3
Несколько минут Владик лежал и ни о чем не думал. Просто он был счастлив, что выбрался из-под каменной толщи на волю, под открытое небо.
Небо это было по-прежнему в мелких, клочковатых облаках. Между облаками мчалась луна, похожая на котенка, за которым гонятся мохнатые собаки. Иногда она с размаху прыгала за облако, но тут же выскакивала и мчалась дальше…
Владик встал. Он увидел небольшую полукруглую бухту с плоским берегом. Волны в бухте были небольшие, и на них прыгали лунные блики, словно кто-то просыпал над водой сто мешков золотистой стружки.
На мерцающей воде Владик увидел силуэт большого парохода.
Пароход был старинный, похожий на парусник – с высокими мачтами, опутанными густым такелажем. Над бортами горбились кожухи громадных гребных колес, а между мачтами торчали высоченные наклонные трубы.
Владик обрадовался, но не удивился. Все шло как полагается. Иначе и быть не могло! Зря он разве столько времени пробирался по жуткому ходу?
Пароход стоял у самого берега: видимо, он давным-давно врос днищем в отмель. Владик стряхнул с рубашки и волос мусор, помотал головой, чтобы прогнать усталость и страхи, и пошел к черному пароходу.
С борта на песок был перекинут узенький трап – две доски, сбитые поперечниками. Доски закачались, когда Владик ступил на них. Он пошел осторожно. С парохода навстречу Владику вышел большой пес. Владик остановился на середине трапа. Кто его, этого пса, знает? Вон какой громадный. Пес подошел и внимательно посмотрел на Владика. В собачьих глазах отражалась двумя кружочками луна. Пес обнюхал Владику сандалии и колени. Владик зажмурился. И услышал:
– Пиллерс, иди сюда… А там кто еще такой? Тут посторонним не положено.
Владик открыл глаза. На борту, у фонаря, стоял высокий сгорбленный дядька в зимней шапке. Наверно, сторож.
– Я по делу, – сказал Владик.
– Какое такое дело среди ночи?.. Ладно, ступай сюда… Пиллерс!
Лохматый Пиллерс осторожно повернулся и пошел на пароход. Оглянулся на Владика, махнул хвостом: не бойся, мол. Владик пошел следом.
У дядьки под щетинистыми усами горел огонек сигареты. Как маленький стоп-сигнал. Владик остановился на палубе.
– Ну, что за дело-то? – хрипло поинтересовался сторож. – Если опять корабельное имущество растаскивать для всяких своих школьных музеев, дак я не дам. Пока судно на слом не пошло, я за него отвечаю, вот так…
– Нет, я не за имуществом, – робко объяснил Владик. – Тут у вас, говорят, гномы живут.
– Чего-чего?
– Ну, гномы корабельные… Разве нет?
– Да есть, есть, – с досадой сказал сторож и бросил за борт цигарку. – Одна морока с ними… Появились неизвестно откудова, а как я могу охранять плавсредство, если на ём неизвестно кто и неизвестно сколько? Ходят, шебуршатся в трюмах. Не то люди, не то нечистая сила какая-то!.. А гнать их начальство не велит…
"Значит, есть!" – возликовал в душе Владик. Но открыто обрадоваться не посмел. Тихо спросил:
– А где они?
– А я знаю?.. Вон один с берега ковыляет, с самоволки возвращается.
Бородатый коротышка в джемпере до пят поднялся по прогнувшемуся трапу. Луна отражалась в его обширной лысине. Гном покладисто сказал сторожу:
– Ты, Федор Иннокентьич, посуди: какая самоволка? Я тебе не юнга, не матрос срочной службы, а уволенный пенсионер…
– А я, по-твоему, знать не должон, кто на берег сходит, кто обратно идет? Выходит, я на судне вроде кофель-нагеля безмозглого торчу? А у меня тут должность уставом определенная, за которую мне зарплата идет…
– Никак тебе старуха с утра похмелиться не дала… – заметил лысый гном.
– Ты мою старуху не трожь! – тонким голосом сказал Федор Иннокентьевич. – Мне она не капитан, не боцман! Похмелиться… Да я которую неделю капли в рот не беру. А у тебя, промежду прочим, бутылка за пазухой, у меня на их глаз точный. А проносить напитки на судно…
– Чего говоришь-то! – возвысил голос гном. – Напитки! Да корабельные гномы, кроме соленой воды, сроду ничего не употребляли! А это вот, гляди!
Он вытащил из-за пазухи пузатую бутылку. На ней заиграли зеленые лунные искры. Гном поднял бутылку над головой. На фоне светлого неба сквозь стекло Владик разглядел силуэт кораблика с тремя мачтами…
– Ух ты… – машинально сказал Владик. Он и раньше видел бутылки с моделями внутри. В Корабельком музее. Он знал, что такие хитрые сувениры любят мастерить старые моряки.
– С выставки несу, – сказал гном. – Эта вещь там три недели… как это говорят… экс-по-нировалась. Между прочим, премию обещают. А ты – "напитки"…
– Дак я чего… Если премия, оно конечно…
– Внука бы постыдился, – сурово добавил гном.
– А кабы это внук… – сердито возразил Федор Иннокентьевич (обрадовался, что можно о другом, но виду не подал). (Сроду у меня таких внуков, которые по ночам гуляют, не было. Это вроде к тебе…
– Да?.. А… – Лысый гном сразу засмущался. Лысина потемнела (видимо, покраснела, но под луной и фонарем не разобрать). – Вы в самом деле ко мне? Я как-то… не очень…
– Нам бы поговорить, – тихо сказал Владик. – Один на один…
– А… ну, если вы настаиваете… А вот, давайте туда…
Гном засеменил от фонаря на носовую палубу. Там он присел на высокую крышку грузового люка, покрытую истлевшим брезентом.
Владик нерешительно сел рядом.
Один на один не получилось. Пришел следом пес Пиллерс, положил на колени Владику добрую морду. Владик погладил его по лохматым ушам.
– Хорошая, знаете ли, собака, – деликатно начал разговор лысый гном. – Удивительно благородный характер. Не то что у хозяина… А, если не секрет, какое же у вас дело? Видите ли, в человеческих делах я разбираюсь крайне слабо и боюсь, что…
– У меня не человеческое, – прошептал Владик, и ему захотелось заплакать. – У меня гномье… то есть гномовое…. Вы корабельного гнома Гошу знали? То есть Георгия Лангустовича…
– Гошу? С "Кефали"? Ну как же! Правда, не очень близко, но… А… простите… Почему вы говорите "знали"? Разве он…
Владик всхлипнул и все рассказал. Лысый гном слушал молча и совсем как Гоша дергал бороду. И Пиллерс слушал. И черные мачты, которые поднимались в высокое небо среди путаницы тросов и канатов. И луна…
И перед всеми Владик чувствовал себя виноватым.
Но лысый гном, которого звали Митя, повздыхал и сказал:
– Ну, при чем здесь вы… Эх, Гоша, Гоша. Знаете, его погубила страсть к стихам. Все к звездам стремился, повыше… Вот и… Нет, я его не осуждаю, что вы! У каждого свой характер. Но, когда гномы начинают мечтать о заоблачных сферах, это чаще всего кончается печально. Такое уже не раз бывало…
– Но Рептилий Казимирович говорил, что Гоша может вернуться!
Митя покивал блестящей лысиной.
– Это конечно… Только ведь нужны это… Как говорится, благоприятные условия.
– Какие?
– Надо ведь что… Чтобы построили корабль с тем же названием, как у того, на котором этот гном раньше плавал…
– Он на многих плавал…
– Тогда с названием самого любимого его корабля… Я знаю, он все про «Кречет» свой вспоминал. Только теперь таких названий и не дают. Все больше «Иртышлес» какой-нибудь, или, скажем, "Пионер Ашхабада", или знаменитое имя чье-нибудь. Это, конечно, хорошо, да только Гоше-то не легче. Да и не пойдет он на судно, если оно без парусов, он ведь романтик был…
– А если с парусами – пойдет? – с непонятной надеждой спросил Владик.
– Ну, тогда… отчего же не пойти?
– Спасибо! – сказал Владик. Он понятия не имел, где можно взять парусник с названием "Кречет". Но все-таки стало легче: значит, Гоша и правда не совсем умер.
Возвращаться через подземелье очень не хотелось. Владик спросил у Мити, нельзя ли добраться до города по берегу. Оказалось, что очень просто. Надо пройти по тропинке через поросший белоцветом пустырь, вон за те старые дома. А там по шоссе ходит автобус номер восемь.
Пиллерс проводил Владика до остановки…