Книга: Разговор с Вождем
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

22 июня 1941 года,
Западный фронт
Из всех танковых соединений РККА 22-й танковой дивизии, входящей в состав 14-го мехкорпуса Четвертой армии Западного Особого военного округа, повезло меньше всех. Пункт постоянной дислокации дивизии находился на практически ровной местности прямо на берегу Буга, в южном военном городке на окраине Бреста, всего в паре километров от госграницы. Это означало только одно: два танковых, стрелковый и артиллерийский полки находятся в зоне досягаемости любых артсистем Вермахта. Более того, территория расположения прекрасно просматривалась с сопредельной стороны, позволяя гитлеровцам вести прицельный огонь по заранее разведанным целям.
В реальной истории приказ о приведении в боевую готовность дивизии передать не успели (как и всем остальным подразделениям мехкорпуса), что имело поистине катастрофические последствия. Начавшийся ранним утром 22 июня артиллерийский налет, впоследствии поддержанный бомбовыми авиаударами, уже в первые минуты уничтожил или серьезно вывел из строя немалую часть бронетехники и автомобилей. Одновременно под огнем оказались склады боепитания, продовольствия и ГСМ, госпиталь, казармы и дома комсостава. Еще до прекращения огня погибло большое количество бойцов и гражданских лиц из числа семей командиров дивизии. Разгром был полным и ужасным.
Но в ЭТОТ РАЗ все пошло несколько иначе. Во-первых, в 22-й ТД были внезапно отменены плановые учения танкистов, и артиллеристов на полигоне, и личный состав остался в расположении. Во-вторых, в ночь с 19 на 20 июня из Генштаба пришел зашифрованный приказ срочно заправить ВСЕ боевые машины горючим, загрузить на борт танков двойной боекомплект и немедленно начать скрытный вывод всех полков из ППД. Неисправную или требующую ремонта технику приказывалось бросать на месте. Вместе с танкистами уходили артиллеристы тяжелого гаубичного полка и мотострелки. Тыловые службы – мастерские, склады, госпитальное и банно-прачечное хозяйство – выводились вторым эшелоном. Семьи комсостава также приказывалось срочно эвакуировать в тыл, однако транспорта не хватало. Практически все автомашины занимались вывозом боеприпасов, горюче-смазочных материалов и содержимого многочисленных складов, и людям приходилось добираться до ближайшей железнодорожной станции в основном пешком или при помощи гужевого транспорта, что сильно снижало темп и вызывало вполне объяснимую нервотрепку у и без этого «зашивающихся» командиров подразделений, практически не спящих вторые сутки.
Суть происходящего была ясна всем, от командира танковой дивизии генерал-майора Пуганова до последнего бойца, будь он хоть танкистом, хоть артиллеристом или пехотинцем: утром 22 июня начнется война. Война с гитлеровской Германией. О возможности которой им так часто рассказывали на политзанятиях, делая особый акцент на том, что СССР войны категорически не хочет и всячески оттягивает ее начало, например при помощи заключенного два года назад Пакта о ненападении, якобы связывающего Гитлеру руки. И их задача сейчас – закрепиться на не разведанных противником замаскированных позициях вдоль Буга и Муховца, взять под контроль мосты и наиболее подходящие для переправ места и сдержать первый удар вероломно вторгнувшегося на советскую землю противника.
Но, как бы там ни было, к ночи с двадцать первого на двадцать второе все полки дивизии заняли позиции. Экипажи ночевали прямо в замаскированных ветками и прочими подручными материалами боевых машинах. Посты охранения были удвоены, а кое-где и утроены. Пошатывающиеся от усталости командиры подразделений раздавали последние указания подчиненным или вносили правки, склоняясь над испещренными цветными пометками картами местности. Время, казалось, застыло на месте, медленно, словно бы нехотя, отсчитывая последние минуты мирной жизни: два часа тридцать три минуты… два часа сорок семь… три часа двенадцать минут… три часа тридцать минут… три часа пятьдесят две…
Без пяти минут четыре на территорию военного городка 22-й танковой дивизии РККА обрушились первые осколочно-фугасные снаряды, выбрасывая вверх подсвеченные короткими вспышками фонтаны земли и дыма. Первые же залпы с великолепной точностью поразили открытые стоянки и ангары бронетехники, склады и казармы. Территорию мгновенно затянуло пылью и дымом, и в глубине этого душного смертоносного марева, пронизанного воющими осколками изодранного тротилом чугуна, вновь и вновь полыхали зарницы новых взрывов. Располагавшиеся наиболее близко к бывшему ППД бойцы, наблюдавшие эту картину с расстояния в полтора километра, боялись даже представить, что случилось бы, останься они там, спящими в казармах или стоящими в караулах…
А затем через Буг начали переправляться передовые части Второй танковой группы Гудериана, и времени на размышления не осталось…
* * *
Взрыв мостов через Западный Буг оказался для гитлеровцев весьма неприятной, но, к сожалению, вполне преодолимой преградой. Пока саперы наводили понтонные переправы, «Tauchpanzer» 18-й танковой дивизии «Panzergruppe. 2» скрытно форсировали реку по дну к северу и югу от Бреста. Эти боевые машины, называемые самими немцами «ныряющими танками», изначально разрабатывались для вторжения в Англию по дну Ла-Манша и оснащались оборудованием для пересечения водных преград глубиной от пяти до пятнадцати метров. Специальная труба с поплавком – «шнорхель» – обеспечивала поступление воздуха в боевое отделение и в моторный отсек, позволяя бронемашине двигаться под водой, а выхлопные газы удалялись при помощи клапанов высокого давления, защищавших двигатель от попадания воды. В отличие от сверхлегких советских плавающих танков, легкобронированных и вооруженных только пулеметами, это были штатные машины Панцерваффе, способные вести бой с любым танком противника и потому представлявшие серьезную силу. Тем более что в число «Tauchpanzer» входили не только «тройки», но и куда более мощные «Pz-IV», вооруженные орудиями калибром 75 миллиметров.
Танкисты 22-й ТД вступили в бой с попытавшимися с ходу занять плацдарм гитлеровцами около пяти часов утра, что стало первым танковым сражением Великой Отечественной войны. Укрытые в полукапонирах и складках местности и замаскированные подручными средствами боевые машины в первый момент остались незамеченными противником, чем и воспользовались советские наводчики. Однако, потеряв несколько машин, гитлеровцы развернулись в боевой порядок и контратаковали…
– Короткая! – «БТ-7», качнувшись вперед-назад, притормозил, и сержант Гаврилов, убедившись, что прицельная марка лежит точно под срезом башни немецкого танка, выстрелил. Отдача швырнула казенник назад, стреляная гильза звонко лязгнула о броню. Заряжающий, Серега Боев, уже торопливо запихивал новый унитар с выкрашенным в черный цвет снарядом. Молодец, Серега, понимает, что сейчас только «черноголовые» и нужны, не с пехотой, чай, воюют. – Вперед!
Легкий танк быстро набрал скорость, подворачивая вправо, но танкист успел заметить короткий высверк попадания. Бронебойный остроголовый снаряд «БР-240 СП» проломил тридцатимиллиметровую лобовую броню «Pz-III Ausf. F», финишировав, видимо, где-то в районе боеукладки, поскольку мгновение спустя немецкий танк взорвался. Граненая башня на миг подскочила над корпусом, подброшенная ударной волной. Сквозь узкую щель выметнулось неяркое пламя сдетонировавших боеприпасов, и «тройка» вместе со всем экипажем перестала существовать как боевая единица. Прежде чем уничтоженный танк, все еще поблескивавший в утреннем свете влажной после подводного форсирования Западного Буга броней, ушел из поля зрения, обостренное боем сознание Гаврилова успело заметить нелепо кувыркающиеся в воздухе створки башенных люков, выбитых мощным внутренним взрывом. Есть, готов, падла!
Бой с внезапно появившимися немецкими танками, отчего-то мокрыми по самые башни, шел, как субъективно казалось Степану, уже который час. На самом же деле сознание подсказывало танкисту, что не прошло и десяти минут. Да и часы на запястье, на циферблат которых он успевал, едва ли не против воли, периодически поглядывать, врать не могли. Семь минут, всего каких-то семь минут после выстрела командирской «тридцатьчетверки», с первого снаряда спалившей головной немецкий танк! Следом отстрелялись и другие машины; а в полукилометре гулко забухали орудия замаскированных «двадцать шестых» и «бэтушек» второй роты. Оставив на дороге несколько подбитых в борт танков, немцы немедленно рассредоточились и, определив их позиции по дыму и вспышкам выстрелов, растянулись атакующей по фронту цепью, благо местность позволяла. Оставаться на месте дальше стало смертельно опасно – в том, что гитлеровцы быстро пристреляются по неподвижным мишеням, сомнений не было, и советские танки рванулись вперед. Начался первый в полыхнувшей едва час назад войне встречный танковый бой.
Радиостанции на борту танка не имелось – как, собственно, и на большинстве боевых машин дивизии, – так что о ходе боя Гаврилов мог судить исключительно по тому, что удавалось разглядеть урывками через приборы наблюдения. А много ли рассмотришь изнутри постоянно маневрирующей, чтобы сбить прицел вражескому наводчику, машины, когда тебя к тому же нещадно швыряет из стороны в сторону? Тем более что приходится еще и оценивать обстановку, наводить орудие и вести огонь? Практически ничего…
Понятно было только одно: легкой победы ждать не приходилось. Первый успех, когда советским танкистам удалось долбануть с фланга по шурующей со стороны Буга колонне, выбив с полдесятка машин, остался, несмотря на численное превосходство, не более чем первым успехом, и дальше бой пошел на равных, причем хрен пойми с перевесом в чью сторону. Вести огонь с гарантированным поражением вражеской техники с любого расстояния могли разве что новые «Т-34», которых имелось аж четыре штуки… нет, уже три, пару минут назад Степан видел, как застопорилась, густо задымив двигателем, напоровшаяся на болванку «тридцатьчетверка».
«Двадцать шестые» и «БТ» могли бить немцев с дистанции максимум в полкилометра, а лучше и поближе, метров с трехсот. Если попадешь, конечно. Вон, чтобы спалить этого гада, понадобилось целых три выстрела: в первый раз сержант смазал, выпалив «в молоко», во второй почти попал, но болванка лишь высекла сноп фиолетовых искр из бортовой брони, уходя в рикошет, и только с третьей попытки вломил под погон, куда и целился. Зато между выстрелами пришлось неслабо поуворачиваться, поскольку и гитлеровский наводчик тоже не зевал. Спасло лишь то, что механик-водитель попался опытный, еще на Халхин-Голе успел за рычагами посидеть, да родная «бэтушка» однозначно превосходила противника в маневренности и скорости…
Танк подпрыгнул, с ходу наскочив на неровность почвы или поросшую травой кочку, и вильнул в сторону. Раздраженно зашипев под нос, Гаврилов с трудом удержался на месте и приник к налобнику прицела. Сбоку зло выматерился заряжающий, которому в швыряемой из стороны в сторону стальной коробке приходилось еще хуже. Не ровен час, уронишь под ноги снаряд, да взрывателем вниз, об полик, и амба всем троим. Приплыли. В смысле, приехали.
Башня ближайшего вражеского танка сверкнула коротким огоньком выстрела. И хотя сержант понятия не имел, в них ли целил немецкий наводчик или в кого-то из товарищей, идущих справа-слева, но чисто инстинктивно пихнул сапогом мехвода, продублировав команду срывающимся, уже успевшим охрипнуть, несмотря на ларингофон, голосом:
– Вправо!!!
Танк заложил вираж, и инерция в очередной раз впечатала Степана в стенку башни. И в тот же миг броня коротко завибрировала, отзываясь на наружный удар. Что-то ожгло плечо прямо сквозь плотную ткань комбинезона, словно хлыстом ударили. Или веткой крапивы по голой коже, как в детстве, когда они с деревенскими пацанами эдаким образом в догонялки-обжигалки играли. Гаврилов пару секунд тупо пялился на отслоившуюся с внутренней поверхности башенной брони белую краску, изодранную осколками неровно лопнувшей брони, от которой остро пахло горячим металлом. Ну ни хрена себе! По ним, стало быть, немец стрелял, по ним! Еще полсекундочки промедления, и прошило бы, словно фанеру! А так – в рикошет болванка ушла, только вмятина да небольшая, сантиметров в десять, трещина остались. А плечо то ли ударом припечатало, то ли вторичными осколками. Ладно, потом разберемся, некогда сейчас. Главное, рука цела, пусть и болит, но двигается.
Поняв, что промазали, немцы резко ушли в сторону, однако башня продолжала доворачиваться в сторону оказавшегося излишне шустрым русского танка. Наводчик «Pz-III» не собирался упускать непокорную цель. Тем более что на такой дистанции – боевые машины разделяло не более четырех сотен метров открытого пространства, лишь кое-где поросшего куцым кустарником или изрезанного неглубокими овражками, – легкий танк представлял нешуточную опасность даже при атаке в лоб.
До боли закусив губу, Гаврилов изо всех сил вжался в налобник, одновременно крутя маховик поворота башни. «Врешь, сука, я первым выстрелю! Дуэль устроить хочешь? Добро, будет тебе сейчас дуэль». Наконец прицельная марка наползла на корпус противника, и Степан, скомандовав мехводу «короткую», выстрелил. Попал… вот только не туда, куда следовало: подсвеченная донным трассером болванка влепилась в нижний лобовой бронелист, прикрытый запасной гусеницей. Сержант успел заметить, как в снопе выбитых кинетическим ударом искр разлетелись в стороны траки разодранной гусеницы, и вражеский танк вздрогнул, будто напоровшись на невидимое препятствие, однако продолжил движение.
Под рукой лязгнул орудийный затвор, запирая в каморе новый унитар, в ноздри шибануло тухлятиной сгоревшего кордита, после каждого выстрела попадавшего в боевое отделение из орудийного ствола. Не угореть бы, при такой-то частой стрельбе! Неожиданно сержант понял, что имел в виду мехвод, когда говорил, что во время войны с японцами они люки полностью не запирали. А он еще спорил, дурень, мол, не положено, мол, люки в бою должны быть задраены по-боевому…
– Коля, давай к подбитому, за дымом укроемся! – проорал Гаврилов механику, приняв неожиданное решение. Мехвод задумку командира понял, направляя боевую машину в сторону горящего немецкого танка, сожженного их прошлым выстрелом. «Тройка» к этому времени уже вовсю полыхала, выбрасывая из люков и решеток МТО ревущие простыни рыжего пламени, и прибиваемый ветром к земле шлейф густого черного дыма скрыл советский танк от немецкого наводчика. Отлично! Сержант довернул башню, нащупывая противника в орудийный прицел. Ага, вон ты где, гадина… стрелять собрался? Ну, давай, пали, над горящим корпусом только башня возвышается, да и ту дым маскирует, хрен попадешь. Так и вышло: немец выстрелил, но снаряд лишь высек сноп искр из брони горящего танка, заставив вздрогнуть сорванную взрывом с погона, но оставшуюся на месте башню. Пора!
– Коля, вперед метров на семь, остановка – и сразу перекидывай передачу. После выстрела – сдавай назад. Поехали!
Танк рванулся вперед, почти сразу же затормозив, и Степан торопливо закрутил маховички тонкой наводки. Времени у него немного, пока немцы перезарядятся да прицелятся, так что мазать нельзя. Угловатый корпус вражеского «панцера» вполз в поле прицела, и марка легла точнехонько на вертикальный лобовой лист в районе смотрового прибора механика-водителя. Чуть подняв прицел, сержант выстрелил. Не дожидаясь команды, механик начал движение, вновь скрывая бронемашину в дыму.
Попал! Немецкий танк дернулся, отвернув чуть в сторону, и, проехав с десяток метров, заглох. Было пробитие или нет, Гаврилов так и не понял, но водителю всяко конец. Как минимум сколами брони башку продырявило. И, возможно, не только ему одному.
– Вперед, обойди его сбоку и давай короткую, добьем гада! – Боковым зрением сержант отметил, что Серега успел перезарядиться, и снова приник к прицелу. Объехав противника с фланга, «бэтушка» снова замерла, качнувшись корпусом вперед-назад, и Степан всадил ему в борт еще одну болванку, учитывая толщину брони и расстояние, на сей раз с гарантированным пробитием. Вражеский танк так и не взорвался, лишь из приоткрытого командирского люка выметнулся небольшой клуб сизого дыма, однако Гаврилова это уже не интересовало: после двух попаданий экипажу всяко конец…
* * *
Не имея связи с другими машинами роты, сержант бронетанковых войск Степан Гаврилов не знал, что его экипаж оказался в числе немногих счастливчиков, которым удалось не только уцелеть, но и уничтожить по несколько танков противника. Другим повезло куда меньше. К исходу короткого танкового боя от роты осталось всего пять машин, считая вместе с его «семеркой». Остальные к этому времени уже жарко полыхали, смешавшись с танками противника. В других подразделениях 22-й танковой дивизии ситуация оказалась еще хуже, рельеф местности и расстояние не позволили вести бой на равных, и советские танкисты понесли катастрофические потери от ведущих огонь с предельных дистанций немецких танков. Но свою задачу они все же выполнили, задержав гитлеровцев и уничтожив больше половины танков 18-й дивизии. Самое главное, героизм советских танкистов не позволил врагу с ходу занять намеченные рубежи, пусть и на несколько часов, но затормозив стремительное продвижение на восток.
Спустя несколько часов десять последних уцелевших танков первой и второй рот, куда входил и «БТ-7» сержанта Гаврилова, организовали на Жлобинском направлении фланговую засаду и приняли бой с моторизованной колонной 3-й танковой дивизии генерала Моделя, нанеся гитлеровцам серьезные потери, однако сами при этом были уничтожены, спаслось всего несколько танкистов.
В последующие дни не получившие повреждений боевые машины дивизии приняли участие в контрударе 14-го мехкорпуса под Брестом, после чего сражались под Жабинкой и Кобрином. В отличие от ПРОШЛОГО варианта истории, дивизия не была расформирована в конце месяца, поскольку сохранила к тому времени почти полтора десятка танков (в реальности к 28 июня в составе 22-й ТД не осталось ни одной бронемашины), и оказалась отведена в тыл на переформирование и доукомплектацию…
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7