5. Молчаливый свидетель
Матрос Баженов пришел в себя, когда его несли на носилках в каюту. Он широко открыл глаза, увидел чужих людей, услышал незнакомую речь.
— Где я? Что со мной? — ему показалось, что он произнес это громко, на самом деле он лишь пошевелил губами.
Захлопнулась дверь каюты. Баженов приподнялся и огляделся по сторонам. Яркий солнечный свет врывался в открытый иллюминатор. Рядом на койках лежали капитан третьего ранга Дорофеев и инженер Румянцев. Видно, их сильно контузило взрывной волной. Они до сих пор не приходили в сознание. Кроме того, все трое изрядно-таки хлебнули соленой воды.
— Товарищ капитан третьего ранга! — негромко позвал Баженов. Веки Дорофеева дрогнули.
— Сергей Иванович! — снова позвал Баженов.
На этот раз веки Дорофеева поднялись. С удивлением посмотрел на матроса:
— А... Баженов... А где инженер?
— Да рядом с вами!
Дорофеев был очень слаб. Он нехотя повернул голову, увидел Румянцева и снова закрыл глаза. Но судовой врач Амент, видно, старался на славу. Еще на палубе он принял все меры, чтобы спасти советских моряков: им делали искусственное дыхание, их растирали, вливали спирт, разжимая зубы деревянной лопаточкой,
В голове у Дорофеева шумело. Он пытался превозмочь слабость, но тело было будто налито свинцом. Иногда он впадал в беспамятство, и тогда потолок каюты начинал вращаться, расцвечивался причудливыми узорами. Потом мерещились огромные набегающие валы. Дорофеев качался на волнах, и не было конца этой тошнотворной зыби. Когда сознание прояснилось, капитан третьего ранга с недоумением огляделся по сторонам. Чистые простыни, солнечные лучи, бьющие в открытый иллюминатор, яркие обложки американских журналов на столике, специфический чужой запах... Не во сне ли все это?..
— Сергей Иванович, вы живы? — неожиданно слабым голосом спросил Румянцев.— Куда это нас занесло?
— Иностранное судно, так я думаю,— сказал Баженов.
— Знать бы, что произошло с экипажем лодки!..— с болью в голосе произнес Дорофеев. Собственное спасение не радовало его. Он был командиром корабля и теперь, может быть, в самые тяжелые часы для экипажа, находился здесь, на иностранном судне, лежал на мягкой постели. А они?.. Возможно, уж и в живых никого нет!.. Но с этой мыслью он не мог смириться.
Вошел Кестер. На губах этого высокого сухопарого человека блуждала улыбка. Он произнес на чистейшем русском языке:
— Мы, кажется, уже чувствуем себя лучше?.. Поздравляю вас, джентльмены, вы легко отделались! Вот ваши документы. К сожалению, они подмокли. Желаю быстрейшей поправки.
— Нам хотелось бы знать, где мы находимся? — спросил Дорофеев.
— О, ваше законное любопытство легко удовлетворить. Вы попали на американское океанографическое судно «Кассиопею». Мы ведем исследования в этой части Японского моря. Руководит работами профессор Тэккер. А я его ассистент Кестер.
Дорофеев, Румянцев и Баженов в свою очередь представились Кестеру.
— Очень приятно, очень приятно. Я давно мечтал познакомиться с советскими моряками. Мистер Тэккер тоже проявил к вам живейший интерес.
— Передайте мистеру Тэккеру нашу благодарность и признательность. Кроме того, у нас есть просьба...
— Да, слушаю.
— Я просил бы вас связаться с ближайшим советским портом или судном и сообщить о том, что три советских человека — можно назвать фамилии — находятся на вашем судне.
— Мы сейчас как раз заняты этим. Можете ни о чем не беспокоиться.
— Благодарю вас, сэр.
— Наш долг помочь попавшим в беду.
Кестер откланялся и вышел.
— Что вы обо всем этом думаете?—спросил Дорофеев Румянцева.
— Наше счастье, что мы попали на борт научно-исследовательского судна. Не сомневаюсь, что им удастся сообщить о нашей судьбе.
— Так-то так. Но все же мы должны вести себя осмотрительно и не принимать все, что они говорят, на веру. Что-то не понравился мне этот Кестер. Очень уж он любезен, а глаза, как у сыщика, блуждают по сторонам. Но дело даже не в этом, а в том, что мы у них в руках...
— Субъективное суждение. Думаю, они постараются от нас побыстрее избавиться. Лишний рот на таком судне — обуза.
— Ладно. Поживем — увидим.
Приходил судовой врач. Он предупреждал, что всем троим нужен абсолютный покой. Не ходить по каюте, не выходить на палубу. Лежать, лежать, лежать... Если нужно вызвать дежурного— следует лишь нажать кнопку.
— Не по душе мне этот госпиталь,— проворчал Баженов.— Ребята, может...
Он не договорил и махнул рукой. Баженов принадлежал к беспокойным натурам. Он отличался недюжинной силой, крепким здоровьем, и всякое бездействие угнетало его. Как только врач ушел, он принялся расхаживать по каюте, чтобы «размяться». Дорофеев тоже попытался встать на ноги, но голова кружилась, к горлу подступала тошнота.
Да, Дорофеев был слаб, очень слаб. Но чувство ответственности даже в этом состоянии не покидало его.
— Мы не имеем права отлеживаться здесь и полагаться на экипаж американского судна, как бы хорошо к нам ни относились. Я не уверен, что нас не подслушивают. Советские люди, да еще вдобавок военные, на чужом судне — это уже накладывает на нас особые обязанности.
Когда все угомонятся, вы, Баженов, постарайтесь пробраться на верхнюю палубу. Осмотритесь. Мы должны знать, куда попали и с кем имеем дело. Осмотрите, как крепится шлюпка. Это может пригодиться. Во всяком случае, мы должны постараться найти средства для связи со своими...
Ночью, когда капитан третьего ранга и Румянцев впали в дремотное состояние (они были еще очень слабы), Баженов выключил свет и неслышно вышел из каюты. «Только бы не повстречать врача или этого долговязого черта!..» — думал он, поднимаясь по трапу. По пути ему никто не встретился, и Баженов благополучно вышел на палубу. Еще в каюте командир посоветовал ему обратить внимание на звезды. По ним можно определить, какой курс держит судно. Но «Кассиопея» стояла на месте. Небо было затянуто тучами. Море волновалось.
Баженов чуть не вскрикнул, когда увидел в кабельтове от судна на воде белые проблески.
Аварийный буй!.. Наша лодка... Живы! Живы!.. Ему хотелось немедленно кинуться в каюту, сообщить эту радостную весть капитану третьего ранга и Румянцеву. Хлопнул выстрел, и огонь внезапно погас. «Неужели померещилось?» Но Баженов так ясно различал проблески!..
Матрос невольно прижался к надстройке, когда через несколько минут по трапу из воды поднялся человек в легководолазном костюме. К нему подскочили двое. Заработала лебедка. Вскоре на палубу вытащили большой шар. Он легонько звякнул, коснувшись настила.
Аварийный буй!.. Вот он лежит в нескольких шагах от Баженова, пустотелый металлический поплавок... Прочный стеклянный колпак прикрывает сверху скрытую в поплавке сигнальную электролампу. Но лампа не горит... Почему она погасла?..
Баженов понял: этот в костюме легководолаза перерезал кабель... Но зачем он это сделал?..
Баженов сжал кулаки, ему хотелось броситься на неизвестного, потребовать объяснения.
Значит, экипаж не погиб!.. Они живы, живы!.. Только слой воды отделяет его, Баженова, от подводной лодки...
Водолаз накрыл буй брезентом, снял ласты, шлем-маску. Баженов узнал Кестера. Кестер открыл дверь шкафа и положил на полку снаряжение.
Огромным усилием воли Баженову удалось сдержать себя. Он начинал понимать, что от этих людей требовать объяснений бесполезно. Перед ним враги... Любезные, улыбающиеся... Что они замышляют против трех безоружных ослабевших советских людей?
Когда «Кассиопея» взяла курс на восток, Баженов, озираясь по сторонам, подошел к брезенту и сдернул его.
Вот он буй!.. Такой знакомый красно-белый буй с родного корабля... А там в молчаливой глубине друзья, товарищи: главный старшина Буняков, Черников, Лопатин, капитан-лейтенант Новоселов... Они живы... Может быть, продолжают бороться с водой, может быть, задыхаются... А он ничем, ничем не может помочь им...
Да, видно американская «помощь» всегда носит один характер... Научно-исследовательское судно... профессора, ассистенты... Все вроде как у людей, а на поверку...
Капитан третьего ранга прав: нужно действовать! Баженов всей грудью налег на буй. Но металлический поплавок не сдвинулся с места. Да и смешно было надеяться ослабевшему до крайности человеку столкнуть эту глыбу в полтонны весом... Но буй нужнобыло столкнуть в воду. Буй, украденный американцами. Они хотят, чтобы даже место гибели советского корабля осталось неизвестным...
Баженов упал на палубу, уперся плечом в холодный металл. «Кассиопея» покачнулась на волне, и поплавок пополз к борту. Соленый пот ел глаза, ручьями стекал с ладоней, матрос хрипел от натуги. Теперь он приспособился: нужно выждать, когда судно начнет валиться на борт, и в этот момент подталкивать буй. Ноги подгибались, разъезжались в стороны, а поплавок — ни с места.
Все силы были израсходованы. Голова старшины покоилась на поплавке, глаза были закрыты. Закоченевшие пальцы не разжимались.
Привел его в сознание крик, долетевший с мостика. Баженов поднял голову, расправил плечи. Уж не заметили ли его?.. Нет, кажется, нет. На мостике громко переговариваются.
Матрос взглянул на северо-запад и замер: там над водой разгоралось слабое голубое сияние. Свет прожекторов... Может быть, даже свои...
С безумной яростью, скрипя зубами, навалился он на буй и столкнул его в воду...
