Между тем избиратели вновь помогли ему возвратиться на свое место в парламенте. Для многих из них он по-прежнему оставался лидером смутных надежд. Иные продолжали считать его опасным радикалом — возмутителем спокойствия.

Но Кокрейн окунулся в другую, более приятную жизнь без свиста ядер и пуль, судебных интриг и борьбы с сильными мира сего. Отважный капитан влюбился в шестнадцатилетнюю Китти Барно, девушку без приданого, и женился на ней, несмотря на протест своего бездетного богача-дядюшки, который лишил его наследства.

Китти была представлена высшему лондонскому свету как леди Кокрейн, будущая графиня Дандональд.

Другой его дядя капитан Джонсон Кокрейн воспринял женитьбу племянника на простолюдинке более легко. Он даже пригласил его на обед. За столом в этот день Том Кокрейн встретился с неким Де Беренгером. Через несколько дней тот явился к нему с просьбой одолжить шляпу и плащ, так как с ним, мол, произошло несчастье и его преследуют за неуплату долгов. Доверчивый Кокрейн исполнил просьбу. А еще несколько дней спустя выяснилось, что Де Беренгер замешан в грандиозной афере с биржевыми акциями. Невольно причастным к ней оказался и лорд: ничего не подозревая, он сорвал солидный куш. За поимку Де Беренгера было объявлено вознаграждение в 250 гиней. Скандал разрастался как снежный ком. Те, кто потеряли на незаконной спекуляции, потребовали привлечь и других виновных. В их числе фигурировало и имя Кокрейна. Его привлекли к суду, и вердикт был вынесен более чем суровый.

Лорда Кокрейна приговорили (вместе с Де Беренгером и другими спекулянтами) к выплате тысячи фунтов штрафа (громадные деньги по тем временам!), к году тюрьмы и стоянию у позорного столба напротив фондовой биржи. Более унизительного наказания трудно было вообразить. Против лорда проголосовало и большинство членов парламента, изгнав из своих рядов. Имя его было вычеркнуто из списков морского ведомства, а его знамя извлечено из алтаря рыцарей Бани и сброшено с паперти церкви короля Генриха VII.

В этот драматический момент жизни опального адмирала неожиданно маятник качнулся в обратном направлении. Избиратели вновь поддержали его, возвратив на законное место в парламенте, продемонстрировав тем самым свое доверие. Он все еще оставался героем толпы, что бы о нем ни говорили его политические противники. Спохватившись, власти отменили наказание у позорного столба (с тех пор оно было вообще отменено навсегда), что, однако, не освободило лорда от заключения. Целую зиму он провел в тюрьме Маршалси. К весне у него созрела мысль о побеге. И он бежал. Верный слуга передал ему веревку, по которой Кокрейн спустился из окна и, наняв кэб, спокойно отправился в дом своих родственников.

Шум в городе поднялся страшный, будто сбежал сам Наполеон с острова Эльбы. Объявили вознаграждение тому, кто найдет и доставит обратно в тюрьму беглого лорда. Между тем он и не думал скрываться. Как ни в чем не бывало появился в палате общин, вызвав полное оцепенение присутствующих. Прийдя в себя, спикер вызвал констеблей, и Кокрейн был вновь арестован. Его снова поместили в Маршалси, причем в сырую камеру.

Здоровье узника стало быстро ухудшаться. И тогда он сдался, согласившись уплатить штраф. На тысячефунтовой банкноте написал: «Ввиду того что я давно страдаю от одиночного тюремного заключения, а мои угнетатели полны решимости лишить меня либо моей собственности, либо самой жизни, то я повинуюсь грабежу, дабы защитить себя от убийства, надеясь, что доживу до того момента, когда мне удастся поставить этих правонарушителей перед лицом закона».

Эта банкнота долгое время оставалась одним из самых любопытных курьезов в истории Банка Англии, где ее показывали посетителям.

Выйдя на свободу, неугомонный и непокорный лорд вновь повел борьбу против британского общества, особенно нападая на юридическую систему, продажных судей и подкупленных присяжных, теперь уже опираясь и на свой личный горький опыт. Чтобы заткнуть ему рот, ему предъявили новое обвинение. В этот раз его должны были судить за то, что он убежал из тюрьмы, не отбыв своего первого заключения. Приговор гласил — штраф сто фунтов. Кокрейн вновь отказался платить. И снова его упрятали в прежнюю камеру. Вот тут-то и сказалась популярность его в народе. Бедняки-избиратели стали собирать свои жалкие пенни, чтобы внести за него штраф. Суммы, собранной ими, — более тысячи фунтов — с лихвой хватило, чтобы уплатить новый штраф и компенсировать первый. Избиратели заверили Кокрейна, что верят в его невиновность и что вся судебная одиссея не что иное, как расплата с ним за разоблачение махинаций и интриг, особенно морского ведомства. Однако это не помогло адмиралу вернуться на флот. Тем более что наступили мирные дни после долгих лет непрерывных войн: Наполеон был сокрушен, и надобность в огромном флоте отпала. Суда консервировались, экипажи списывались на берег.

В этот неблагоприятный момент неожиданно свежий ветер издалека задул в его паруса. Ему представилась возможность, о которой он мог только мечтать, — стать командующим целого флота!