27

БЕГСТВО

Пользуясь ключом, оставленным, как всегда, в условленном месте (Машенька точно указала это место), Никитин с Гаевым тщательно осмотрели дачу и весь участок. На наружном наличнике окна, в кучке мусора, очевидно, выброшенного из форточки небольшой комнаты, выходившей окнами в лес, они нашли несколько окурков сигарет «Фатум». Роггльс не курил. Можно было предположить, что так называемый Мехия Гонзалес некоторое время жил в этой маленькой комнате, о существовании которой Машенька даже не подозревала. В печи этой же комнаты, среди углей и золы, были обнаружены обгоревшие пуговицы, по-видимому, от белья Ладыгина. Надо полагать, что здесь на даче и переоделся Ладыгин в теплое егерское белье.

В глубине участка, в сарае, оказались следы «Олимпии», несколько пятен автола на полу и отпечатки ног двух человек, обутых в охотничьи сапоги.

Составив протокол в присутствии коменданта дачного поселка, Никитин и Гаев выехали в Москву.

Полковника Каширина они застали в раздраженном состоянии. Причиной было следующее: проследив встречу в Томилино, наблюдавший потерял Роггльса на вокзале.

Дежурный доложил Никитину, что недавно звонили из домоуправления и сообщили о возвращении из рейса Аникиной. Поэтому, не задерживаясь в Управлении, Никитин поехал в Троицкий переулок.

Аникина была полная, еще молодая, приветливая женщина.

— Три недели я не была дома, беспорядок у меня, ну да уж вы меня извините… — сказала она и пригласила Никитина в комнату. — У нас, знаете, букса начала баловать, вагон в Чкалове отцепили. Мы на три дня в Москву опоздали, — объяснила она. — Садитесь.

Никитин сел на предложенный ему стул и осмотрелся. В углу стоял чемодан, аппетитно пахнущий яблоками (велик соблазн побывать в Средней Азии и не захватить фруктов). Аникина закрыла дверь и села напротив Никитина.

— Знаете, дорогой товарищ, — сказала она, выслушав майора, — помочь вам я — всей душой, только сосед у меня молчаливый, тихий, как бабушкин сундук. Да и сама я по полгода в году дома не бываю, все на колесах, да в пути.

— Скажите, вас Клавдией Петровной зовут?

— Просто — Клавдия!

— Так, Клавдия Петровна, может быть, вы знаете, с кем Ладыгин дружил? Кто бывал у него?

— Бывал у него один человек, из себя интересный, видный такой, словом, для нашего полу кавалер привлекательный, — сказала Аникина и рассмеялась.

— Этот кавалер? — спросил Никитин, показывая фотографию Роггльса.

— Он! Ха-арош! — не скрывая своей симпатии, сказала она.

— Вы знаете его имя, фамилию? Где он живет? Чем занимается?

— Григорий Иванович говорил, что он в газетах пишет, а зовут его Петр Рогов.

— Кроме этого журналиста, у Ладыгина никто не бывал?

— Как же не бывал, бывал, только редко, товарищ его, Саша, фамилию его не знаю. Григорий Иванович учился с ним вместе.

— А какой он из себя, этот Саша? — заинтересовался Никитин.

— Ну, как сказать, какой… молодой, выпить не дурак, веселый… из себя высокий, в очках…

— А не знаете ли вы, Клавдия Петровна, где Ладыгин с этим Роговым познакомился?

— Знаю. С ним, с соседом моим, однажды конфуз получился. Затащил его Саша в ресторан, праздник был, вот какой, не припомню, выпили они. Ну, знаете, как мужчины, им всегда мало, заказали еще, а когда дело к расчету пришло, у них сотни, а то и двух не хватило. Пили, ели — веселились, подсчитали — прослезились! Официант милиционера позвал, скандал. Тут подошел к ним этот товарищ Рогов и говорит: «Не могу видеть, как приличных людей в милицию ведут. Нате, — говорит, — вам деньги, потом рассчитаемся». А Саша — тот научный работник, ему и вовсе неудобно в милиции ночевать. Ну, взяли они деньги, расплатились. Рогов за городом живет, так он ту ночь у Григория Ивановича ночевал.

— А скажите, Клавдия Петровна, была ли у Ладыгина на левой руке татуировка? «Таня» печатными буквами…

— Как же, была, — согласилась Аникина.

— Он вам никогда не рассказывал об этой Тане? Где она теперь? Почему он имя ее на руке выколол?

— Что вы, товарищ Никитин, он все в себе хранил и молчал. Бабушкин сундук я его прозвала.

— Вы можете описать мне обстановку его комнаты? Быть может, у него на стене висели фотографии родных или знакомых?

— Могу. Да у меня от его комнаты ключ есть. Я у Григория Ивановича уборку делала, ну он мне и заказал второй ключ. Хотите, сами посмотрите, я вам открою, — предложила Аникина.

— Хочу, — согласился Никитин, — только вы за дворником сходите.

В комнате Ладыгина был строгий порядок, но по некоторым деталям Никитин понял, что здесь до него был уже сделан тщательный обыск. Цветные репродукции в рамочках, висевшие на стене, раньше с левой стороны были оклеены полосками бумаги; кто-то сорвал эти бумажки и, видимо, вынимал нижние картонки. Матрац на постели был надрезан в нескольких местах. Книги на полке поставлены не по отделам, чего, наверное, у Ладыгина не было. Аникина эти предположения подтвердила.

Мысленно разбив комнату на квадраты, Никитин, стараясь умерить свое нетерпение, методично повторял сделанный до него обыск. Стараясь ни к чему не притрагиваться, он осмотрел мебель, стены, даже пол. Его внимательный, острый взгляд проникал всюду.

В бесплодных поисках прошло минут сорок. Взглянув на часы, Никитин заторопился. Он должен был успеть сегодня же побывать в училище имени Баумана, чтобы выяснить, кто такой этот Саша, с которым учился Ладыгин.

…Тем временем Роггльс бесцельно бродил по улицам. Обстоятельства обязывали его к действию, а состояние растерянности не проходило. Неизвестность — вот что не давало ему покоя.

Когда, взяв себя в руки, Роггльс осмотрелся, он узнал Самотечную площадь. Зачем он оказался в этом районе? Не так давно он был здесь желанным гостем, теперь…

Желание хотя бы еще раз увидеть этот дом и убедиться в том, что здесь все благополучно, было непреодолимым. Он пересек площадь, прошел немного вперед и, свернув в Первый Троицкий переулок, стал медленно подниматься по крутому и скользкому тротуару.

За поворотом, на фоне ветхой, наполовину разрушенной церкви Троицкого подворья, был дом, где жил Ладыгин. Роггльс остановился и повернул было назад, но желание, которое было сильнее его воли, заставило его сделать еще несколько шагов вперед, где переулок круто сворачивал влево.

Когда перед Роггльсом открылся знакомый пейзаж, он в изумлении остановился, затем быстро перешел на левую сторону и, пройдя сообщающимся двором, оказался прямо против дома.

В окне комнаты Ладыгина был свет.

По лестнице противоположного дома Роггльс поднялся на крутую веранду второго этажа и, будучи на уровне освещенного окна, заглянул в комнату. Некоторое время он наблюдал за Никитиным, затем быстро спустился вниз, осмотрелся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, начал опускаться по переулку вниз к Самотеке.

…Обыск не дал ощутимых результатов, поэтому, не задерживаясь, Никитин оформил протокол и опечатал комнату.

В училище имени Баумана он, вновь просмотрев список окончивших училище в сорок восьмом году, обнаружил не одного, а трех человек с именем, указанным Аникиной. Ознакомившись с распределением окончивших училище, Никитин обратил внимание на то, что Александр Игнатьевич Якуничев был оставлен в аспирантуре. Наведя дальнейшие справки, он узнал, что Якуничев перешел целиком на научную работу и переведен в один из научно-исследовательских институтов. Позвонив из кабинета директора полковнику Крылову, он получил справку, что А.И. Якуничев работает в институте, в отделе теоретической механики.

Час был поздний, но Каширин ждал его. Услышав шаги в приемной, он поднялся Никитину навстречу, усадил его на диван и, пододвинув поднос, закрытый салфеткой, это был завтрак полковника, сказал:

— Раньше покушай.

Решительно отодвинув завтрак, Никитин последовательно, шаг за шагом, рассказал полковнику события сегодняшнего дня.

То, что в Глуховском лесу был убит инженер Ладыгин, им было ясно несколько дней тому назад. Но если тогда еще были сомнения в причастности к этому преступлению Роггльса, то сегодня они отпали. Теперь были все основания для ареста Роггльса по обвинению в убийстве советского гражданина.

Однако другое сейчас занимало их обоих. Их волновала судьба Татьяны Баскаковой, которая неизбежно должна была встретиться с мнимым Ладыгиным.

Полковник, приоткрыв дверь, сказал дежурному:

— Гаева, срочно!

Вошел капитан Гаев и выжидательно остановился перед полковником.

— Выясни, когда может вылететь самолет в Южноуральск. Полетит майор Никитин. Дорога каждая минута. Действуй!

Гаев быстро вышел.

— Я пройду к генералу, а ты, Степан, пока предупреди Ксению, что выезжаешь в срочную командировку дня на три, на четыре. — Полковник вышел из кабинета, затем вернулся и добавил: — Поешь пока.

После ухода полковника Никитин позвонил домой. Ксении дома не оказалось. Приходящая домработница, позевывая, видимо, со сна, сказала, что Ксения звонила из госпиталя, у нее неотложная операция и она задерживается.

Положив с досадой трубку, Никитин поднял салфетку, но аппетит пропал. Темп, в котором проходила сегодня оперативная работа, привел его в состояние нервного возбуждения. Он прошелся по кабинету, затем сел за стол и написал записку жене:

Когда он дописал письмо, вошел Гаев.

— Плохо дело, Степан Федорович, — сказал он. — Самолет готов, но погода нелетная, сильный ветер, снег. Диспетчер говорит: мы летаем в любую погоду, но советую воздержаться.

— Ты что, Николай Алексеевич, очумел?! Решается жизнь человека, а ты «воздержаться»! — возмущенно сказал Никитин и добавил: — Ты Сергею Васильевичу насчет погоды помягче, сам понимаешь. Прошу тебя, забрось сегодня ко мне на квартиру эту записку для Ксении.

Гаев взял письмо и, бережно свернув его, положил в карман. Вошел полковник.

— Товарищ полковник, самолет готов к вылету, но…

— Николай!.. — тихо сказал Никитин.

— Ну? В чем дело? — услышав, спросил полковник.

— Погода нелетная, товарищ полковник, — твердо закончил Гаев.

— Чепуха, товарищ полковник.

— Вас не спрашивают, товарищ майор! — отрезал полковники, повернувшись к капитану, распорядился: — Соедините меня с диспетчером аэропорта.

Взяв трубку у капитана Гаева, полковник выслушал метеосводку и попросил к телефону пилота. Видимо, в диспетчерской летчика не оказалоь. Полковник долго держал трубку телефона, пока не услышал:

— Летчик старший лейтенант Стеценко у телефна!

— Как погода, товарищ старший лейтенант? Лететь не боитесь? — спросил Каширин.

— Погода бодрая, товарищ полковник, техника в порядке! Случалось, летали и в худшую! — ответил пилот.

— Хорошо. Готовьтесь к вылету, — закончил Каширин и, положив трубку, спросил: — Ксению предупредил?

— Предупредил. Разрешите идти, товарищ полковник?

— Иди. С Южноуральского аэродрома позвонишь мне домой, — мягко сказал полковник и проводил Никитина до дверей.

Ровно в час ночи несколько человек подъехали на машине к гостинице. Поднявшись на третий этаж, они вместе с дежурным по этажу подошли к номеру, где жил Роггльс. Открыв дверь ключом дежурного администратора, они вошли в комнату. Роггльса не было. Беспорядок свидетельствовал о торопливом бегстве.

В тот же час со стороны Первой просеки подъехала машина и остановилась в сотне метров от дачи Роггльса. Открыв калитку, вооруженные люди, осторожно ступая, подошли и оцепили дом. Ключ оказался на обычном месте, за наличником двери, но дача была покинута.

…Полковник Каширин не спал. В теплой домашней куртке он сидел в кресле и, прихлебывая чай, перелистывал томик Лермонтова. За окном разыгралась непогода. Порывы сильного ветра сотрясали раму окна. Внешне спокойный, но весь в напряженном нетерпеливом ожидании, Каширин ждал телефонного звонка из Южноуральска о прибытии самолета.

В пять минут четвертого раздался резкий звонок. Полковник взял трубку. Говорили из Управления.

— Товарищ полковник, в два часа пятьдесят шесть минут получена телеграмма из Калинина.

— Пришлите мне, — распорядился полковник и положил трубку. Вновь наступила мучительная, тревожная тишина. Гулко пробили часы, звон их жалобно прозвенел в призовом хрустальном кубке, стоявшем на столе, и затих.

Наконец, вновь раздался телефонный звонок. Едва слышно донеслось:

— Прибыл, товарищ полковник, благополучно!

— Будь осторожен, Степан! — ответил Каширин и положил трубку. Его острый слух уловил, как легко, почти бесшумно, к дому подошла машина и хлопнула дверка. Он встал, пошел в прихожую, открыл дверь и вместе с офицером связи вошел в кабинет.

Телеграмма была лаконична: «НАХОЖУСЬ ЛЕНИНГРАДСКОМ ЭКСПРЕССЕ тчк ЖДУ УКАЗАНИЙ ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ВОКЗАЛА тчк».

Полковник сел за стол и написал ответ: «СОПРОВОЖДАЙТЕ тчк ПОДДЕРЖИВАЙТЕ СВЯЗЬ тчк ПРИНИМАЙТЕ МЕРЫ ТОЛЬКО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ СЛУЧАЕ тчк».

— Отправьте немедленно!

— Разрешите идти?

— Идите!

Закрыв дверь за офицером связи, полковник погасил лампу на столе в кабинете и прошел в спальню. Кажется, можно было отдохнуть, но… решительно и настойчиво опять прозвучал телефон.

Сняв трубку, Каширин с недоумением услышал взволнованный голос:

— С вами говорит полковник Крылов. Не знаю, быть может и не следовало вас беспокоить в такой поздний час, но мне кажется, что это очень важно…

— Что случилось? — проникаясь волнением Крылова, спросил полковник.

— В десять часов вечера на мою дочь было совершено покушение с целью ограбления…

— Что с ней?

— Жизнь ее вне опасности.

— Она в сознании?

— Да. Я говорю от Склифосовского.

— Хорошо, я сейчас приеду, — сказал полковник и, позвонив в гараж, потребовал машину.