Мальчишке было лет семь.

У него были волосы, как стеклянное волокно, и дерзкие голубые глаза.

Он был худой, незагорелый и голый.

Ника смущенно замигала, но тут же строго сказала:

– Ты чего это так гуляешь?

– Я не гуляю, а вас жду, – сказал мальчишка звонким и немного капризным голоском.

– Ну, все равно… в таком виде.

– А в каком же мне быть виде, если я такой появился?

– Откуда ты появился? – удивилась Ника.

– Из бутылки, конечно!

Владик обалдело заморгал.

– Из какой бутылки?

– Да вы что! – закричал мальчишка. – Совсем не видите, что ли? Совсем не понимаете?

Он выхватил из высокой травы и надел через плечо большущий сверкающий барабан.

– Тилька-а… – ахнул Владик.

– А кто же еще!

– Как это ты… получился?

– Потому что я хотел стать настоящим! Я в бутылке спрятался под корабликом и ногами за руль зацепился, чтобы о стенку не длинькнуться. А когда бутылка лопнула, меня ка-ак кинет! Вон туда, в траву! Воздушной волной! Я же не знал, что бутылка в воздухе разорвется. Думал, что мне совсем длинь…

– Тут такая заваруха была… – сказал Владик.

– Я все видел, – отозвался Тилька. – И как ты о тень дзынькнулся. Думал сперва, ты совсем вдребез-з-зги.

– О какую тень? – удивился Владик.

– Ты разве ничего не понял? Тень от веревки. Она качалась на траве. А когда ты зацепился, она – динь! – и пропала.

– Чертовы веревочницы! – сказала Ника. – Завтра я объявлю им решительную войну. А пока пора домой… Владик, дай Тильке рубашку, она ему до колен будет, сойдет за весь костюм.

Владик остался в майке. Тильку обрядили. Он сказал капризно:

– Как платье. Все смотреть будут.

– Смотреть будут на твой барабан. А тебя из-за него и не видать почти, ты еще маленький, – разъяснила Ника.

– Не такой уж я маленький. Я в первый класс пойду. Должны принять, сейчас еще самое начало учебного года.

– А жить-то где будешь? – спохватился Владик.

– Как где? У стекольного мастера. Я же все-таки его ребенок!

Ника ехидно сказала:

– Теперь-то он тебя сможет воспитывать как надо.

– Динь-да? – опасливо отозвался Тилька. – Ну уж фигушки вам стеклянные…

– Пошли! – скомандовала Ника.

И они опять двинулись через пустырь. Впереди – веселый барабанщик в длинной голубой рубашке и с белым барабаном, на котором сияли хрустальные обручи. Шагах в пяти от барабанщика – Владик и Ника. Владик уже не держался за Нику, но все еще прихрамывал и морщился. Один раз охнул.

– Не стони, не стони, – сказала Ника. – Кости целы, остальное заживет.

– Ох и зануда, – сказал Владик.

Тилька оглянулся на них:

– Опять ругаетесь?

– Да нет, что ты! – по привычке сказали Ника и Владик. Посмотрели друг на друга и засмеялись. Но потом все-таки показали друг другу языки.

– Что это у тебя с языком? – удивился Владик. – Совершенно синий!

– Я же грифель мусолила. Забыл?

– Да? А я думал…

– Что ты думал?

Владик усмехнулся:

– Когда я маленький был, меня пугали: если буду ругаться или что-нибудь нехорошее говорить, язык посинеет и отвалится…

– А что я такое нехорошее сказала?

– То, что Гоша не вернется! Разве не говорила?

– Я же не точно. Просто я сомневалась, – примирительно сказала Ника.

– А теперь? – быстро спросил Владик. – Сомневаешься?

Ника подумала и осторожно призналась:

– Немножко…

– Он вернется, – тихо сказал Владик.

– Обяз-зательно, – подал голос Тилька и стукнул в барабан.

– Ну и хорошо, – отозвалась Ника.

– По-моему, он вернется… – Владик остановился. – А как же иначе? Я же ему рифму придумал.

Ника молчала, будто не решалась спросить. Но через минуту все же спросила:

– А… что за рифма?

Потом отвернулась и стала щелкать рогаткой по головкам белоцвета.

"Ни единому человеку не скажу", – вспомнил Владик разговор с Гошей.

"Ну, почему ни единому. Надежному-то можно. Если он… это самое… скажем, твой хороший друг".

Владик опять взялся за Никино плечо. И сказал:

#

… "Кречет"!

Лети мне навстречу…

И тогда он, и Ника, и Тилька услышали сперва летящий шелест, потом шум рвущегося воздуха и голос ветра среди надутого полотна и натянутых тросов.

И солнце закрыли вырастающие паруса.