Действие четвертое
ЛИЦА:
Засыпкин.
Анисья Тихоновна.
Белоносов.
Лена.
Воротов.
Молоков.
Марфа Лукинишна.
Чепраков.
Ширинкин.
Действие происходит в доме Засыпкина. Сцена представляет ту же комнату, что и во втором действии.
Явление I
Засыпкин и Чепраков.
Засыпкин (сидит на диване, Чепраков стоит у дверей). Да подойди поближе… ну?.. (Чепраков делает несколько шагов.) Да иди же, ну, вот так повернись, а я на тебя посмотрю. Какой ты, братец, нынче франт стал: сюртучок с иголочки, брючки, жилетка, галстучек… Да уж не жениться ли собрался?
Чепраков. Какая женитьба, Иван Тимофеич, да и предмет этот по нынешним временам чрезвычайно дорогой.
Засыпкин. Да и не стоит, ежели хорошенько разобрать. Как это пословица-то насчет чужих жен говорит?.. «Ходи по лесу да не хрястай, люби чужих жен да не хвастай». Аккуратная пословица. Нет, не женись, Чепраков, а то я, пожалуй, надену вот этакий же сюртучок, напомажу головку, да к твоей жене и подсыплюсь мелким бесом. Чужое-то завсегда слаще.
Чепраков. Изволите шутки шутить, Иван Тимофеич…
Засыпкин. Я-то?.. Да ты, брат, меня не знаешь: других поучу, как эти дела делают. А ты как думаешь, Чепраков, хитрый я человек или нет?.. Ведь шельма?..
Чепраков. Это точно, что… гм…
Засыпкин. Да, да… Кругом народ обманывал, всех из дураков в дураки ставил. Так?.. А вот только себя хитрее не быть, Чепраков… Над другими-то смешно, когда они перед тобой заячьи петли начнут выметывать, а сам-то и удавку себе на шею наденешь и своими руками тянешь ее за оба конца, а все думаешь, что этак-то, мол, ровно, лучше будет… Да ты чего стоишь-то, садись. (Чепраков усаживается на кончик ступа.) Теперь взять Анисью… Ну, что ома такое – девчонка-девчонкой еще, и довольно глупая девчонка, а как она всех окрутила – ничего не разберешь: то ли она уж очень хитра, свыше меры, то ли глупа… Теперь тоже вот этот Белоносов – засел он мне в башку, как железный гвоздь. Ну, да это все равно, а я жену покончу…
Чепраков. Что вы, Иван Тимофеич… как можно-с?.. Лучше прикажите, я Белоносову руки и ноги переломаю…
Засыпкин. С Белоносовым свой разговор – он не уйдет от нас… я насчет жены. Ну, убью ее, потом меня в суд, на подсудимую скамью… Поклонюсь на все четыре стороны народу православному: рассуди, честной народ, по совести… по-божескому…
Чепраков. Присяжные оправдают… Нынче суды легкие пошли, особенно кто жену убивает, то есть развратных ежели…
Засыпкин. Как ты сказал: развратных?.. Значит, и моя жена развратная?.. Да как ты смеешь?.. а?..
Чепраков (поднимается и начинает пятиться к дверям). Я-с… ничего-с, Иван Тимофеич… Вы сами насчет убийства заговорили… я-с…
Засыпкин. Какого убийства?..
Чепраков. А насчет того, что хотите Анисью Тихоновну порешить за неверность… могу всегда даже на суде показать.
Засыпкин. Я тебе это говорил?.. не может быть?.. (Хватает себя за голову.) Ах, да, помню, помню… Тебе и быть-то вот здесь не следовало бы, в моем-то дому… а я еще с тобой разговоры разговариваю. Ну, зачем ты сюда пришел?
Чепраков. Сами велели, я и пришел-с… Вы насчет того, чтобы Анисью Тихоновну караулить.
Засыпкин. Ну, и видел ее с Белоносовым?
Чепраков. Точно так-с… Вчера вместе они по улице шли.
Засыпкин (смотрит ему в лицо). Вот что, Чепраков, очень уж ты глуп, братец, оставь меня одного. Ну, шли по улице: что из этого?
Чепраков (обиженно разводит руками). Это уж как будет вам угодно-с… (Уходит.)
Явление II
Засыпкин один.
Засыпкин. Да, остается одно: убить Анисью… (Вынимает из бокового кармана револьвер и рассматривает его.) Славная игрушка… (Прицеливается.) Бац – и все кончено. А потом… ну, потом напечатают в газете, что старик золотопромышленник Засыпкин застрелил молодую жену, пойдут разговоры… следствие. (Оглядывается.) Здесь неловко будет ее убить… кровь везде… Лена испугается… О, боже мой, боже!.. (Хватается за голову.) Вот до чего дошел. Заманю ее лучше в Молоковский сад, к беседке… там, на дорожке, славный такой желтый песочек… Может, там она с Белоносовым целовалась, так уж заодно и смерть примет. Ах, Анисья, Анисья… Как закрою глаза, так и вижу ее мертвую-то: белая-белая, еще лучше, чем живая, а только где-нибудь на груди полоска крови. Впрочем, чего же бояться: дело решенное; чем скорее, тем лучше. Сегодня же…
Явление III
Засыпкин и Лена с работой в руках.
Лена. Ах, это ты, папа?
Засыпкин (неловко старается спрятать револьвер). Да, я… здравствуй, голубчик. (Целует ее в лоб.) Ну, что, как ты себя чувствуешь?
Лена. Я, папа, ничего… Папа, ты это что такое спрятал в карман?.. Мне показалось, что это револьвер…
Засыпкин. Да, револьвер… Купил недавно. Езжу на прииски, так, может быть, пригодится. Прощай, крошка.
Лена. Куда же ты, папа?..
Засыпкин. Ах, голубчик, некогда мне. (Целует ее.) Дел по горло… Ну, прощай. (Быстро выходит из комнаты.)
Явление IV
Лена одна (сначала стоит несколько времени посреди комнаты, потом садится с работой на диван).
Лена. Все у нас в доме какие-то такие стали, ничего не поймешь: друг от друга прячутся, что-то скрывают… Может, это мне так кажется, потому что я и сама не такая, какой была раньше… Все боюсь чего-то… Бедный, бедный папа, если бы он только подозревал, какая я дрянная девушка! Таких прежде, говорят, закапывали живыми в землю… ух, страшно!.. (Вышивает.) А иногда мне делается как-то совсем все равно, никого не жаль, ни о чем не хочется думать, точно я сама умерла…
Явление V
Лена и Воротов.
Воротов. Здравствуйте, Елена Ивановна…
Лена (не смотрит на него). Здравствуйте, Василий Петрович…
Воротов. Что поделываете?
Лена. А вот вышиваю салфетку… Посмотри, какой славный узор: крестики, потом палочки, потом опять крестики – целая фигура и выдет…
Воротов (наклоняется над работой и заглядывает Лене в глаза). Да, узорчик веселенький… и фигура выйдет. В том роде, как у меня в башке – тоже такие крестики да палочки… А что, Лена, я сильно изменился по-твоему?..
Лена (поднимает на него глаза). Да… кажется, изменился. Впрочем, я и сама хорошенько не знаю. Иногда мне кажется, что ты совсем меня не любишь, а иногда… вот когда так с глазу на глаз остаешься, так кажется, что любишь.
Воротов. А вот теперь, сейчас, Лена, люблю я тебя или нет?
Лена. Теперь?.. Да ведь это все равно, Вася, ты знаешь сам, что нашей свадьбе не бывать…
Воротов (обнимает ее). А ежели я этого захочу? А если я вот возьму тебя так, в охапку, да и унесу, далеко унесу… Лена, голубчик, видит один бог, как я тебя люблю!..
Лена (освобождается от его объятий). Нет, Вася, это ты сам себя обманываешь. Любил прежде, а теперь… Нет, Вася, я слышу это, сердцем своим слышу. Тебе иногда бывает жаль меня, ну, может быть, совесть мучит… А я этого не хочу: ты сам по себе, а я сама по себе…
Воротов (хватается за голову). Не то, ах! все не то, Лена, голубчик… Как увижу тебя, все во мне точно перевернется, сердце дрогнет, и так на душе хорошо сделается, светло… Плакать хочется, в глаза тебе смотреть. Ты чему это смеешься?
Лена. Так… смешное вспомнила. Нужно чаще смеяться, будет жить веселее. О чем горевать-то?.. Вон, посмотри, как я узор перемешала с тобою!..
Воротов (схватывает ее за руку и целует). Елена Ивановна, простите меня, подлеца… и гоните меня с глаз долой, потому как я, по своей подлости, мизинца вашего не стою. Гоните меня… ни одному слову моему не верьте: обману, продам…
Лена. Вася, что ты, бог с тобой? Опомнись… ты нездоров…
Воротов (бросается перед ней на колени). Леночка, голубчик, гони меня… а то убежим куда-нибудь, вот сейчас убежим! Ах, что я болтаю: от себя не убежишь, от своей подлости.
Лена (закрывает лицо руками). Вася, Вася… Вон Анисья Тихоновна сюда идет, я не могу… я убегу (Убегает.)
Явление VI
Воротов и Анисья Тихоновна.
Анисья Тихоновна (осматривается кругом). Здесь кто-то, кажется, разговаривал?
Воротов (с сдержанной злобой). Да-с… это я разговаривал сам с собой-с.
Анисья Тихоновна (подходит к столу и берет оставленную Леной работу). А это, вероятно, ты вышивал тоже сам с собой? Ха-ха… И соврать-то человек не умеет толком.
Воротов (вырывает у нее работу и прячет в боковой карман). Не смейте прикасаться к этой самой вышивке… да-с…
Анисья Тихоновна. Вот как… это еще что такое?
Воротов. А такое… то самое, к чему вашим рукам и прикасаться не следует. Это Елена Ивановна вышивали-с… ихними чистыми пальчиками. Вот и все-с, а у нас с вами свои узоры… Я по вашему приказанию поступал преподло с Еленой Ивановной, как только можно поступить с девицей, надсмеялся над ними, а теперь казнюсь…
Анисья Тихоновна. И казнись, потому что у тебя голова всегда была пустая. Выйдет замуж, венец все прикроет… велика беда!..
Воротов (бросается на нее с кулаками). Молчать, змея! сейчас задушу, своими руками задушу. Все равно – один конец!..
Анисья Тихоновна (старается обнять его). Вася, голубчик, миленький… ну, убей меня, сейчас убей!..
Воротов (отталкивает ее от себя). Отойди, сатана… Знаем, старая песня: и миленький, и сухой-немазаный… Какой я тебе миленький?.. Мне на белый свет глядеть тошнехонько… отрава ты всем нам, вот что!.. Ведь сейчас Елена Ивановна была здесь, каялся я перед ней, а ты зачем пришла?
Анисья Тихоновна. Соскучилась по тебе и пришла… Твоя-то Ленка всегда плаксой была, а теперь совсем обревелась. Эх, парень, парень, двойной твой разум: и девку жаль, и бабу не хочется отпустить… Да еще и баба-то тебе не по чину досталась. А по-моему, вот как нужно жить: семь бед – один ответ. А любить, так любить – горячо, до слез: старые будем, все замолим… Ну, что скажешь, Еруслан Лазарич?
Воротов. Сняла ты с меня голову, Анисья: думаю одно, говорю другое, делаю третье… Не знаю даже, есть ли на всем белом свете другой такой подлец, подобный мне!
Анисья Тихоновна. Ну, запел… Да разве подлецы такие бывают?.. Ты просто тряпица, и больше ничего…
Воротов. Тряпица, а, однако, подлость устроил в полной форме… А она, Елена Ивановна, какая-то безответная: хоть бы слово, а глянет, так точно ножом по сердцу. (Бьет себя кулаком в грудь.) Ихняя кротость вот где мне сидит.
Анисья Тихоновна (ласкается). Будет, Васенька… ненаглядный мой, соколик ясный!..
Воротов. Опять: миленький, ненаглядный!.. Говорить вам со мной нечего, вот вы и твердите то же да по тому же, а я никакой любви в себе не чувствую. Разорвал бы вас и себя…
Анисья Тихоновна. Уйдем, Вася, отсюда, и конец делу… Вон Иван Тимофеич и револьвер купил, хочет в меня из револьвера стрелять.
Воротов. Револьвер, говоришь?.. А позвольте узнать, куда мы уйдем?..
Анисья Тихоновна. Как куда?.. Ты уж должен это знать… ты – мужчина. Ну, в Нижний пока уедем…
Воротов (бессильно машет рукой). В Нижний?.. Нет, видно, таких местов для нас с вами не налажено, чтобы от своей совести можно было схорониться… В воду – одна дорога, а ты – в Нижний!
Анисья Тихоновна. Вздор… Уйдем завтра же. Слышал?..
Воротов. Не оглох…
Анисья Тихоновна. А то я одна уйду – пропадайте все здесь. Пусть плачут, убиваются, мне это и нужно. Ха-ха!..
Явление VII
Те же и Марфа Лукинишна входит торопливо в сопровождении Ширинкина.
Марфа Лукинишна (размахивает руками). Ох, убил! батюшки, родимые, убил насмерть!!
Ширинкин. Тихон Кондратьич из-под вседониму вырвались и в полной форме столарню произвели: все в дому колотят… людей разогнали…
Марфа Лукинишна. И едва живая ушла… ох, батюшки, да чего же я-то буду делать?.. (Плачет.)
Анисья Тихоновна. Да говорите вы толком, ничего не пойму…
Марфа Лукинишна (строго). А ты что же это, матка-свет, с матерью-то не здороваешься?.. От поклона голова не отвалится, а умнее матери нехорошо быть…
Анисья Тихоновна. Извини, мама, я совсем не о том думала. (Целует мать.) Здравствуй, Харитоша.
Ширинкин. Да ведь мы сегодня разов сто виделись с вами, Анисья Тихоновна… хе-хе!..
Анисья Тихоновна. Ну, значит, забыла… ах, не до того мне!..
Марфа Лукинишна. Чтой-то, Анисья, и в самом-то деле: забыла да забыла… Вертишь хвостом, а вот ужо я доберусь до тебя. Плохо тебя муж учит, а выколачивал бы лишнюю-то дурь, так лучше было бы… Так я говорю, Харитоша?
Ширинкин. Право-с… я не знаю-с. Анисья Тихоновна – такие благородные дамы…
Марфа Лукинишна. А что же я-то, по-твоему, чем я хуже Анисьи, чтобы меня увечить… а? Родная моя дочь, мое рождение, вдруг сделалась благороднее матери. Что она шляпки носит да хвост прицепила, а муж содрал бы шляпку-то, да сгреб бы за хвост, да прямо по благородству…
Анисья Тихоновна. Будет, мама, надоело ваши глупости слушать. Всех на свете нельзя переколотить… Вася, ты сходи-ка к ним да посмотри, что там делается, а то от них все равно толку не добьешься…
Воротов. Я живой рукой… (Уходит.)
Ширинкин. Дело самое простое: из-под вседониму вырвались Тихон Кондратьич, и теперь дом коромыслом… Сами с себя вседоним сняли и пошли чертить, только брызги летят. Кричат на всю улицу: «Не подходи… всякого убью!..»
Марфа Лукинишна. А этот проклятущий абвокат еще пуще идола-то моего смущает… пьянешеньки, хоть выжми, как грецкие губки.
Ширинкин (заглядывает в окно). Да вон они, легки на помине… прямо сюда на извозчике катят.
Марфа Лукинишна (начинает бегать по комнате). Ох, батюшки… да куда же я-то денусь от своего идолища!.. Даже ноженьки отнялись со страхов… разразит он меня. Думала, хошь здесь спрячусь, а он за мной… батюшки, да куда же я-то?..
Анисья Тихоновна. Харитоша, уведи ее куда-нибудь, ну, хоть к Мосевне.
Ширинкин. Слушаю-с. Марфа Лукинишна, пожалуйте-с…
Марфа Лукинишна. Ох, веди, куды знаешь… Идол-то мой отвернет мне голову, как пуговицу!.. (Уходят.)
Явление VIII
Анисья Тихоновна, Молоков с Белоносовым.
Молоков (не замечает дочери). Что это за оказия, Белоносов, куды я только ни пойду – везде пусто. Издали видишь, как будто и человек стоит, а пришел – никого нет.
Белоносов. Это от страху перед вами народ расступается, Тихон Кондратьич… да-а!..
Молоков. Со страху?.. ха-ха!.. люблю!.. Будет, брат, мне сидеть под вседонимом… Три годика высидел, а теперь сокрушу!.. Всех сокрушу!.. И первого Ваньку изувечу, вот сейчас изувечу, потому столько он раз меня надувал… столько надувал…
Анисья Тихоновна. Никто вас не боится, тятенька, это только одно ваше воображение…
Молоков (обертывается). Что-о?! А, это ты, Анисья… Ну, и отлично, хоть один живой человек… Неужели ты меня не боишься?..
Анисья Тихоновна. Никого я, тятенька, не боюсь…
Молоков. Вот молодец-баба!.. Иди, я тебя поцелую…
(Целует ее.)
Белоносов. Позвольте и мне, Анисья Тихоновна, свою недостойную образину приложить к вашей ручке…
Анисья Тихоновна. Ну, уж извините… (Брезгливо прячет руки за спиной.) Вы теперь на лягушку походите: глаза слезятся, лицо светится… тьфу!..
Молоков. Ха-ха… Тут засветится рожа, когда мы закручиваем вторые сутки. Ай да Анисья, гони его, паршивца… Анисья, хочешь, озолочу? Прииск мы добыли с Белоносовым, да еще какой прииск… ха-ха-ха!.. Всех завяжем в один узел…
Анисья Тихоновна. Мне и своего золота по горло, папенька… Если бы вы раньше немножко догадались, а теперь поздно.
Молоков. Глупая: палка на палку нехорошо, а золото на золото не давит… Ну, а что твой-то сахар медович, куда он от меня спрятался?.. Испугался, небось… ха-ха!.. Скажи-ка ступай ему, Анисья, что, мол, гости тебя ждут.
Анисья Тихоновна. Хорошо, я сейчас… (Уходит.)
Явление IX
Молоков и Белоносов.
Молоков. Вот за это самое и люблю ее, за удаль… Небось, живая в руки не дастся. Люблю… У них что-то с мужем-то, кажется, тово?..
Белоносов. Совсем на ножах дело: старик-то ревнует, а она его пуще дразнит…
Молоков. Ай да Анисья, люблю! ха-ха… Пожалуй, Ваньке несдобровать, не по себе дерево загнул.
Белоносов. Сильно ссорятся… Иван-то Тимофеич все смешком да шуточками донимает, придавит и отпустит, как кошка с мышью, а Анисья Тихоновна в сомнении его держит. Своя политика, и весьма даже верная, потому что Иван Тимофеич теперь совсем закружился и не знает, на кого ему броситься. Сильно дичит… А знаете, это и со мной бывает, Тихон Кондратьич: как выпьешь, так и начнет казаться, что все куда-то едешь, едешь…
Молоков. А я так совсем наоборот: мне изломать чего-нибудь нужно… Вот и сейчас: так бы и хряснул всю эту Ванькину музыку. (Оглядывает мебель.) В щепы бы разнес…
Явление X
Те же и Засыпкин.
Засыпкин. Ах, папенька, как я рад!..
Молоков. Здравствуй, здравствуй, зятюшка… А вот мы пришли тебе неприятность сделать. Так, Белоносов?
Белоносов. Совершенно верно. Мы теперь вам покажем, как порок наказывается, а добродетель торжествует… (С важностью раскуривает сигару.)
Молоков. Валяй его, валяй… а потом я.
Засыпкин. Что же это вы, бить меня пришли?..
Молоков. А это, как уж найдет на меня: хочу помилую, хочу разнесу… в собственном твоем доме в щепы тебя расщепаю, Ванька.
Засыпкин. Очень приятно слышать… Говорят, вы, папенька, богатое золото нашли.
Молоков. А тебе на что? Опять околпачить меня хочешь?..
Засыпкин. Нет, я так… Жаль мне вас, папенька, потому много вам будет лишних хлопот с деньгами-то.
Молоков. Не твоя забота, а у меня вон какой помощник-то (тычет на Белоносова), кругом шестнадцать рюмок осилил.
Белоносов. Ничего, могу-с…
Засыпкин. Что же это я, папенька, как-то не могу понять: что вам собственно нужно от меня?..
Молоков. Постой, постой, все еще не могу я рассердиться на тебя настоящим манером… Дома страсть что натворил: все вверх дном поставил, потом захотелось мне тебя отлупить. Всю дорогу сердился… Ну, приехал сердитый, а тут вот Анисья меня точно расхолодила – нету во мне настоящей злости… Сижу вот и стараюсь на тебя, подлеца, рассердиться, а сердца-то и нет.
Белоносов. Да ведь Иван Тимофеич вас под вседоним запятил?.. А потом прииски отнял?..
Засыпкин. Да, да… Потом дочь отнял… (Смеется.)
Молоков. Ванька, ты смеешься надо мной?.. (Поднимается.) Да я тебе разе игрушка дался… а?!. Ну, каков ты человек есть?.. Повесить тебя мало, мошенника… а?.. (Машет рукой.) Нет, не могу никак по-настоящему-то… все Анисья виновата, рассмешила.
Засыпкин. Папенька, да вы не беспокойтесь напрасно: успеете еще как-нибудь после избить меня, а теперь не хотите ли закусить, выпить… У меня балычок есть свеженький, икорка.
Молоков. Белоносов, ты как полагаешь?
Белоносов. Да что же тут полагать: честь лучше бесчестья…
Засыпкин. Пожалуйте, господа, прямо в столовую, я там уж все приказал… я сейчас приду, за вами следом.
Молоков. Водки выпью, так, может, лучше рассержусь. (Уходят.)
Явление XI
Засыпкин один.
Засыпкин (оглядывается). Никого нет… один… Нужно что-то сообразить, а перед глазами какие-то пятна, круги… Господи, как это тяжело!.. Посмешищем стал для всех… Куда это ум девается у человека?.. Топчешься на одном месте, как оглушенный. (В дверях показывается голова Ширинкина и быстро исчезает.) Тошно… (Садится к столу.) Говорят, были в старину великие божий угодники, настоящие праведники, которые спасали даже самых великих грешников: душегубцев, безбожников, блудниц, разбойников… души человеческие спасали. Да… А я все-таки порешу Анисью: один конец…
Явление XII
Засыпкин и Ширинкин.
Засыпкин (не замечает Ширинкина). Господи, а как я любил ее!.. больше всего на свете любил… Как увидел я ее, когда она из Нижнего приехала, так даже свет из глаз выкатился, а теперь… (Смеется и плачет.)
Ширинкин. Иван Тимофеич, господь с вами, что это такое вы говорите?..
Засыпкин (вскакивает и опять садится). А… это ты, Харитоша. Как ты меня испугал!..
Ширинкин. Я-с… Вам нездоровится, Иван Тимофеич?..
Засыпкин. Мне?.. С чего ты это взял?.. Впрочем, должно быть, действительно нездоров. (Щупает голову.)
Ширинкин. По словам по вашим заметно-с, что вы как будто не в себе… нехорошие у вас слова-с, и смех тоже. Отлично бы теперь отдохнуть, Иван Тимофеич: малины испить, рюмочку водки и на боковую. Сейчас все воспарением пройдет.
Засыпкин. Воспарением?
Ширинкин. Точно так-с… Я всегда так делаю. Тоже вот мяты хорошо с липовым цветом, весьма способствует… полирует кровь-с.
Засыпкин. Способствует?.. А если у меня душа болит – и тогда помогает?.. Может, у меня там, на душе-то, ночь темная лежит… нет, хуже ночи. Я вот с тобой разговариваю про липовый цвет, а сам, может быть, думаю душу человеческую загубить…
Ширинкин (плачет). Иван Тимофеич… голубчик… зачем вы такие слова выговариваете?.. Грех вам большой-с за это самое будет. Надо богу молиться, вот напасть-то сама собой и отвалится, как старая короста. Все мы люди грешные, Иван Тимофеич, на всех на нас грехов-то, как черемухового цвету, а только надо прощать-с… всем прощать-с…
Засыпкин. Да ты грешил ли когда-нибудь, Харитоша?!. Это тоже болезнь вроде запоя: все равно, как пьяницу первая рюмочка тянет… молитвы в человеке нет… сатана в нем сидит…
Ширинкин. Иван Тимофеич… голубчик… смириться надо, сердце свое утишить… сатане-то тогда нечего делать, как таракану в нетопленной избе-с. Ей-богу. (Вытирает глаза платком.)
Засыпкин. О чем же ты плачешь, Харитоша?..
Ширинкин. Жаль… вас жаль, Иван Тимофеич!.. Разе я не вижу, как вы мучаетесь?..
Засыпкин (смеется). Нашел тоже, кого жалеть… ах, ты, Харитоша, Харитоша, глупый ты человек!.. Я тебя по миру пустил, а ты надо мной же плачешь… Слышал? Да разве тебя одного! (Машет рукой.) Ну, это уж мое дело, а ты вот что, ступай и пошли мне Васю… Мне поговорить с ним нужно.
Ширинкин. Хорошо-с, он тут где-то вертелся. (Нерешительно останавливается в дверях.)
Засыпкин. Ну, чего еще стал?
Ширинкин. Я так-с… (Быстро уходит.)
Явление XIII
Засыпкин один.
Засыпкин (ходит по сцене). Нашелся же человек, который и меня пожалел. Те, кого любишь, петлю на шею наденут, а вот человека нищим сделал, да он же меня и жалеет. А Лена?.. Ну, она, конечно, поплачет… потом выйдет замуж и забудет про отца. Что такое думал сейчас?.. Да, Анисью убью, а потом себя… Помню Анисью, как она еще девочкой была, на руках нашивал, баловал ее, а теперь… Нет, не буду думать! скорее, скорее!..
Явление XIV
Засыпкин, Воротов и Ширинкин.
Ширинкин. Вот и Вася, Иван Тимофеич.
Засыпкин. Отлично… Ну, Вася, иди сюда, сядем рядком да поговорим ладком. (Усаживает его с собой на диване.)
Ширинкин. А мне, Иван Тимофеич, прикажете уйти-с?..
Засыпкин (гладит Воротова по спине рукой). Ну, Вася, нужно.
Ширинкин (усаживается на стул). Я вот тут на кончике. Посижу-с…
Засыпкин (гладит Воротова по спине рукой). Ну, Вася, нужно мне с тобой поговорить… Я тебя звал… Постой, зачем я тебя звал?.. Ах, да, ты видел Анисью?
Воротов. Видел-с… то есть нет. Со вчерашнего дня не видал…
Засыпкин (укоризненно качает головой). Эх, Вася, нехорошо… Не научился, видно, ты еще обманывать-то. И Белоносова не видал?..
Ширинкин (вскакивает). Тихон Кондратьич пьяные-с спят на диване в столовой, а Белоносов с Анисьей Тихоновной сидят в гостиной-с…
Засыпкин. Да, да, я знаю… Так и должно быть. Зачем ты, Вася, обманываешь меня, голубчик?.. Моих седых волос жаль?..
Воротов (смущенно). Я так, Иван Тимофеич… сам не знаю, как сболтнул.
Ширинкин. А ты правду говори, Васенька, правда-то всегда лучше.
Засыпкин. Что же, я не скрываю ни от кого своего стыда… Анисья сама ищет себе любовников, сама свидания назначает. Пусть походят, пусть помилуются, а от моих рук не уйдут… Так, Вася?..
Воротов. Не знаю-с…
Засыпкин. Да это уж решено и подписано… А мне тебя, Вася, нужно вот на что: все мы – грешные люди, под богом ходим – сегодня жив, а завтра неизвестно. Понимаешь?.. Ну, дочь у меня одна останется… девушка она еще молодая, а посмотреть за ней некому… Мало ли что может случиться, на грех мастера нет… Так вот я и хотел попросить тебя, Вася… как родного сына… Васенька, голубчик, не оставляй Лену… (Вытирает глаза платком. Ширинкин отвертывается лицом к двери и тоже вытирает глаза платком). Будь ей родным братом.
Воротов. Иван Тимофеич, что вы… точно умирать собрались.
Засыпкин. В животе и смерти бог волен: может, и умереть придется… А ты, Вася, дай мне великую клятву, что будешь хранить Лену, как зеницу ока. У меня больше никого нет, вся надежда на тебя… Так вот ты и поклянись, а Харитоша будет свидетелем.
Воротов. Да вы меня переживете, Иван Тимофеич… что вы в самом деле прежде смерти собрались умирать?..
Засыпкин. Нет, Вася, ты ничего не знаешь… (Вынимает из кармана револьвер.) Вот из этой штучки сначала уложу Анисью, а потом, может… (Воротов испуганно вскакивает.) Ты чего это испугался, Вася?.. А потом…
Явление XV
Те же и Анисья Тихоновна быстро входит.
Анисья Тихоновна (хватает мужа за руку). Это еще что такое? Револьвер… батюшки, как страшно! Ха-ха… Да вы, Иван Тимофеич, кажется, совсем с ума спятили!..
Засыпкин (вырывает руку). Оставь!.. Не твое дело… ступай, откуда пришла, а то сейчас убью тебя, змею…
Анисья Тихоновна. Ну, бей… бей!..
Засыпкин (бессильно спускает руку с револьвером). Анисья… нет, мало тебя убить… слышишь: мало!!
Воротов (бросается на колени перед Засыпкиным). Иван Тимофеич… убейте меня… меня убейте!..
Анисья Тихоновна (старается зажать ему рот рукой). Васька… молчать!.. Вася… Васенька… опомнись, голубчик!..
Засыпкин (отталкивает жену). Нет, пусть говорит все… все!.. Вася, говори…
Воротов. Убейте меня, как собаку… я… я…
Явление XVI
Те же и Лена вбегает на крик, в дверях показываются испуганные лица Марфы Лукинишны, Мосевны, Белоносова и Молокова.
Лена (подбегает к отцу и хочет защищать собой Воротова). Папа, папочка… я тоже виновата… (Закрывает лицо руками.)
Анисья Тихоновна (толкает Воротова в плечо). Уходи, несчастный… слышишь?..
Засыпкин (отталкивает дочь). Прочь от меня… Елена, уйди!.. Не твое здесь дело…
Лена. Папочка… я виновата… я должна выйти за Васю…
Засыпкин (оглядывается кругом). Что такое? Где я?..
Воротов. Иван Тимофеич, я обманул Лену… и вас обманывал с Анисьей Тихоновной… (Указывает на нее.) Вот моя любовница… она научила меня, чтобы обмануть Лену и жениться на ней…
(Лена с криком падает, Ширинкин бросается к ней и старается поднять ее.)
Анисья Тихоновна (Воротову). Врешь, подлец! Я ничего не знаю…
Засыпкин (отводит ее в сторону). Анисья, постой…
Анисья Тихоновна. Я ничего не знаю… он все врет!..
Засыпкин. Анисья, будет… где я?..
Ширинкин. Слава богу, очнулась…
(Стоявшие в дверях лица окружают Лену и стараются ее увести.)
Засыпкин. Оставьте… не троньте!.. Где я?.. (Подходит к дочери и хочет опуститься перед ней на колени.)
Лена. Папа… папа… я не знала… я…
Засыпкин. Лена… Господи, что это такое? (Бьет себя кулаками в грудь и хватается за голову.) Идите сюда все… Анисья… Вася… Я один виноват… во всем виноват… мой грех…
Ширинкин (хочет увести его). Иван Тимофеич, господь с вами… опомнитесь!..
Засыпкин (вырывается). Мой грех… одна была у меня дочь, и ту загубил!.. Всю жизнь добрых людей грабил… двух жен уходил, хотел третью убить… простите!..
Занавес
1887
