Осчастливив майора Витта, отдав ему руку и сердце, София обрела наконец покой после всех тех неудач и унижений, которые пришлось ей пережить в детстве и юности. Мрачное прошлое, о котором не хотелось вспоминать, казалось, кануло в Лету, осталось по ту сторону церковного порога. Единственное, что ее еще как-то связывало с этим ненавистным прошлым, были родственники, оставшиеся в Стамбуле, — мать и ее сестра, тетка Софии. Вскоре тетка была вызвана ею в Каменец.

София представила ее как свою сестру и пыталась сделать любовницей генерала Витта, но тот оказался слишком стар для такой роли. После чего ей пришлось уехать в Яссы. Приблизительно тогда же в Каменце возник и Главани, бывший муж тетки, прослышавший о жизненной удаче Софии. Он охотно вспоминал прошлое, болтал чего не следует. И София поспешила его спровадить в Варшаву, где благодаря Боскампу он получил место переводчика при дворе. Дальнейшая его судьба неизвестна.

В Каменце София очень скоро завоевала популярность как самая экзотическая и необыкновенная греческая красавица. Никто и представить себе не мог, что еще недавно эта красавица была наложницей и ее услугами мог воспользоваться чуть ли не каждый. Прошлое больше не тяготело над ней. И, как писал один французский дипломат, она начисто стерла память о начале своей позорной истории, о том, во что превратила тогда свою молодость и как использовала красоту. Теперь ее принимали с тем поклонением, какое оказывают самым добродетельным женщинам. Хотя время от времени и вспыхивал слушок о ее каких-то мимолетных романах.

Рассказы о необычайной, пленительной красоте молодой пани Витт летом 1789 года достигли Варшавы. Случилось это после поездки в Каменец генерала подольских земель князя Адама Черторыйского. В его свиту входил тогда еще молодой Юлиан Немцевич, впоследствии известный писатель. Его впечатление от пани Витт стало достоянием варшавской публики. Он писал о Софии: «Самой большой достопримечательностью Каменец-Подольского была невестка старого генерала… Не знаю, могли ли Елена, Аспазия и Таис, самые прекрасные афинянки, прелестью и красотой превзойти ее. Я не видел в своей жизни более прекрасного создания. Правильнейшие черты лица, самые сладкие, самые восхитительные глаза источали чарующую улыбку, ее голос брал за душу. Глядя на нее, я сказал бы, что это живой, сошедший с небес ангел. Но, к сожалению, как обманчива внешняя оболочка. Это столь прекрасное, столь обольстительное тело содержит в себе самую коварную душу».

Не ясно, что под этими последними словами имел в виду писатель. То ли жестокое кокетство, то ли те слухи о прошлом Софии, которые все же могли дойти до него. Как бы то ни было, с этого момента начался великий успех Софии. Она буквально ошеломила своей красотой Варшаву, где появилась в феврале 1781 года. В столице супруги Витт стали гостями самого монарха. Станислав Август с давних пор благосклонно относился к отцу и сыну Виттам. Теперь у него появился новый повод интересоваться этой семьей.

Удовольствие видеть своей гостьей прекрасную гречанку стоило королю двенадцать дукатов ежемесячно. (Она была представлена ему в начале марта.) Из королевского кошелька оплачивалась и снятая для супругов квартира. Целых два месяца София была сенсацией и предметом всеобщего внимания. «Ее появление повсюду вызывало головокружительный успех, — писал Немцевич. — Не говорили ни о чем, кроме как о прекрасной гречанке. Я помню, что когда однажды она появилась на многолюдной ассамблее у Огиньской, жены гетмана, все, словно потеряв разум и забыв о приличиях, окружили ее. Некоторые, чтобы лучше рассмотреть, даже влезли на столы и кресла».

Это был мало сказать успех, это был триумф. Подумать только, еще три года назад она была содержанкой, едва ли не рабыней. И вот она супруга польского офицера, дама, которую принимает сам король. Было от чего вскружиться голове и задуматься о своем более высоком предназначении. Не тогда ли уже она решила, что роль жены майора, пусть в будущем даже госпожи комендантши, слишком ничтожна для нее. Больше того, из супруга и благодетеля майор Витт становится препятствием на пути ее дальнейшего восхождения.

Можно считать, что с этого момента началась сначала скрытная, а с годами все более явная, упорная борьба — с его стороны за то, чтобы удержать подле себя женщину, которую любил и спас от морального и физического падения, а с ее — за разрыв брачных уз, которые через пару лет вовсе не казались столь уж привлекательными.

Тем временем успех Софии в Варшаве был увенчан изысканной одой великого Трембицкого «Госпоже Витт, проезжающей с мужем через Варшаву на воды в Спа». Придворный поэт сравнивал ее с троянской Еленой Прекрасной, красота которой на многие годы лишила мира и покоя древнюю Элладу.

По пути на воды Витты провели несколько дней в Берлине. София была представлена потсдамскому двору и привлекла внимание самого Фридриха II. Будто бы старый король, увидев Софию, воскликнул: «Даю слово, если в ее стране много таких мордашек, как у нее, то стоило бы туда поехать!»

И еще один монарх повстречался тогда на пути Софии.

В Спа отдыхал австрийский император Иосиф II. Он был так восхищен красотой и обаянием пани Витт, что в одном из своих писем в Париж к своей сестре Марии-Антуанетте сообщал о предстоящем приезде Софии и настойчиво рекомендовал познакомиться с ней. Подобного рода совет был чем-то исключительным и тем более удивительным, что вскоре по прибытии супругов Витт в Париж, 17 октября 1781 года, София родила сына, которому при крещении дали имя Ян. Позже в кафедральном каменецком костеле в книгу о рождении была вшита метрика на французском языке о рождении сына у законных супругов Витт.

Примечательно, что крестным отцом ребенка вызвался быть сам Станислав Август. Тогда же он заявил, что муж Софии наследует должность начальника Каменецкого гарнизона.

В Париже повторилась варшавская история. София была представлена в самых лучших домах. Особое внимание ей уделяла графиня Диана де Полиньяк. Кстати говоря, и сам Витт по примеру многих поляков, проживавших тогда в Париже, присвоил себе титул графа. Так что отныне жена его гордо именовала себя «София, графиня де Витт». И уж совсем поразительно, что ею заинтересовались сразу два брата короля — будущие Людовик XVIII и Карл X. С одним из них, по слухам, она была даже в близких отношениях.

Мадам Виже-Лебрен, известная портретистка, встречавшая Софию в парижских салонах, так описывает ее в своих мемуарах: «Она была тогда молода и необыкновенно прелестна, явно горда своей потрясающей фигурой. О ее чудесных глазах говорили так часто, что я слышала, как однажды на вопрос о ее самочувствии в тот момент, когда у нее воспалились веки, она ответила: „Ах, болят мои прекрасные глазки“. Конечно, — продолжала Веже-Лебрен, — может быть, она тогда не столь хорошо владела французским, хотя, как правило, все польки прекрасно говорят по-французски и даже без акцента». Этот анекдот об удивительном ответе Софии часто рассказывали как свидетельство ее наивного обаяния.

На обратном пути из Парижа Витты заехали в Вену. И снова — успех Софии в высшем свете, покровительство самых знатных особ, вплоть до канцлера Каунитца.

Миновав, к досаде Станислава Августа, Варшаву, супруги вернулись в Каменец. Как ни странно, но местные помещики не выказали к Софии того интереса и поклонения, которые проявляли к ней в других местах. Она встретила даже своего рода афронт, особенно со стороны дамского общества. Когда она однажды решила посетить резиденцию Потоцких в Тульчине, жена графа Станислава Щенсны Потоцкого Юзефина, предупрежденная заранее, выехала в свою деревню. София вернулась не солоно хлебавши восвояси.

Но где ее превозносили и оказывали ей всяческие почести, так это в Яссах. Здесь жила «сестра» Софии, то есть тетка Главани, и она нередко навещала ее. Никто не вспоминал о том, как шесть лет назад она появилась в городе проездом из Стамбула — никому не известная, бедная и униженная. София была теперь непременной участницей и украшением всех увеселений — балов с фейерверками и пушечной пальбой. Ей доставляло удовольствие кружить головы офицерам и сводить с ума местную молодежь. Она словно мстила за то презрение, которое выказывали ей здесь прежде.

София родила второго сына Корнелия, вскоре умершего. В тот же год скончался и старый генерал Витт. София стала госпожой комендантшей. В глазах обывателей это было очень высокое положение. Гарнизон, город и окрестности были, можно сказать, у ее ног. Но власть без богатства казалась ей непрочной да и недостаточной. Путь к поставленной цели лежал через Варшаву. То и дело она выискивала предлоги, чтобы вырваться из каменецкого захолустья. Она хорошо помнила, какой интерес проявил к ней Станислав Август. Но как напомнить о себе, как заинтересовать монарха?

Неожиданно подвернулся удобный случай.

В Каменце объявился некий господин, близкий ко двору. Звали его Доминик Комелли. Личность интересная и загадочная. То ли итальянец, то ли немец, он иногда подписывался как Комелли де Штукенфельд. Неизвестно, как он познакомился с Софией и какие отношения их связывали. Известно лишь, что он по ее просьбе взялся устроить поездку в Варшаву. Для этого написал самому королю и его брату князю Казимежу послание, в котором уверял, что София Витт самая красивая и добродетельная из женщин. Все, что о ней болтают, не больше чем навет завистников. «Я могу засвидетельствовать это лучше, чем кто-либо иной, — писал он. — Шесть месяцев находясь рядом с ней и не покидая ее ни на минуту, я сумел завоевать ее дружбу и глубокую привязанность ее благородного сердца».

Рекомендация человека, которому король, видимо, доверял, сыграла свою роль. И если до этого Станислав Август был склонен верить слухам о неблаговидном поведении Софии, то теперь изменил свое отношение. И вот уже София покинула ненавистный Каменец и оказалась в Вишневце, где ожидали короля из поездки в Канев. Ей оказали здесь теплую встречу. Особое внимание уделила ей двоюродная сестра короля, жена великого коронного маршалека Урсула Мнишкова. В мае 1787 года она писала матери, что среди гостей находится и пани Витт. Портрет, нарисованный ею, свидетельствует о той эволюции, которую прошла София, а заодно вновь показывает, каким незаурядным талантом лицедейки она владела. «Находят, что она изменилась на лицо, — сообщала сестра короля. — Я этого не заметила, мне она кажется премилой, она многое обрела со всех точек зрения, чрезвычайно обаятельна, изысканна в выражениях и лишь настолько демонстрирует несмелость, насколько ее должно иметь женщине, чтобы быть интересной. Путешествия, чтение очень ее образовали, мысли ее столь же свежи, как и личико, а способ выражения их весьма оригинален. Вместе с тем она обнаруживает естественную скромность, отнюдь не показную и очень привлекающую к ней». И далее из письма мы узнаем, что София задумала предпринять поездку в Стамбул для свидания с матерью. Вояж должен был состояться через месяц. В нем согласилась участвовать целая компания, в том числе и Урсула Мнишкова. Всего тридцать с лишним человек, в том числе девять женщин. Во второй половине июня судно «Екатерина Великая», принадлежавшее варшавскому банкиру Тепперу, покинуло Херсон.

Надо заметить, что в тот момент такие путешествия по Черному морю были небезопасными. В любую минуту все могло полыхнуть от грохота судовой артиллерии — отношения России и Австрии с Турцией были крайне напряженными.

Неудивительно, что прогулка, предпринятая в столь опасной обстановке, казалась многим странной и далеко не развлекательной. Не верилось, чтобы компания скучающих великосветских дам и их поклонников решилась на такой риск. Тут скрыта какая-то загадка. Какая? Не иначе как замаскированное разведывательно-политическое предприятие. Кто-то был заинтересован, чтобы его агент оказался в этот драматический момент в Стамбуле. Буквально день спустя после отплытия «Екатерины Великой» началась русско-турецкая война.

Кто же мог быть в таком случае тем самым русским агентом, посланным в Стамбул? Многие историки считали, что им была София, хотя точных данных на сей счет так и не обнаружили.

Тем не менее легенда эта жила многие годы. Софию обвиняли в том, что она якобы через французскую миссию в Стамбуле и ее посла Шуазеля передавала в Петербург сведения о турецкой армии и намерениях французов. Нет никаких данных о связях в тот момент госпожи Витт с русскими дипломатическими или военными кругами, они состоятся позже, через год. Верно здесь, пожалуй, лишь то, что София действительно общалась с Шуазелем, которого знала еще по Парижу. Больше того, их дружеские поначалу отношения скоро переросли в интимные. Но это отнюдь не значит, что прекрасная гречанка играла роль русского шпиона или тайного дипломатического курьера. Едва ли стоило посылать такого секретного агента, да еще в обществе довольно многочисленной компании. Любой купец мог выполнить задание по сбору информации и лучше, и надежнее.

Подошло время Софии возвращаться. Шуазель, человек широкий и щедрый, устроил ей роскошные проводы, про которые говорили, что «расставание было достойно их нашумевшего романа».

Неудивительно, что слухи об этом очередном приключении Софии дошли до Варшавы. Сплетни о супружеских неурядицах Витта обсуждала вся столица, все ожидали скандала. Незадачливый муж прекрасной Софии стал всеобщим посмешищем. Но и Софии оказали холодный прием — слишком откровенным и вызывающим было ее поведение в Стамбуле. Столичные ханжи не могли ей этого простить. Поэтому задержаться в Варшаве ей не пришлось. Она поспешила вернуться в Каменец. Витт простил ее.