Майор Берке был доволен первыми результатами своей работы. Прошел лишь месяц со времени его прибытия в Борисов, а он уже сумел направить в Витебск, Оршу, Гомель, Бобруйск и в другие прифронтовые города несколько групп своих разведчиков. От них начали поступать первые донесения. По мнению Берке, дела борисовского штаба НТСНП развивались как нельзя лучше. Одно только беспокоило майора — инструкция имперского комиссара фон Кубе, обязывающая его отвлечь часть своего внимания на борьбу с городским подпольем.

Еще тогда, на совещании у Нивеллингера, он почувствовал, что полковник может затмить его удачным осуществлением своего замысла, а он, Берке, окажется на заднем плане. Нет, он этого не допустит! Тем более, что кое-что сделать в этом направлении ему уже удалось.

Задолго до получения инструкции имперского комиссара Берке уже знал, что наиболее смелыми и потому наиболее опасными для борисовского гарнизона являются разведчики партизанского отряда какого-то Дяди Коли — Качан, Капшай и Ржеуцкий. Долгое время эта троица безнаказанно орудовала в самом городе. Гестапо напало на их след, и когда казалось, вот-вот они будут пойманы, все они бежали в лес.

Недавно Кёринг вывесил по всему городу специальное обращение к местным жителям с просьбой оказать органам немецкой власти помощь в поимке этих трех «бандитов», пообещав за голову каждого из них вознаграждение в сумме пяти тысяч марок. Но до сих пор они были неуловимы.

И вот Берке, кажется, напал на их след. Вчера его заместитель обер-лейтенант Вильденмайер доложил, что он нащупал одну из явочных квартир, и сегодня должен был сообщить дальнейшие подробности. Ага, вот, кажется, и он!

В комнату быстро вошел обер-лейтенант. Одетый в штатский костюм, с простенькой кепочкой на голове, он скорее напоминал собой местного городского паренька, чем немецкого офицера.

— Наконец-то! Ну что вам удалось сделать? Рассказывайте, — встретил его Берке.

— Кажется, мы на верном пути, господин майор. Через некую Орловскую, работницу местного лимонадного завода, наша «Светлана» познакомилась с молоденькой девушкой Чоловской, как раз той самой, дом которой, по нашим данным, является пристанищем для Качана и его молодчиков.

— Отлично! Сегодня же надо организовать вечеринку и затянуть на нее эту девчонку.

— Все уже сделано, господин майор. Сегодня в доме ее подруги, этой самой Орловской, состоится вечеринка, и Чоловская согласилась участвовать в ней.

— Очень хорошо. Вечером заходите за мной и пойдем туда вместе.

Проводив Вильденмайера, майор занялся своим гардеробом. Он выбрал хороший темно-синий костюм, шелковую сорочку, под цвет ее подобрал галстук.

Берке был еще сравнительно молод, хорошо сложен, недурен собой и у себя на родине пользовался большим успехом у женщин. В Борисове все свободное от работы время он вращался среди местного населения, волочился за девушками. Он и его люди часто устраивали вечеринки, заманивали на них молодежь танцами и пьянкой, используя все это в своих целях. Сам Берке до войны в течение ряда лет находился в России в качестве сотрудника посольства. Он внимательно изучал тогда психологию русских, совершенствовался в знании русского языка, и это помогло ему, чистокровному арийцу, легко выдать себя теперь здесь, в Борисове, за русского военнопленного под фамилией Субботин.

В назначенный час Берке в сопровождении Вильденмайера вошел в дом Орловской. Там все уже были в сборе. Помимо хозяйки дома, их встретили три штабиста НТСНП, в том числе раскрасневшаяся «Светлана». На стуле у окна сидела совсем молоденькая девушка. Вильденмайер глазами показал на нее Берке: эта, мол, самая.

«Светлана» познакомила пришедших с Орловской, Чоловской, а для отвода глаз и с разведчиками из группы Берке.

Заиграл патефон. Берке подошел к Чоловской и пригласил ее на вальс.

— Ой, что вы, господин… — запнулась Люся.

— Какой я господин? Называйте меня просто по имени — Леонид, — отрекомендовался Берке.

— Но я не умею танцевать, — попробовала уклониться Люся.

— А я вас научу. Слушайтесь моих движений, и все пойдет как по маслу.

Разговаривая с Берке, Люся незаметно переглянулась с Орловской и глазами спросила: «Не этот ли?». Та утвердительно кивнула головой.

«Ну что ж, раз сам главарь этого фашистского сборища навязывается мне в знакомые, тем лучше. Попробую кое-что выведать у него», — подумала Люся.

Вальсируя, Берке-Субботин едва прикасался своими выхоленными руками к талии девушки, был предупредителен и вежлив.

«Светлана», чувствовавшая себя хозяйкой вечеринки, очень скоро накрыла стол, выставила бутылки с вином и пригласила всех присутствовавших принять участие в общем веселье.

— Спасибо, но вина я не пью, — отказалась Люся.

— Я тоже непьющий, — поспешил присоединиться к ней Берке. — Это хорошо, что вы не употребляете спиртных напитков, — подсел он к Люсе. — Вообще я не люблю пьяных, а когда увижу захмелевшую девушку, это мне просто претит.

Пользуясь тем, что на них никто не обращает внимания, Берке и Люся разговорились.

— Интересно, кто ваши родители? — спросил Берке.

— Папа служащий. Перед войной его мобилизовали в армию, назначили начальником снабжения госпиталя, и он отступил на восток. Где он сейчас — я не знаю. Мама осталась с нами, тремя детьми. Я — старшая. Вообще мама всю жизнь возилась с семьей и нигде не служила.

— На какие же средства вы сейчас живете?

— А я же работаю на лимонадном заводе.

— Но ведь у вас большая семья, и вашего заработка, очевидно, не хватает.

«К чему он клонит?» — подумала Люся и, тяжело вздохнув, ответила:

— Живем, как и все. А почему вас это интересует?

— Наш союз оказывает помощь своим членам, и если бы вы согласились вступить в него, мы вам также помогли бы.

— О каком союзе вы говорите?

— О нашем национально-трудовом союзе нового поколения. Неужели вы ничего не слышали о нем?

Люся, сделав вид, что она заинтересовалась его предложением, стала расспрашивать о целях этого союза. Берке охотно отвечал на все ее вопросы, расхваливая свою организацию, и снова предложил Люсе вступить в ее ряды.

— Уже поздно! Мне пора домой, — уклонилась она от ответа.

— Что это вы так торопитесь? Или у вас очень строгая мама?

— Мама у меня действительно строгая, но дело не только в этом. Скоро уже будет невозможно выйти на улицу.

— Почему?

— А разве вы забыли, что нам, горожанам, только до определенного часа разрешается ходить по городу?

— Ах, вы о комендантском часе! Ну, это ерунда. Со мной вы можете ходить по Борисову хоть до утра, и никто вас не тронет.

— В самом деле? Разве члены вашего союза пользуются такими широкими правами?

— Не все, но некоторые да.

— В том числе, разумеется, и вы. А мне говорили, что вы — военнопленный.

— Да, я был в плену…

— Говорят, что в лагерях очень тяжело, нашим солдатам. Правда это?

— Ну, это как кому, — проговорился было Берке, но тут же поправился: — Конечно, большинство из нас очень страдало от недоедания и сурового режима. Да, много мне пришлось пережить там.

— А отчего же вы не бежали?

— Куда? Да и как оттуда убежишь!

— Бегут же другие…

— А вы разве знаете таких?

— Лично я не знаю, а от других слышала.

— Интересно знать, от кого?

— Я уже не помню. Кто-то на базаре говорил, а кто именно, забыла. Ну, мне надо спешить, — заторопилась Люся.

— Ну что ж, пойдемте, я вас провожу. — Дорогой Берке снова напомнил ей: — Вы мне так и не ответили: хотите вступить в наш союз или нет?

— Я, право, не знаю, что вам и сказать… Видите ли, я и раньше стояла в стороне от политики. Сколько ни уговаривали меня знакомые парни и девушки вступить в комсомол, я наотрез отказалась. И не потому, что я была против, а просто не хотела отрываться от учебы на собрания, заседания, — снова выкрутилась Люся.

— Ну что ж, пожелаю вам покойной ночи, но уговор: в следующую встречу вы дадите мне прямой ответ на мой вопрос. Ладно?

— Хорошо, я подумаю.

Берке слегка пожал ее маленькую, почти детскую руку и быстро ушел.

«Определенно, эта девчонка красненькая. Из молодых, да ранняя. Ну, ничего, Берке не таких обламывал», — думал майор, направляясь к себе. Настроение у него было приподнятое.