Принадлежал к ее подданным и Даниель Дефо. А это значило, что установления Граб-стрит были для него так же обязательны, как, скажем, для подсудимого установления Королевской скамьи — то есть решения суда по уголовным делам.

И действительно, «Граб-стритовское братство» — своеобразный, свободный мир — жило своими негласными законами и правилами. Это было братство лондонских журналистов, обитавших к северу от Сити, на Граб-стрит, в районе Мурфилдса. Место это, известное уже в XII веке, издавна заселяла беднота. Когда-то здесь было «великое болото», поросшее вереском, — отсюда и название «Мурфилдс». Да и наименование улицы Граб-стрит произошло от дренажной канавы, которая пролегала тут в старину.

Расположенная сравнительно далеко от центра города, за старой Лондонской стеной, в квартале Крипл-гейт, улица эта стала прибежищем диссидентов еще в XVII веке. Здесь, в удалении, а значит, и в относительной безопасности, они наладили издание запрещенной литературы. Злые сатирические памфлеты и антиправительственные брошюры разлетались отсюда по всему Лондону. Вот почему поначалу у лондонцев Граб-стрит ассоциировалась с местом, где создавались бунтарские сочинения. В этом смысле к 1700 году улица пережила, можно сказать, свой расцвет. Но постепенно она превращалась просто в приют журналистской братии. Здесь жили, говоря современным языком, мастера тривиальных сочинений, нищие литературные поденщики, поставлявшие свой ходовой товар книгопродавцам, являвшимся одновременно и типографами. На Граб-стрит издавалась литературная дешевка: книжонки и бойкие брошюры, рассчитанные на неприхотливого, малообразованного читателя.

И название улицы, заселенной творцами низкопробной пачкотни, стало нарицательным, чем-то вроде «Строчильного переулка», обозначением места жительства лондонских борзописцев.

Наемные граб-стритовские поденщики на потребу невзыскательному потребителю создавали бездумное развлекательное чтиво, заполняя книжный рынок поделками типа «Шестипенсовых острот», «Забавных историй», «Универсального весельчака», «Набитого дурака» и т. п. То, что Джонатан Свифт называл «хламом с Граб-стрит», опасаясь, как бы ненароком не приписали ему участия в «мелочной торговле умом» на этом рынке литературного мусора. Рожденные здесь пустопорожние писания в подавляющем большинстве были далеки от злобы дня, более того, сознательно избегали остроты и предназначались исключительно для дешевого увеселения. Современность выглядела в них безликой и оскопленной. Бездарных словоскребов и бумагомарак с Граб-стрит, литературных клеветников, авторов заранее оплаченных пасквилей высмеивали, о них прямо заявляли, что тут «поэты творят не ради славы, а из-за денег». Обитавших здесь стихотворцев и журналистов, по свидетельству современников, отличала одна характерная особенность — невероятная склонность к брани. Виски для них служили Иппокреной — источником вдохновения. Впрочем, оправдывая свое пристрастие к алкоголю, они утверждали, что проще и безопаснее пить вино, чем пользоваться водой, которая поступала прямо из Темзы по водопроводу, построенному в 1695 году и снабжавшему лишь центр и западную часть города.

Вблизи этой улицы родился и Даниель Дефо — на Фор-стрит, у северо-восточной границы Сити, в районе Смитфилд, где когда-то сжигали еретиков. Мальчишкой он добирался отсюда до Мурфилдса по улочкам-морщинам, избороздившим чело порочного города, менее чем за пять минут. Лондон был тогда не так уж велик, хотя в нем проживало шестьсот тысяч человек, и даже ребенок мог без особого труда пешком пересечь его и достичь окраин. Мимо церкви Св. Варфоломея, Скотопригонного рынка, по Ньюгейт-стрит и Сноу-хилл, мимо знаменитой тюрьмы, перейдя Олдергейт-стрит, Даниель оказывался на Ламбетроуд у Бедлама — дома для умалишенных. Под сумасшедший дом был приспособлен в 1547 году Вифлеемский монастырь после изгнания монахов из страны и конфискации их имущества, а в 1575 году он был переведен в новое здание в районе Мурфилдса. Посещение Бедлама, расположенного в приходе Сент-Джайлса, в ту пору рассматривалось как развлечение, одинаково доступное и взрослым и детям. Даже знатные дамы не стеснялись здесь появляться в дни, когда Бедлам был открыт для обозрения, и с откровенным любопытством разглядывали несчастных в специальные «окна для гостей».

Забредал маленький Даниель и во двор тюрьмы Брайдуелл, где в подземных погребах бывшего старинного замка содержали политических заключенных и вероотступников. А наверху, во дворе, окруженном высоким деревянным забором, публично пороли малолетних воришек. Крики их разносились окрест, оставляя зрителей абсолютно равнодушными к судьбе несчастных мальчишек. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока судья, восседавший тут же за столом, держал молоток в воздухе. Чтобы заработать несколько ударов плетью, достаточно было стащить всего-навсего носовой платок или какую-нибудь другую мелочь вроде оловянной ложки.

У Граб-стрит и прилегавших к ней улочек были свои легенды, свои кумиры и тайны. Так, в начале XVII века тут венчался будущий лорд-протектор и диктатор Оливер Кромвель, в конце столетия здесь обитал великий автор «Потерянного рая» слепой Джон Мильтон (теперь улица носит его имя), а несколько позже в этом районе орудовал тоже «великий» Джонатан Уайлд.