бет — любовь моей жизни!
– Все созданное Яффом слишком испорчено, чтобы его любить. Слишком опасно.
– Она самое прекрасное создание в мире.
– Она отказалась от тебя, — напомнил Флетчер.
– Я верну ее.
Теперь он видел образ Джо-Бет гораздо отчетливее, чем остров и море. Он потянулся к ней и от этого движения выскользнул из сознания отца. Вернулась тошнота, и с ней — солнечный свет, пробивавшийся через листву над его головой.
Он открыл глаза. Флетчер, кажется, держал его вплоть до этого момента, а теперь отпустил. Хови лежал на спине в траве.
Рука его от локтя до запястья онемела, а кисть распухла и стала раза в два больше. Боль была первым доказательством того, что он не спит. Второе доказательство — то, что он очнулся. Хови больше не сомневался: человек с волосами, завязанными в хвост, был реальным. Вероятно, и все его слова тоже были правдой. Флетчер действительно его отец, неважно, хорошо это или плохо. Когда Флетчер снова с ним заговорил, Хови поднял голову.
– Ты не понимаешь, в каком мы отчаянном положении. Если я не остановлю Яффа, он вторгнется в Субстанцию.
– Не хочу ничего знать, — сказал Хови.
– На тебе лежит ответственность. Я не создал бы тебя, если бы не был уверен, что ты поможешь мне.
– Ах, как трогательно! — Хови начал подниматься, стараясь не смотреть на распухшую руку. — Наконец я могу почувствовать себя желанным ребенком. — Он попытался встать на ноги. — Тебе не следовало показывать мне остров, Флетчер. Теперь я понял: все, что произошло между мной и Джо-Бет, реальность. Джо-Бет не испорчена. И она мне не сестра. Значит, я смогу ее вернуть.
– Подчинись мне! Ты же мой сын. Ты обязан меня слушаться!
– Если тебе нужен раб, так пойди и найди себе раба, — ответил Хови. — А у меня есть дела поважнее.
Он повернулся к Флетчеру спиной — по крайней мере, ему показалось, будто повернулся, — но тот снова возник перед ним.
– Как ты это делаешь?
– Я многое могу. Ерунда. Я научу тебя. Только не оставляй меня одного, Ховард.
– Никто не зовет меня Ховардом, — сказал Хови, пытаясь оттолкнуть Флетчера.
На какое-то время он забыл о разбитой руке, но тут снова ее увидел. Костяшки пальцев распухли, кожа на тыльной стороне содрана, из ранок сочилась кровь. На ладонь налипли травинки — ярко-зеленое на ярко-красном. Флетчер отшатнулся.
– Тебе тоже не нравится вид крови, да? — спросил Хови. Когда Флетчер отступил на шаг, Хови показалось, будто что-то в этом человеке изменилось. Но это произошло слишком неуловимо, чтобы различить точнее. Возможно, он попросту вышел из тени на свет и был теперь иначе освещен? Или та часть небес, что была заперта у него в сердце, вдруг освободилась, поднялась к глазам и посмотрела на Хови? Но как бы то ни было, изменение было мгновенным, оно пришло и ушло.
– Предлагаю сделку, — сказал Хови.
– Какую?
– Ты оставляешь в покое меня, я оставляю тебя.
– Есть только мы, сын. Весь остальной мир против нас.
– Ты просто чокнутый, понятно? — Хови больше не смотрел на Флетчера. — Вот от кого это у меня. Святая простота! Хватит! Есть люди, которые любят меня.
– Это я тебя люблю, — сказал Флетчер.
– Лжешь.
– Ну хорошо, я преувеличил. Но я научусь.
Хови пошел прочь, не глядя на свою кровоточившую руку.
– Я научусь! — слышал он позади голос отца. — Ховард, послушай! Я научусь!
Он не бежал — у него не было сил. Ему удалось добрести до дороги и ни разу не упасть. Если учесть, какую он чувствовал слабость, это была победа разума над плотью. Он немного отдохнул на обочине, довольный тем, что Флетчер не посмел следовать за ним. У Флетчера было немало причин не попадаться людям на глаза. Хови наметил план действий. Сначала он вернется в мотель, где займется рукой. А потом? Потом отправится к Джо-Бет. С хорошими новостями. Он найдет способ сообщить их девушке, даже если придется ждать всю ночь.
Солнце светило жарко и ярко. Тень Хови падала на дорогу прямо перед ним. Он сосредоточил взгляд на тротуаре и шаг за шагом двигался вперед, к нормальному миру.
В лесу, оставшемся за спиной у Хови, Флетчер тем временем проклинал свою глупость. Сам он всегда легко перескакивал из обычного мира в воображаемый, не обращая внимания на промежутки, но не умел толком объяснять и не знал тех простых приемов общения, какими обычные люди овладевают годам к десяти. Его прямолинейность оттолкнула сына. Хови не захотел принять истину и понять, в какой опасности сейчас находился не только его отец, но и весь мир. Флетчер не сомневался, что Яфф теперь не менее опасен, чем тогда, в миссии Санта-Катрина, когда его изменил нунций. Он стал еще опаснее. Он обзавелся помощниками в Космосе — детьми, готовыми повиноваться ему, поскольку Яфф убеждать умел. А единственный сын Флетчера сейчас направлялся прямиком в объятия одной из дочерей врага. Флетчер потерял сына. У него оставался один выход — самому отправиться в Гроув в поисках людей, из которых можно добыть галлюцигении.
Откладывать было нельзя. До захода солнца оставалось несколько часов, а в темноте у Яффа будут преимущества. И хотя Флетчеру отнюдь не улыбалась затея бродить по улицам городка в поисках подходящей кандидатуры, выбора не было. Возможно, ему и удастся при свете дня наткнуться на какого-нибудь мечтателя.
Он посмотрел на небо и вспомнил свою комнату в миссии, где они с Раулем провели столько блаженных часов, слушая Моцарта и глядя, как меняют очертания плывущие над океаном облака. Они постоянно меняются. Непрерывное чередование форм, где можно разглядеть отражения земных образов — то дерево, то собаку, то человеческое лицо. В один прекрасный день, когда война с Яффом окончится, Флетчер тоже станет облаком.
Тогда исчезнет мучительная горечь утрат. Рауль, Ховард — они его покинули…
Только застывшие формы могут чувствовать боль. Текучие — живут во всем, всегда. В стране, где царит один бесконечный день.
Как ему хотелось туда!
VII
Этим утром худший ночной кошмар Уильяма Уитта, преуспевающего бизнесмена из Паломо-Гроува, стал реальностью. Он вышел из элегантного одноэтажного особняка в Стиллбруке, цена на который (он любил говорить об этом клиентам) с тех пор, как Уитт приобрел его пять лет назад, возросла на тридцать тысяч долларов, и отправился по риэлтерским делам в этом самом любимом на свете городе. Но все пошло не так уже с утра. Если бы Уильяма спросили, что именно не так, вряд ли он сумел бы ответить. Но инстинктивно он чувствовал: милый его сердцу Гроув захворал. Большую часть утра он провел у окна своего кабинета, выходившего на супермаркет. Едва ли не каждый житель города наведывался сюда хотя бы раз в неделю. Люди приходили с двойной целью — сделать покупки и поболтать. Уильям гордился тем, что знал по именам девяносто восемь процентов покупателей, входивших в двери магазинов. Большинству он помогал приобрести дома — и молодым, когда они покупали первое после женитьбы жилище, и людям среднего возраста, когда от них уезжали выросшие дети, и, наконец, он продавал дома, чьи хозяева умерли. Почти все горожане его знали. Называли по имени, обсуждали его галстуки (у него их было сто одиннадцать), приглашали в гости.
Но сегодня, глядя в окно, Уильям не испытывал привычной радости. То ли из-за смерти Бадди Вэнса, то ли из-за последовавшей за ней трагедии — это настолько потрясло людей, что они даже забывали здороваться, встречаясь на парковке. А может, горожане тоже проснулись сегодня в предчувствии некоего события — такого, что они не сочли бы нужным упомянуть о нем в своих дневниках, но горько сожалели бы, случись им его пропустить.
Он постоял возле окна, не в силах понять, что видит и чувствует, и решил пройтись. На сегодня его ждали три дома — два в Дирделле и один в Уиндблафе. Их нужно было осмотреть и определить цену. За то время, что он добирался на машине до Дирделла, беспокойство его не уменьшилось. Палящее солнце словно пыталось сжечь дотла тротуары и лужайки, а воздух дрожал так, будто пытался расколоть кирпичи и шифер крыш и стереть наш драгоценный Гроув с лица земли.
Дома в Дирделле требовали ремонта; они поглотили все его внимание, пока он оценивал их достоинства и недостатки. К тому времени, как он закончил с ними и направился в Уиндблаф, он настолько отвлекся от своих страхов, что решил считать их проявлениями мнительности. Тем более впереди его ждала приятная работа. Дом на Уайлд-Черри-глэйд, прямо под «полумесяцами», Уитт знал хорошо и уже предвкушал будущее рекламное объявление в «Бюллетене лучших домов»:
«Стань королем Холма! Превосходный семейный особняк ждет тебя!»
Он выбрал из двух ключей на кольце нужный и отпер входную дверь. Из-за споров о наследстве дом стоял пустым еще с весны. Воздух внутри был затхлым и пыльным. Ему нравился этот запах. Пустые дома трогали его. Ему нравилось думать, что эти дома ждут хозяев; они как чистые холсты, на которых новые владельцы напишут свой собственный рай. Он прошелся по дому, отщелкивая в уме дежурные фразы:
«Просторный и светлый. Удовлетворит самого взыскательного покупателя. Три спальни, два санузла с мозаичными полами, стены в главной гостиной обшиты березовыми панелями, оборудованная кухня, крытое патио…»
Он знал, что за особняк такого размера и в таком месте можно получить хорошую цену. Обойдя все комнаты на нижнем этаже, он отпер дверь во двор и вышел. Дома на Холме, даже в нижней его части, строились с размахом. Этот двор был не виден из соседних домов. Если бы двор увидели соседи, они бы пожаловались на его состояние. Пожухлая трава на лужайке росла клочками, местами по пояс человеку, деревья тоже нуждались в стрижке. Уитт прошелся по выжженной солнцем земле, чтобы измерить бассейн. Его так и не осушили после смерти миссис Ллойд, последней хозяйки дома. Вода стояла низко, ее поверхность как бы инкрустировали разросшиеся водоросли цветом намного зеленее травы, пробивавшейся между плиткой, которой были отделаны края бассейна. Пахло отвратительно. Не торопясь Уильям прикинул размер бассейна — его наметанный глаз был почти так же точен, как его рулетка. Пока он перемножал цифры, в центре бассейна возникла рябь и медленно поплыла в его сторону. Он немного отступил от края и записал, что сюда следует как можно скорее вызвать службу по очистке бассейнов. Кто бы ни завелся в воде, грибок или рыба, часы его сочтены.
На воде снова появилась рябь, и ее стремительное движение вдруг напомнило Уитту совсем другой день и другой водоем. Он выкинул это воспоминание из головы — по крайней мере, попытался выкинуть, повернулся спиной к бассейну и направился в сторону дома. Но воспоминание слишком долго оставалось в глубинах памяти и теперь требовало к себе внимания. Уитт мысленным взором снова увидел четырех девушек: Кэролин, Труди, Джойс и Арлин, прекрасную Арлин; увидел так ясно, будто подсматривал за ними только вчера. Он видел, как они раздеваются, слышал их голоса и смех.
Уитт остановился и повернулся к бассейну. Поверхность воды успокоилась. Он взглянул на часы. После выхода из офиса прошел час и сорок пять минут. Если поторопиться, он успеет заехать домой и посмотреть фильм из своей коллекции. Предвкушение наслаждения, подогретого эротическими воспоминаниями, заставило его ускорить шаги. Он запер заднюю дверь и направился наверх.
На полпути ко второму этажу его насторожил какой-то звук.
– Кто здесь? — спросил он.
Никакого ответа, однако звук повторился. Он повторил вопрос, и диалог вышел странный: вопрос — звук, вопрос — звук. Может быть, шалят дети? В последнее время они взяли привычку забираться в пустые дома. Впервые ему представился случай поймать их на месте преступления.
– Спуститесь вниз! — Он старался говорить как можно более низким голосом. — Или мне подняться за вами?
Но единственным ответом стал тот же тихий звук — будто маленькая собачонка, стуча когтями, бегала по деревянному полу.
Ну и ладно, подумал Уильям. Он снова двинулся наверх, топая изо всех сил, чтобы напугать непрошеных пришельцев. Он знал имена и прозвища почти всех детей в Гроуве. А тех, кого не знал, мог легко отыскать на школьном дворе. Сейчас он им задаст, чтобы другим неповадно было.
Когда он поднялся наверх, там царила тишина. Теплые лучи послеполуденного солнца, лившиеся в окно холла, уняли его беспокойство. Здесь безопасно. Опасно гулять по ночным улицам Лос-Анджелеса. А это Гроув и тихий пятничный день.
Словно в подтверждение этих мыслей, из-за зеленой двери хозяйской спальни выкатилась игрушка: белая сороконожка фута в полтора длиной. Ее пластиковые ножки ритмично цокали по полу. Уитт улыбнулся. Ребенок в знак капитуляции выпустил свою игрушку. Снисходительно улыбаясь, Уильям нагнулся, чтобы поднять ее, глядя при этом на пол за дверью.
Едва его пальцы коснулись сороконожки, он еще раз посмотрел на нее и мгновенно понял — это не игрушка. Тело странной твари было мягким и теплым, оно пульсировало. Отчаянным движением Уитт попытался ее отбросить, но та уцепилась за кисть и уже карабкалась по руке. Уронив блокнот и карандаш, Уитт другой рукой оторвал от себя существо — и швырнул на пол. Тварь упала на спину и осталась лежать, шевеля многочисленными лапками, будто креветка. Тяжело дыша, Уильям прислонился спиной к стене, и тут из-за двери послышался голос:
– Ну хватит церемониться. Входите.
Уильям понял, что говоривший — совсем не ребенок, а возникшее несколько секунд назад ощущение безопасности было преждевременным.
– Мистер Уитт, — послышался второй более молодой голос, показавшийся ему знакомым.
– Томми-Рэй? — спросил Уильям, не в силах скрыть облегчения. — Томми-Рэй, это ты?
– А то кто же? Входите! Присоединяйтесь к нашей компании.
– Что тут происходит? — спросил Уильям и распахнул дверь, обойдя цокавшую по полу тварь.
Ситцевые занавески миссис Ллойд были плотно задернуты, и после освещенного солнцем холла Уильяму показалось, будто в комнате вдвое темнее, чем на самом деле. Вскоре он различил Томми-Рэя Макгуайра, стоявшего посреди комнаты, и за ним, в темном углу, кого-то еще. Один из них искупался в бассейне, подумал Уильям, когда в нос ему ударил запах протухшей воды.
– Зря ты сюда забрался, — обратился он к Томми-Рэю. — Ты не знаешь, что это противозаконно? Этот дом…
– Но ведь ты не донесешь на нас? — перебил его Томми-Рэй. Он шагнул к Уильяму, заслонив своего приятеля в углу.
– Все не так просто… — начал Уильям.
– Да нет, все просто, — категорично заявил Томми-Рэй. Он сделал еще один шаг к Уитту, потом еще и еще — и вдруг оказался у двери за спиной Уильяма. Только тут Уитт разглядел бородатого мужчину, сидевшего в углу. На нем копошились твари, похожие на первую сороконожку. Они покрывали его сплошь, как живые доспехи, ползали по лицу, задерживались на губах, глазах, скопились в паху, массируя его, тыкались в подмышки и скакали по животу. Их было так много, что тело мужчины казалось вдвое больше, чем у обычных людей.
– О господи, — прошептал Уильям.
– Здорово, правда? — спросил Томми-Рэй.
– Я вижу, вы с Томми-Рэем давно знаете друг друга? — сказал Яфф. — Скажи мне, был ли он в детстве хорошим ребенком?
– Что это такое, черт возьми? — спросил Уильям у Томми-Рэя.
Бегающие глаза юноши вспыхнули.
– Это мой отец, — ответил он. — Это Яфф.
– Мы хотим, чтобы ты открыл нам тайны твоей души, — сказал Яфф.
Уильям сразу же вспомнил о своей домашней коллекции. Откуда они узнали? Неужели Томми-Рэй шпионил за ним? Шпионил за шпионом?
Уильям покачал головой.
– У меня нет никаких тайн, — тихо сказал он.
– Может, и так, — сказал Томми-Рэй. — Обычный гребаный зануда.
– Ты злой, — сказал Яфф.
– Да тебе любой подтвердит, — настаивал Томми-Рэй. — Посмотри на него. На его галстуки и на то, как он кланяется всем и каждому.
Слова Томми-Рэя задели Уильяма, и у него задергалась щека.
– Самый дерьмовый зануда во всем этом гребаном городишке.
В ответ Яфф поймал у себя на животе одну из тварей и кинул в сторону Томми-Рэя. Попадание было точным. Тварь с дюжиной хлыстообразных хвостов и крошечной головкой попала Томми-Рэю в лицо, заткнув ему рот. Юноша покачнулся, отодрал от себя тварь с комичным поцелуйным звуком, ухмыльнулся и бросил ее обратно смеющемуся Яффу, но менее метко — существо свалилось на пол у ног Уильяма. Тот отшатнулся, вызвав новый приступ смеха у отца с сыном.
– Она тебе не повредит, — сказал Яфф, отсмеявшись. — Пока я не захочу.
Он поманил к себе тварь, и она, быстро перебирая лапками, устроилась у него на животе.
– Ты наверняка знаешь большинство из этих ребят, — сказал Яфф.
– Ага. И они его знают, — добавил Томми-Рэй.
– Вот этот, к примеру. — Яфф указал на членистое существо размером с кошку. — Это осталось от женщины… как ее звали, Томми?
– Не помню.
Яфф стряхнул тварь, похожую на громадного скорпиона, к своим ногам. Та в панике попыталась вернуться на насиженное место.
– Ну, та женщина с собаками. Милдред… Как ее…
– Даффин, — произнес Уильям.
– Вот! — воскликнул Яфф, ткнув в него пальцем. — Даффин! Как легко мы все забываем! Конечно же, Даффин.
Уильям знал Милдред. Он видел ее почти каждое утро, когда она выходила гулять со сворой собак. Всегда казалось, будто она забыла, куда идет и зачем вообще вышла из дома. Но что общего между ней и этим скорпионом?
– Я вижу, ты в недоумении, Уитт, — сказал Яфф. — Ты Думаешь: неужели это новый питомец Милдред? Ответ: нет. Это ее сокровенная тайна во плоти. От тебя я хочу получить то же, Уильям. Мне нужна сокровенная тайна.
Как опытный гетеросексуальный вуайерист, Уильям тут же разгадал гомосексуальный подтекст поведения Яффа. Этот тип и Томми-Рэй — вовсе не отец и сын. Они здесь трахались. И все разговоры о сокровенном и тайном есть просто завуалированное предложение орального секса.
– Я в этом не участвую, — сказал Уильям. — Томми-Рэй подтвердит. Я ничего «странного» не практикую…
– Нет ничего странного в страхе, — сказал Яфф.
– Каждый чего-то боится, — вставил Томми-Рэй.
– Но одни больше, другие меньше. А ты… я уверен, ты боишься намного больше остальных. Признайся, Уильям, у тебя в голове много дряни. Я хочу вытащить ее из тебя и забрать себе.
Вот, еще один намек. Уильям услышал, как Томми-Рэй сделал шаг в его направлении.
– Держись от меня подальше, — с угрозой в голосе предупредил Уильям, но это был чистый блеф. Улыбка Томми-Рэя подтверждала, что тот все понимал.
– Тебе станет легче, — сказал Яфф.
– Намного, — подтвердил Томми-Рэй.
– Это не больно. Может, совсем немного, вначале. Зато как только ты вытряхнешь из себя эту дрянь, ты станешь другим человеком.
– Милдред не единственная, — сказал Томми-Рэй. — Прошлой ночью он побывал у многих.
– Что верно, то верно.
– Я показывал дорогу, и он шел за мной.
– Понимаешь, у меня чутье на некоторых людей. Я их нахожу по запаху.
– Луиза Доил… Крис Сипара… Гарри О'Коннор… Уильям знал их всех.
– Гюнтер Розбери… Мартина Несбит…
– Да, Мартине действительно было что показать, — сказал Яфф. — Одно из ее произведений во дворе. Охлаждается.
– В бассейне? — пробормотал Уильям.
– Ты видел? Уильям покачал головой.
– Тебе непременно нужно увидеть. Полезно узнать, что люди скрывали от тебя многие годы.
Последняя фраза задела Уильяма за живое, хотя он уже понял, что Яффу ничего о нем не известно.
– Ты думаешь, будто знаешь их, — продолжал Яфф. — Но у людей есть страхи, в существовании которых они никогда не признаются; темнота, что прячется за улыбкой. Вот…
Он поднял руку. На ней повисло существо, напоминавшее безволосую обезьяну с паучьими лапами.
– … что живет в такой темноте. Я извлекаю их наружу.
– И у Мартины тоже? — спросил Уильям. У него забрезжила надежда сбежать.
– Конечно, — сказал Томми-Рэй. — Ее экземпляр — один из лучших.
– Я зову их «тераты», — сказал Яфф. — Это значит «рожденные безобразными», чудовища. Как они тебе нравятся?
– Я… я хотел бы посмотреть на то… что осталось от Мартины, — ответил Уильям.
– Милая дама, — заметил Яфф, — но в голове мерзкий секс. Иди, покажи ему, Томми-Рэй. А потом приведи обратно.
– Хорошо.
Томми-Рэй взялся за ручку, но медлил открывать, словно прочел мысли Уильяма.
– Тебе правда хочется посмотреть?
– Хочется. Мы с Мартиной… — Он замялся. Яфф закончил за него:
– Ты и эта женщина, Уильям? Вместе?
– Раз или два, — солгал Уильям.
Он не прикасался к Мартине, но надеялся, что это покажется им достаточным основанием для его любопытства. Похоже, сработало.
– Ну что ж, это хорошая причина. Тебе следует знать, что она скрывала от тебя. Покажи ему, Томми-Рэй!
Молодой Макгуайр, подчинившись приказу, отвел Уильяма вниз. Пока они спускались по лестнице, юноша насвистывал что-то бессвязное, а его легкая походка и непринужденные манеры никак не вязались с его адским другом. Уильяму несколько раз хотелось спросить его: «Почему?» Возможно, тогда он смог бы понять, что происходит с Гроувом. Как получилось, что зло беззаботно гуляет по городу, испорченные души вроде Томми-Рэя бродят по улицам, шутят и напевают, словно обычные люди?
– Жуть, правда? — спросил Томми-Рэй, забирая из рук Уильяма ключ от задней двери. Он читает мои мысли, решил Уитт. Но следующая фраза Томми-Рэя опровергла эту мысль.
– Пустые дома. Жутко тут. Хотя, наверное, ты к ним привык, да?
– Я этим живу.
– Яфф не любит солнца, вот я и привел его сюда. Нужно же ему где-то спрятаться.
Когда они вышли на солнце, Томми-Рэй поморщился.
– Знаешь, я, наверное, скоро стану таким же, как он. Раньше мне нравились пляжи. Топанга, Малибу, все такое. А теперь меня, типа, тошнит от этого… яркого света…
Он направился к бассейну, опустив голову, чтобы не смотреть на солнце, и продолжал болтать.
– Так вы с Мартиной того? Вообще-то она не мисс Вселенная, ну, ты понимаешь. А уж внутри у нее… Видел бы ты, как они выходят! Вот это да… Похоже на пот. Сочатся через дырочки в коже…
– Через поры.
– Чего?
– Маленькие дырочки — поры.
– А-а. Ну да. Клево.
Они подошли к бассейну. Томми-Рэй продолжал:
– Яфф зовет их по-своему, ну, ты понял. Сила сознания. А я зову их по именам… ну, по именам людей, которым они принадлежали. — Он оглянулся и увидел, что Уильям смотрит на зеленую изгородь, выискивая просвет. — Тебе не интересно?
– Что ты… мне интересно.
– Мартина! — позвал юноша Поверхность воды всколыхнулась. — Сейчас вылезет. Впечатляет.
– Верю, — сказал Уильям и шагнул к краю бассейна. Едва то, что было в воде, показалось на поверхности, он изо всех сил толкнул Томми-Рэя в спину. Тот вскрикнул и потерял равновесие. Уильям успел взглянуть на терату в бассейне — что-то вроде военного корабля с лапами. Потом на нее упал Томми-Рэй. Вода забурлила Уильям не стал задерживаться, чтобы узнать, кто кого победит. Он бросился к месту, где изгородь была реже, быстро продрался сквозь нее и был таков.
– Ты его упустил, — сказал Яфф, когда Томми-Рэй появился наверху. — Вижу, тебе ничего нельзя поручить.
– Он обманул меня.
– Тебе пора перестать этому удивляться. Неужели ты еще не понял. Люди часто притворяются. Тем они и интересны.
– Я пытался его догнать, но он сбежал. Хочешь, я схожу к нему домой? Хочешь, убью?
– Ну-ну, полегче, — сказал Яфф. — Если он распустит слухи — ну, поболтают денек-другой, нам это не повредит. Да и кто ему поверит? Но отсюда придется вечером уйти.
– Есть другие пустые дома.
– Они нам больше ни к чему. Вчера ночью я нашел для нас пристанище.
– Где?
– Увидишь. Она еще не совсем готова, но скоро будет.
– Кто?
– Говорю, увидишь. А пока я хочу, чтобы ты съездил по моим делам.
– Хорошо.
– Это недалеко. На побережье есть место, где я оставил кое-что важное. Теперь я хочу, чтобы ты мне это привез, а я пока разберусь тут с Флетчером.
– Мне бы хотелось при этом присутствовать.
– Тебе так нравится смерть? Томми-Рэй ухмыльнулся.
– Да. Нравится. У моего друга Энди есть клевая тату — череп, вот здесь. — Он показал на грудь. — Энди говорил, что умрет молодым. Что поедет в Бомбору, ну, там такие реально опасные скалы и волны. Так вот, он дождется последней волны и просто спрыгнет с серфа. Это круто. Умереть на плаву.
– И что? — спросил Яфф. — В смысле, он умер?
– Да, хера, — сказал Томми-Рэй презрительно. — Кишка тонка.
– А ты бы смог?
– Хоть сейчас! Как два пальца…
– Не спеши. Тут скоро будет большая вечеринка.
– Да?
– О да. Очень большая. В твоем городе такого не видели.
– А кто там будет?
– Половина Голливуда. А другая половина хотела бы быть.
– А мы?
– Конечно, мы тоже там будем, можешь не сомневаться. И позабавимся.
Наконец-то у меня есть что рассказать, подумал Уильям, стоя возле дверей дома Спилмонта на Писблоссом-драйв. Он всем расскажет, как ему удалось сбежать от Яффа и его страшной свиты, и за то, что он предупредит остальных, его назовут героем.
Спилмонт был его прежним клиентом — Уитт дважды помогал ему купить дом. Они были знакомы достаточно давно и называли друг друга по имени.
– Билли? — удивился Спилмонт, оглядывая Уильяма с головы до ног. — Плохо выглядишь.
– Потому что все плохо.
– Входи.
– Оскар, случилось нечто ужасное, — сказал Уильям, позволяя увлечь себя внутрь. — В жизни не видел подобного кошмара.
– Садись, садись, — сказал Спилмонт. — Познакомься, Джудит, — Билл Уитт. Что стряслось? Хочешь выпить, Билли? Господи, да ты весь дрожишь как лист.
Джудит Спилмонт, женщина с большой грудью и широкими бедрами, выплыла из дверей кухни и повторила предложение мужа. Уильям попросил стакан воды со льдом. Он не мог собраться с духом, пока стакан не оказался у него в руках. Уже начав свой рассказ, он понял, насколько нелепо все звучит. Просто страшилка вроде тех, что дети рассказывают в летнем лагере у костра, потому что при свете дня она звучит совсем бессмысленно. Но Спилмонт честно его выслушал, отослав жену обратно в кухню. Уильям не упустил ни одной подробности, вспомнил даже имена тех, кого Яфф посетил предыдущей ночью. Время от времени он добавлял, что понимает, насколько это абсурдно, но он ничего не придумал. Так он и заключил:
– Понимаю, как нелепо это звучит.
– Да уж… та еще история, — заметил Спилмонт. — Если бы это говорил не ты, я и слушать не стал бы. Но, черт возьми… Томми-Рэй Макгуайр, он же хороший парень.
– Могу отвести тебя туда, — предложил Уильям. — Только захватим оружие.
– Нет, ты сейчас не в состоянии.
– Ты не можешь пойти туда один.
– Эй, сосед, ты смотришь на человека, любящего своих детей. Думаешь, я мечтаю оставить их сиротами? — рассмеялся Спилмонт. — Слушай, иди домой и жди там. Я тебе позвоню, если будут новости. Ладно?
– Ладно.
– Ты уверен, что можешь вести машину? А то я попрошу кого-нибудь…
– Ну, сюда же я доехал.
– Верно.
– Доберусь.
– Да, Билл, помалкивай об этом, ладно? Не хочу, чтобы народ сгоряча взялся за ружья.
– Да, конечно, я понимаю.
Спилмонт подождал, пока Уильям допил воду, потом проводил его до двери и попрощался. Уильям сделал все, как таймы обещал, — поехал прямо домой, позвонил Валери и сказал, что не вернется в офис, запер двери и окна, разделся, принял душ и стал ждать новостей про зло, наступавшее на Паломо-Гроув.
VII
Грилло вдруг почувствовал, что устал как собака. Он позвонил на коммутатор, попросил никого с ним не соединять до дальнейших распоряжений и примерно в три пятнадцать лег спать. Разбудил его стук в дверь. Он сел на кровати. Голова кружилась.
– Ваш заказ, — раздался женский голос.
– Я ничего не заказывал, — сказал Грилло, но потом до него дошло. — Тесла?
Это и впрямь была Тесла. Она чудесно выглядела в своем, как обычно, вызывающем наряде. Грилло давно понял: для того, чтобы носить некоторые вещи и украшения, требуется определенный талант, и тогда вульгарное превращается в шикарное, а элегантное в китч. И то и другое удавалось Тесле без особого труда. Сегодня на ней были мужская белая рубашка, чересчур большая для ее маленького стройного тела, дешевые мексиканские бусы с образком мадонны, узкие синие штаны, туфли на высоких каблуках, в которых она доставала Грилло до плеча. В ее рыжих волосах с высветленными прядями поблескивали серебряные серьги-змейки.
– Я тебя разбудила.
– Угу.
– Извини.
– Пойду пописаю.
– Давай, давай.
– Узнай, мне никто не звонил? — крикнул он ей, глядя на себя в зеркало.
Выглядел он жалко — похож на бедствующего поэта, что пытается сделать вид, будто только что проголодался. Он стоял над унитазом, покачиваясь, одной рукой держал член, который никогда еще не казался ему таким маленьким, а другой — опирался на дверной косяк, чтобы не упасть. Только тут он понял, до чего болен.
– Держись от меня подальше, — предупредил он Теслу, когда вышел. — Кажется, у меня грипп.
– Тогда лезь в постель. От кого ты заразился?
– От одного ребенка.
– Абернети звонил, — сообщила Тесла. — И еще какая-то женщина. Эллен.
– Это ее ребенок.
– Кто это?
– Очень милая леди. Что она сказала?
– Ей срочно нужно с тобой поговорить. Номер не оставила.
– Не думаю, что у нее есть телефон, — сказал Грилло. — Нужно узнать, что она хотела. Она работала у Вэнса.
– Опять скандал?
– Вроде того. — У Грилло начали стучать зубы. — Черт, у меня жар.
– Может, отвезти тебя в Лос-Анджелес?
– Ни за что. Здесь происходят любопытные события.
– События везде происходят. Абернети пришлет кого-нибудь другого.
– Эти события странные. Чего-то я не понимаю. Ты знаешь, что я был там, где искали Вэнса и погибли спасатели?
– Нет. Что там случилось?
– Что бы ни говорили в новостях, это был не прорыв подземной реки. По крайней мере, не только. Во-первых, я слышал крики из-под земли задолго до появления воды. Похоже, будто там выкрикивали молитвы, Тесла, И только потом ударил этот гребаный гейзер. Вода, дым, грязь. Трупы. И еще какое-то существо. Нет, два существа. Они вышли из-под земли.
– Выкарабкались?
– Вылетели.
Тесла смерила его долгим тяжелым взглядом.
– Клянусь, — сказал Грилло. — Может, это были люди… а может, и нет. Они были похожи… ну, не знаю… на две энергии. Предупреждаю твой вопрос: я был в своем уме и ничего не пил.
– Ты единственный, кто это видели.
– Нет. Со мной был человек по имени Хочкис. Думаю, он тоже видел. Только я никак не могу до него дозвониться, чтобы он подтвердил.
– Ты понимаешь, что это звучит как бред сумасшедшего?
– Да. Что только подтверждает твое мнение обо мне. Работает на Абернети, копается в грязном белье у богатых знаменитостей…
– Не влюбляется в меня.
– Не влюбляется в тебя…
– Сумасшедший.
– Псих.
– Слушай, Грилло. Я плохая сиделка, так что сочувствия от меня не жди. Но если нужно куда-то съездить — скажи куда.
– Ты могла бы отправиться к Эллен. Передай, что ее ребенок заразил меня гриппом. Пусть почувствует себя виноватой. Она многое знает, но рассказать успела малую часть.
– Вот это мой Грилло. Больной, но бессовестный.
Тесла добралась до дома Эллен Нгуен лишь к концу дня. Она не стала брать машину, хотя Грилло ее предупредил, что путь неблизкий. Погода была прекрасная, дул небольшой ветерок, и Тесла с удовольствием прогулялась почти через весь город. Разглядывая дома, она придумывала сценарий для триллера, где главная героиня носит атомную бомбу в портфеле. Нечто подобное уже безусловно было, но она задумала притчу не о зле, а о безразличии. Люди предпочитают не верить тому, что им говорят, они проходят мимо, спешат по своим делам с выражением жизнерадостного безразличия на лицах. Героиня пытается заставить их осознать грозящую опасность, но у нее ничего не выходит. В конце ее выгоняют за пределы города, чтобы она не мутила воду. И тут земля дрожит и бомба срабатывает. Экран гаснет. Конец. Такого никогда не снимут.
Тесла всегда придумывала сценарии, которые никогда не будут воплощены. Тем не менее, истории приходили ей в голову регулярно. Когда она оказывалась в новом месте и знакомилась с новыми людьми, те становились героями ее рассказов. Обычно она не анализировала собственные фантазии. За исключением тех случаев, когда придуманные события — как сейчас — казались столь реалистичными, словно неизбежно должны были произойти на самом деле. Видимо, она нутром почувствовала, что Паломо-Гроув в один прекрасный день взлетит на воздух.
Чувство пространства было у нее безупречным. Тесла дошла до дома Эллен, и ей ни разу не пришлось возвращаться. Открывшая дверь женщина была настолько печальна, что Тесла на нее не наседала и почти не пыталась выискивать недостатков. Она коротко объяснила, что пришла по просьбе Грилло, потому что у того грипп.
– Не волнуйтесь, выживет, — добавила она, заметив, что женщина огорчилась. — Я просто объясняю, почему он не приехал сам.
– Входите, пожалуйста, — сказала Эллен.
Тесла воспротивилась. Она не любила общаться с печальными людьми. Но этой женщине сложно было отказать.
– Я не могу говорить здесь, — сказала Эллен, закрывая дверь. — И не могу надолго оставить Филипа. У меня здесь нет телефона. Мистеру Грилло я позвонила от соседа. Передадите ему кое-что?
– Конечно, — ответила Тесла, думая: «Если это любовная записка — порву». Эллен Нгуен была вполне во вкусе Грилло, это она знала. Женственная, с мягким голосом. В общем, полная противоположность ей самой.
Заразный ребенок восседал на диване.
– Мистер Грилло подхватил грипп, — сказала ему мать. — Может, передашь ему какой-нибудь из своих рисунков, чтобы повеселить его?
Мальчик ушел к себе, дав Эллен возможность передать то, что она хотела.
– Скажите ему, что в Кони произошли изменения.
– В Кони произошли изменения, — повторила Тесла. — А что это значит?
– Намечается прием в память о Бадди. Мистер Грилло знает. Рошель, его жена, прислала за мной шофера. Просит помочь.
– А при чем тут Грилло?
– Я хочу знать, нужно ли ему приглашение.
– Я думаю, он скажет «да». Когда будет прием?
– Завтра вечером.
– Быстро они…
– Люди приедут ради Бадди, — сказала Эллен. — Его очень любили.
– Счастливчик. Так если Грилло захочет связаться с вами, ему позвонить в дом Вэнса?
– Нет. Туда он звонить не должен. Пусть оставит записку у соседа, мистера Фалмера. Он будет присматривать за Филипом.
– Фалмер. Ладно. Передам.
Больше говорить было не о чем. Тесла взяла у ребенка картинку для Грилло, попрощалась с Эллен и мальчиком и отправилась обратно, придумывая на ходу новую историю.
IX
– Уильям?
Наконец-то Спилмонт позвонил. На улице стих звук детских голосов. Наступил вечер, и после захода солнца от, газонной поливалки веяло уже холодом, а не свежестью.
– У меня мало времени, — сказал Спилмонт. — Я и так сегодня много его потерял.
– Ну, что? — спросил Уитт, который провел остаток дня, изнывая от нетерпения. — Что там?
– Я съездил на Уайлд-Черри-глэйд сразу после твоего ухода.
– Ну?
– Ну и ничего, старик. Большой круглый ноль. Там никого не было, и я выглядел полнейшим идиотом, когда входил туда, готовый бог знает к чему. Ты ведь на это и рассчитывал?
– Нет, Оскар. Ты не понял.
– Только раз. Только один раз я попадаюсь на розыгрыш. Ясно? Не хочу, чтобы про меня болтали, будто у меня нет чувства юмора.
– Я тебя не разыгрывал.
– Ты заставил меня поверить. Тебе бы не домами торговать, а книги писать.
– Что, совсем пусто? Никаких следов? Слушай, а в бассейне ты смотрел?
– Перестань, — сказал Спилмонт. — Да, везде посмотрел: в бассейне, в доме, в гараже.
– Значит, они сбежали. До твоего прихода. Только как? Томми-Рэй говорил, что Яфф не любит…
– Перестань! — сказал Спилмонт. — И без тебя в квартале хватает чокнутых. Возьми себя в руки. И не пытайся проделывать такие штучки с другими, Уитт. Я их уже предупредил. Я уже сказал: одного раза достаточно.
Не прощаясь, Спилмонт повесил трубку, а Уильям еще полминуты слушал короткие гудки.
– Кто бы мог подумать? — сказал Яфф, разглядывая последнее приобретение. — Страх таится в самых неожиданных местах.
– Я хочу его подержать, — попросил Томми-Рэй.
– Бери. — Яфф передал ему терату. — Все мое — твое.
– Она не похожа на Спилмонта.
– Да нет, похожа, — возразил Яфф. — Она его истинный портрет. Его память. Его суть. Именно страх делает человека тем, кто он есть.
– Разве?
– То, что ушло отсюда сегодня вечером под видом Спилмонта, — одна оболочка. Пустышка.
Он посмотрел за окно и отдернул занавески. Тераты ласкались к нему так же, как при Уильяме, терлись о его ноги. Яфф откинул их в сторону. Они послушно ретировались, а когда он отвернулся, спрятались в его тени.
– Солнце почти зашло. Пора действовать, Флетчер в городе.
– Да?
– Он появился еще днем.
– Откуда ты знаешь?
– Невозможно ненавидеть кого-то так, как я ненавижу Флетчера, и не знать о его местонахождении.
– Так пойдем и убьем его?
– Не раньше, чем у нас наберется достаточно убийц. Я не хочу больше промахов, как с мистером Уиттом.
– Сначала я позову Джо-Бет.
– Зачем? Она нам не нужна.
Томми-Рэй стряхнул на пол терату Спилмонта.
– Она нужна мне.
– Это платоническая потребность, надеюсь?
– А что это такое?
– Я иронизирую, Томми-Рэй. Я спрашиваю, хочешь ли ты ее?
Томми-Рэй секунду обдумывал это. Потом он сказал:
– Может быть.
– Будь честен.
– Я не знаю, чего я хочу. Но я точно знаю, чего не хочу. Я не хочу, чтобы этот проклятый Катц дотрагивался до нее. Мы ведь с ней семья, так? Ты сам говорил, что это важно.
Яфф кивнул.
– Звучит убедительно.
– Так мы заберем ее?
– Если это так важно, — ответил Яфф. — Ладно, пойдем и за ней.
Впервые увидев Паломо-Гроув, Флетчер едва не впал в отчаяние. За долгие месяцы битвы с Яффом он не раз видел подобные городки. Типовые конструкции, где созданы условия для всего, кроме чувств. Жизнь там будто бы шла, но на самом деле ее не было или почти не было. Именно в таком вакууме он дважды был загнан в угол и едва избежал гибели. И теперь Флетчер, всегда презиравший суеверия, спрашивал себя: не окажется ли третий раз роковым?
В городке уже похозяйничал Яфф, в этом Флетчер не сомневался. Найти здесь души слабые и беззащитные легче легкого. Но для галлюцигений Флетчера нужны люди с богатой фантазией, и для этого город, самодовольно погрязший в своем благополучии, не сулил ничего хорошего. Больше повезло бы в гетто или в сумасшедшем доме. Однако выбора у него не было. Ему пришлось одному, без помощников, как собаке рыскать по городку в поисках мечтателей. Нескольких он нашел у молла, но, когда попытался завязать разговор, быстро получил от ворот поворот. Он прикладывал все усилия, чтобы казаться похожим на них, но, видимо, он уже слишком давно не был человеком. Люди, когда он к ним приближался, смотрели странно, будто угадывали его измененную нунцием сущность. При виде его они сразу же уходили прочь. Только один или двое не ретировались — какая-то старуха, улыбавшаяся каждый раз, как он на нее смотрел, да пара детей, что перестали глазеть на витрину зоомагазина и подошли посмотреть на него. Но детей вскоре увели родители. Улов был ничтожный, чего Флетчер и боялся. Если бы Яфф нарочно выбирал место для последней битвы, он не нашел бы лучше. Если эта война окончится в Паломо-Гроуве (Флетчера томило предчувствие, что один из них останется здесь навсегда), то победителем из нее выйдет, скорее всего, Яфф.
С наступлением вечера молл опустел. Флетчер ушел оттуда и отправился бродить по пустынным улицам. Прохожих он почти не встречал, только увидел одного местного жителя, выгуливавшего собаку. Причина была понятна: человек, даже совсем бесчувственный, реагирует на присутствие сверхъестественных сил. Обитатели Гроува не могли объяснить причину своего беспокойства, но они знали, что в их город явились некие силы, и поэтому искали убежища в домах. За каждым окном Флетчер видел мерцание экранов и слышал звуки из телевизоров, включенных неестественно громко, словно они должны были заглушить песни сирен. Убаюканные ведущими телешоу и королевами мыльных опер, мелкие умишки горожан погрузились в невинный сон, оставив на улице перед запертыми дверями того, кто мог бы спасти их от гибели.
X
Сумерки сгущались, наступала ночь. Выглянув из-за угла дома, Хови увидел, как какой-то человек (позднее он узнал, что это был пастор) постучал в дом Макгуайров. Человек назвался через закрытую дверь, и после небольшой паузы послышался звук отпираемых замков и задвижек. Дверь распахнулась, отворив вход в святая святых. Другой такой возможности, как подозревал Хови, сегодня больше не представится. Если у него оставался шанс проскользнуть мимо стоявшей на страже матери и поговорить с Джо-Бет, то именно сейчас.
Хови оглянулся, чтобы проверить, нет ли случайных прохожих, и быстро пересек улицу. Бояться было некого — на улице стояла неестественная тишина. Звуки доносились лишь из домов: телевизоры работали так громко, что Хови успел различить девять разных каналов. Никем не замеченный, он перелез через забор и осторожно пробрался к заднему крыльцу. В это время в кухне зажегся свет, и Хови отпрянул от окна. Однако это оказалась не миссис Макгуайр, а Джо-Бет. Она пришла приготовить ужин для гостя. Хови смотрел на нее как зачарованный. Занятая обыденным делом, в простом черном платье, при свете неоновой лампы она показалась ему самым прекрасным в мире созданием. Когда она подошла к мойке возле окна, чтобы вымыть помидоры, Хови вышел из укрытия. Заметив движение, она подняла голову. Хови приложил палец к губам. На лице ее отразился страх, и она замахала рукой, чтобы он спрятался. Хови едва успел — в кухню вошла мать. Они поговорили — Хови не расслышал, о чем, — и миссис Макгуайр вернулась в гостиную. Джо-Бет осторожно отперла заднюю дверь. Внутрь она его не впустила, сама выглянула в щель и прошептала:
– Ты не должен был приходить.
– Но я пришел. И ты рада этому.
– Нет! Я не рада.
– А должна бы. У меня есть новость. Отличная новость. Выходи.
– Не могу, — шептала она. — И давай потише.
– Нам нужно поговорить. Это вопрос жизни и смерти. Нет… даже больше, чем жизни и смерти.
– Что ты с собой сделал? Посмотри на свою руку.
В мотеле, когда он доставал из ранок кусочки коры, его снова замутило, но он сделал все, чтобы привести руку в порядок.
– Это тоже имеет отношение к делу. Если не можешь выйти, впусти меня.
– Не могу.
– Пожалуйста. Впусти меня.
Слова или вид разбитой руки смягчили ее? Так или иначе, Джо-Бет открыла дверь. Хови попытался обнять ее, но она оттолкнула его с таким ужасом, что он отступил.
– Иди наверх, — сказала она теперь уже не шепотом, а одними губами.
– Куда? — так же беззвучно спросил он.
– Вторая дверь слева — Ей пришлось немного повысить голос, чтобы объяснить. — Розовая. Это моя комната. Жди, я закончу с едой и поднимусь.
Ему очень хотелось ее поцеловать, но он не стал мешать. Взглянув на него еще раз, она направилась в гостиную. Хови услышал приветственный возглас гостя и решил, что пора. Он едва не выдал себя, когда не сразу нашел лестницу, — его могли увидеть из гостиной. Наконец он двинулся наверх в надежде, что звук голосов внизу заглушит его шаги. Видимо, так и случилось. Во всяком случае, разговор продолжался. Хови добрался до розовой двери и скрылся в комнате.
Спальня Джо-Бет! Он и мечтать не смел очутиться здесь, среди этих вещей и стен в пастельных тонах, смотреть на ее постель, на полотенце аля душа и нижнее белье. Когда она вошла в комнату, он почувствовал себя вором, застигнутым на месте преступления. Джо-Бет заметила, как он смутился, и оба они покраснели и отвели глаза.
– У меня бардак, — сказала она тихо.
– Ничего. Ты ведь не ждала меня.
– Не ждала. — Она не подошла к нему, чтобы обнять. Даже не улыбнулась. — Мама с ума сойдет, если узнает, что ты приходил. Оказывается, она была права, когда все время твердила, будто Гроув посещали страшные существа. Знаешь, Хови, один из них приходил за нами прошлой ночью. За мной и за Томми-Рэем.
– Яфф?
– Ты знаешь?!
– Ко мне тоже кое-кто приходил. Вернее, не совсем приходил: он меня позвал. Его имя Флетчер. Он сказал, что он мой отец.
– И ты поверил.
– Да, — сказал Хови. — Поверил. Глаза Джо-Бет наполнились слезами.
– Не плачь. Ты что, не понимаешь, что это значит? Мы не брат и сестра. И в том, что между нами произошло, нет ничего страшного.
– Это все из-за нас! — сказала она сквозь слезы. — Все, что случилось. Если бы мы не встретились…
– Но мы встретились.
– Если бы не встретились, они никогда не вышли бы оттуда.
– Разве плохо, что мы узнали правду о них, о самих себе? Мне плевать на их проклятую войну. Я не позволю из-за этого разлучить нас.
Он потянулся к ней и взял ее правую ладонь своей неповрежденной левой рукой. Джо-Бет не сопротивлялась, и он притянул ее к себе поближе.
– Мы должны уехать из Паломо-Гроува, — сказал он. — Вместе. Туда, где они не найдут нас.
– Как же мама? Мы потеряли Томми-Рэя. Она сама так сказала. Хотя бы поэтому я должна с ней остаться.
– А вдруг Яфф придет, чтоб забрать и тебя? — не сдавался Хови. — Если мы сейчас уедем, нашим отцам не за что будет сражаться.
– Они воюют не только из-за нас, — напомнила Джо-Бет.
– Да, верно, — согласился он, вспомнив слова Флетчера — Из-за места, которое называется Субстанция.
Он крепче сжал ее руку.
– Мы с тобой там были, вернее, почти что были. Нужно закончить это путешествие.
– Не понимаю.
– Поймешь. Теперь мы отправимся туда и будем знать, куда идти. Это похоже на сон наяву… — Наконец-то свершилось, наконец он не запинался и не заикался, когда говорил. — По плану Флетчера и Яффа мы с тобой должны ненавидеть друг друга. Они хотят и хотели, чтобы мы продолжили их войну. Но этого не будет.
Она в первый раз улыбнулась.
– Не будет.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Я люблю тебя, Джо-Бет.
– Хови…
– Поздно меня останавливать. Я уже сказал это.
Вдруг она поцеловала его, легко коснувшись его губ своими сладкими губами. Прежде чем она успела отстраниться, он впился в ее рот, разомкнув языком печать ее губ. Она прижала его к себе с неожиданной силой, языки их сплелись, зубы касались зубов.
Ее левая рука, обнимавшая его, нашла поврежденную правую руку Хови и нежно притянула к себе. Даже онеми пальцами он почувствовал под одеждой нежную мягкость груди. Он начал расстегивать пуговицы на ее платье, его рука наконец отстранила ткань, и его плоть соприкоснулась с ее плотью. Она улыбнулась, не отрывая губ от его рта, и ее рука скользнула к молнии его джинсов. Эрекция, возникшая при виде спальни Джо-Бет, исчезла, когда Хови занервничал. Но от поцелуев, прикосновений и неописуемого вкуса ее губ возникла с новой силой.
– Хочу, чтобы мы разделись, — сказал он. Она отняла свои губы.
– Когда они внизу?
– Они ведь заняты, правда?
– Они могут говорить часами.
– Нам и нужны часы, — прошептал он.
– У тебя есть что-нибудь… для защиты?
– Она нам не нужна. Я хочу просто почувствовать тебя. Всей кожей.
Она, казалось, засомневалась, отступив от него на шаг, но ее действия говорили сами за себя — она расстегивала платье. Он скинул куртку и футболку, потом попытался одной рукой расстегнуть ремень. Джо-Бет ему помогла.
– Здесь душно, — сказал он. — Можно, я открою окно?
– Мама их все заперла. Чтобы дьявол не проник внутрь.
– Но ведь он уже проник, — усмехнулся Хови.
Она подняла на него глаза. Ее платье распахнулось, обнажая груди.
– Не говори так, — сказала она, инстинктивно прикрывая руками наготу.
– Ты ведь не считаешь меня дьяволом? Или считаешь?
– Не знаю, может ли что-то, что кажется таким…
– Ну, скажи.
– Таким запретным, помочь моей душе, — сказала она совершенно серьезно.
– Увидишь, — сказал он, подходя к ней. — Увидишь. Я тебе обещаю.
– Думаю, мне надо поговорить с Джо-Бет, — сказал пастор Джон.
Он уже не мог относиться с иронией к рассказам миссис Макгуайр о звере, что когда-то ее изнасиловал, а теперь вернулся забрать сына. Теологические разговоры об абстрактном — это одно (многие женщины любили поговорить на такие темы), но когда беседа стала походить на бред сумасшедшего, пастор дипломатично решил удалиться. Миссис Макгуайр явно была на грани умственного расстройства. Здесь пастору нужна была помощь — неизвестно, что еще придет ей в голову. Он не первый и не последний служитель бога, рискующий стать жертвой женщины определенного возраста.
– Я не хочу, чтобы Джо-Бет думала об этом больше, чем ей уже пришлось, — последовал ответ. — Тварь, породившая ее.
– Миссис Макгуайр, ее отец был мужчиной.
– Я знаю. Но человек — это плоть и дух.
– Конечно.
– Мужчина создал ее плоть. Но кто сотворил ее дух?
– Господь наш, — ответил пастор, радуясь возможности вернуться на безопасную почву. — И Он же создал ее плоть через мужчину, которого вы избрали. «Будь же совершенна, как совершенен Отец наш Небесный».
– Это был не Господь, — возразила она. — Я знаю. Яфф не бог. Сами увидите и поймете.
– Если он существует, то он тоже человек, миссис Макгуайр. Кажется, мне пора поговорить с Джо-Бет о его визите. Если он, конечно, приходил сюда.
– Он приходил! — вскричала она возбужденно. Пастор встал, чтобы оторвать руку безумной от своего рукава.
– Я уверен, что у Джо-Бет свой взгляд на это, — сказал он, отступая на шаг. — Почему бы нам не пригласить ее?
– Вы не верите мне. — Джойс почти перешла на крик, она была готова расплакаться.
– Верю. Но… позвольте мне перемолвиться парой слов с вашей дочерью. Она наверху? Джо-Бет! Ты там? Джо-Бет?
– Что ему нужно? — спросила Джо-Бет, прерывая поцелуй.
– Не обращай внимания, — сказал Хови.
– Хочешь, чтобы он поднялся сюда?
Она встала и опустила ноги с кровати, вслушиваясь, не идет ли пастор. Хови прижался лицом к ее спине, обнял, по его руке пробежала струйка ее пота, он нежно коснулся груди девушки. Она тихо и судорожно вздохнула.
– Не надо, — пробормотала она.
– Он не войдет.
– Я слышу его шаги.
– Нет.
– Слышу, — прошипела она. Тут снова снизу раздался голос:
– Джо-Бет! Я хочу поговорить с тобой. И мать тоже.
– Мне нужно одеться, — сказала она и принялась поспешно собирать разбросанные вещи.
В голове Хови, пока он наблюдал за ней, промелькнула извращенная мысль, что ему понравилось бы, если бы она в спешке надела его белье, а он — ее. Погрузить член в мягкую ткань, освященную ее вагиной, хранившую ее запах и влагу, слишком тесную для него, — до умопомрачения.
Да и она в его белье выглядела бы еще сексуальнее. Ее щелка в прорези его трусов… В другой раз, пообещал он себе. Больше они не будут стесняться. Она же позвала его в свою постель. И хотя они просто лежали, прижавшись друг к другу, это все изменило. Жаль, что ей так быстро пришлось снова одеться, но уже то, что они были вместе, лежали рядом обнаженные, казалось Хови достаточным подарком.
Он резко притянул к себе свои вещи и стал одеваться, глядя на Джо-Бет, а та смотрела на него.
Он поймал себя на мысли, что больше не относится к своему телу как к машине. Теперь это человеческое тело, и оно уязвимо. Болела разбитая рука, болел от эрекции член, и сердце болело тоже. Во всяком случае, какая-то тяжесть в груди создавала ощущение сердечной боли. Оно было слишком хрупким, чтобы называться машиной… и слишком любящим.
Она прервалась на мгновение и посмотрела в окно.
– Ты слышал? — спросила она.
– Нет. Что?
– Кто-то зовет.
– Пастор?
Она покачала головой. Она поняла, что голос, который она услышала (и продолжала слышать), раздается не снаружи и не из гостиной. Он звучит у нее в черепной коробке.
– Яфф, — сказала она.
От всех этих разговоров у пастора Джона пересохло в горле, он вышел на кухню, подошел к раковине, открыл кран с холодной водой, подождал немного, чтобы вода стекла, налил себе стакан и выпил. Было уже почти десять часов. Пора завершать визит, независимо от того, увидит он Джо-Бет или нет. Нынешней беседы о темных сторонах человеческой души ему хватит на неделю. Он вылил остатки воды и посмотрел на свое отражение в оконном стекле, убедившись, что выглядит нормально, он отвел взгляд и вдруг заметил, как за окном что-то мелькнуло. Пастор закрыл кран.
– Пастор?
Сзади появилась Джойс Макгуайр.
– Да-да, все в порядке, — сказал он, не вполне уверенный, кого он больше успокаивает, ее или себя. Неужели эта полоумная заразила его своими фантазиями? Он снова взглянул в окно.
– Мне показалось, будто я что-то увидел у вас во дворе. Но теперь там ничего…
Вот оно! Вот оно! Бледный силуэт двигался в направлении к дому.
– Нет, — сказал он.
– Что «нет»?
– Не все в порядке. — Он отступил от окна. — Далеко не все в порядке.
– Он вернулся, — сказала Джойс.
Меньше всего на свете пастор хотел говорить «да». Охраняя свой покой, он отступил на шаг, потом еще на два. Он качал головой и пытался отрицать то, что видел. Это поняло его неверие. Пастор видел, что это смотрит на него. Чтобы развеять его надежду, это вдруг вышло из тени и предстало его взору.
– Господь всемогущий! Что это?
Сзади он услышал молитву миссис Макгуайр. То была не каноническая молитва (кто написал бы молитву на такой случай?), но слова, идущие из самой глубины души:
– Господи, спаси нас! Иисусе, спаси нас! Избави нас от сатаны! Избави нас от нечистого!
– Слышишь! Это мама!
– Слышу.
– Что-то случилось.
Она направилась к двери, но Хови ее задержал.
– Она же молится.
– Она никогда так не молится.
– Поцелуй меня.
– Хови!
– Если она молится, значит, она занята, а если она занята, то может подождать. А я не могу. У меня нет молитв, Джо-Бет. У меня есть только ты. — Эта тирада поразила его самого. — Поцелуй меня, Джо-Бет.
Но едва она потянулась к нему, внизу раздался звон разбитого окна, и гость заорал так, что Джо-Бет оттолкнула Хови и опрометью кинулась вниз.
– Мама! — кричала она. — Мама!
Иногда человек ошибается. Для того, кто рожден в неведении, ошибки неизбежны. Но погибать из-за неведения, да еще и от столь бесчеловечной руки несправедливо. С такими мыслями пастор Джон, зажимая рукой окровавленное лицо, в которое полетели стекла, полз через кухню к выходу, прочь от разбитого окна и от того, кто его разбил, полз так быстро, насколько позволяли дрожавшие коленки. За что ему этот кошмар? Конечно, он не безгрешен, но его грехи не так уж велики, и он всегда отдавал долги Господу. Утешал вдов и сирот в их горестях, как велит Писание, старался уберегаться от соблазнов. Но демоны все равно пришли за ним. Он зажмурил глаза, но звуки слышал отлично. Мириады лап шуршали, когда твари карабкались на мойку и на стопки посуды рядом с ней. Они тяжело, с мокрым шлепком, плюхались на пол и ползли через кухню, ведомые той самой бледной фигурой, что пастор заметил во дворе («Яфф! Это Яфф!»). Фигура была облеплена тварями с ног до головы, как пчеловод пчелиным роем.
Миссис Макгуайр перестала молиться. Может быть, она уже умерла, став их первой жертвой. И может быть, ее им хватит, и они пощадят его. Об этом стоило помолиться.
«Господи, ослепи их, оглуши их. Сделай так, чтобы они меня не заметили. Пусть меня видит лишь Твое всепрощающее око…»
Его молитву прервал отчаянный стук в дверь и голос блудного сына Томми-Рэя:
– Мама! Слышишь? Мама, впусти меня! Я их остановлю, клянусь, я их остановлю! Впусти!
В ответ пастор Джон услышал сдавленные рыдания миссис Макгуайр. Она вдруг закричала — значит, она была жива. И она пришла в ярость.
– Как ты посмел! — возопила она. — Как ты посмел! Он кричала так, что пастор открыл глаза. Орда демонов остановилась. Антенны-усики колебались, лапы слегка подергивались. Они ждали дальнейших приказов. Они не были похожи ни на что, что он видел в жизни, и все же он их узнал. Но не осмелился спросить у себя почему.
– Открой, мама, — повторил Томми-Рэй. — Мне нужно увидеть Джо-Бет.
– Убирайся отсюда!
– Я пришел за ней, и ты меня не остановишь! — рассердился Томми-Рэй.
И тут же раздался треск двери — он ударил в нее ногой. Замки и задвижки слетели. На мгновение воцарилась тишина. Потом дверь тихо открылась. Глаза Томми-Рэя лихорадочно блестели; такой блеск пастор Джон видел иногда в глазах умирающих. Оказывается, это дьявольский блеск, теперь нет сомнений. Томми-Рэй взглянул сначала на мать, державшуюся за кухонную дверь, потом на гостя.
– Ты не одна, мама? Пастор вздрогнул.
– Вы сумеете на нее повлиять, — обратился к нему Томми-Рэй. — Вас она послушает. Скажите ей, чтобы она отдала мне Джо-Бет. Так будет лучше для всех нас.
Пастор обернулся к Джойс Макгуайр.
– Сделайте, как он сказал, — четко произнес пастор. — Сделайте, иначе мы умрем.
– Слышишь, мама, что говорит тебе святой отец? Он понимает, когда проиграл. Позови ее, мама, не то я рассержусь. А если рассержусь я, рассердятся и папины зверушки. Позови ее!
– Не нужно меня звать.
Томми-Рэй ухмыльнулся, услышав голос сестры. Сочетание самодовольной ухмылки и пылавших глаз могло бы напугать кого угодно.
– Вот и ты.
Она встала в дверном проеме рядом с матерью.
– Ты готова идти? — спросил он вежливо, как парень, впервые приглашающий девушку на свидание.
– Пообещай оставить маму в покое.
– Конечно, — ответил Томми-Рэй тоном человека, несправедливо обвиненного. — Я не хочу причинить ей вреда. Ты же знаешь.
– Если ты оставишь ее в покое, я пойду с тобой.
На середине лестницы Хови услышал, как Джо-Бет совершает сделку, и его губы прошептали «нет». Он не видел тварей, приведенных Томми-Рэем, но он их слышал — звуки из ночных кошмаров, влажные и свистящие. Он не стал давать волю фантазии и воображать, как они выглядят, скоро он увидит их своими глазами. Шагая вниз, он думал, как не дать Томми-Рэю увести Джо-Бет. Звуки, доносившиеся из кухни, мешали сосредоточиться. Тем не менее, на последней ступеньке у него созрел план. План был довольно простой: устроить переполох, чтобы у Джо-Бет с матерью появилось время сбежать. Может, еще удастся двинуть разок Томми-Рэю. Это была бы достойная точка, вроде вишенки на торте.
С такими намерениями он вдохнул поглубже и шагнул за порог кухни.
Там уже не было ни Джо-Бет, ни Томми-Рэя, ни его неведомых тварей. Дверь в темный двор была распахнута, и возле нее на пороге лицом вниз лежала миссис Макгуайр. Она протянула руки вперед, словно пыталась удержать своих детей. Хови подошел к ней, шагая по осколкам стекла и кафеля, которые будто липли к его босым ногам.
– Она мертва? — раздался еле слышный голос.
Хови оглянулся. Из промежутка между стеной и холодильником выглядывал мертвенно-бледный пастор Джон. Пастор втиснулся в узкую щель, не помешала и толстая задница.
– Нет, — сказал Хови, осторожно поворачивая тело миссис Макгуайр. — Но это не ваша заслуга.
– Что я мог сделать?
– Это вы мне скажите. Я думал, у вас имеются какие-то штуки для подобных случаев.
Он направился к двери.
– Не ходи туда, — сказал пастор. — Останься.
– Они увели Джо-Бет.
– Насколько я понял, она наполовину такая же, как они. Они с Томми-Рэем — дети дьявола.
«Ты ведь не считаешь меня дьяволом?» — спрашивал Хови всего полчаса назад. А теперь саму Джо-Бет предали проклятию, причем устами ее собственного духовного наставника. Значит, они оба одержимы? Или это не вопрос греха и невинности, тьмы и света? Может быть, для влюбленных есть безопасный островок между полюсами?
Эти мысли промелькнули у него в голове в мгновение ока, но успели придать ему сил. Он поспешил на улицу, что бы ни ожидало его в ночи.
– Убей их всех! — услышал он сзади хриплый крик служителя Божьего. — Среди них нет чистых душ! Убей их!
Хови так рассердился, что не смог найти достойного ответа. Вместо этого он крикнул:
– Да пошел ты! — и отправился на поиски Джо-Бет.
Свет из кухни позволял хорошенько рассмотреть двор. Хови увидел темные силуэты деревьев по периметру двора и неухоженную лужайку в центре, где он, собственно, и стоял. Внутри и снаружи не осталось никаких следов ни брата, ни сестры, ни той силы, что прибрала обоих. Хови не мог подкрасться к врагам неожиданно — он вышел в темноту из ярко освещенной кухни, громко ругая пастора, — и потому стал во весь голос звать Джо-Бет в надежде, что она откликнется. Но ответа не услышал. Отозвался только хор соседских собак, разбуженных его криками Лайте, лайте, подумал он. Поднимите своих хозяев. Не время смотреть телевизор. Здесь, в ночи, разыгрывается представление похлеще. Таинственные силы бродят по разверзшейся земле, исторгнувшей чудеса. На подмостках Паломо-Гроува сегодня дают «Явление тайны».
Тот же ветерок, что донес звуки собачьего лая, качнул крону деревьев. Шелест отвлек его на миг от шума приближавшейся армии — он услышал это, когда отошел от дома: неясное бормотание и постукивание. Хови развернулся. Стену и проем двери, в которую он только что вышел, облепила масса шевелившихся живых существ. Двухъярусная крыша тоже кишела ими. Те, что побольше, сновали по шиферу с шарканьем и тихим ворчанием Они были слишком высоко, и свет из дверного проема до них не доставал, потому Ховард различал лишь их силуэты на фоне неба, освещенного звездами. Ни Джо-Бет, ни Томми-Рэя он среди них не увидел. Не было ни одной линии, напоминавшей очертания человеческого тела.
Хови уже собирался отвернуться от этого зрелища, когда услышал за спиной голос Томми-Рэя:
– Готов поспорить, такого ты никогда не видел, Катц?
– Ты и сам знаешь, что не видел. — Ответ был вежливый, поскольку ему в поясницу уткнулось острие ножа.
– Повернись, но очень медленно, — сказал Томми-Рэй. — Яфф хочет перекинуться с тобой словечком.
– И не одним, — добавил другой голос.
Голос был тихий, не намного громче шелеста ветра в кронах деревьев, но каждый слог прозвучал четко и мелодично.
– Мой сын считает, что тебя нужно убить, Катц. Он говорит, будто чувствует, что от тебя исходит запах его сестры. Бог свидетель, я не уверен, что братья настолько знают запах сестер, но, наверное, я старомоден. Сейчас, в конце тысячелетия, инцестом никого не удивишь. Не сомневаюсь, что и ты о нем наслышан.
Хови повернулся и увидел Яффа, стоявшего в нескольких ярдах за спиной Томми-Рэя. После всего, что Флетчер о нем рассказывал, Хови ожидал встретить могучего воина. Но внешне Яфф отнюдь не отличался массивностью. Он больше походил на обедневшего аристократа: неухоженная борода, обрамляющая сильные и решительные черты лица, вид и поза человека, испытывающего огромную усталость. На груди, вцепившись в хозяина, сидела одна из терат — гибкая безволосая тварь. Она была куда более устрашающей, чем сам Яфф.
– Ты собирался что-то сказать, Катц?
– Нет, не собирался.
– Ты хотел сказать о том, насколько порочна и неестественна страсть Томми-Рэя к сестре. Или, по-твоему, мы все неестественны? Ты. Я. Они. Думаю, в Салеме нас отправили бы на костер. Как бы там ни было… Ему очень хочется тебя искалечить. Идея кастрации мне лично понравилась.
При этих словах Томми-Рэй опустил нож, который он держал уже у живота Хови, на несколько дюймов ниже.
– Скажи ему, сынок, что ты собираешься отрезать. Томми-Рэй усмехнулся.
– Просто разреши мне это сделать, – сказал он.
– Видишь? — сказал Яфф. — Приходится употреблять свой родительский авторитет, чтобы его сдерживать. Так вот, Катц, вот что я собираюсь сделать. Я дам тебе фору. Я сейчас отпущу тебя, чтобы посмотреть, сумеет ли отпрыск Флетчера тягаться с моим. Ты ведь не видел, каким был твой папаша до нунция? Тот еще бегун.
Улыбка Томми-Рэя превратилась в смех, острие ножа повернулось, упираясь в ширинку Хови.
– А это, чтобы тебя развеселить…
При этих словах Томми-Рэй схватил Хови за шиворот и развернул, футболка Хови вылезла из джинсов, и Томми-Рэй распорол ее от поясницы до шеи, обнажив спину. Возникла секундная пауза, и ночной ветерок повеял на потную кожу Хови. Потом что-то коснулось его. Пальцы Томми-Рэя, липкие и влажные, поползли по спине Хови в обе стороны от позвоночника. Юноша дернулся, согнулся, пытаясь избавиться от этих пальцев. Но прикосновений стало больше — слишком много для человеческих рук, по дюжине с каждой стороны. Пальцы были такие сильные, что под ними лопалась кожа.
Хови оглянулся через плечо и увидел: в кожу его впилась белая щетинистая суставчатая лапа. Он вскрикнул и дернулся от отвращения, пересилившего страх перед ножом Томми-Рэя. Яфф наблюдал за ним, и его руки были пусты — на спину к Хови перебралась тварь, которую он только что ласкал. Хови чувствовал, как ее холодное брюхо прижалось к позвоночнику, а пасть присосалась к его затылку.
– Сними это с меня! — сказал он Яффу. — Сними! Томми-Рэй захлопал в ладоши, глядя, как Хови крутится, словно пес, что пытается поймать блоху.
– Давай-давай! — подзадоривал он.
– На твоем месте я не стал бы этого делать, — сказал Яфф. Не успел Хови спросить, почему, как получил ответ. Тварь укусила его в шею. Хови закричал и упал на колени. На его вопль ответил гул постукиваний и бормотаний, раздавшийся со стены и, крыши. Преодолевая мучительную боль, Хови снова повернулся к Яффу, чья личина сползла, и вместо аристократа перед Хови предстала громадная мерцающая фигура с головой человеческого эмбриона Хови смотрел на него одно мгновение — он услышал плач Джо-Бет, оглянулся в сторону деревьев и увидел ее в объятиях Томми-Рэя. Эту картину (залитые слезами щеки, раскрытый в рыдании рот) он тоже видел лишь несколько секунд. Боль в шее заставила его закрыть глаза, а когда он открыл их вновь, ни сестры, ни брата, ни их бесплотного отца уже не было.
Хови поднялся на ноги. Армия Яффа всколыхнулась. Нижние твари посыпались со стены на землю, за ними последовали те, что сверху. Они спускались по головам друг друга в очередности, соответствовавшей рангу каждого солдата их батальона, и вскоре копошились на лужайке в три или четыре слоя. Часть их выбралась из общей свалки и поползла в сторону Хови. Направлялись к нему и более крупные — те, что сновали по крыше. Хови смотрел на них зачарованно, но потом опомнился и, как был, унося на спине мерзкое существо, со всех ног бросился бежать со двора, на улицу.
Флетчер чувствовал боль и отвращение сына, но заставлял себя не обращать внимания. Хови отверг его ради дочери Яффа, для этого хватило миловидной внешности Джо-Бет. Если теперь сын страдал — что ж, он сделал выбор, он заслужил мучения и должен справиться сам. Если уцелеет, урок пойдет ему на пользу. Если же нет, то его жизнь, смысл которой он отверг, повернувшись спиной к своему создателю, закончится так же страшно, как и жизнь самого Флетчера. В этом есть справедливость.
Флетчеру было нелегко принять такое решение. Он ощущал боль сына, но гнал от себя его образ. Однако, несмотря на все старания, Флетчеру это не удавалось. Всякий раз чувства Хови прорывались сквозь заслон, и отец снова и снова переживал их вместе с сыном. Эта ночь стала ночью отчаяния для них обоих и, возможно, попыталась их воссоединить. Флетчер и его сын не утратили связи друг с другом.
Он позвал сына:
– Ховардховардховардхо… — Так он звал Хови в первый раз, когда выбрался из скалы. — Ховардховардховард…
Зов был ритмичный, как свет проблескового маяка на скалах, он повторялся снова и снова Флетчер верил, что сын не слишком ослабел и услышит его; но сам он думал только о предстоящем эндшпиле. Все шансы были на стороне Яффа, и оставалось одно: разыграть свой единственный гамбит и прибегнуть к последнему средству. Этого соблазнительного средства он боялся, ибо знал, как сильна в нем жажда трансформации. Прошедшие годы стали пыткой для него: связанный нормами выбранной морали, он вынужденно пребывал на одном и том же уровне существования в надежде победить зло, которое сам помог создать. Но он постоянно думал о побеге. Флетчер хотел освободиться от этого мира со всей его глупостью, отделиться от тела и превратиться в музыку — вслед за Шиллером он считал ее искусством искусств. Неужели перед лицом почти неизбежного поражения пришла пора положиться на интуицию и в последние мгновения жизни вырвать победу из рук; врага? Если так, нужно все как следует подготовить — и собственное освобождение, и место действия. Спектакля «на бис» для жителей Паломо-Гроува не будет. Если он, отвергнутый шаман, умрет незаметно, то вместе с ним погибнут и несколько сотен новых душ.
Он всегда старался не думать о возможных последствиях победы Яффа — он знал, что не вынесет такой ответственности. Но теперь, перед лицом последнего испытания, он заставил себя взглянуть в лицо правде. Если Яфф овладеет Искусством и получит свободный доступ к Субстанции, к чему это приведет?
Во-первых, существо не очистившееся, не совершившее подвиг самопожертвования, получит власть над тем, что доступно лишь совершенным. Флетчер сам не до конца понимал, что такое Субстанция (возможно, она выше человеческого понимания), но он был уверен: Яфф, который и нунцием воспользовался только для того, чтобы обойти правила, нанесет ей невосполнимый ущерб. Море мечты и остров (или острова — Яфф как-то упомянул об архипелаге) дано посетить человеку три раза в жизни — при рождении, перед смертью и когда он полюбил. На берегах Эфемериды люди соприкасаются с абсолютным и узнают то, что помогает им не сойти с ума в хаосе жизни. Коротко говоря, там человек может узнать, как и для чего он живет, может заглянуть в бесконечность и увидеть явление — явление тайны, поэзия и ритуал которого созданы в незапамятные времена. Если Яфф превратится в хозяина Эфемериды, катастрофа неизбежна. Тайны станут явными, святое будет осквернено, а те, кто отправится туда в поисках средства от безумия, не найдут излечения.
Была у Флетчера еще одна причина для страха, хотя он затруднялся ее сформулировать. Он вспоминал историю, что рассказал ему Яфф, когда тот впервые появился в Вашингтоне и предложил деньги для исследований и получения нунция. История про человека по имени Киссун — шамана, знавшего об Искусстве и его силе. Яфф встретил Киссуна в одном месте, которое называл Петлей времени. В тот раз Флетчер не очень ему поверил, но с тех пор случилось столько невероятного, что теперь Киссун и Петля казались обыденными вещами. Какую роль в нынешнем противостоянии играл шаман, Флетчер не знал, но инстинктивно подозревал, что тот поможет завершить войну. Киссун был последним из членов Синклита — ордена высших человеческих существ, охранявших Искусство с тех времен, когда человек впервые научился мечтать. Зачем же Киссун впустил Яффа, от которого за милю разило властолюбием и гордыней, в свою Петлю? От кого он там прятался? И что произошло с остальными членами Синклита?
Времени искать ответы на вопросы не было, однако Флетчер хотел, чтобы вместе с ним об этом думал еще кто-нибудь. Он решил в последний раз попытаться установить контакт с сыном. Флетчер боялся, что если его мысли не проникнут в сознание Ховарда, то после трансформации Флетчера они превратятся в ничто.
Страх перед подобным исходом вернул его к мыслям о предстоявшем деле, о выборе места и времени. Решающая битва должна стать роскошным действом. Последний и самый зрелищный акт драмы оторвет жителей Паломо-Гроува от экранов телевизоров, и они, вытаращив глаза, выйдут на улицу. Взвесив все «за» и «против», Флетчер выбрал место. Не переставая мысленно звать Хови, он отправился обозревать арену будущего сражения.
Хови бежал, преследуемый тварями Яффа. Он слышал призыв Флетчера, но страх мешал ему сосредоточиться и понять, откуда доносится зов. Он мчался, не разбирая дороги, и тераты наступали ему на пятки. Только когда между ними наконец образовался приличный разрыв и Хови смог перевести дух, юноша ясно услышал зов отца и пошел навстречу. Он сам не думал, что способен двигаться с такой скоростью. Легкие работали на пределе, но ему хватило дыхания, чтобы отозваться.
– Я слышу тебя, — сказал он, не останавливаясь. — Я слышу тебя, отец. Я слышу тебя.
XI
Тесла сказала правду. Она была плохая сиделка, зато отлично умела уговаривать. Проснувшись, Грилло обнаружил, что она уже вернулась. Тесла объявила, что болеть в чужой постели — это акт мученичества и вполне в духе Грилло, но если он не прочь отказаться от стереотипов, то она сегодня же отвезет его в Лос-Анджелес, где он тут же выздоровеет, вдыхая знакомый аромат нестираного белья.
– Не поеду, — запротестовал он.
– А какой прок торчать здесь? Чтобы заставить Абернети раскошелиться?
– Здесь все только начинается.
– Не будь жалким, Грилло.
– Я больной. Мне можно быть жалким. К тому же писать статью лучше на месте событий.
– Лучше ты напишешь ее дома, чем здесь, валяясь на потной простыне и жалея себя.
– Может быть, ты и права.
– О! Наш великий ум готов пойти на уступки?
– Вернусь через день. Собери мои вещи.
– Ведешь себя, словно тебе тринадцать лет. — Голос Теслы смягчился. — Никогда тебя таким не видела, В гриппе есть что-то сексуальное. Мне нравится твоя слабость.
– Кто бы говорил…
– Ладно, ладно. Было время, когда я была готова отдать за тебя свою правую руку.
– А теперь?
– Теперь большее, на что я способна, — это доставить тебя домой.
В Паломо-Гроуве можно без декораций снимать фильм о последствиях холокоста, подумала Тесла, когда искала выезд на шоссе. Спросить было не у кого, так как улицы оказались пусты. Хотя Грилло и рассказал о том, что будто бы происходит в городе, она не заметила ничего необычного.
Тесла решила это обдумать. Ярдах в сорока от машины из-за угла выбежал молодой человек. Он пересек дорогу, ноги его подкосились, и он упал на противоположной стороне тротуара Юноша лежал и, по всей видимости, не мог подняться. Было слишком темно и слишком далеко, чтобы его разглядеть, но даже и на расстоянии было видно — с ним что-то не так. Вернее, что-то не так было с его спиной: то ли горб, то ли странная опухоль. Тесла подъехала поближе. Грилло, которому она велела спать на заднем сиденье до самого Лос-Анджелеса, открыл глаза.
– Что, уже приехали?
– Там парень, — она кивнула в сторону горбуна. — Посмотри. Кажется, ему еще хуже, чем тебе.
Краем глаза она заметила, как Грилло привстал и подался вправо, всматриваясь вперед в лобовое стекло.
– У него что-то на спине, — пробормотал он.
– Не могу разглядеть.
Она подъехала совсем близко к юноше, который пытался подняться и снова падал. Грилло оказался прав. На спине. У него что-то было.
Это рюкзак, — сказала она.
– Нет, Тесла. — Грилло уже потянулся к ручке дверцы. — Оно живое. Не знаю, что это, но оно живое.
– Не ходи, — сказала Тесла.
– Издеваешься?
Он открыл дверцу. Этого усилия оказалось достаточно, чтобы у него закружилась голова, но он все же заметил, как Тесла роется в бардачке.
– Что-то потеряла?
– Когда убили Ивонну, — бормотала она, продолжая свои раскопки, — я дала себе слово никогда не выходить из дома без оружия.
– Ты о чем?
Она извлекла пистолет.
– Вот я и не выхожу.
– И ты умеешь им пользоваться?
– Хотелось бы не уметь, — ответила Тесла и вышла из машины.
Грилло открыл дверцу, но тут машина медленно покатилась назад по улице, что еле заметно шла под уклон. Грилло перегнулся через спинку переднего сиденья и рванул ручной тормоз — голова снова закружилась. Когда он наконец выбрался из машины, он чувствовал себя так, будто хорошенько нагрузился.
Пока Грилло, цепляясь за дверцу, собирался с силами, Тесла успела отойти на несколько ярдов от машины и приблизиться к парню. Он все еще пытался встать на ноги. Тесла сказала, чтобы он подождал, она ему поможет, но в ответ получила лишь полный ужаса взгляд. И причина для ужаса была. Грилло не ошибся: то, что Тесла приняла за рюкзак, действительно оказалось живым. Неизвестное животное, влажно блестевшее. Оно пожирало свою жертву.
– Что за хрень? — сказала она.
На этот раз юноша отозвался и со стоном произнес:
– Уходите… они… гонятся за мной…
Она оглянулась на Грилло. Тот вцепился в дверцу машины, и дрожь била его так, что стучали зубы. Помощи от него ждать не приходилось, а парню явно становилось хуже.
С каждым движением лап гигантского паразита — у твари было много лап, сочленений и глаз — лицо жертвы передергивалось от боли.
– Скорее… — промычал он. — Пожалуйста… ради бога… они идут…
Он кивнул головой себе за спину. Она проследила за страдальческим взглядом юноши в сторону угла, откуда он и прибежал. Там Тесла увидела его преследователей. В первый миг она пожалела, что не последовала совету, но, еще раз заглянув в его глаза, выбросила это из головы. Теперь его проблемы стали ее проблемами. Она не могла бросить человека на съедение. Сознание отказывалось верить в то, что видели глаза. Но отрицать существование ужасных существ, которые к ним приближались, тоже не было смысла. Каким бы бредом это ни казалось, к ним подбиралась орда белесых шелестящих тварей.
– Грилло! — крикнула она. — В машину! Белесое войско, услышав ее, прибавило скорость.
– В машину, Грилло, черт тебя побери!
Он неуклюже повернулся на заплетающихся ногах и полез обратно в машину. Твари помельче бросились в его сторону, а те, что покрупнее, продолжали двигаться к юноше. Их вполне хватило бы, чтобы расчленить их всех вместе с машиной. Несмотря на многообразие (не было двух одинаковых особей), все они двигались одинаково слепо и целенаправленно, в едином безжалостном порыве. Они жаждали убивать.
Тесла наклонилась и взяла юношу за руку, стараясь не коснуться извивающихся лап паразита. Тот присосался слишком крепко, чтобы отдирать его.
– Поднимайся, — сказала она. — У нас получится.
– Бегите, — пробормотал он. Сил у него уже почти не осталось.
– Нет. Мы бежим вместе. Отставить героизм.
Она оглянулась на машину. Грилло едва успел захлопнуть дверь, как ее облепили твари, карабкаясь на капот и крышу. Одна, размером с бабуина, принялась монотонно наскакивать на ветровое стекло. Другие рвали ручку дверцы и пытались просунуть конечности между рамами и стеклом.
– Им нужен я, — сказал юноша.
– Если мы побежим, они погонятся? — спросила Тесла.
Он кивнул. Тогда она рывком подняла его на ноги, закинула его правую, довольно сильно поврежденную (насколько Тесла успела заметить) руку себе на плечо и, обернувшись, выстрелила в гущу тварей. Пуля поразила одну из крупных особей, что ничуть не задержало других. Тесла повернулась к ним спиной и поволокла парня прочь.
Он указал направление.
– Вниз по Холму.
– Зачем?
– К моллу.
– Зачем? — снова спросила она.
– Там… мой отец.
Она не стала спорить. Тесла понадеялась, что этот отец, кем бы он ни был, сумеет как-нибудь помочь, поскольку у них самих осталось мало шансов уйти от преследователей или отбиться, если те догонят.
Завернув за угол, как почти беззвучно велел парень, она услышала звук разбитого ветрового стекла.
Невдалеке от места событий стояли Яфф и Томми-Рэй. Они с двух сторон держали за руки Джо-Бет и смотрели, как Грилло борется с ключом зажигания. Наконец машина тронулась, сбросив с капота разбившую стекло терату.
– Ублюдок, — сказал Томми-Рэй.
– Неважно, — сказал Яфф. — Подожди завтрашней вечеринки. Это мелочи.
Раненое существо жалобно попискивало.
– Что будем с ней делать? — спросил Томми-Рэй.
– Оставим здесь.
– Люди заметят.
– К утру от нее ничего не останется. Мусорщики и не поймут, что это было.
– Кому придет в голову есть такое? — спросил Томми-Рэй.
– О, всегда найдется кто-то очень голодный. Правда, Джо-Бет?
Девушка промолчала. Она уже перестала плакать и лишь смотрела на своего брата с брезгливым страхом.
– Куда направился Катц? — спросил Яфф.
– К моллу, — ответил Томми-Рэй.
– Его зовет Флетчер.
– Да?
– Надеюсь, что так. Сын выведет нас к отцу.
– Если тераты не догонят его раньше.
– Не догонят. У них есть инструкции.
– А та женщина с ним?
– О, она прекрасна! Ну прямо добрая самаритянка Она, конечно, умрет, но зато с каким гребаным большим и добрым сердцем.
Джо-Бет не выдержала последнего замечания.
– Неужели тебя ничто не трогает? Яфф внимательно посмотрел на нее.
– Слишком многое, — сказал он. — Меня трогает слишком многое. Например, выражение твоего лица. И его лица.
Он посмотрел на Томми-Рэя, а тот ухмыльнулся в ответ.
– Все, чего я хочу, это видеть ясно. Я не позволяю чувствам заслонить цель.
– И что это за цель? Убить Хови? Разрушить город?
– Томми-Рэй научился меня понимать. И ты тоже научишься, если дашь мне время объяснить. Это долгая история. Но поверь мне: Флетчер наш враг, и его сын тоже наш враг. Они убили бы меня, если б смогли.
– Только не Хови.
– О, и он тоже. Он сын своего отца, даже если сам этого не знает. Скоро мы разыграем большой приз, Джо-Бет. Он называется Искусство. И когда я его получу, я поделюсь…
– Мне ничего от тебя не нужно.
– Я покажу тебе остров…
– Нет!
– … и берег…
Он протянул руку и потрепал ее по щеке. Против ожидания, его слова успокоили ее. Теперь она видела перед собой не голову эмбриона, а лицо человека, которому досталось в жизни, но он справился с трудностями и стал мудрее.
– Мы еще поговорим об этом, — сказал он. — У нас будет много времени. На этом острове день никогда не кончается.
– Почему они нас не догоняют? — спросила Тесла у Хови.
Преследователи давно наступали им на пятки, но дважды отставали в тот самый момент, когда, казалось, должны были вот-вот схватить своих жертв. Тесле казалось, что погоня кем-то отрежиссирована. Если так, думала она с тревогой, то кто этот режиссер? И какова его цель?
Юноше — пару улиц назад он пробормотал, что его зовут Хови, — с каждым ярдом становился все хуже. Куда делся Грилло? Он так необходим сейчас. Заблудился в лабиринте улиц и тупичков проклятого городишки или стал жертвой существ, напавших на автомобиль?
С Грилло не случилось ни того ни другого. В надежде, что у Теслы хватит смекалки продержаться до тех пор, пока он не придет на помощь, Грилло отчаянно погнал машину сначала к телефону-автомату, потом по адресу, что он нашел в справочнике. Все его тело словно налилось свинцом, зубы стучали от лихорадки, но голова, кажется, работала ясно. Когда он потерял работу, он на несколько месяцев сорвался в запой, и теперь по опыту знал, что подобная ясность сознания может оказаться самообманом. Сколько раз в алкогольном кураже он строчил «гениальные» статьи — на трезвую голову они читались не легче, чем «Поминки по Финнегану»* Вполне возможно, сейчас был как раз тот случай, и надо было, не теряя драгоценного времени, стучаться в первую попавшуюся дверь и просить помощи. Однако интуиция подсказывала ему, что появление на пороге небритого субъекта, бормочущего о монстрах, вызовет резко отрицательную реакцию у любого жителя этого города, кроме Хочкиса. Хочкис был дома.
– Грилло? Господи, что с вами?
Состояние самого Хочкиса, однако, было не намного лучше. Он держал початую бутылку пива, и во взгляде его читалось, что где-то рядом стоят как минимум несколько ее предшественниц.
– Не спрашивайте. Идемте со мной. Объясню по дороге.
– Куда?
– У вас есть оружие?
– Да, пистолет.
– Возьмите с собой.
– Погодите, мне нужно…
– Некогда, — перебил Грилло. — Я не знаю, куда они побежали, и нам…
– Постойте.
– Что?
– Сигнализация. Я слышу сигнализацию.
Сигнализация сработала, когда Флетчер начал разбивать стекла витрин супермаркета. Потом он сделал то же в аптеке Марвина и в зоомагазине, где к звону сигнализации добавился вой разбуженных животных. Это было то, что нужно. Чем раньше Гроув стряхнет с себя свой летаргический сон, тем лучше, и Флетчер знал наверняка — легче всего этого добиться, если нанести удар в сердце торговли. В домах вокруг стали зажигаться огни. Действия, призванные добиться внимания горожане, требовали осторожности и расчета — чтобы, если ничего не удастся, не ухудшить ситуацию. В жизни Флетчера горя и так хватало, а друзей, готовых прийти на помощь, слишком мало. Самым близким был, наверное, Рауль. Где-то он теперь? Скорее всего, погиб и его дух скитается в развалинах миссии Санта-Катрина.
Флетчер вдруг застыл, потрясенный внезапной мыслью. А как же нунций? Неужели остатки Великого деяния, как называл его Яфф, все еще находятся там, на вершине скалы? Если туда забредет какая-нибудь невинная душа, история может повториться. Тогда предстоящее самопожертвование Флетчера окажется бессмысленным. Вот еще одно задание, которое он должен дать Ховарду, прежде чем они расстанутся… навсегда.
Сигнализация в Гроуве срабатывала редко, а такого, чтобы вой ее раздался одновременно в нескольких местах, не случалось никогда. Какофония звуков заполнила городок, от лесной окраины Дирделла до особняка вдовы Вэнса на вершине Холма Взрослые еще бодрствовали, но многие — не только те, кого посещал Яфф, — сегодня пребывали в смятении. Разговоры сменил шепот; люди застывали в дверях или посреди комнаты, вдруг забыв, зачем они встали из своих уютных кресел. В ту ночь мало кто в Гроуве с ходу ответил бы на вопрос, как его зовут.
Тем не менее, вой привлек их внимание, подтвердив то, что они инстинктивно почувствовали еще днем: что-то не так, неправильно, ненормально. И спастись можно лишь дома, закрывшись на замок.
Однако не все были столь пассивны. Кто-то раздвигал шторы и выглядывал из окна, проверяя, не вышли ли на улицу соседи; кто-то даже осмелился подойти к двери (но мужья или жены тут же звали их назад — ведь за дверью нет ничего, что было бы интереснее телевизора). И едва первый человек вышел на улицу, как за ним последовали другие.
– Умно, — сказал Яфф.
– Что он делает? — не понял Томми-Рэй. — Что это за шум?
– Он хочет, чтобы люди увидели терат. Может, он надеется, что они встанут против нас Он уже делал так прежде.
– Когда?
– Когда мы с ним носились по Америке. Но тогда никто не встал, не поднимутся и сейчас. У людей нет веры, нет мечтаний. А ему нужно и то и другое. Он в отчаянии. Он проиграл и знает это. — Яфф повернулся к Джо-Бет. — Можешь радоваться: я отвел своих собачек от Катца. Теперь мы знаем, где Флетчер и куда придет его сын.
– Они нас больше не преследуют, — сказала Тесла. Стая действительно отстала.
– Что это значит?
Ее подопечный не ответил. У него не было сил даже поднять голову. Но он все же кивком показал в направлении супермаркета — на один из магазинов молла с разбитыми витринами.
– Нам в маркет? — спросила Тесла. В ответ он что-то пробормотал.
– Как скажешь.
Внутри здания Флетчер поднял голову. Он увидел сына, однако тот был не один. Какая-то женщина почти несла его на себе, ступая по разбитому стеклу. Флетчер прервал свои приготовления и подошел к окну.
– Ховард? — позвал он.
Тесла взглянула наверх, а Хови не стал тратить драгоценную энергию, чтобы поднять голову. Человек, появившийся в разбитой витрине, вовсе не походил на вандала. Не похож он был и на отца Хови, хотя Тесла никогда не умела разбираться в фамильном сходстве. Человек был высокий, с болезненным цветом лица. Судя по неуверенной походке, он чувствовал себя немногим лучше сына. Одежда его была мокрой. По запаху Тесла поняла, что человек облит бензином. Когда он пошел к ним навстречу, на полу за ним оставался мокрый след. Тесла испугалась — вдруг преследователи и гнали их прямиком в руки этого сумасшедшего?
– Не подходи!
– Мне нужно поговорить с Ховардом, пока не пришел Яфф.
– Кто?
– Ты навела его на нас. Его самого и его войско.
– С этим уже ничего не поделать. Хови очень плохо. Эта штука у него на спине…
– Дай посмотреть.
– Только никакого опсрытого огня, — предупредила Тесла, — иначе я сваливаю.
– Понимаю. — Человек протянул к ней ладони, как фокусник, который показывает, что в руках ничего нет.
Тесла кивнула и разрешила подойти к Хови.
– Положи его на пол, — скомандовал человек.
Она подчинилась, вздохнув с облегчением. Отец нагнулся над Хови и обеими руками схватил тварь, присосавшуюся к спине. Та бешено забилась, крепче впиваясь в тело жертвы. Хови начал задыхаться.
– Она убьет его! — крикнула Тесла.
– Держи ее голову.
– Что?
– Ты слышала. Голову. Просто держи.
Тесла смотрела на незнакомца, на тварь, на Хови. На три удара сердца. На четвертый она взялась за голову зверя. Жвала все еще впивались в шею юноши, но уже слабее, и вдруг существо извернулось и укусило Теслу за руку. В этот момент бензиновый человек рывком дернул тварь. Та отделилась от тела Хови.
– Отпускай! — крикнул Флетчер.
Повторять не потребовалось, Тесла тут же убрала руки. Отец Хови швырнул терату в пирамиду консервных банок, и жестянки обрушились на нее, похоронив под собой.
Тесла осмотрела ладонь. В центре остался красный след от укуса. Но не только она заинтересовалась ладонью.
– Тебе предстоит путешествие.
– Вы что, читаете по руке?
– Я хотел послать мальчика, но теперь понимаю… идти придется тебе…
– Эй, ребята, я уже сделала все, что могла, — сказала Тесла.
– Меня зовут Флетчер, и я тебя умоляю — не оставляй меня сейчас. Эта рана напоминает мою первую ранку от нунция. — Он показал ей ладонь, где действительно красовался шрам, похожий на след от ногтя. — Я должен тебе кое-что рассказать. Ховард не захотел меня слушать. А ты будешь. Я знаю. Ты часть истории. Ты рождена, чтобы оказаться сегодня здесь со мной.
– Ничего не понимаю.
– Завтра поймешь. Сегодня нужно действовать. Помоги. У нас очень мало времени.
– Должен вас предупредить, — сказал Грилло Хочкису, пока они ехали к моллу, — то, что мы с вами увидели тогда у трещины, было только начало. Ночью в Гроуве появились существа, каких я никогда раньше не видел.
Он притормозил, пропуская двух горожан, спешивших на вой сирен. Вышли и другие люди. Все торопились к моллу.
– Надо сказать, чтобы они не ходили туда.
Грилло высунулся из окна машины и закричал. Но даже когда к нему присоединился Хочкис, никто не обратил на них никакого внимания.
– Если они увидят то, что видел я, начнется паника.
– Возможно, это пойдет им на пользу, — горько заметил Хочкис. — Все эти годы они считали меня сумасшедшим, потому что я замуровал расщелину. Потому что я называл смерть Кэролин убийством.
– Простите…
– Кэролин — моя дочь.
– А что с ней случилось?
– Об этом потом, Грилло. Когда у вас будет время послушать мое нытье.
Они выехали на автостоянку молла. Там уже собралось тридцать-сорок горожан. Одни бродили вокруг, прикидывая ущерб, другие просто стояли, слушая вой сигнализации, словно то была музыка сфер.
– Пахнет бензином, — сказал Грилло.
Хочкис принюхался.
– Нужно поскорее увести их отсюда. Эй, послушайте! Он повысил голос и поднял пистолет, пытаясь привлечь внимание толпы. Но на него оглянулся только один невысокий лысый человек.
– Хочкис, вы что, тут главный?
– Нет, Марвин — если вы хотите им быть.
– Где Спилмонт? Нужен кто-то из властей. Мне перебили все стекла.
– Думаю, полиция уже едет, — сказал Хочкис.
– Настоящее варварство, — продолжал Марвин. — Это мальчишки из Лос-Анджелеса развлекаются.
– Не думаю, — сказал Грилло. От запаха бензина у него снова закружилась голова.
– А вы кто такой? — требовательно спросил у него Марвин.
Прежде чем Грилло успел ответить, раздался крик:
– Внутри кто-то есть!
Грилло повернулся к разбитой витрине супермаркета. Действительно, внутри двигались несколько фигур. Он подошел ближе к витрине магазина и четко разглядел одну из них.
– Тесла?
Она услышала, взглянула на него и крикнула:
– Грилло, не входи сюда!
– Что происходит?
– Просто не входи сюда, говорю.
Но он не послушался и шагнул в витрину. Юноша, которого она бросилась спасать, лежал на кафельном полу, обнаженный до пояса. Над ним стоял какой-то человек — одновременно знакомый и не знакомый Грилло. Через несколько секунд профессиональная память сработала. Это был один из тех, вырвавшихся из расщелины.
– Хочкис! — крикнул Грилло. — Идите сюда!
– Хватит, — сказала Тесла. — Нам тут никто не нужен.
– «Нам»? С каких это пор вы стали «мы»?
– Это Флетчер, — сказала Тесла, словно угадав вопрос Грилло. — А молодого человека зовут Ховард Катц, — предупредила она следующий вопрос. — Они отец и сын. — Снова ответ на незаданный вопрос. — Скоро все тут взлетит на воздух, и я не уйду отсюда, пока это не случится.
Тут подоспел Хочкис.
– Твою мать, — выдохнул он.
– Это тот из расщелины, да?
– Точно.
– Можно, мы заберем парня? — спросил Грилло. Тесла кивнула.
– Только быстрей. Они скоро будут здесь. — Ее взгляд соскользнул с лица Грилло и устремился куда-то в темноту. Они явно ждали кого-то еще. Второго духа, не иначе.
Грилло с Хочкисом подхватили юношу под руки.
– Подождите!
К ним подошел Флетчер, и с его приближением запах бензина усилился. Но от него исходил не только запах. Грилло ощутил нечто вроде легкого удара током, когда Флетчер коснулся сына. Этот удар пронзил три тела сразу. Сознание Грилло мгновенно прояснилось, земное осталось где-то далеко внизу, и он оказался в пространстве, где в небе, словно звезды, висели фантазии. Но внезапно все кончилось, едва Флетчер отнял руку от лица сына. Это было почти жестоко. По выражению изумления на лице Хочкиса Грилло понял, что тот испытал то же самое. Глаза наполнились слезами.
– Что здесь будет? — спросил Грилло у Теслы.
– Флетчер скоро уйдет.
– Куда? Почему?
– В никуда. В пространство.
– Откуда ты знаешь?
– Я рассказал ей, — раздался голос Флетчера, — Субстанцию нужно защитить.
Он посмотрел на Грилло, на его губах играла едва заметная улыбка.
– Заберите моего сына, джентльмены, — попросил он. — Уведите его с линии огня.
– Что?
– Грилло, просто уйди отсюда, — сказала Тесла. — Сейчас все будет так, как он задумал.
Грилло с Хочкисом вывели Хови на улицу через витрину — Хочкис вышел первым, чтобы принять на руки ватное, как свежий труп, тело юноши. За спиной Грилло услышал голос Теслы.
Она сказала одно слово:
– Яфф!
Тот, второй, враг Флетчера, стоял на краю парковки. Толпа горожан, увеличившаяся в пять или шесть раз, расступилась и образовала коридор, хотя их об этом никто и не просил Яфф был не один. Его сопровождали два человека, два местных жителя. Парень и девушка. Грилло не знал их, но Хочкис сказал.
– Джо-Бет и Томми-Рэй. Услышав имя, Хови поднял голову.
– Где? — пробормотал он, но увидел их сам, прежде чем ему кто-то ответил.
– Пустите! — он попытался оттолкнуть Хочкиса. — Они убьют ее, если мы их не остановим! Вы что, не понимаете? Они убьют ее!
– Речь идет не только о твоей подружке, — сказала Тесла. Грилло снова удивился, как она умудрилась столько узнать за такое короткое время. Ее «источник» Флетчер тем временем вышел из маркета, прошел мимо Теслы, Грилло, Хови и Хочкиса и остановился на другом краю живого коридора лицом к лицу с Яффом.
Первым заговорил Яфф:
– Ну, и зачем это? Ты переполошил половину города.
– Ту половину, которую ты не успел одурманить, — ответил Флетчер.
– Не помри от собственных разговоров. Ну, умоляй меня. Скажи, что отдашь мне свои яйца, если я оставлю тебя в живых.
– Это для меня не так важно.
– Что, яйца?
– Жизнь.
– Ты тщеславен, — заметил Яфф, начиная медленное движение навстречу Флетчеру. — Не отрицай.
– Меньше, чем ты.
– Это верно. В отличие от тебя я знаю, что такое масштаб.
– Ты не овладеешь Искусством.
Яфф поднял руку и потер большой и указательный пальцы, словно считал деньги.
– Поздно. Я уже ощущаю его в своих руках.
– Хорошо, — ответил Флетчер. — Если ты хочешь, чтобы я тебя умолял, я умоляю. Субстанция должна остаться неприкосновенной. Я умоляю тебя не трогать ее.
– Ты не понимаешь, да?
Яфф остановился на некотором расстоянии от Флетчера. Теперь к нему шел юноша и вел свою сестру.
– Мои дети, — сказал Яфф, — плоть и кровь. Сделают для меня все. Верно, Томми-Рэй?
Тот ухмыльнулся.
Захваченная этой сценой, Тесла не заметила, как Хови освободился от рук Хочкиса, подошел к ней и шепотом сказал:
– Пистолет.
Теса без колебаний отдала оружие юноше.
– Он убьет ее, — пробормотал Хови.
– Она же его дочь, — сказала Тесла.
– Думаешь, для него это важно?
Она снова взглянула на Яффа. Какие бы изменения ни совершило в нем Великое деяние Флетчера, он был явно безумен. Даже той малости, какую она успела узнать об Искусстве, Субстанции, Косме и Метакосме, хватило, чтобы понять: отдать такую силу в руки этого существа — значит отдать ее неизмеримому злу.
– Ты проиграл, Флетчер, — сказал Яфф. — В тебе и в твоем ребенке нет чего-то, что делало бы вас… современными. Мои двое, напротив, опережают время. Главное — экспериментировать, так ведь?
Рука Томми-Рэя, лежавшая на плече у Джо-Бет, скользнула к ее груди. В толпе раздались гневные возгласы, но Яфф заставил всех замолчать одним грозным взглядом. Джо-Бет попыталась оттолкнуть брата, но Томми-Рэй притянул ее к себе и нагнулся к ее губам.
Он поцеловал бы ее, если бы не пуля, ударившаяся в асфальт у самых ног Томми-Рэя.
– Отпусти ее, — сказал Хови. Его голос был слаб, но полон решимости.
Томми-Рэй повиновался, глядя на Хови немного растерянно. Потом извлек из заднего кармана нож. Почуяв опасность кровопролития, толпа дрогнула. Некоторые — особенно те, кто пришел с детьми, — подались назад. Но большинство не двинулись с места.
Флетчер за спиной Грилло обратился к Хочкису:
– Сможете в него попасть?
– В парня?
– Нет, в Яффа.
– И не пытайтесь, — шепнула Тесла. — Это его не остановит.
– Что же тогда остановит?
– Бог его знает.
– Хочешь хладнокровно пристрелить меня на глазах у этих добрых людей? — спросил Томми-Рэй. — Ну давай, попробуй. Я не боюсь. Я люблю смерть, а смерть любит меня. Нажми на курок, Катц. Если ты мужчина.
С этими словами он медленно двинулся навстречу Хови. Тот, едва стоя на ногах, по-прежнему целился в Томми-Рэя.
Разрешил ситуацию Яфф. Он схватил Джо-Бет за руку. Та вскрикнула от боли. Хови повернул голову на ее голос, и Томми-Рэй бросился на него. Он толкнул Хови, и юноша упал, выронив пистолет. Томми-Рэй с размаху ударил его в пах ботинком и принялся избивать.
– Оставь его живым! — приказал Яфф.
Он отпустил Джо-Бет и направился к Флетчеру. На кончиках пальцев, в которых, по его заверению, он уже держал Искусство, проступили капли энергии. Они сочились как эктоплазма. Яфф подошел к Томми-Рэю, как будто собирался его остановить, но лишь одарил взглядом сцену драки и двинулся дальше, к Флетчеру.
– Лучше нам отойти, — прошептала Тесла Грилло и Хочкису. — От нас уже ничего не зависит.
Словно в подтверждение ее слов, Флетчер опустил руку в карман и достал коробок спичек с надписью на этикетке: «Аптека Марвина». Все поняли, что сейчас произойдет. Люди ощущали запах бензина и знали, от кого он исходит. Теперь появились спички. Жертвоприношение было неизбежным. Но никто не двинулся с места. Публика не понимала, о чем говорят враги, но зрители нутром почувствовали, что присутствуют при переломном моменте. Как: они могли уйти, если впервые в жизни получили возможность увидеть поединок высших существ?
Флетчер достал спичку. Он уже почти чиркнул ею, когда поток энергии из пальцев Яффа ударил, как пуля, по рукам Флетчера, выбив из них и спичку, и коробок.
– Не трать времени на эти фокусы, — сказал Яфф. — Ты знаешь, что огонь не причинит мне вреда. И тебе тоже, пока ты сам не захочешь. А если ты хочешь исчезнуть, нужно только попросить.
На этот раз он не стал посылать разряды — он просто подошел к противнику и коснулся его рукой. Флетчер содрогнулся. Испытывая страшную боль, он повернул голову, чтобы увидеть Теслу. По его глазам она поняла, насколько он беспомощен. Чтобы разыграть свой эндшпиль, он раскрыл сознание, и злоба Яффа проникла в самую суть его существа. От прикосновения врага по всему телу прокатилась разрушительная волна. Спасти Флетчера могла только смерть.
У нее не было спичек, зато у Хочкиса был пистолет. Ни слова не говоря, она выхватила его. Яфф уловил движение, и на одно ужасное мгновение Тесла встретилась с его безумным взглядом Она увидела не человека, а огромную призрачную голову. Увидела лицо настоящего Яффа, спрятавшегося под маской.
Она прицелилась в землю за Флетчером и выстрелила. Но огонь не вспыхнул. Тесла снова прицелилась, выбросив из головы все мысли, кроме одной — она молилась о том, чтобы попасть в лужу бензина. Ей и прежде случалось «готовить жареное», но на бумаге. В жизни она делала это впервые.
Тесла медленно выдохнула (так она делала, когда садилась по утрам за пишущую машинку) и нажала на курок.
Ей показалось, что она увидела огонь еще до того, как он возгорелся. Пробежали искры и молнии, воздух вокруг Флетчера стал оранжевым, а потом превратился в пламя.
Жар оказался нестерпимо сильным. Тесла бросила пистолет и отбежала подальше, откуда можно было наблюдать дальнейшее. Сквозь языки пламени она смотрела на Флетчера. На его лице была написана полная безмятежность. Тесла пронесла его образ через все последующие жизненные невзгоды как напоминание о том, насколько мало она знает об устройстве мира. Человек радовался тому, что сгорал, это было для него благом. Таких уроков не дают в школе. И помогла ему она, собственными руками.
Она увидела, как Яфф отшатнулся от огня, насмешливо пожав плечами. Огонь добрался до его пальцев, касавшихся Флетчера, и пальцы вспыхнули, будто пять свечей. За спиной у Яффа Хови и Томми-Рэй отступали от невыносимого жара, на время забыв о вражде. Все это она заметила в одно мгновение, а потом снова взглянула на горевшего Флетчера. За несколько секунд он успел измениться. Огонь, столбом стоявший вокруг него, не сжигал плоть, а преображал, выбрасывая вспышки яркой материи.
То, как отступал Яфф — будто взбесившийся пес, знающий, что его сейчас утопят, — помогло ей понять природу этих вспышек. Как и то, что сочилось из пальцев Яффа, они были сгустками некой энергии. Яфф ненавидел эту энергию. В ее свете проступило его истинное лицо. Вид этих двоих: преображающегося в огне Флетчера и Яффа, с которого сползала личина, заставил ее подойти ближе, забыв о безопасности. Она почувствовала запах паленых волос, но отойти не могла. В конце концов это и ее рук дело. Она участвовала. Как первая человекообразная обезьяна, что добыла огонь и тем изменила жизнь племени.
На что, поняла она, и надеялся Флетчер: на трансформацию племени. Это был не просто акт самосожжения. Сгустки энергии, исходившие от Флетчера, несли в себе его заряд. Они вылетали подобно сияющим семенам, ищущим плодородную почву. Такой почвой стали жители Гроува, и семена их нашли. Тесле казалось чудом, что никто из людей не бросился бежать. Быть может, самые малодушные ушли раньше, в начале событий. Но оставшиеся явно были готовы принять магию преображения, и некоторые даже вышли вперед и радостно, словно причастие, принимали летевший к ним свет. Первыми выбежали дети. Они ловили сгустки света, не причинявшие им ни малейшего вреда. Свет падал в их подставленные ладони или касался лица, и тут же в глазах загорались его отблески. За детьми последовали родители. Те, кого свет уже коснулся, успокаивали остальных: «Все в порядке. Это не больно. Это просто… свет!»
Но Тесла знала, что это не просто свет. Это сам Флетчер. Он раздавал себя всем желающим, и тело его таяло. Руки, грудь и ноги уже исчезли; голова, шея, плечи и торс дрожали в языках пламени. Она смотрела до тех пор, пока и они не исчезли. В памяти всплыл церковный гимн, Тесла помнила его с детства: «Господь хочет, чтобы я стал солнечным лучом». Старая песня для новой жизни.
Акт рождения новой жизни подходил к завершению. От Флетчера почти ничего не осталось, только рот и часть черепа все еще дрожали в огне. Мозг его разлетелся снопами искр, как головка одуванчика на августовском ветру. Лишенное пищи, пламя быстро улеглось. Без следа — ни углей, ни дыма. Несколько мгновений яркого света, жара и чуда. Потом — ничего.
Она не могла оторвать глаз от Флетчера и не заметила, кого из собравшихся коснулся его свет. А он коснулся многих. Может быть, всех. Наверное, это и остановило Яффа. Его войско стояло в ночи наготове, но он так и не отдал приказа наступать. Яфф исчез. Он сделал это как можно незаметнее.
Вместе с ним пропал и Томми-Рэй. А Джо-Бет осталась. Хови во время преображения Флетчера встал рядом с ней с пистолетом в руке. Убегая вслед за отцом, Томми-Рэй выкрикнул несколько бессвязных угроз.
Так завершилось последнее представление шамана Флетчера. Те, кто принял от него дар, конечно, должны были его почувствовать — но позже, утром, когда проснутся. Другие получили свое сразу. Грилло и Хочкис были довольны, что не обманулись тогда, у расщелины; Джо-Бет и Хови избежали гибели и снова соединились; Тесла же, получившая знание, ощутила тяжесть огромной ответственности, которую возложил на нее Флетчер.
Но главный удар магических сил принял сам город. На его улицах появились чудовища. Его жителей коснулись духи.
Гроув ждал войны.
