Глава IX
НЕОКОНЧЕННЫЕ ПОИСКИ

Рано утром, чуть только рассвело, меня окликнули. Оказалось, что это лейтенант Хрулев в штатском.

— Вставайте, Сергей Михайлович, майор ждет в машине...

Я оделся и поспешил за ним. На дороге стоял большой открытый автомобиль с поднятым верхом. В нем сидели майор Рожков и Краевский. Поздоровались, я занял место, и машина тронулась. По дороге я рассказал майору о своем разговоре с Петей, о том, что, видимо, ему неизвестно, кто скрывается под кличкой «Бедуин».

— Я так и думал — сказал майор. — Но плащ произвел на него впечатление. Вы заметили?

— Пожалуй, заметил, — удивился я вопросу,— только не понимаю, почему.

Майор ничего не сказал.

— Вы знаете, куда мы едем? — спросил он меня после долгого молчания.

— Нет.

— Я хочу попробовать отыскать подземную мастерскую фашистов.

«Попробовать» — в этом слове я слышал деликатный намек на мою непростительную оплошность, когда я так легкомысленно бросил списывать зашифрованную надпись. А теперь камнем на сердце лежал другой грех: я до сих пор ничего не сказал майору о расческе корреспондента.  Я твердо решил сообщить ему про нее, как только мы останемся наедине.

Машина быстро неслась по асфальту дороги, еще влажному от утренней росы, то поднимаясь на горку, то спускаясь в лощину. Мы ехали среди зелени, в которой то здесь, то там уже мелькали желтые и красные листья.

Меньше чем через час мы подъехали к реке и переправились на другой ее берег на моторном пароме. Отсюда дорога пошла сквозь лес. все время петляя вверх по косогору. С обеих сторон плотной стеной стояли деревья. Коренастые дубы с широко раскинувшимися тяжелыми кронами чередовались со стройными кленами и липами.

Но вот лес начал редеть, и машина въехала на гребень. Перед нами открылось широкое пространство. Дорога зигзагами спускалась вниз, огибая невысокие холмы, сплошь заросшие мелколесьем. Слева подымался темный каменный массив. Вдали, у горизонта, белели домики большого селенья и торчала колокольня церкви. Ее золоченый купол ярко горел в лучах солнца. Это было село Дергачи. «Колонна согласия», которую мы искали, должна была находиться где-то поблизости, на вершине одного из холмов, по ту или другую сторону дороги. Мы остановили машину и самым внимательным образом осмотрели в бинокли вершины всех окрестных холмов. Ничего сколько-нибудь похожего на камни — только кустарники и бурьян. Спросить не у кого — кругом ни одного человека. Оставалось обследовать каждый холм в отдельности.

Разделившись на две группы — я с Хрулевым, а майор с Краевским, — мы пустились на поиски.

До сих пор не могу забыть этот день. Вооруженные топорами И серпами, которые предусмотрительно захватил майор, мы взбирались по крутым склонам холмов, цепляясь за корни деревьев и ветви кустарников и с трудом прорубая себе дорогу. Достигнув вершины холма, мы осматривали каждый клочок земли и ничего, кроме кустов жимолости и терновника да зарослей полыни и вереска, не находили. Потом шли вперед, в сторону или через дорогу и снова лезли на другой холм — и так, казалось, без конца. Солнце давно уже стояло высоко и безжалостно пекло. Я не успевал вытирать льющийся градом пот. Грязная от пыли рубашка прилипла к телу. Мучила жестокая жажда. Я давно утратил веру в существование этой невидимой колонны и думал, что почтенная старушка Маева ввела нас в заблуждение.

Опять лезем вверх — и опять разочарование. Будет ли этому когда-нибудь конец? Но вот я смотрю на Краевского, и мне становится стыдно. Ковыляя на протезе и не выпуская изо рта трубки, он карабкается по крутым склонам холмов и спокойно обследует каждую пядь вершины.

Была уже середина дня, когда мы с Хрулевым услышали радостные крики. На вершине одного холма, отстоявшего довольно далеко от дороги, стоял Краевский и размахивал фуражкой, поднятой на палке.

— Сюда! Нашли! — кричал он.

Я тотчас побежал на крик, позабыв про жару и усталость. На вершине большого холма среди густой заросли мы увидели то, что осталось от «Колонны согласия». Каменный круглый постамент высотой в полметра и диаметром около трех метров был сложен из больших, плохо отесанных кусков. В середине его примерно на высоту человеческого роста поднимался остаток колонны. Из центра ее торчал ржавый железный прут. Вокруг были разбросаны щебень и куски железа. Нашли и самый герб — толстый железный щит величиной в метр, на котором заржавленная рука держала заржавленный меч. Кое-где виднелись следы голубой краски и серебра. Это было все, что осталось от герба Лисовских, некогда грозного символа их могущества. Кругом все так заросло дубняком и кустарником, что пришлось поработать топором еще целых полчаса, прежде чем мы очистили пространство вокруг монумента.

Майор достал фотографию киевских учителей и, обходя колонну вокруг, без труда нашел то место, откуда был сделан снимок; таким образом точно определялось положение герба. Ударами топорища выровняли торчащий из колонны прут, между ним и местом, откуда фотографировали учителей, натянули шнурок и перпендикулярно к нему укрепили на пруте рейку. Она и указывала направление «руки Лисовского». Мы снова взялись за топоры и начали прочищать в траве и кустарнике узкую просеку. Стоя за рейкой, Краевский наблюдал за нашей работой, указывая рукой нужное направление. Майор с рулеткой измерял расстояние. Так мы работали добрый час. Спустились по косогору, прошли через молодой кленовый лесок и вышли на небольшую полянку. В конечной точке, на расстоянии ста сорока метров от колонны, вбили в землю столбик. На него положили рейку и ориентировали ее по компасу в направлении запад — восток.

Теперь стали пробивать дорожку тем же порядком на восток, прямо в сторону большой темной скалы. Как я волновался! Как билось мое сердце, когда мы прорубали последние метры просеки! Может быть, недалеко отсюда находится заваленный вход в таинственную мастерскую, или скрытый спуск под землю, или какой-нибудь знак... Двести двадцать пять метров кончались на лужайке у опушки леса, совсем недалеко от берега реки.

Я огляделся. Ничего! Ровно ничего! Пустое место. Ни входа, ни люка, ни столбика — ничего! Одни деревья и кусты. Мы осмотрели всё кругом и ничего не нашли. Нет, впрочем, не совсем так.

Хрулев подошел к майору к встревоженно доложил:

— Товарищ командир, недалеко от полянки в неглубоком рву лежат истлевшие трупы. Очевидно, это рабочие, которых фашисты убили, чтобы избавиться от свидетелей секретной стройки. Это в их духе.

...Я стоял возле могилы неизвестных мне страдальцев и думал о звериной жестокости захватчиков и о той ужасной участи, которая постигла бы нашу Родину, если бы доблесть Советской Армии и стойкость нашего народа не опрокинули планов фашистов.

Что же дальше? Где теперь искать? Куда направиться? Это оставалось скрытым в тех двух строках цифр, написанных на стене камеры, которыми я так легкомысленно пренебрег.

— Ну что же, — заявил майор,— если мы не знаем, куда дальше идти, нам остается только самым тщательным образом осмотреть всю окрестность.

— А если ничего не найдем? — спросил я.

— Тогда, — ответил за майора Краевский, — мы пригласим сюда геологов-разведчиков и поручим им искать. Пусть они применят все новейшие достижения науки. Так или иначе, а эта тайная мастерская будет разыскана.

Решили немного отдохнуть и позавтракать. У Краеаского в сумке нашлось несколько бутербродов с ветчиной и икрой, у Хрулева — консервы и хлеб. Мы уселись на пеньках и стали закусывать всухомятку.

Наступил момент, удобный для объяснения. Я подошел к майору.

— Андрей Матвеевич, я все забываю вам сказать... —

тихонько начал я. — Видите ли, такую же расческу, какую нашли у Сердобина и в бойнице башни, я раньше видел у корреспондента Коломийцева, когда он был здесь. Он хранил ее в бумажнике.

— Что же вы мне раньше не сказали?

— Все забывал.

— Такие вещи не забываются. Точь-в-точь такую или очень похожую?

— Не могу сказать, я ее видел мельком, как следует не разглядел.

— Гм... Какого роста Коломийцев?

— Довольно высокого.

— А плаща вы у него не видели?

— Не помню. Какое-то пальто было.

— Он очки носит? Тоже не помните?

— Носит, помню.

— С какими стеклами, сильными или слабыми?

— Не заметил. Очки большие, круглые.

— Теперь все носят только такие.

Он говорил громко, нисколько не щадя моего самолюбия. Хрулев и Краевский все это прекрасно слышали. Я стоял с растерянным видом и не знал, что отвечать. Заметив это, Краевский вмешался в разговор.

— Ты думаешь, Андрей, — спросил он Рожкова, — что это был тот самый плащ? Но возможно ли. чтобы убийца решился продать его, хотя бы и с другими пуговицами? Не безопаснее ли ему было не рисковать, а просто уничтожить эту улику — забросить или закопать?

— Сам он ничего не продавал. Плащ продал сообщник, вернее — помощник. Вы, Сергей Михайлович,— обратился Рожков ко мне обычным спокойным тоном, — еще не знаете истории с плащом. Вот взгляните сюда...

Он вынул из бумажника небольшую карточку и передал мне. Это была цветная фотография пуговицы, по форме похожей на грибок, серо-зеленого цвета, снятой в различных положениях.

— Это пуговица от прорезиненного плаща. — продолжал майор. — Мы нашли ее в карьере, недалеко от тела старика Сердобина. По ниткам видно, что она оторвана недавно. Пуговица отлетела, когда старик боролся с убийцами, а те не заметили этого. Или же заметили, но не решились спуститься вниз и оставили такую важную улику. Находка эта могла бы послужить нам нитью к раскрытию преступления. К сожалению, нить эта оборвалась.

— Оборвалась?

— Да. Я распорядился следить за всеми магазинами, скупающими поношенную одежду, и задержать человека, продающего плащ с такими пуговицами. Рано утром на ярмарке лейтенант Хрулев задержал гражданина, продающего плащ, правда, с другими пуговицами. Тот самый плащ. Сергей Михайлович, что я вам показывал. Помните?

— Помню. И вы думаете, — воскликнул я, — что это был плащ, который носил убийца?

— Похоже на то.

— И продавца задержали, вы говорите?

— Да, задержали, но его пришлось отпустить. Он оказался перекупщиком и сам только что купил плащ у какого-то гражданина. Покуда мы с ним разговаривали, собственник плаща-успел уехать на автобусе. Его видели при посадке. Досадно!.. Нить оборвалась. И все-таки плащ сослужил нам службу...

Майор достал из кармана спичечный коробок и вынул из него завернутый в бумажку осколочек стекла.

— Осторожно, не уроните! Это кусочек разбитых очков. Мы нашли его в кармане плаща.

Я и Краевский стали рассматривать стеклышко. Это был совсем маленький осколочек в форме сегмента. По такому крошечному кусочку трудно было судить о номере очков. Во всяком случае они были очень слабые.  — Очки, кажется, очень слабые, — сказал я.

— Да, — согласился майор.— Я пошлю этот осколок на экспертизу. Там все точно определят.

— Странно! Такие слабые очки, по-моему, никто никогда не носит.

Майор промолчал.

— Так ты думаешь, — спросил его Краевский, — что Коломийцев может быть причастен к этому делу?

Рожков ответил не сразу:

— Про Коломийцева я слышал как про человека хорошо проверенного и вполне надежного. Давно уже работает корреспондентом. На фронте был военкором почти четыре года. Имеет ордена... Все же сегодняшнее показание товарища Зернина насчет расчески заставляет меня навести кое-какие справки, — закончил он сухим, почти официальным тоном.

Я тогда далеко не все понял из этого разговора. Только впоследствии, много времени спустя, я узнал о том, что случилось в селе Лановцы в тот самый день, когда мы были там на ярмарке.