Уже десять лет Жанаргюл Бакирова работает в школе. Она считалась одной из самых опытных учительниц не только в районе, но и во всем Иссык-Куле.

Она сразу замечала, кто из учеников не слушает и думает о чем-то постороннем, безошибочно угадывала, что этот из-за домашних неприятностей не выполнил задание, а тот за шалости был наказан родителями. И также безошибочно определяла, кто не знает урока и старается скрыть это от нее.

Выступая на совещаниях, Жанаргюл часто говорила, что педагогу крайне необходимо быть психологом. А сегодня Темирболот поставил ее в тупик. Вот уже сколько дней она живет в его семье, а он все еще остается для нее загадкой. Она старалась по-всякому воздействовать на Темирболота, но не смогла расположить его к себе и узнать причину его грубости с ребятами. По ее мнению, она оказалась слабее Темирболота. Кто-то сильной рукой вышиб из ее рук оружие, и она не может наступать…

«Простите меня! Но я не виноват» — как понять эти слова?.. Ни десятилетний педагогический опыт, ни навыки психолога ей не помогали.

«У человека шесть граней, двенадцать характеров» — так говорят в народе. Среди людей встречаются природные скандалисты. Перед ней один из таких — Темирболот. Ему минуло шестнадцать — пошел семнадцатый. Это уже далеко не ребенок. Подобно тому как град выбивает из колосьев зерна, жизнь выбила из Темирболота детство. Перед Жанаргюл как бы прошла вся жизнь Темирболота, когда-то рассказанная его матерью. Мальчик рос без отца. Молодая Айкан сама выкормила сына, сама должна была его воспитать. Никто не помогал Айкан по хозяйству. Она одна хлопотала по дому, одна работала в поле.

Да, у каждого своя судьба!.. Айкан не могла быть неотступно с сыном — то надо выбежать за дровами, то подоить корову. А что делает маленький Темирболот? Лежит и пищит в бешике, с невытертым носом, в мокрой пеленке.

Да… бывало и так.

Он подрос, начал ползать. А кому было за ним следить? Зола… Темирболот лез в золу… Порезал ладошки, все коленки в ссадинах…

«Сироте — семь палок» — говорят в народе. Темирболоту попадало от земли, пока он с ней не освоился. Начал делать первые шаги — падал в ямы, тонул в арыках.

В те годы в колхозе еще не было яслей. Айкан оставляла Темирболота у старушки Сайкал, уходила на работу.

Всех дел не переделаешь! Стоило старушке за что-нибудь взяться, Темирболот без пригляда сразу набедокурит. Сайкал только и оставалось причитать: «Если бы сыновья мои вернулись с войны, то и невестки мои были бы дома. Одна бы из них присмотрела за Темирболотом!» Ребенок, глядя на слезы старушки, тоже начинал плакать. Придет Айкан, застанет и старушку и мальчика в слезах, сердце сжимается.

Решила Айкан оставлять Темирболота у аксакала Ашыма. Но Сайкал не соглашалась:

— Темирболот растет без отца — сирота. Я тоже живу без семьи и детей. Одиноким вместе быть легче, они понимают друг друга. Ты, Айкан, не волнуйся так. Когда Темирболот станет старше, он соколом взовьется в небо!

Старушка Сайкал и аксакал Ашым любили Темирболота, рассказывали ему сказки, забавные случаи из жизни. Темирболот рос сдержанным, задумчивым. Пошел в школу, хорошо учился. Своими способностями он радовал не только мать, Сайкал и Ашыма, его успехами гордились многие жители аила, которые помнили Медера.

Темирболот рано начал понимать, что он у Айкан единственная опора и надежда. Пока Айкан днем работала в колхозе, он управлялся со всеми домашними делами. С десяти лет он возился в огороде — сажал овощи, полол сорняки…

Все шло хорошо. Почему же Темирболот стал таким драчуном и забиякой?

Учительница исподлобья наблюдала за юношей.

В комнате было тепло. Темирболот снял рубашку и остался в майке. Жанаргюл отметила сильные, крепкие бицепсы, широкую грудь, железную мускулатуру, перевела взгляд на крепкие руки с широкими ладонями.

«Да, да… он с малых лет знает, что такое труд. Нелегко ему приходилось. Вот он и вырос жилистый, неутомимый, сильный. Умеет держать язык за зубами… Его секреты запрятаны глубоко. Если бы не так, давно бы все стало ясно. Товарищ Бакирова, ты чего-то не поняла… Поверила на слово не очень внимательным педагогам, недостаточно критически отнеслась к жалобам ребят. Ты, преподаватель и психолог, допустила большую оплошность. Не подумала, что Темирболот испытал больше многих сверстников, что он лучше других молодых парней знает жизнь. Какой же ты педагог, если не старалась заглянуть ему в душу, не подумала об особом к нему подходе? Относясь к его выходкам, как к ребяческим, ты многое недооценивала. Но самое важное — ты не постаралась разгадать, что он затаил. Что же? И что теперь делать? Где найти ключ к его сердцу?»

— Темирболот, — обратилась она к нему после некоторого раздумья, — хочешь, я расскажу тебе про свою жизнь?

— Расскажите, очень интересно, — быстро ответил Темирболот, сел поудобней и приготовился слушать.

— Айкан, кончай плакать! Я расскажу вам о себе. Может быть, это поможет нам жить дружнее.

Айкан кончиком пухового платка вытерла слезы, подсела ближе к Жанаргюл и попросила:

— Рассказывай!

Жанаргюл сбросила с плеч шаль и заговорила:

— Отец мой тоже из Иссык-Куля. Он, закончив ученье, поехал на юг Киргизии, остался там работать и встретился с моей будущей матерью. Они поженились. В мае 1930 года я появилась на свет. Видно, я родилась несчастной. Отца и мать вскоре убили басмачи. Меня приютила соседка, выкормив грудью, — у нее родился сын почти в одно время со мною. Но, как говорят, на бедного Макара все шишки летят. Когда нам с молочным братишкой исполнилось по пяти лет, умер мой приемный отец, а следом — и мать. Соседи, посоветовавшись, отдали нас в детский дом в городе Узгене.

Очень тяжело ребятам, которые помнят ласку отца и матери, на первых порах привыкать к детскому дому. В те годы условия там были неважные. Не хватало одежды, не было постельного белья. Особенно плохо было с питанием. Я не помню, чтобы мы хоть раз наедались досыта. Старшие ребята отнимали часть той скудной пищи, которая предназначалась нам с братишкой. Сопротивляться было бесполезно. Если видели воспитатели, они вступались, а без них — ходили голодные. Мы с братишкой часто болели, были истощенные и слабенькие. Что только к нам не приставало! Ребята не хотели с нами играть. Мы становились все угрюмее и угрюмее. Порой мне хотелось поколотить обидчиков…

— Правильно! — перебил Темирболот, вскакивая с места.

— Но я этого не делала! — улыбаясь, возразила Жанаргюл.

— А зря! Впрочем, тогда вы были еще маленькая! — Темирболот тяжело вздохнул, досадуя, что Жанаргюл не удавалось в то время постоять за себя.

— Нам исполнилось по восемь лет, и мы пошли в школу, — продолжала учительница свой рассказ, — окончили десятый класс в Узгене, затем поступили во Фрунзе в пединститут. Брат после окончания института пошел в аспирантуру, а я работала, чтобы ему было легче учиться. С тех пор вот так и работаю. Муж мой тоже был учителем.

В прошлом году он умер. — Она помолчала. — Вот, Айкан! Вы с Темирболотом теперь все обо мне знаете.

Я никогда не брала чужого, не интересовалась сплетнями, старалась всем делать только хорошее. И от друзей, — Жанаргюл улыбнулась, — никогда ничего не скрывала. Я таю свои мысли и поступки только от врагов! Скрывать что-то от друзей я считаю бесчестным…

Темирболот вздрогнул и внимательно посмотрел на Жанаргюл.

Учительница заметила, что ее слова произвели на Темирболота впечатление.

— Мой молочный брат Кенеш, — после недолгой паузы снова заговорила Жанаргюл, — сейчас живет во Фрунзе, работает в Академии наук. У него два сына и дочка. Хотя мы с ним и чужие по крови, но любим друг друга, как родные. Однажды, когда мы еще учились с ним в пединституте, я заметила, что брат начал что-то от меня скрывать, я его расспрашивала, а он отмалчивался. Позднее все выяснилось. Оказалось, что один из его товарищей однажды неудачно пошутил. «Кенеш, — сказал он моему брату, — я слышал, что твой отец совсем не тот, про кого ты думаешь… Твоим отцом был грабитель, который по ночам лазил по квартирам». Кенеш вспыхнул и бросился на обидчика. Их разняли. Кенеш затаил в себе злобу против этого парня. Как-то тот снова повторил свою глупую шутку. Кенеш, недолго думая, расквасил ему нос.

— Вот здорово! Молодец! — хлопая в ладоши, крикнул довольный Темирболот.

— Совсем не молодец, а, наоборот, глупый человек! — возразила Жанаргюл. — Нос у этого парня так и остался изуродованным. Кенеша чуть было не исключили из комсомола, объявили строгий выговор за хулиганство. Мне за то, что не смогла повлиять на брата, объявили выговор. А если бы он не скрыл от меня этот случай, скандала могло бы и не быть.

— Почему? — удивленно спросил Темирболот, заглядывая в глаза Жанаргюл.

— Воспитывавший меня человек — настоящий отец Кенеша. Я рассказала бы все обидчику Кенеша, объяснила бы, что такими вещами не шутят… Задира просто извинился бы перед Кенешом за глупые шутки, и, может быть, они остались бы друзьями.

— Обязательно остались бы друзьями, и никакого скандала бы не было, — вставила Айкан, все время сидевшая молча.

— После этого случая Кенеш поклялся никогда от меня ничего не скрывать… Конечно, первому встречному не следует выбалтывать свои секреты, но у любого человека должен быть друг, с которым нужно всем делиться — и плохим и хорошим.

— А если это такая тайна, — с трудом выговорил Темирболот, — о которой рассказывать стыдно? Оттого и приходится вымещать злобу молча. — Он покраснел, нагнул голову и от волнения не смог продолжать.

— Стыдно рассказать матери? Ну, если ты ее стесняешься, хотя это для нее оскорбительно, скажи мне… Мне не можешь — поделись с кем-нибудь другим. Я наблюдаю за тобою и вижу, что у тебя есть какой-то секрет и ты его ото всех прячешь… Может быть, в этом и причина твоих безрассудных поступков…

— Простите меня, — снова прервал учительницу Темирболот, — я все расскажу, но расскажу только вам.

Взглянув на Айкан, Жанаргюл заметила, что та готова заплакать от радости.