Видоку опостылела жизнь травимого зверя, появилось отвращение к побегам и к той временной свободе, которую они доставляли. Ему надоело играть роль мячика между двумя ракетками, из которых одна именуется каторгой, другая — полицией. Постоянный обитатель каторги становится ее поставщиком.

Это было одно из самых неожиданных и поразительных превращений Видока. Из преследуемого и гонимого обществом он становится его рьяным защитником, навсегда приковывает себя к галере власти. Конкретно ее олицетворяли двое — Анри и Паскье. Видок считал их своими благодетелями и спасителями, был обязан им до конца дней. «Они возвратили мне жизнь, если не более, — говорил он. — Для них я готов был подвергнуть себя тысяче опасностей, и мне поверят, если я скажу, что часто рисковал собою, чтобы добиться от них одного слова похвалы».

Наконец-то Видок мог двигаться и дышать свободно, ему нечего было больше опасаться. Господин Анри руководил его первыми шагами на поприще сыска, направлял их. Это был человек с твердым характером, хладнокровный, очень наблюдательный, прекрасный физиономист, способный распознать под самой невинной личиной злостного негодяя. Его изумительная память поражала. Это тем более было ценно тогда, когда картотеки на преступников еще не существовало. В уголовном мире его называли Сатаной или Злым Гением, и он заслужил эти прозвища. В нем соединялись необыкновенная вкрадчивость с изощренной хитростью. На допросе у негр мало кому удавалось вывернуться, он словно читал в душах, побуждая к признанию. Прирожденный полицейский, он обладал истинным талантом сыщика и как никто был предан своему делу. Работал без устали буквально с утра до ночи и, даже будучи больным, не прерывал своей деятельности. Словом, это был человек, каких мало тогда можно было встретить среди полицейских.

У него имелась пара способных помощников — следователь Берто и начальник тюрем Паризо. И вот эти трое задались целью искоренить разбой в столице, как когда-то, за двести лет до этого, папа Сикст V покончил с разбойничеством в Италии. Видоку в их планах отводилась едва ли не главная роль. Было принято беспрецедентное решение: поручить Видоку возглавить борьбу с преступностью. Так бывший каторжник оказался в роли охранителя закона.

Перед ним поставили задачу непосредственного осуществления замысла по очищению от преступников Парижа, где тогда проживало около миллиона человек. В самом деле, почему бы и нет! У него за плечами был богатый опыт, полученный за годы заключения, знание уголовного мира, а энергии и предприимчивости ему было не занимать.

Однако задача, поставленная перед ним, тем более была сложной, что в подчинении новоявленного шефа уголовной полиции имелось всего четверо помощников — таких же, как он, бывших заключенных. Так что чаще всего ему самому приходилось участвовать в облавах и арестах.

Первый его крупный успех на новом поприще был связан с именем знаменитого фальшивомонетчика, человека редкой ловкости пальцев, — некоего Ватрена. Изготовленные им монеты и банковые билеты в изобилии гуляли по городу.

Пользуясь своими старыми связями в уголовном мире, Видоку удалось установить одно из лежбищ Ватрена — квартиру на бульваре Монпарнас, которую он, правда, редко посещал.

Рано или поздно, рассудил Видок, тот пожалует сюда. Он устроил засаду напротив дома и день и ночь сторожил, наблюдал за всеми, кто входил туда и выходил. Через неделю терпение его было вознаграждено. Ватрен появился с одним из своих дружков. Но пока Видок пересекал улицу, Ватрен, почуяв, должно быть, недоброе, исчез. В руки Видока попался лишь его спутник, оказавшийся башмачником. Он быстро раскололся, указав адрес, где живет Ватрен. Бросившись туда, Видок настиг преступника на лестнице. Но в ту минуту, когда он почти схватил его, тот ловким ударом отбросил своего преследователя на двадцать ступеней вниз. Видок, поднявшись, вновь настигает жертву, хватает ее за волосы, валит на пол. Наконец победил более сильный и ловкий Видок.

За поимку этого преступника Видок получил денежное вознаграждение. Заработал то, что заслужил, и Ватрен. Осенью 1811 года «Журналь де Пари» сообщил, что Ватрен, приговоренный заочно, схвачен и казнен.

Разоблачениям Видока способствовал не только талант сыщика и знание мира, с которым ему приходилось иметь дело, но и искусство трансформации, не раз выручавшее его в прошлом. Теперь он применял испытанное средство ради иных целей: во время охоты на преступников появлялся на парижских улицах, в кабачках и ночлежных домах, в притонах и трущобах под видом угольщика и водовоза, слуги и ремесленника, одинаково ловко носил костюм аристократа и бродяги. Можно сказать, что в борьбе с уголовниками он избрал способ личного наблюдения. Посещая под чужим именем злачные места, пользующиеся дурной славой, притворялся, будто его преследует полиция, и тем самым входил в доверие. Недаром он долго жил среди отверженных законом, изучил их повадки и нравы, много лет наблюдал жизнь с ее изнанки. Теперь все это здорово ему пригодилось. Воры, бандиты и мошенники всех мастей были убеждены, что он одного с ними поля ягода. Да и как было не верить, когда он свободно изъяснялся на арго — воровском жаргоне, знал неписаные законы блатного мира и мог такое порассказать о своих похождениях, что оторопь брала даже самых закоренелых и опытных. Не было, казалось, оснований сомневаться, что он прошел через тюрьмы Консьержери и Сен-Лазар и был частым гостем на брестской и тулонской каторге.

Ежедневно Видоку удавалось кого-нибудь да изловить, и никто из арестованных и мысли не допускал, что угодил за решетку по его милости. Даже такой осторожный и хитрый преступник, как Сен-Жермен, на счету которого было не одно ограбление и убийство.

Сен-Жермен — рослый, с железными мускулами, имел громадную голову с маленькими глазками. Лицо его, изрытое оспой, было крайне некрасиво, но нельзя сказать, чтобы оно отталкивало. Напротив, говорило об уме и живом характере. Однако выдающиеся челюсти придавали ему сходство с волком или гиеной. И действительно, он отличался инстинктом хищного животного, любил охоту и вид крови приводил его в восторг. Не меньшую страсть он питал к игре, женщинам и вкусной еде. По манерам принадлежал к хорошему обществу, умел поддержать светский разговор и почти всегда был изящно одет. Таких называли тогда «благовоспитанный разбойник», или «разбойник в белых перчатках». В свои 42 года он уже совершил несколько убийств, не став, однако, от этого менее веселым и разлюбезным малым.

Теперь Видок случайно встретился с ним на бульварах.

Они были знакомы и ранее. Сен-Жермен пригласил его отобедать и пропустить по стаканчику по случаю встречи. С ним был парень по имени Буден. Когда обед подходил к концу, за десертом оба приятеля предложили Видоку участвовать в замышленном ими убийстве двух стариков. Сделав вид, что согласился не без колебания, Видок поинтересовался их планом. Бандиты охотно поделились с ним, но предупредили, что надо ждать благоприятного момента. Когда он наступит, они сообщат ему.

У Видока было время обо всем предупредить господина Анри и посоветоваться с ним. «Полиция, — сказал Анри, — учреждена не столько с целью карать преступников, сколько для того, чтобы предупреждать злодеяния, всегда лучше подоспеть вовремя».

Согласно инструкции, полученной от Анри, Видок стал часто видеться с Сен-Жерменом, проявляя некоторое нетерпение, поскольку куш намеревались взять изрядный. Наконец он услышал, что исполнение плана назначено на завтра.

Когда Видок явился к месту встречи, а было это за городом, Сен-Жермен неожиданно заявил, что первоначальный замысел отменяется, но есть другое дельце, в котором он может принять участие. Вот только есть одно «но». На вопрос, что же это за «но», Сен-Жермен заявил, что ему стало известно от заключенного, сидевшего в тюрьме Форс с Видоком, о том, что его выпустили с условием помогать полиции и что он состоит у нее на службе в качестве тайного агента. При этих словах, вспоминал Видок, он почувствовал, что к горлу подступило удушье, но моментально справился с волнением. Однако надо было что-то отвечать. Недолго думая, он сочинил такую историю. Ничего нет удивительного, что его считают тайным агентом, и он знает, откуда идет эта сплетня. Да, его должны были перевести в Бисетр. Дорогой он бежал, остался в Париже. И по сей день он вынужден скрываться, часто меняя одежду и даже облик. Но всегда находятся бывшие дружки, которые узнают его. Есть среди них и такие, которые не прочь навредить ему и даже передать в руки полиции. Так вот, чтобы лишить их такой возможности, он и заявил им, что состоит у той самой полиции на службе.

Сен-Жермена вполне удовлетворил ответ, и в качестве доказательства своего доверия он посвятил Видока в план одного дельца, которое предстояло обделать тем же вечером. Состояло оно в том, что Сен-Жермен с двумя дружками наметили ограбить дом одного банкира. Видок должен был стать четвертым участником.

«Друзья мои, — обратился к ним Сен-Жермен, когда все они собрались вместе, — когда ставишь на карту свою голову, надо быть осмотрительным. Сегодня нам предстоит крупное дело, и не хотелось бы, чтобы оно сорвалось. Надеюсь, никто не будет внакладе, но ради нашей же безопасности мы не должны расставаться». Слова эти обескуражили Видока, совершенно не ожидавшего такого поворота. Они означали, что ему волей-неволей придется участвовать в ограблении, а главное, он не сумеет предупредить полицию. И все же он не терял надежду — у него оставалось еще два часа до намеченного грабителями срока.

Но что предпринять? Как предупредить полицию?

Между тем вся компания, взяв фиакр, направилась на квартиру Сен-Жермена, где и оказалась взаперти под замком — до начала выхода на дело.

Видок лихорадочно искал повод, чтобы выйти из комнаты, но никак не мог придумать какой-либо предлог.

Если бы Сен-Жермен заподозрил его, он не задумываясь пустил бы ему пулю в лоб.

Делать было нечего, оставалось ждать.

На столе были приготовлены две пары пистолетов. Сен-Жермен, осмотрев их, одну пару нашел непригодной. «Схожу за новыми», — сказал он. Тут вмешался Видок: «Постой-ка, по условию никто не должен отлучаться отсюда, а уж если выходить, то с провожатым». «В таком случае, — согласился Сен-Жермен, — ты пойдешь со мной».

Они вышли, купили новые пистолеты, пули и порох и вернулись. И тут сам главарь, можно сказать, подыграл Видоку. Он предложил выпить. Все дружно поддержали его. А когда Видок объявил, что у него дома припасена корзина превосходного бургундского, восторг стал еще больше.

Тут же послали дворника к Видоку домой, где он жил с Аннетой, своей, можно сказать, тогдашней женой. Вскоре она явилась с угощением. Пока дружки его весело пировали, он написал записку и незаметно, прощаясь, сунул ее в руку Аннеты. Она не замедлила все выполнить так, как он написал ей.

Теперь важно было, чтобы полиция подоспела вовремя.

В означенный час все направились к дому банкира. У столба, который должен был им служить лестницей, Сен-Жермен спросил у Видока пистолеты, и тому показалось, что тот разгадал его намерения и хочет покончить с ним. Но Сен-Жермен лишь проверил порох на полке и, возвратив оружие, первым полез на столб, с него перелез на стену сада и с нее прыгнул вниз.

Видок не торопясь, явно затягивая время, медленно вскарабкался на стену. Его беспокоило лишь одно — успела ли полиция устроить засаду? Если нет, он решил сам предотвратить преступление во что бы то ни стало, пусть даже ценой жизни.

В этот момент Сен-Жермен, раздосадованный медлительностью Видока, закричал: «Слезай скорее». Едва он вымолвил эти слова, как на него набросилось сразу несколько человек. Раздались выстрелы, началась свалка, крики. Некоторые полицейские, как потом выяснится, были ранены, Сен-Жермен и Буден — также. Видок счел за благо притвориться, будто пуля поразила его насмерть. Его завернули в одеяло и перенесли в дом, где уже под стражей и в ручных кандалах находились налетчики. Оба они, казалось, были глубоко опечалены гибелью их дружка. Видок же, вспоминая слова Анри о том, что всегда лучше подоспеть вовремя, радовался, что выполнил наказ наставника.