14
Харри рывком проснулась при звуке собственного имени. С минуту не могла понять, где находится, но не сомневалась, что в тюрьме. Но это оказался всего лишь Джек, окликнувший ее от дверей спальни. Она вздохнула и расслабилась. Главная причина паники заключалась в том, что ее правая рука стискивала всего лишь постельное белье. Джек смотрел на нее озадаченно. От него не ускользнули побелевшие костяшки сжатой в кулак правой руки.
– Он здесь, – кивнул он налево, где на вбитом в стенку крюке, рядом с Далигом с серебряной рукоятью и длинным Тескуном висел Гонтуран.
Харри по одному разогнула пальцы и левой рукой разгладила постель. Сенай и Терим сели и тихо начали натягивать сапоги. Наркнон с обиженным ворчанием перебралась на подушку, откуда Харри только что подняла голову.
На столе снова ждала еда. Невозмутимый Тед молча стоял рядом, готовый наполнить тарелку или чашку. Харри вышла в переднюю комнату, прижимая согнутую левую руку к корпусу. Гонтуран висел у нее за правым плечом.
– Джек, – обратилась она к полковнику, – как вы думаете, нельзя ли мне одолжить у вас… пояс? По-моему, я свой потеряла.
Джек взглянул на нее, затем на двух ее товарищей, опоясанных шафрановым и синим кушаками.
– Потеряла? – уточнил он, имея некоторое представление о горских кушаках.
– Потеряла, – твердо ответила Харри.
Тед поставил кофейник и отправился искать кожаный чужаковский ремень.
Небо уже покраснело, когда две дюжины мрачных Чужаков выступили вместе с тремя горцами и направились на северо-запад от форта. Один из троих горцев щеголял Чужим ремнем с бронзовой пряжкой.
– Среди нас есть первоклассный трубач, – весело сообщил Джек. – По крайней мере, мы будем знать, наступаем мы или отступаем.
Его люди были одеты в тускло-коричневые островные мундиры с красной полосой на левой стороне груди, обозначавшей дамарскую службу. Харри позволила себе укол ностальгии по тому первому разу, когда увидела эти мундиры в маленьком тряском поезде, сидя напротив брата.
– А парадную форму вы надели по привычке, – спросила она, – или просто делаете вид, будто ничего не случилось?
Джек ответил, глядя в сторону гор:
– Просто у большинства из нас мало полезной одежды не армейского образца. – Он повернулся к ней и улыбнулся. – И, кроме того, знакомые вещи успокаивают. По-моему, в данный момент нам следует заботиться о моральном духе при любой возможности.
Отряд шел ровной рысью, под щедрый перезвон сбруи армейских лошадей. Харри и забыла, сколько шуму от удил, поводьев и стремян. Казалось, северяне услышат их приближение с той стороны гор. Они остановились перед рассветом в долине у начала предгорий.
– Сегодня, – сказала Сенай, – мы пойдем на восток в эти холмы. Там моя деревня.
Харри кивнула.
Джек напрягся.
– Харри, – сказал он, – я не уверен, что моих ребят в родном городке Сенай примут с особой радостью. Если хочешь, мы можем проехать чуть дальше по дороге, чтобы не терять времени, и встретиться с вами возле прохода… например, у подножия последней тропы к нему.
– Мм.
Харри перевела их разговор Сенай. Та с удивлением посмотрела на Джека, потом на Харри.
– Мы поедем все вместе, – сказала она. – Мы же товарищи.
Это переводить не понадобилось. Джек чуть улыбнулся.
– Интересно, одобрил бы это Корлат?
Терим уловил королевское имя и спросил у Харри, о чем речь.
– Он бы сказал то же самое, разумеется, – ответил юноша, выслушав перевод. – Да, мы часто враждуем, но даже во вражде мы ближе друг к другу, чем когда-либо станем к северянам. По крайней мере, пока в наших жилах течет только человеческая кровь. Вот почему эта война так жестока. Мы не можем жить на одной земле. Это всегда было так.
– Мы с вами и сами-то не особенно уживаемся на одной земле, при всей нашей человечности, – возразил Джек и, когда Терим вопросительно взглянул на него, перевел на горский.
Юноша пожевал губу.
– Да, мы сражаемся и обычно не жалуем друг друга, но все равно мы одинаковые. А северяне нет. Ты увидишь. Там, где ступает их нога, нашу землю словно солью засеивают.
Джек взглянул на Харри.
– Насчет этого я точно не знаю, – проговорила она. – Насколько мне известно, их колдовство отличается от горского и… любая возможность северянина-полукровки рассматривается с отвращением и… страхом. Назови человека полусеверянином, тидиком, и никто не осудит его, если он попытается тебя убить. Очевидно, считается, – голос Харри звучал очень ровно, – что горская и Чужая кровь скрещиваются более изящно.
Джек уставился на шею своего коня. Сенай наклонилась к нему и коснулась гривы Дрейка.
– Мы достаточно похожи, Джек Дэдхем. Мы все следуем за Харизум-сол.
Джек улыбнулся:
– Мы все следуем за Харизум-сол.
– Джек, вы НЕ следуете за мной. Хоть вы-то не начинайте!
Полковник, по-прежнему улыбаясь, взглянул на нее. Взглянул снизу вверх, поскольку Дрейк, плотного телосложения мерин, был на полторы ладони ниже Золотого Луча. Но не ответил.
Они отдыхали бульшую часть дня и снова выехали за час до заката, следуя указаниям Сенай. Пустыня осталась за спиной, поэтому ни солнце, ни секретность путешествия по пустой стране не вынуждали их идти только по ночам. Время близилось к полуночи, когда на тропу перед ними выступили два человека и подняли внезапно вспыхнувшие факелы. Все заморгали, а кони Чужаков запрокинули головы. Кто-то невидимый из-за слепящего света факелов резко спросил:
– Кто вы, идущие в город Схпардит?
– Тхантау, неужели ты забыл меня так быстро? – отозвалась Сенай.
Названный вышел вперед, поднял свой факел повыше, и горянка спешилась.
– Ты и вправду Сенай, – сказал он, и те, кто стоял ближе, увидели, как он улыбнулся. – Твоя семья обрадуется твоему возвращению. – Однако глаза его блуждали по лицам отряда, и звон удил отдавался громом в ушах Харри.
– Это мои товарищи, – просто сказала Сенай, и Тхантау кивнул.
Он шепотом сказал несколько слов напарнику. Тот повернулся и убежал, свет его факела головокружительно подпрыгивал, пока не исчез за поворотом каменистой тропы.
Харри спешилась, а Наркнон возникла из темноты и уселась под брюхом у Золотого Луча. Она считала нужным пронаблюдать за происходящим и убедиться, что не пропустила ничего интересного. Сенай повернулась к Харри и почтительно представила ее как Харизум-сол. Тхантау отвесил гостье очень элегантный горский поклон, включавший в себя жест уважения, а Харри старалась не переминаться с ноги на ногу. Все снова двинулись вперед, и спустя несколько минут перед ними открылась узкая тропа. Она постепенно расширялась, пока не превратилась в круглую, заросшую травой поляну, окруженную белой дорожкой, таинственно сиявшей в свете факелов. Вокруг веял легкий ветерок, пахло розами.
Тхантау повел их вокруг по белой тропе. На противоположной стороне круга высилось здание из коричневого и серого камня, встроенное в склон горы. Крышу покрывал мох и крохотные, заботливо взращенные деревца по краю. В окнах зажигались огни. Когда отряд подъехал ближе, деревянная дверь с грохотом распахнулась и в объятия Сенай безошибочно бросилась девчушка в длинной ночной рубашке.
– Ты целыми неделями пропадала! – обвинительно выпалила она.
– Да, любовь моя, но я же тебя предупреждала, – ответила Сенай.
Ребенок зарылся лицом ей в живот и пропыхтел:
– Я так скучала по тебе!
Из открытой двери вышли еще трое. Первым появился высокий старик с фонарем, прихрамывающий на одну ногу. Женщина помоложе шла рядом с ним, а потом поспешила вперед со словами:
– Рилли, сейчас же иди в дом.
Сенай нежно высвободилась из рук упирающейся Рилли. Девочка шаг за шагом попятилась к дому, не заботясь, что может в кого-то врезаться. В итоге споткнулась о порог, перевалилась через него и пропала из виду. Молодая женщина повернулась обратно к Сенай и долго молча обнимала ее. Подошел старик и назвал Сенай дочерью. Харри моргнула. Этот человек, безусловно, являлся здешним лордом, солой этого места. Но тогда, наверное, ничего удивительного, что он смог послать дочь так далеко на Лапрунские игры.
Третьим оказался молодой человек, брат Сенай. Они оба походили на отца. Он неловко погладил сестру по руке и сказал:
– Ну, как оно прошло?
На вид ему едва исполнилось шестнадцать.
Сенай улыбнулась ему.
– Я потерпела достойное поражение, – произнесла она традиционную формулу, – и ношу мой кушак так. – Она коснулась пальцами шва. Харри вздохнула. – Это Харизум-сол держала меч, рассекший мой кушак. Она победила на Играх.
Старик повернулся и бросил на нее острый взгляд. Харри встретилась с ним глазами, гадая, станет ли он комментировать явно Чужачьи черты лица под горским капюшоном. Но он посмотрел на нее с минуту, свет фонаря отражался в его глазах, а затем поклонился и произнес:
– Это честь для моего дома.
Только тогда его взгляд упал на синюю рукоять, едва видимую из-под края ее плаща. Он повернулся взглянуть на остальных, и его спокойное лицо не дрогнуло при виде двух дюжин Чужаков-конных, неловко стоявших у него на пороге.
– Это мои товарищи, – повторила горянка, и отец кивнул.
А женщина, мачеха Сенай, произнесла как положено:
– Добро пожаловать.
Терим и Джек последовали за Харри и Сенай в дом. Джековых людей и коней провели вдоль каменной стены горного склона, куда был встроен дом солы, в низкое длинное здание.
– Это деревенский дом собраний, – объяснила Сенай. – Они есть во многих наших горских селениях, рядом с домом солы. Здесь мы собираемся поговорить или на праздники и когда необходимо предоставить кров нашим друзьям и поставить их лошадей.
Харри медленно кивнула:
– А если приходится… обороняться?
Старик улыбнулся невесело:
– Есть пещеры и извилистые тропы, уводящие преследователей к каменным стенам или скалам. Мы умеем исчезать, если надо. Вы бы не нашли это место так легко, если бы вас не вела Сенай. Горы неудобная страна для завоевателей – в них слишком много нор.
– Да уж, – шепнул Дэдхем.
Они вступили в большой зал. Стены и пол покрывали ковры, возле длинного окна, сейчас плотно занавешенного, стоял длинный стол.
– Рилли, – твердо сказала ее мать, – ты можешь ненадолго задержаться, но обязательно надень платье и сапожки.
Малышка снова исчезла.
Слуги принесли маллак и маленькие пухлые кексы, а Рилли вернулась и притулилась к Сенай, а та обняла ее одной рукой. Харри ждала, гадая, придется ли ей рассказывать о цели похода, но Сенай сказала с той же простотой, с какой объяснила присутствие Чужаков тем, что это ее товарищи.
– Мы хотим остановить северян, которые полезут через Врата Мадамер. Кто из здешних может пойти с нами?
Утром, когда они снова выступили, к ним присоединились шестнадцать всадников. Харри начало казаться немного глупым ехать во главе пусть еще не войска, но уже отряда. Но от нее явно этого ждали. Пришлось пустить Цорнина вперед, задрав подбородок и решительно глядя вдаль. «И все-таки это лучше, чем одна безумная Чужая на горском коне, – думала она. – Что бы я делала, если бы Сенай с Теримом не пошли за мной, если бы Джека не оказалось в форте?»
– Джек, – окликнула она.
– Мм?
– Вы видели ущелье Ритгера?
– Нет, а что?
– Ну, вроде бы командир должен просчитывать все наперед… Я прикидываю, насколько глупо будут выглядеть наши несколько дюжин, растянутые поперек прохода, когда… если… северяне действительно решат им воспользоваться.
Джек скривился:
– Не очень… глупо, я имею в виду. Полагаю, ущелье весьма узкое. На дальней его стороне долина расширяется, но сам проход мы на некоторое время наверняка заткнуть сумеем. Хватит даже нескольких человек.
Харри выдохнула:
– Я все думаю, насколько это дурацкая затея.
Джек улыбнулся:
– По крайней мере, благородная и из лучших побуждений.
В ту ночь Харри снился сон. Ущелье Ритгера, Врата Мадамер, представляли собой узкую расселину в скале, шириной не больше чем два конских крупа. На южной стороне небольшое каменистое плато резко обрывалось в лесистый склон. На севере открывалась широкая чаша долины, покрытая унылым кустарником и битым камнем. «Неровная поверхность, – подумала она во сне, – и никакого прикрытия. Не самое выгодное поле боя». Долина медленно поднималась к последнему узкому проходу в скалах. Во сне Харри обернулась и увидела, как цепочка всадников с предводителем на высоком гнедом коне, сиявшем на солнце, как пламя, поднимается по тропе на скалистое плато. Она уже видела этих всадников, с трудом взбирающихся по горному склону. Знакомое видение успокоило ее. Возможно, в конце концов, она сделала правильный выбор на развилке. Возможно, она оправдает веру Люта в нее.
А Корлат?
Девушка рывком проснулась. Вокруг царила предрассветная серость, но она все равно поднялась и начала разводить костер. Она заметила, как дрожат руки, и рассердилась. А затем огонь разгорелся, и в его огненном сердце она увидела два лица. Первое принадлежало Корлату. Он стоял тихо, глядя на что-то, чего она не могла разглядеть. Вид у него был печальный, и эта печаль сдавила ей сердце, словно она сама послужила ее причиной. Затем лицо его снова превратилось в пламя походного костра, но языки его мерцали и переплетались и сложились в лицо Аэрин, которая иронично улыбалась. Возможно, Аэрин имеет какое-то отношение к тому, что Сенай и Терим последовали за ней, а Джек послал Ричарда просить за форт Генерал Мэнди в одиночку, подумалось Харри. Она чуть заметно улыбнулась лицу в огне. Аэрин отвела взгляд, словно что-то отвлекло ее внимание, на щеке ее мелькнул синий блик, наверное, от рукояти Гонтурана… И снова только потрескивает маленький костерок.
– Стало быть, выезжаем рано? – Голос у Джека был хриплым спросонок.
– Да, – отозвалась Харри. – Мне не нравятся мои сны… и я… подозреваю, что к некоторым из них стоит отнестись внимательно.
От их голосов заворочались и остальные спящие, и к тому времени, когда солнце взошло над гребнем гор справа от них, отряд уже оставил позади несколько миль.
– К завтрашнему дню будем на месте, – сказала Харри на полуденном привале, и мрачность собственного голоса удивила ее.
Она сидела на земле. Наркнон подошла к ней и в утешение обернулась вокруг ее плеч, словно меховой плащ.
Внезапно в стороне послышалась возня. Харри резко обернулась, положив руку на Гонтурана. Из-за деревьев выступила высокая женщина, по бокам от нее переминались двое Джековых солдат. Вид у них был встрепанный, слегка раздраженный и испуганный. Один держал в руке ломоть хлеба, а другой кинжал, но как держат хлебный нож, а не оружие. Женщина была одета в коричневую кожаную тунику, плетеный пояс небесно-голубого оттенка, цвета, на котором отдыхает глаз, обхватывал ее талию, голову прикрывал тускло-малиновый капюшон. На плече висел колчан со стрелами, а в руке она небрежно держала длинный лук с двумя бусинами под цвет пояса, привязанными под самой накладкой.
– Я Кентарре, – представилась она. – Простите внезапность моего появления.
– Филанон, – выдохнула Сенай, напряженно вставая рядом с Харри.
– Кто? – прошептала Харри и повернулась к высокой женщине. – Вы доказали, что нам следует выставлять часовых, даже собираясь откусить кусок хлеба. Мы думали, мы здесь одни, а спешка, к которой вынуждают нас наши дела, сделала нас беспечными.
– Часовые, думаю, меня бы не удержали, и вы видите, – Кентарре подняла лук, – я пришла к вам с миром. Любой из ваших людей остановит меня прежде, чем я успею положить стрелу на тетиву.
Она говорила по-горски, но выговор ее был странен, а интонации непредсказуемы. Харри внимательно прислушивалась, не уверенная, что расслышала правильно, поскольку сама еще не настолько привыкла к горскому наречию. Возможно, именно ее внимание уловило непроизнесенное «даже» перед «я», и она чуть заметно улыбнулась Кентарре, та стояла абсолютно неподвижно, улыбаясь в ответ. Наркнон подошла и уселась с видом сторожевой кошки у ног Харри. Она одарила Кентарре своим характерным долгим ясным взглядом и затем, не шелохнувшись, принялась урчать.
«Очко в твою пользу», – подумала Харри, ибо суждения Наркнон обычно отличались точностью.
– Чего же ты хочешь от нас? – спросила она.
– Прослышали мы, даже на наших горных вершинах, – нараспев заговорила Кентарре, – где мы часто беседуем с облаками, но редко с незнакомцами, что явилась та, кто снова несет меч леди Аэрин на битву. И мы решили отыскать ее, ибо матери матерей наших матерей следовали за ней в давние времена, когда Гонтуран впервые пришел в Дамар в руках чародея Люта. И мы приготовились к долгому походу. Но узнали, что Гонтуран и сол, что несет его, направляются к нам. Мы стали ждать. Мы ждали три недели, как нам было сказано. И вот ты здесь, и мы хотим присягнуть тебе. – На последней фразе высокомерный тон покинул Кентарре, и она взглянула быстро и тревожно в лицо Харри, а на скулах у нее проступил румянец.
Харри проделала некоторые стремительные расчеты. Три недели назад она сидела в каменном зале и завтракала с высоким худым мужчиной, который сказал ей, что не видит для нее четко определенной судьбы и она должна делать то, что ей покажется верным.
Она встретила взгляд Кентарре чуть печально.
– Если вы так хорошо осведомлены о нашем появлении здесь, вероятно, вам также известно, насколько прискорбно немногочислен наш отряд и безрассуден наш поход. Но мы с радостью примем вашу помощь, если вы хотите вместе с нами попытаться остановить северян.
Мизинец на державшей лук руке мягко крутанул одну из голубых бусин, и Харри подумала, что Кентарре не сильно старше ее самой.
– Действительно, таково наше желание. И если кто-нибудь из нас уцелеет, мы последуем за тобой обратно к твоему королю, кого мы не видели несколько поколений. В этом деле всем осколкам старого Дамара надлежит собраться вместе, если мы хотим выжить.
Харри кивнула, надеясь, когда придет время, убедить людей Кентарре отправиться без нее. Корлат скорее обрадуется им без мятежницы в их рядах. Но подобные мысли подождут. Неизвестно, уцелеет ли кто-нибудь из них после встречи с северянами. Кентарре развернулась и резко исчезла за деревьями.
– Филанон, – снова прошептала Сенай.
– Как? – переспросила Харри.
– Филанон, – повторила девушка. – Лесной народ. Они непревзойденные лучники. Говорят, они беседуют со своими стрелами и те сворачивают за угол и перепрыгивают препятствия, чтобы порадовать хозяев. Теперь они легенда. Даже мой народ, живущий так близко от их лесов, перестал верить в их существование. Некогда филанон со своими увешанными голубыми бусинами луками жили высоко в горах, куда больше никто не ходил. – Она помолчала и добавила: – Очень редко кто-то из нас находил одну из этих голубых бусин. Считалось, что они приносят удачу. У моего отца есть такая, ее нашел его отец, когда сам был маленьким мальчиком. Она была при нем в тот день, когда гурш – вепрь – подцепил его клыками. Отец настаивал, что зверь пропорол бы ему живот и убил, если бы в последний момент его не отвела голубая бусина.
– Скажи мне, капитан, – спросил Дэдхем, – ты всегда принимаешь бродяг, которых находишь в лесу, если они предлагают пойти с тобой?
Харри улыбнулась:
– Только когда мне нравятся их рассказы. Три недели назад я говорила с… мудрым человеком. Он сказал мне, что… со мной будут происходить разные вещи. И это, я склонна полагать, одна из них. Да и Наркнон гостью одобрила.
Джек кивнул:
– Я предпочитаю верить тебе. Хотя у меня имеются свои сомнения насчет способности твоей кисы судить о характере. – Он помолчал. – Знаешь, ты стала другой, не такой, какой была, когда еще жила с нами, Чужаками. Это нечто более глубокое, чем загар. – Он говорил правду, с любопытством ожидая, как эта правда подействует на молодую женщину, которую он некогда знал и однажды видел, как она смотрит на дарийскую пустыню.
Харри взглянула на него, и Джек понял: она в точности знает, что у него на уме.
– Да, я другая. Но разница едет на мне верхом, как я еду верхом на Золотом Луче, – добавила она с кислым видом.
Дэдхем хихикнул:
– Дорогая, ты просто учишься ответственности командира. Будь ты под моим началом, я бы тебя повысил.
До конца дневной трапезы Кентарре не появилась. Но когда они седлали коней и многие нервно озирались, не выскочат ли на них из кустов высокие лучники, внезапно произошла материализация. Кентарре встала перед Харри вместе с высоким темноволосым мужчиной. Он тоже держал лук, но среди синих бусин на накладке виднелась одна яблочно-зеленая, а туника его была песчаного цвета.
Затем Харри, не поворачивая головы, увидела выстроившихся вдоль тропы лучников. Она важно кивнула, словно ожидала их появления подобным образом – на самом деле примерно так оно и было, – и тронула Цорнина вперед. Кентарре и ее спутник двинулись вместе с ней, Джеком, Сенай и Теримом, а остальные лучники последовали за ними, когда прошли последние кони. Шаг у Кентарре был так же свободен и легок, как поступь Золотого Луча.
На следующем привале Харри обнаружила прибавление в сотню бойцов. В отряд влились около двадцати охотничьих котов, более массивных, с более широкими и плоскими головами, чем у Наркнон. И они отличались большим разнообразием окраски, чем Корлатовы звери. Наркнон старательно держалась возле Харри: даже неукротимая охотница понимала, что благоразумие – лучшая сторона храбрости, когда имеешь дело с двадцатью сородичами, каждый в полтора раза тебя крупнее.
Харри с отрядом нашли небольшую каменную чашу, закрытую от задувшего после полудня северо-западного ветра, и сгрудились в ней вокруг нескольких небольших костров. Лучники сняли тетивы со своих луков и шептали что-то стрелам, а остальные исподтишка за ними наблюдали. Луки казались меченосцам такими же чужеродными, как перья на лошади. Люди Джека рассеянно хлопали себя по бедрам, где должны были висеть оставшиеся в форту револьверы.
На рассвете выступили снова. Харри не могла отделаться от ощущения, будто въезжает в собственный сон. Может, она еще проснется и окажется в королевском шатре, с незнакомыми словами на губах, Корлатовыми руками на плечах и жалостью в его глазах. Они ехали верхом, длинноногие лучники широко шагали следом, вверх по узкой тропе к горным пикам, вверх по темным негостеприимным склонам, к границе Севера. Холодный разреженный воздух кусал горло, а солнце лилось россыпью водопадов света сквозь листья. Почва под ногами пошла глинистая, но Цорнин ни разу не споткнулся, уши его напряженно смотрели вперед, и ноги ступали твердо. Харри постукивала ногтем о большой синий камень в рукояти Гонтурана и вспоминала любимую в детстве песню. Мелодия трепыхалась в памяти, но полностью восстановить слова никак не удавалось. От этого Харри сделалось ужасно одиноко, словно детства на самом деле не было. Или оно было, но не таким, каким она его помнила. Может, она всегда жила в горах, видела Золотого Луча жеребенком, и первой положила седло на его юную спину, и учила его вставать на дыбы и бить передними ногами, как боевого коня. В животе засело неприятное ощущение.
Они добрались до ущелья Ритгера, Врат Мадамер, перед закатом и рассыпались по лежавшему за ним маленькому плато. В задней части площадки росли деревья, а к вершине, на несколько полетов стрелы, уходила лишь голая скала. С одной стороны, где горный пик как бы прогибался внутрь, имелась длинная неглубокая пещера, бульшую часть открытой стороны защищали деревья.
– Сегодня у нас хоть на ночь укрытие появится, – весело заметил Джек. – По крайней мере, пока ветер не переменится и не решит напасть на нас с юга.
Харри слушала северный ветер. Он злорадно смеялся над ней.
– Не переменится, – сказала она.
Полковник вздернул бровь, но она не стала развивать тему. На плато было шумно от запыхавшихся людей и коней. Они торопились добраться сюда, в точности как в ее сне. Последний час всем пришлось карабкаться вверх бок о бок. Харри прислонилась к плечу Золотого Луча. Как же хорошо, что он такой большой и теплый! Конь повернул голову и нежно пожевал ее рукав, а она погладила его. С минуту поозиравшись вокруг, Харри заметила Наркнон и двинулась следом за ней. Кошка подошла к самому ущелью и уставилась в долину за ним. Даже неутомимая охотница притихла, но, возможно, давал о себе знать пройденный за день тяжелый путь.
Сквозь узкий просвет в скалах могли проехать двое всадников в ряд, но колени их соприкоснулись бы. На этой стороне плато полого поднималось к плечам узкой расселины и спускалось вниз с другой стороны, где люди и кони вполне могли забраться. Харри глядела на ту сторону, чувствуя теплое дыхание Золотого Луча на загривке. Наркнон спрыгнула с насеста возле расселины, повернулась к подруге спиной и начала умываться. Девушка стояла возле самого прохода, прислонившись к покинутому Наркнон уступу. Каменистый склон уходил вниз к покрытой кустарником долине между горных отрогов. На дальней стороне долины горная стена казалась ниже, но терялась в предгорьях. Харри чувствовала, как взгляд ее устремляется все дальше, к бесплодной равнине за тускло серой долиной и россыпью низких острых холмов. И на краю равнины она разглядела колышущееся марево, словно набегающий прилив. Будто волна, исследовало оно берег перед собой, подкатываясь к мелким холмам перед тем, как перехлестнуть через них.
Харри повернулась и пошла обратно к своему отряду. Она сказала, ни к кому не обращаясь:
– Они будут здесь завтра.
В ту ночь в лагере не шумели. Казалось, воины суеверно боялись в последний раз открыто полировать клинки. Многие втихую проверяли снаряжение, двигаясь словно призраки. Все избегали смотреть друг на друга, и не слышалось бодрого звона металла о металл. Даже шаги звучали приглушенно.
Джеков гнедой мерин Дрейк и Золотой Луч подружились за те дни, пока несли своих всадников бок о бок. Коней Чужаков всегда ставили в сторожевую линию, тогда как горские лошади бродили где хотели, никогда не уходя слишком далеко от человеческого лагеря. А Золотой Луч и Дрейк стояли часто нос к носу, перешептываясь между собой о погоде и пройденных за день милях, а может, судача о причудах и заботах своих всадников. Сегодня они встали рядом, повернув головы в одну сторону. «На нас смотрят, – подумала Харри, глядя на них в ответ. – Или наблюдают за этим ужасным северо-западным ветром». Золотой Луч дернул ухом назад, затем вперед и топнул. Дрейк повернул голову и задумчиво фыркнул на товарища, затем оба наладились вздремнуть, расслабив одну ногу и прикрыв глаза. Харри с завистью наблюдала за ними. Северный ветер невнятно бормотал.
– Дрейк знает о войне почти столько же, сколько я, – проговорил Дэдхем. – Вот он и посоветовал юному Золотому Лучу хорошенько выспаться в ночь перед боем. Трудно в это поверить после стольких часов в седле, но я, пресыщенный удовольствиями солдат, собираюсь рекомендовать тебе то же самое, мой блестящий юный капитан.
Харри вздохнула.
– Перестаньте уже звать меня капитаном. Достаточно того, что я Гонтурана ношу. А он не ваша легенда.
– Привыкнешь, капитан, – отозвался Джек. – Неужели ты откажешь мне в одной маленькой радости? Не отвечай. Ложись спать.
– Может, если бы я умела стоять на трех ногах и стекленеть глазами, это бы помогло, – проворчала она. – Я не хочу спать и… боюсь сновидений.
– Хмм, – отозвался полковник. – Даже те из нас, кого не заставляют верить в сновидения, не особенно любят сны в ночь перед битвой, но это… неизбежно.
Харри кивнула, затем раскатала одеяло и послушно на него улеглась. Наркнон тоже не находила себе места. Она побродила вокруг костра, отошла потереться носами с Золотым Лучом, вернулась, легла, еще походила.
– Я пошлю Кентарре и ее людей в лес по обе стороны от ущелья, на склоны над долиной. Мы все сможем столпиться здесь… и видеть приближение врага.
– Восхитительно, – отозвался Джек со своего одеяла, стягивая сапоги. – Я б и сам лучше не придумал.
Харри беззвучно рассмеялась:
– Тут организовывать особенно нечего, мой мудрый друг. Даже я это понимаю.
Джек кивнул.
– Ты могла послать нас в эту трещину в скале попарно, чтобы нас покрошили в капусту. Тогда бы я возражал. Но ты не собираешься этого делать. Спи уже, генерал.
Харри фыркнула в ответ.
Она лежала с открытыми глазами и видела набегающее на луну облако, слышала завывание набирающего силу северного ветра. Рваные тучи заслоняли лунный свет. Вот топнула лошадь в сторожевой линии, вот неразборчиво забормотал кто-то из спящих. Наркнон, наконец решившая все-таки поспать, едва слышно посапывала, положив голову подруге на грудь. А за всем этим Харри слышала… другие вещи. Она не выставила часовых, поскольку не сомневалась в их бесполезности. Так же как не сомневалась, что северяне явятся завтра. Всем бойцам ее небольшого отряда повезло выспаться в ночь перед боем. Глупо не принимать подарки судьбы, раз уж предлагают.
Но, лежа в одиночестве без сна, она слышала топот не подкованных железом копыт, перемещение массы верховых животных, не имевших отношения к лошадям, сонные всхрапывания всадников, не принадлежащих роду человеческому. На несколько почти мирных минут ее сознание уплыло в сон. Но вот раздался шорох, память тут же распознала шуршание закрывающегося клапана шатра, и голос Корлата резко произнес: «Завтра». Потрясенная Харри рывком села. Наркнон соскользнула с ее плеча и устроилась на земле. Кругом лежали небольшие, мертвого вида кучки – ее друзья и последователи. Красные угли костров зловеще оттеняли неподвижную черноту скального козырька и шевелящуюся черноту крон за ним. Повернув голову, девушка едва различила силуэты конских ног и услышала, как звякнула о камень подкова. Джек дышал глубоко. Он отвернулся от света умирающего костра, и она не видела его лица. Мелькнула даже мысль, не притворяется ли он спящим, дабы подать ей пример. Харри взглянула на Наркнон, вытянувшуюся рядом и переложившую голову ей на колени. Кошка-то уж точно спала совершенно искренне. Усы подергивались, в горле рождался чуть слышный рокот.
Харри снова легла. Ветер хихикал в скалах, но вверху несся, истерически хохоча, сквозь горы на тихие равнины Дамара, неся с собой нечеловеческие шепоты и стоны северной армии. Всадницу передернуло. Струйка ветра коснулась ее щеки, Харри отпрянула, та сползла по плечу и исчезла. Девушка натянула одеяло на голову.
Видимо, ей все-таки удалось заснуть. Когда она снова спихнула одеяло с лица, рассвет окрасил кромки гор, а губы слиплись. Она села. Наркнон еще спала. Джек лежал с открытыми глазами. Он мрачно смотрел в никуда. Харри наблюдала, как взгляд его сфокусировался на ней. Дэдхем сел, ничего не говоря, уперся локтями в колени и потер ладонями седой ежик на голове. Зашевелились и другие тела. Из скальной ямки в прикрытой деревьями передней части пещеры бил родник. Кто-то из Джековых людей наполнил там котелок и принес его одной из лучниц Кентарре. Филанон тем временем извлекла крохотный язычок пламени из вчерашней золы. Харри сонно смотрела на огонек, пока его не заслонило нечто черное. Это оказался Джек, опустившийся на колени перед их собственным кострищем. Девушка встала, отбросив одеяла, и отправилась за водой.
Когда она вернулась, Джек улыбнулся ей. Харри попыталась улыбнуться в ответ, но улыбка вышла так себе.
В ожидании, пока вода закипит, она подошла к Вратам Мадамер и стала смотреть сквозь них. Макушка ее выступала над скалой, и северный ветер сразу вцепился в нее, кожу на голове стянуло от холода. Дымка по-прежнему висела там, где она видела ее накануне вечером, у начала предгорий, но сейчас, утром, Харри уже различала в ней цветовые пятна и движение. Вот, значит, какого цвета страх.
Ветер вгрызался в тело, и она вернулась к пещере. Все сидели вокруг небольших костерков, и все смотрели на нее. Все, кроме Джека – тот брился. Харри восхищалась твердостью его руки, когда он склонялся над потертым куском зеркала, прислоненным к камню на земле. Она остановилась у границы отбрасываемой скальным навесом тени.
– Старайтесь не выходить на ветер, пока можно, – сказала она. – Это… неправильный ветер.
Терим посмотрел вверх, словно мог разглядеть форму самого ветра, а не только то, как он колышет листья и швыряется мелкими камнями в утесы.
– Северяне посылают этот ветер в расчете заморозить нас.
Харри припомнила жутковатое прикосновение к лицу ночью.
– Да, – медленно ответила она. – Заморозить… но, по-моему, и обнаружить тоже. Я предпочитаю сообщать им как можно меньше.
В середине утра Харри оседлала Золотого Луча, раскатала голенища сапог и перевязала их на бедрах, с особой старательностью укрепила кожаную кирасу на плечах и Гонтурана на поясе. Щит и окованный железом шлем висели наготове спереди у седла. Конь повернулся и взглянул на хозяйку. Седло казалось странным, несбалансированным без пристегнутых со всех сторон пухлых седельных сумок. Дрейк жевал удила, и Цорнин дернул ухом на звук.
Незадолго до полудня Харри отправила Кентарре и ее лучников с их большими, мягко ступающими котами за Врата, в остатки леса на вздымавшихся над истерзанной долиной горных отрогах. Она с тревогой наблюдала за ними. Чахлые деревья служили плохим укрытием, и казалось, каждая голубая бусина на виду. Но лучники растворились, словно вода в песке. Тот, кто приближался к ним, наверняка знал, что Врата охраняются. Знал и ухмылялся принесенным ветром известиям. Но большего она сделать не могла.
Джек увидел врага как раз перед тем, как Кентарре увела своих лучников. Он смотрел в тонкую черную подзорную трубу, рука его была так же тверда, как при обращении с бритвой. Харри же только постоянным усилием воли удавалось не потирать руки и не ломать пальцы. Наконец она просто стиснула их на перевязи меча. Ладони намокли от пота. Она наблюдала за приближающимся неприятелем все утро и сразу поняла, к чему относится внезапное ворчание Джека. Туман втек в устье долины и рассыпался на множество темных движущихся фигур. Даже на таком расстоянии они по-прежнему отбрасывали больше тени, чем им положено.
– По коням, – скомандовала Харри.
Ветер с безумным хихиканьем вцеплялся им в волосы, яростно бился о металл надетых шлемов, дергал пальцы перчаток, острия мечей и конские хвосты. Золотой Луч замер носом к Вратам. Дрейк, уши торчком, флегматично стоял возле Харри, касаясь боком ее колена. Всадница чувствовала, как дрожит Цорнин, но то была дрожь нетерпения. Она закусила губу от стыда за себя и гордости за своего коня. Конь Терима нервно запрокидывал голову и дергал хвостом, лицо самого юноши под шлемом сделалось непроницаемо. Наркнон, пропадавшая неизвестно где, вернулась, облизываясь. Кашей она в то утро не удовольствовалась. Кошка тщательно вымыла усы, затем прошла в голову колонны и уселась между Цорнином и Дрейком.
– Наркнон, милая моя, – наклонилась к ней Харри, – почему бы тебе не поспать у костра, пока… пока мы не вернемся? Это охота не совсем в твоем духе.
Наркнон подняла на нее глаза, прекрасно понимая, что обращаются к ней, затем опустила взгляд и уставилась на долину.
– Коты филанон ушли вместе с ними, – напомнил Джек. – Ты ранишь ее чувства, если попытаешься оставить в тылу.
– Не время для глупых шуток, – с сердцем возразила девушка.
– Напротив, капитан, – отозвался полковник. – Как раз самое подходящее время.
Харри сглотнула и снова посмотрела на северян. Впереди наступающего войска ехал всадник на белом коне. Конь был великолепный, ростом с Золотого Луча, с той же гордой головой и пышным хвостом. На челке и в гриве у него трепетали красные ленты, поводья сверкали золотом на фоне белоснежной шеи. На боку всадника громадной полосой золота висел тяжелый меч. Рядом с ним темный наездник на грязного цвета звере нес знамя: белое с красной птицей на нем, хищной птицей с загнутым клювом.
– Никакая армия не может двигаться так быстро, – заметил Джек.
– Нет.
Белый конь заржал, и Цорнин ответил, встав на дыбы. Харри стукнула его кулаком по шее, и он опустился, но задние ноги остались напряжены, готовые в любой момент послать тело вперед.
– Прекрасно, – сказала Всадница. – Поедем, познакомимся с ними.
Дождь стрел посыпался с неба на мутное море у их ног. Несколько темных фигур, отбрасывавших слишком много теней, упали, и странные крики донеслись до наблюдателей у Врат.
– По крайней мере, стрелы их протыкают, – донесся голос Терима.
Золотой Луч прижал уши к голове и гарцевал на месте. Харри слышала, как сдвигаются ближе кони у нее за спиной. Сенай и Терим выдвинули своих чуть вперед по каменному склону по обе стороны от Ущелья.
– Джек, ждите здесь. Мы вернемся, когда созреем передохнуть, и вы сможете заняться ими на некоторое время.
– Как скажешь, капитан, – отозвался Дэдхем и шепнул: – Удачи, Харизум-сол.
Харри махнула Джекову трубачу, и они вылетели под знаменем звонких медных нот, ибо другого у них не имелось.
Золотой Луч несся вниз по склону. Белый жеребец встал на дыбы и заржал. Всадник развернул его и галопом метнулся вбок, а темная масса его армии хлынула вверх по стенам долины. Из грубых глоток вырывались боевые кличи на неведомых языках.
Площадка перед Вратами пригодилась Харри. Ее небольшое пространство оставляло защитникам место для маневра, но не позволяло массе северян окружить и затоптать малочисленный дамарский отряд. Каждая сторона билась на узком фронте. Открытым оставался лишь вопрос о том, как надолго у горцев хватит сил, ведь любого павшего или уставшего северянина можно было заменить свежим. Харри вытащила Гонтурана из ножен и взмахнула им, со звоном рассекая северный ветер, и тот осыпался кусками, плача, под ноги Золотому Лучу.
– Гонтуран! – заорал Терим.
– Харизум-сол и Гонтуран! – крикнула Сенай, стремясь не отстать от него.
А затем горцы схлестнулись с северянами.
Золотой Луч бросался на врага, кусался и бил копытами, а Гонтуран сек и рубил. Харри чувствовала, как поднимается внутри золотая волна, и радовалась ей, поскольку от рассудка ей было бы сейчас мало пользы, да и та некстати. Гонтуран стал мокрым от крови, но кровь эта имела странный цвет. Облака норовили закрыть солнце, но все время рвались и уплывали, и ободренные горцы сражались еще яростнее. Ведь это доказывало, что черное войско не всемогуще.
Харри смутно осознала появление головы Дрейка у своего колена и в миг затишья, сумев опустить правую руку и тяжело опереть маленький щит на бедро, спросила:
– Откуда вы взялись?
– Мне показалось, ты никогда не вернешься и не дашь нам шанса, а мы устали ждать, – ответил Джек.
А затем битва опять сомкнулась вокруг них, лязг металла и гром ударов поднялся с новой силой и поглотил их. Когда перемазанный чужой кровью Золотой Луч запрокидывал голову, пена летела назад и стекала по предплечью Харри.
Враг ускользал от прямого взгляда даже на расстоянии удара мечом. Харри видела лучше, чем большинство ее соратников, и все равно не могла сказать, почему так уверена, что ее противники не совсем люди. Отдельные блестящие глаза и быстрые руки выглядели вполне человеческими, но другие, казалось, росли из странно сочлененных плеч и бедер, а глаза были косо посажены в непривычной формы черепа. Хотя, возможно, головы были нормальные, просто шлемы нарочно сделаны кривыми. Некоторые вражеские скакуны оказались настоящими лошадьми, но у многих шкура искрилась, словно чешуя, ноги оканчивались вовсе не копытами, а зубы были острые, как у собак.
Шли минуты, Гонтуран жил собственной жизнью. В следующий раз Харри увидела Джека, когда Дрейк врезался в них сбоку, и его всадник задел ее шпорой по лодыжке. Полковник крикнул:
– А не подумать ли тебе об отступлении через пару минут, капитан? Враг отброшен, и мы заслужили отдых.
Харри озадаченно огляделась, но признала его правоту: ее отряд отогнал темную армию – та снова откатилась на полпути вниз по долине.
– Ого, – выдохнула она. – Гм. Да.
– Назад! – заорал Джек, приподнявшись в стременах. – Назад к ущелью!
Трубач подхватил его призыв. Когда полковник пробивался к Харри, он следовал за ним, как часто следовал за полковником Дэдхемом в битвах минувших лет. Он ни разу не получил раны, которая помешала бы ему подать сигнал, хотя пограничные стычки вряд ли подготовили его к этому дню. Он устал, мундир был залит кровью, и ему потребовался миг, чтобы наполнить легкие воздухом и заставить трубу заговорить. Но затем звонкие ноты снова полетели над головами его соратников, и отряд собрался отступать к ущелью. Харри увидела поблизости Сенай, затем остальных. Они по одному оборачивались в седле, словно просыпались, заслышав сигнал к отступлению. Некоторые подхватывали клич и передавали его дальше. Филанон пустили среди своих чистую звенящую ноту. Горские кони и лошади Чужаков развернулись и понеслись галопом назад. Харри приготовилась последовать за ними, но внезапно перед ней вырос белый жеребец.
Этот выглядел почти как настоящая лошадь, но оскаленные зубы были острые и загнутые, как у хищника. Удила у него заканчивались шипами, позволяющими ему драть лошадь противника боковым замахом головы. Длинные уши он прижал к черепу, голубые глаза закатились. Зверь встал на дыбы и заржал боевым кличем, Золотой Луч ответил. Ее конь ударил копытами в землю и бросился вперед. Всадник на белом жеребце взмахнул золотым мечом, вызывая Харри на бой. Гонтуран сверкал в солнечном свете, но, когда они встретились, в обрушившемся на нее ударе Харри ощутила не просто физическую силу. Меч противника не достал ее, но Харри покачнулась в седле. Грохот золотого клинка по ее перепачканному и изрубленному щиту отозвался в душе волной страха, золотая боевая ярость посерела и поблекла. Цорнин встал на дыбы и завизжал. Вражий жеребец оказался недостаточно проворен, и, когда гнедой отпрянул, на шее, на плече и на поводьях белого показалась кровь.
От этого белый конь, казалось, обезумел и напал снова. Сквозь оглушительный грохот в ушах Харри слышала, как смеется ее противник. Она подняла взгляд туда, где под сверкающим белым шлемом ожидала увидеть глаза. И встретила пятна красного огня, а под ними – оскаленные в ухмылке зубы и рот, некогда, возможно, принадлежавший человеку. Мощь, источаемая этим лицом, стекавшая по рукам в щит и меч, исходила от демона. Харри поняла, что ей с этим не совладать, и, несмотря на жар Гонтурана в руке, сердце ее похолодело от страха. Два жеребца снова вздыбились и кинулись рвать друг друга. Шею белого теперь покрывали алые ленты крови, словно в дополнение к настоящим лентам у него в гриве. Харри вскинула руку с мечом и почувствовала отдачу. Клинки сшиблись, посыпались искры, поднялся дым и ослепил ее. Горячее дыхание другого всадника коснулось ее лица. Губы его раздвинулись, и она увидела его язык – алый, больше похожий на пламя, чем на живую плоть. Рука у нее онемела. Сшибка длилась всего миг, Золотой Луч высвободил себя и своего всадника, а ноги Харри удержали ее в седле чисто по привычке, пока она старалась не выронить меч. Гнедой укусил белого жеребца прямо над хвостом, тот взбрыкнул, но поздно – Золотой Луч ловко увернулся и укусил врага уже за бок, из длинной глубокой ссадины хлынула кровь. Белый жеребец задрал голову и бросился наутек. Харри слышала, как снова рассмеялся его всадник, хотя и не попытался развернуть коня для новой атаки – атаки, которая, Харри знала, стала бы для нее последней. Он мог подождать. Он знал мощь своего войска и размер отряда, что осмелился встать у него на пути. Ветер доложил ему обо всем.
Белый жеребец бежал. Знаменосец северян развернулся, чтобы последовать за своим вождем, и в этот момент из черной кочки взметнулось длинное пестрое тело и с рыком бросилось на зверя цвета грязи. Золотой Луч снова прянул вперед, ведь это Наркнон вступила в бой. Кошка полоснула всадника, отпрянула, а затем прыгнула зверю на морду и вцепилась ему зубами в нос. Лиловая кровь вскипела и хлынула по пятнистым бокам охотницы. Зверь встал на дыбы, пытаясь оторвать мучителя когтистыми передними ногами, но Наркнон извивалась в воздухе, как змея. Зверь снова опустился на все четыре, а его всадник попытался достать кошку мечом, но промахнулся – его перехватил Гонтуран. Обезумев от боли, вражий скакун встал на дыбы снова и опрокинулся навзничь. И ни он, ни его всадник больше не поднялись. Красно-белое знамя было втоптано в грязь.