В октябре 1873 года в имении Ржевуских Верховне, неподалеку от Бердичева, состоялась свадьба. Жених — князь Вильгельм Радзивилл, невеста — едва не девочка пятнадцати с половиной лет, Катерина Мария Ржевуская. Став княгиней Радзивилл, Катерина всегда помнила, что по рождению принадлежит к славному древнему роду. В числе ее предков числились многие выдающиеся вельможи, сыгравшие заметную роль в истории ее многострадальной родины. Дед ее, Адам Лаврентий, начал карьеру послом в Дании, в конце жизни стал российским сенатором. Женился он на собственной племяннице. От этого брака родились три сына и четыре дочери. Все они, можно сказать, по-своему не подкачали, достойно продолжили традиции рода — играли заметную роль и так или иначе стали знаменитыми.

Старший из сыновей, Генрик, был видным писателем, а старшая дочь Каролина, отличавшаяся божественной красотой, прожила бурную жизнь, прославившись своими похождениями. Но, пожалуй, наиболее известной оказалась дочь Эвелина, в первом замужестве Ганская, впоследствии знаменитая мадам де Бальзак. Заметной фигурой был и брат Адам, отец Катерины. Он родился в 1801 году, получил образование в иезуитском колледже, затем поступил в Военную академию в Вене. В двадцать лет был зачислен в русский кавалерийский полк и с тех пор верой и правдой много лет служил русскому престолу.

В 1825 году, когда умер его отец и старший брат отказался от наследства, Адам вступил во владение всеми поместьями Ржевуских и фактически стал главой семьи. Будучи еще совсем молодым, он женился на бывшей фаворитке царя Александра I престарелой Жеребцовой. Брак оказался удачным, хотя жена была на двадцать два года старше и имела дочь, состоявшую в браке с всесильным графом А. Ф. Орловым, впоследствии шефом пресловутого Третьего отделения. Нет сомнения, что успешной карьерой при дворе Николая I Адам Ржевуский был обязан своей жене. Его преданность царю никогда не вызывала сомнений, и, когда случилось известное польское восстание 1831 года, он сыграл весьма неблаговидную роль при подавлении мятежа. Это предательство польские патриоты никогда не могли ему простить. Впрочем, он и не нуждался в этом — раз и навсегда отрекся от своих польских корней, считал себя полностью русским и в доказательство проявлял истовый фанатизм в своих прорусских симпатиях. Такой воспитал и дочь. Катерина признавалась позже, что она не испытывает никого сочувствия к польскому делу, «все мои мысли, привязанности, мнения до конца русские; я люблю свою страну, люблю сильно и страстно, и не хочу принадлежать ни к какой другой». И Николай I по достоинству оценил такую преданность Адама Ржевуского, доверял ему, осыпал милостями, поручал задания особой важности, в частности и ответственные дипломатические миссии. Так, в 1851 году его направили в Испанию, чтобы прозондировать возможность установления дипломатических отношений между русским двором и правительством королевы Изабеллы II. Ржевуский был красивым и представительным мужчиной. Сладострастная королева одарила его особым вниманием и в знак своей привязанности подарила портрет Мадонны работы знаменитого Мурильо.

Через несколько месяцев после возвращения Адама из Мадрида умерла его жена. Два года спустя он женился на Анне Дмитриевне Дашковой, двадцатитрехлетней дочери бывшего министра юстиции, по словам Катерины, самой очаровательной женщине при русском дворе. Дашковы принадлежали к старинной русской знати, хотя и были татарских корней — происходили от «мужа честна Дашка», чем весьма гордились. Это дало право впоследствии Катерине утверждать, что татарская кровь в ней пересилила польскую.

Но узнать свою очаровательную мать Катерине не довелось.

Когда грянула Крымская война, Ржевуский сражался где-то в Таврии, остался жив, вернулся флигель-адъютантом, чтобы занять пост военного губернатора Петербурга. Однако после смерти Николая I звезда его быстро закатилась. Новый царь не жаловал бывших фаворитов батюшки. Адаму пришлось оставить дом в столице и удалиться в свое имение Погребище. Но для его молодой жены самым большим горем оказалась неспособность иметь детей. Она страстно хотела подарить мужу наследника, которого у него не оказалось в первом браке. Только на пятый год замужества у них наконец родился ребенок, правда дочь, нареченная Екатериной. Случилось это 30 марта 1858 года. А пять дней спустя ее мать умерла. Адаму тогда было пятьдесят шесть, по меркам того времени он считался далеко не молодым. К тому же крах карьеры, отстранение от двора наложили отпечаток не только на его внешний вид — он обрюзг, располнел, но и сильно его озлобили, превратив в ворчуна-педанта. Тем не менее, когда Катерине исполнилось два года, отец женился в третий раз. Новая супруга тут же осчастливила его долгожданным сыном, хотя брак, как кажется, не способствовал смягчению очерствевшей и озлобившейся души Адама. Не принес он умиротворения и семье. Катерина, обожавшая отца, с трудом находила оправдание его своенравному и деспотичному характеру. Росла она в родовом имении. Замок в Погребище, где когда-то родились и провели детство и юность ее две знаменитые тетки — Каролина и Эвелина, — славился мрачными легендами, про него рассказывали леденящие душу предания, здесь царила атмосфера жутких суеверий. Страх от всего этого, пережитый в детстве, воспитал в ней привычку к риску или, если хотите, отвагу. Любопытство побуждало бродить по ночам со свечой по коридорам, казавшимся ей таинственным лабиринтом, в надежде встретить наконец то привидение, о котором так много все говорили. Будто это какая-то ее прабабка, проклявшая весь свой род, появляется, чтобы укорить потомков за то, что когда-то один из сыновей замуровал ее заживо в башне замка. Катерина не боялась подняться по скрипучей лестнице на чердак, где среди старинного хлама — чучел, оружия, поломанных сундуков, полуистлевших платьев и пыльных книг — она бродила, словно в музее, разглядывая и перебирая его экспонаты, не испытывая ни малейшего страха. Даже птицы, залетавшие сюда через чердачное окно, не пугали ее хлопаньем своих крыльев.

Когда Катерине исполнилось пять лет, отца призвали снова ко двору, чтобы участвовать в подавлении нового яростного восстания гордых поляков против своих русских хозяев. Видно, вспомнили о его прежних такого рода заслугах. Граф Ржевуский получил назначение в армию, расположенную на австрийской границе. Вместе с ним поехали жена, дочь и двухлетний сын. Там, в каком-то небольшом городе, ребенок внезапно заболел и умер. В утешение жена подарила мужу еще несколько сыновей, за которыми Катерина, как часто бывает у старших сестер, с удовольствием ухаживала.

В юные годы Катерина часто посещала Киев, наезжала в Варшаву, бывала в Петербурге, особенно запомнилось ей присутствие на бракосочетании наследника престола с датской принцессой.

Катерину взяли в Париж на Всемирную выставку 1867 года, где она увидела Наполеона III и миловидную императрицу Евгению, которую ее отец помнил по Испании, еще ребенком. Выставка не произвела на нее большого впечатления, зато до слез тронул вид камеры в тюрьме Консьержери, где сидела перед казнью Мария-Антуанетта. И этот ужасный Лувель — убийца герцога Берийского. Но в Париже было кое-что и поинтереснее, в том числе и жившие здесь две ее тетки. Обе все еще потрясающе красивые, они хорошо запомнились впечатлительной девочке — и Каролина, носившая тогда фамилию своего нового мужа, второстепенного литератора Лакруа, и Эвелина, вдова знаменитого Бальзака. В салоне Каролины Лакруа на улице Сент-Оноре юной Катерине довелось увидеть многих представителей высшего общества времен Второй империи, известных ученых и литераторов, в частности престарелого Жакоба Лакруа, служившего в библиотеке Арсенала и писавшего под псевдонимом Библиофил. Он приходился ей двоюродным дядей и проявлял большую заботу о своей юной племяннице. По ее словам, он «первым поощрил ее в попытках испробовать свой талант в литературе».

Другая тетка, Эвелина Бальзак, вела более скромный образ жизни. Ее семнадцатилетний роман с Бальзаком закончился через полгода после их брака. Жила она небогато, можно сказать, нуждалась, встречалась лишь с немногими близкими друзьями. Бальзак умер за восемь лет до рождения Катерины, и к тому времени, когда она близко познакомилась со своей теткой, та уже была любовницей Жана Жиго, художника-портретиста, связь с которым длилась чуть ли не до самой ее смерти. Эвелина проявила больше внимания к племяннице, чем холодная Каролина, внушила первые понятия о жизни, успехе, научила ценить себя.

По возвращении из Парижа Катерина прожила несколько лет в родовом поместье, куда навсегда удалился ее отец, продав дом в столице. Только три года спустя семья ненадолго посетила Одессу, где их застало известие о капитуляции французов под Седаном. Наполеон III потерпел поражение от пруссаков, и Вторая империя бесславно рухнула. Вслед за этой вестью пришла другая, не менее тревожная, — об осаде Парижа. В письме тетка Эвелина предрекала еще худшие времена, восстание черни, что и случилось. Связь с тетками прервалась. А когда ужасы Коммуны миновали, семья немедленно отправилась в Париж. Они увидели французскую столицу лежащей в руинах, но обе сестры Ржевуские оставались такими же, как прежде, казалось, ни революция, ни голод — ничто не способно было повлиять на их образ жизни и внешний вид.

В этот раз Катерина прожила здесь два года. Именно в это время, по ее словам, начал проявляться у нее интерес к политике. Словно испугавшись этого, отец объявил ей, что пора возвращаться домой. У графа в отношении дочери были свои планы. В 1873 году они вернулись в Россию. Катерине исполнилось пятнадцать лет, детство ее закончилось.

Дома отец объявил ей, что она обручена с князем Вильгельмом Радзивиллом. Такие ранние браки не были диковинкой, поэтому никого не удивило, что двадцативосьмилетний прусский офицер женится на девушке почти в два раза младше его. Неважно, что к тому же человек он был совершенно ей чуждый и не говорил на ее родном языке. Но что могла она поделать — ее судьбу решили за нее, причем в каком-то поспешном порядке. Едва объявили помолвку, как чуть ли не сразу же после этого сыграли свадьбу. Конечно, князь Вильгельм представлял собой достойный улов, и тщеславие графа Ржевуского было вполне удовлетворено. Радзивиллы — старинный польский род, многие члены которого порвали узы с родиной и расселились по европейским столицам. По аристократической иерархии они стояли выше Ржевуских. Радзивиллы жили в Петербурге, Париже, Вене, Берлине и повсюду пользовались влиянием. Муж Катерины принадлежал к прусской ветви Радзивиллов, особенно влиятельной, тесно связанной с прусской королевской фамилией. Его бабушка была урожденной прусской принцессой Луизой, племянницей Фридриха Великого, и благодаря этому возводила всю семью в королевское достоинство. Кроме того, с королевским домом семью связывало и то, что одна из дочерей принцессы Луизы, бабка мужа Катерины, — Элиза Радзивилл — «премилая и прелестная особа», как о ней отозвалась знавшая ее А. О. Смирнова-Россет, была первой любовью германского императора Вильгельма I. И хотя его брак с Элизой окончился неудачей, император на всю жизнь сохранил память об этой своей ранней любви, распространив симпатию и на всю ее семью, пользовавшуюся привилегированным статусом при прусском дворе. Отец князя Вильгельма Радзивилла много лет до самой своей смерти (он умер во время франко-прусской войны) был дружен с императором. Словом, граф Ржевуский, выдавая дочь замуж, имел все основания считать будущее ее вполне обеспеченным. Само собой, что отец не ставил дочь в известность о переговорах относительно ее замужества. И жениха она впервые увидела, когда он вместе со своим старшим братом Антоном прибыл в Россию на церемонию бракосочетания. Сделка отличалась холодным расчетом, если не цинизмом: Катерина становилась обладательницей высокого титула, а князь Вильгельм получал жену с солидным приданым, так как у невесты было что предложить помимо богатых семейных преданий и шляхетской гордости. К тому же она оказалась довольно привлекательной: у нее было смуглое лицо, великолепные густые черные волосы, отчего она походила на цыганку. Это впечатление усиливали выпуклые скулы, темные с поволокой глаза и чувственный рот.

На пути к браку, когда он еще только обсуждался, возникло одно препятствие. Как дочь дворянина, живущего в России, Катерина должна была до замужества быть представлена царю. Ждать формального случая означало бы затянуть венчание, чего нетерпеливый отец никак не желал. И тут неожиданно представилась возможность увидеть царя. Стало известно, что тот проследует вскоре через Киев по пути в Крым. Превозмогая гордость и обиду, нанесенную когда-то царем, граф Ржевуский с дочерью явился на бал, где присутствовал император, — Катерина в каком-то ужасном муслиновом платье, окаменевшая от страха предстала перед усатым самодержцем и его супругой. Александр II натужно обменялся вежливыми репликами с графом и, взглянув на его дочь, воскликнул: «Боже, как она похожа на свою мать!» Что-то в этом роде промямлила и царица. Можно было считать, что формальность соблюдена. Царская чета укатила в Крым, но когда Александр II узнал о предстоящем замужестве Катерины, он направил ее отцу суровое письмо, осуждающее этот брак, не столько заботясь о будущем молодой невесты, сколько о том, что богатая наследница теперь потеряна для России.

Однако недовольство царя опоздало. 26 октября 1873 года в имении Ржевуских Верховне состоялось венчание, после чего молодожены тотчас же отправились в Берлин. Здесь началась, как она сама скажет, ее новая жизнь.

Правда, поначалу жизнь во дворце Радзивиллов показалась ей скучной и сонной. Погода — слякотная зима — усугубляла это впечатление. Ненавистны были и чопорные приемы, бессмысленные светские беседы, сплетни полушепотом. Все это было так не похоже на шумный парижский салон мадам Лакруа и уютную гостиную мадам Бальзак. Постепенно она смирилась со своим «заключением», тем более что ждала ребенка, который всецело занимал ее мысли. Но и личную жизнь Катерины нельзя было назвать счастливой. К одиночеству прибавилась трагедия — ее первенец вскоре умер. Всевозможные увеселения, приемы и балы — ничто не скрашивало ее мрачного настроения. Даже поездка с мужем в Варшаву, куда он отправился на военные маневры, а затем посещение родных в России не убавили у нее меланхолии.

Второго ребенка, девочку, назвали Луизой-Лулу. И первое лето после ее рождения провели в имении Пятина, которое досталось Катерине как часть наследства. Находилось оно в нескольких верстах от Симбирска. Следующие два года чета Радзивилл перемещалась по маршруту Россия — Польша — Германия, и все это время Катерина была постоянно беременна. Родились дочери Ванда, Габриэлла, сын Николай. И снова длительное путешествие — Венеция, Корфу, Константинополь, опять Петербург, где супруги были представлены новому царю Александру III. Год спустя присутствовали на его коронации. Эти довольно частые поездки в Россию составляли ее единственную радость в скучной и монотонной жизни при берлинском дворе, которую она потом вспоминала всегда с отвращением. Чем дольше жила там, признавалась она, тем несносней казалась ей прусская столица, этот унылый, тогда по сути полупровинциальный Берлин. И не чаяла, как бы навсегда вырваться отсюда.

Весной 1882 года пришло печальное известие о смерти ее любимой тетки Эвелины. Она горько оплакивала потерю. «Ее смерть вырвала целую главу из книги моей жизни», — писала Катерина не без некоторого пафоса. Впрочем, она была права, если иметь в виду, что благодаря тетке познакомилась со многими парижскими журналистами, влияние которых позже скажется на выборе ею профессии. Так, в доме Эвелины она встретилась с такой влиятельной дамой, как Жульетта Адам. Ее салон считался при бонапартистском режиме рассадником вольномыслия, а после краха Второй империи мадам Адам стала реальной политической и литературной силой. Ее называли «королевой Третьей республики», и, как говорили, ни один член правительства не отваживался на какой-либо шаг, предварительно не посоветовавшись с ней. Она основала влиятельный журнал «Нувель ревю» — издание с явно политическим привкусом, отстаивающее ее политические амбиции.

Поэтому никого не удивило, когда в 1884 году мадам Адам объявила о своем намерении опубликовать несколько статей о социально-политической жизни в некоторых европейских столицах. Начать серию должны были статьи о берлинском обществе. И вскоре они появились. Под ними стояла подпись — граф Павел Васильев. Двадцать три статьи были написаны в форме писем графа к молодому другу, собирающемуся посетить Берлин. Их отличал насмешливый, порой весьма язвительный тон. Невзирая на лица и их положение, автор описывал представителей высшей знати, политиков и военных, дипломатов, торговцев и журналистов — все слои общества, вплоть до королевской семьи, предстали в этой злой карикатуре. Читатели «Нувель ревю» в течение нескольких недель наслаждались сенсационными откровениями. И все задавались вопросом: кто же он этот граф Павел Васильев — лицо действительно существующее или же маска, за которой скрывается некто, посвященный во все закулисные интриги и тайны берлинского общества?

Стоит ли говорить, как были бы удивлены читатели, если бы узнали, что подлинным автором нашумевших статей был вовсе никакой не русский дипломат и даже не мужчина. Граф Павел Васильев существовал только в воображении своего создателя — двадцатишестилетней Катерины Радзивилл. Неизвестно, родилась ли мысль об очерках в голове самой Катерины, но несомненно, что работала она над ними с большим увлечением, не рассчитывая, однако, на тот успех, который выпал на их долю.

Едва закончилась публикация в журнале, как все статьи вышли отдельной брошюрой под названием «Берлинское общество». Ее сразу же перевели на несколько языков, в том числе и на немецкий. Берлин был взбудоражен, прусский двор предпринял поиски виновника позора. Подозрения в конце концов пали на личного чтеца императрицы Августы месье Жерара. Он был французом, представителем той страны, где появилась эта мерзкая публикация. К тому же его в свое время рекомендовал сам Леон Гамбетта, глава французского правительства, личный друг мадам Адам, которой принадлежал журнал «Нувель ревю». Как ни протестовал бедный Жерар, как ни доказывал свою непричастность, его все же прогнали, и он вернулся во Францию.

А что же Катерина? Она хранила молчание и только тридцать лет спустя призналась в мистификации, освободив несчастного Жерара от груза тяжкого подозрения.

Забегая вперед, надо сказать, что под тем же псевдонимом Катерина позже опубликует целый ряд книг, наводнивших европейский рынок. В них, верная себе, она в сенсационной манере расскажет о закулисной жизни прежде всего русского двора, пользуясь как своими личными впечатлениями, так и всякого рода сплетнями и слухами.

Все это будет потом, а пока что, развивая успех, Катерина вместе с мадам Адам решила продолжить публикацию, но с привлечением новых авторов. Одним из них станет некая Ульяна Глинка. Однако ее анонимная статья о петербургском обществе не будет иметь успеха, хотя и выйдет впоследствии отдельной книжкой. Что касается автора, то его постигнет полная неудача. Ульяну Глинку разоблачат, по повелению царя конфискуют ее имения, а ее саму отправят в ссылку.

Вполне возможно, что при расследовании этого дела возникло имя Катерины Радзивилл и кое-что стало известно о ее роли в публикациях «Нувель ревю». Нетрудно предположить, что информация об этом просочилась в королевский дворец в Берлин. Во всяком случае, это можно предположить, зная, как повел себя по отношению к Катерине прусский двор. Вскоре после разоблачения Ульяны Глинки Катерине дали понять, что она является «персоной нон грата» при этом дворе, и она вынуждена была поспешно оставить Берлин. Говорили, что главную роль в этом сыграла императрица Августа, которой якобы и стала известна вся подоплека с публикацией книжки «Берлинское общество». Но удалить со скандалом представительницу семьи Радзивиллов, с которой императрица была дружна, она не могла. И Катерину выслали под предлогом того, что ее муж нуждается в лечении за границей, что, впрочем, соответствовало истине. В Берлине так и остались убеждены, что автором скандальной книжки является несчастный Жерар.

Много лет спустя Катерина признается, почему была изгнана из Берлина. «Императрица не любила меня и не скрывала этого, — напишет она. — Я была слишком независимой, а написание книги, причем совершенно невинной, она расценила как преступление, что и привело к открытому антагонизму с ее стороны к моей несчастной персоне».

Куда было ехать изгнаннице? Не долго думая, она направилась в русскую столицу. Здесь сразу же окунулась в светскую жизнь, завязала новые знакомства, стала дружна с влиятельными министрами. Среди них особенно близкими стали ей двое: министр финансов Иван Алексеевич Вышнеградский и генерал Петр Александрович Черевин — начальник охраны царя и один из самых доверенных и преданных ему придворных. Под влиянием этих двух всесильных вельмож ее политическое кредо претерпело значительную метаморфозу. Если раньше в Берлине она отличалась, скажем так, либеральными взглядами и чуть ли не поддерживала оппозиционные партии, рискуя вызвать недовольство двора, то теперь превратилась в убежденную сторонницу самодержавия, стала горячей поклонницей русского царя.

Что касается ее отношений с Черевиным, то она написала об этом в своих воспоминаниях. По ее словам, генерал в течение многих лет был самым дорогим ее другом. «Я знала его так хорошо, — писала она, — что даже смущаюсь, когда говорю о нем, потому что все, что я могу сказать, может показаться банальным или игрой на публику, желанием придать себе некую важность, что не соответствует моему намерению». Она лишь хотела отдать ему долг, сказать об искренней привязанности и уважении другу своей молодости. И засвидетельствовать, что этот, по ее словам, замечательный и известный человек обладал многими великолепными качествами — умом, тактом и сердечностью, преданностью делу, благодаря чему до самой смерти оставался самым популярным в петербургском обществе. К числу его добродетелей Катерина причисляла и преданность царю, на которого имел большое влияние и которому на правах друга не стеснялся говорить в глаза правду, когда это требовалось. Был он также бессребреником и умер бедняком, с незапятнанной репутацией, хотя через его руки проходили миллионы. На него совершалось несколько покушений, в частности в 1881 году неким Соньковским, однако генералу посчастливилось умереть в своей постели. Этот сдержанный человек и, как могло показаться, с сухим характером обладал добрым сердцем, хотя и трудно сходился с людьми. «Я многим обязана ему и всегда буду ощущать эту потерю», — признавалась Катерина.

Такой панегирик в устах княгини легко понять. Ведь она была любовницей генерала и вольно или невольно стремилась оправдать себя. Это, однако, не спасло ее от суда людского. С. Ю. Витте, знавший Катерину Радзивилл по Петербургу и отдававший должное ее красоте, назвал княгиню большой авантюристкой. Он писал, что она «попросту жила с Черевиным, а поэтому имела некоторое влияние в петербургском обществе, так как этот Черевин был влиятельным человеком, а вследствие этого и княгиня Радзивилл могла оказывать некоторое влияние. После смерти Черевина у нее обнаружились не вполне чистые дела, и она переехала в Англию».

В эти годы жизни в русской столице у Катерины Радзивилл вновь проявился вкус к интригам и авантюрам. Не успела она приехать в Петербург и поселиться в гостинице «Европейская» (дом отца, вы помните, был продан еще раньше), как оказалась замешанной в одной истории.

В той же гостинице поселилась журналистка Ольга Алексеевна Новикова, жившая с некоторых пор в Лондоне и известная своими проанглийскими симпатиями (кстати говоря, она являлась сестрой братьев Киреевых — старший был известным славянофилом, младший — генералом, погибшим в Сербии). Она не жалела усилий для создания прочного русско-английского альянса, ее хорошо знали в Лондоне, среди ее друзей находился премьер-министр Гладстон. Столь же горячим сторонником сближения двух стран был английский журналист У.Т. Стед, оказавшийся в тот момент в той же «Европейской». Новикова познакомила с ним Катерину. Тогда, кстати говоря, и услышала она впервые о Сесиле Родсе, другом которого являлся Стед. В своей лондонской «Пелл-мелл газетт» и журнале «Ревью оф ревьюс» этот поклонник идей Родса славословил его, называл «новым спасителем Британской империи», за что Родс щедро финансировал издания этого журналиста. Втянутая этой парочкой — Новиковой и Стедом — в сложную политическую интригу, Катерина оказалась замешанной в скандале с похищением каких-то секретных документов. Чтобы избежать дальнейшей огласки и вовремя выйти из игры, она предпочла покинуть Россию под предлогом того, что ее больному сыну потребовалось сменить холодный русский климат. Восемь месяцев она вместе с мужем и сыном провела на острове Джерси, вблизи берегов туманного Альбиона. В это время впервые посетила Лондон, завязала дружеские отношения со многими журналистами, вникала в перипетии политической жизни. Познакомилась с видными политиками Гладстоном и Дизраэли. К концу визита она уже была поклонницей всего британского, стала англофилкой, открыто признаваясь, что после ее родной России — это единственная страна, которая ей нравится.

Домой, в Россию, вернулась, когда умер Александр III и ей предстояло присутствовать на церемонии бракосочетания нового царя Николая II с принцессой Алисой.

Со смертью Александра III, ее кумира, она почувствовала, что пришел конец и ее благоденствующему положению в русской столице. К тому же она с самого начала испытывала неприязнь к новому царю и особенно к царице Алисе — немке по рождению, принявшей русское имя Александра.

И когда во время празднеств по случаю коронации на Ходынском поле разразилась трагедия и погибли люди, она, как и многие, увидела в этом дурное предзнаменование, о чем не раз будет вспоминать в своих книгах.

Незадолго до этого Катерина стала бабушкой. Ее восемнадцатилетняя дочь Ванда вышла замуж за шестидесятилетнего князя Блюхера, и у них родился ребенок. Но если Катерина могла быть довольна этим выгодным браком, то все более становилась недовольна собственным. Муж не разделял ее страсти к интригам, к политике, любви к России. Он всегда считал Германию своим родным домом, но, главное, грубо обращался с женой, впрочем, она платила ему тем же. Обоим было ясно, что дальнейшая совместная жизнь не может продолжаться.

А тут грянул новый скандал, о чем упоминал Витте. В подвале дома, где жила Катерина, накрыли целую шайку мошенников, занимавшихся вроде бы не без ее ведома всякого рода подделками.

Пришлось снова в спешном порядке покидать русскую столицу. Куда ехать, для нее не было проблемы, — конечно, в Лондон (муж отправился в свой любимый Берлин).

Катерина поселилась в английской столице, решив посвятить себя журналистской карьере. Это тем более было кстати, что в средствах она оказалась ограничена. Рассчитывая на помощь своей старой приятельницы мадам Адам и новых английских друзей, она думала поправить таким образом свои финансовые дела. Конечно, в журналистике она была всего лишь энтузиасткой-любительницей, но у нее был вкус к интригам и довольно бойкое перо.