22

Белан постучал в дверь Джузеппе в семь часов вечера. Старик во второй половине дня звонил ему на работу, величайшая редкость. Набрал номер Ковальски и попросил позвать Белана. Голос Феликса, раздавшийся в наушниках радиосвязи, звучал сварливее обычного. Он не любил, когда персонал отрывали от работы.

– Гормоль, к телефону.

Белан схватил протянутую толстяком трубку, недоумевая, кому он тут мог понадобиться.

– Можешь заскочить после работы?

– Да, а зачем?

В ответ Джузеппе бросил в микрофон короткое “увидишь” и нажал на отбой. Даже вечером он изо всех сил тянул время, пока Белан не покончил с аперитивом. Хотя тот ясно видел, что старик сгорает от нетерпения. Он нервно елозил колесами взад-вперед, неловко таскал горстки фисташек и арахиса, вертелся на сиденье. В конце концов Белан, не в силах больше ждать, задал вопрос, который жег ему губы с момента прихода:

– Ты меня позвал только ради бокала муската, Джузеппе?

– Знаешь, малыш, пока тебя не было, я без дела не сидел.

Глаза его хитро поблескивали. Он развернулся и попросил Белана направить свои стопы вслед за колесами инвалидного кресла в спальню, которая служила ему кабинетом. В спальне царил веселый кавардак. Хлипкий секретер тонул в кипах бумаги. Компьютер и принтер составлены на пол, чтобы освободить место. Цунами не обошло стороной и медицинскую кровать, она тоже была усеяна листками. На высоте кресла висела пришпиленная кнопками большая карта Парижа и парижского региона, занимавшая большой кусок стены. На ней виднелись карандашные пометки и несколько грубых кружков, нарисованных красным фломастером. Другие такие же кружочки были зачеркнуты. Несколько названий городов подчеркнуты, другие замазаны. По всей столице и пригородам расцвели стикеры, покрытые неудобочитаемыми мушиными каракулями, понятными одному Джузеппе. Вся карта была превращена в кучу помарок, подчисток и коллажей. Спальня походила на генеральный штаб перед сражением.

– Что у тебя тут за дурдом, Джузеппе?

– А, это! Ну, дело само собой не делается. Целых два дня убил, составляя список, и еще столько же, отсеивая лишнее и уточняя данные. Нелегко это было, но я, пожалуй, собой доволен. Сегодня утром закончил.

– Что закончил-то, Джузеппе?

– Что-что, твою Жюли. Ты хочешь ее найти или ты не хочешь ее найти? Знаешь, я трижды все перечитал, чтобы ни единой приметы не пропустить. Примет-то маловато. Скупится девица на подробности. Семьдесят два текста, и ни разу не назвала ни своей фамилии, ни даже города, где работает. Прямо-таки авторский подвиг. Но Джузеппе так просто не отступится! Я исходил вот из чего, – продолжал он, протягивая Белану листок. – Мы знаем, что ее зовут Жюли, что она работает уборщицей в туалете, что ей 28 лет и что раз в год, в день весеннего равноденствия, она пересчитывает плитки и их 14 717. Но я особое внимание обратил на приметы 4, 9 и 11, они самые важные: ее туалет в торговом центре; площадь этого центра сто тысяч квадратных метров; а построен он как минимум тридцать лет назад, судя по трещине.

Белан оторопело смотрел на короткий список, который держал в руках. Номера 4, 9 и 11 были подчеркнуты зеленым. Джузеппе изложил ему свой метод, итогом которого и стала прикнопленная к стене разноцветная лапша. Полазив по интернету, он составил полный перечень крупных торговых центров Парижа и Иль-де-Франс; получился список из восемнадцати центров, в основном в ближних пригородах. Затем он просеял все эти центры по дате строительства, отсекая самые новые. Так из выборки исчезли “Милленер” в Обервилье, “Валь-д’Эроп” в Марн-ля-Валле и “Карре-Сенар” в Льесене: все три пали жертвой своей молодости. В результате второго просеивания, по размеру торговой площади, список сократился до восьми финалистов. Джузеппе с гордостью зачитал ему названия счастливых избранников, со всей родословной, показывая их на карте линейкой:

– “О’Паринор” в Оне, построен в 1974-м, 90 тысяч квадратных метров. Знаю, это меньше ста, но уж так и быть, я его включил. “Рони-2”, 1973 год, 106 тысяч квадратных метров. “Кретей-Солей”, 1974-й, 124 тысячи метров. “Бель-Эпин” в Тье, 1971-й, 140 тысяч метров, великоват немножко, да ладно. “Эври-2”, 1975-й, 100 тысяч квадратных метров, тютелька в тютельку. “Велизи-2”, построен в 1972-м, 98 тысяч квадратных метров. “Парли-2”, в Шене, 1969-й, 90 тысяч метров. Немножко не дотягивает, как в Оне, но ничего. И последний, “Катр-Тан” на Дефанс, 1981-й, 110 тысяч метров. Естественно, во всех есть туалеты, но проверить, есть ли там уборщица, невозможно. Нигде такой информации нет, прямо табу какое-то.

На Белана продуктивная работа старого друга произвела большое впечатление. Он всмотрелся в красные кружки, которые, если их соединить, образовывали восхитительно ровный эллипс, начинающийся на северо-востоке, в Оне, и тянущийся до Нантерра на западе, огибая столицу с юга. Только Эври оставался не охваченным этой воображаемой линией и одиноко висел в самом низу карты. Белан предположил было, что Жюли вполне может работать где-то в провинции, но тут Джузеппе возмутился:

– Ты свою флешку нашел не в экспрессе “Париж – Бордо” или “Париж – Лион”, а в скоростном метро, так что, по-моему, весьма высока вероятность, что твоя Жюли моет сортиры где-то у нас под боком! И на твоем месте я бы начинал с “О’Паринор” и “Рони-2”, эти ближе всего.

Остаток вечера они провели за телевизором и итальянскими закусками, которые сварганил Джузеппе. Прощаясь с другом, Белан обещал держать его в курсе своих поисков. Домой он вернулся с аккуратно сложенным драгоценным листком в кармане куртки. И пока Руже Шестой заглатывал крошки корма, плавающие на поверхности аквариума, Белан перечислил ему восемь названий, восемь этапов крестного пути, вобравшего в себя все его надежды.