Глава 3

Давыдов волновался, как кадет перед свиданием с гимназисткой. Он получил от Элис записку в ответ на свою: красавица очень сдержанно обещала нанести ему визит. Читая это краткое послание, никто бы не догадался, что замышляется ночной побег из номера на третьем этаже «Метрополя» в номер на четвертом.

Барсуков немного обиделся, что приятель улизнул от него в гостиницу. Ссориться с ним Давыдов не желал и потому позволил увлечь себя в «Чепуху» – ресторан за Крестовской заставой, где выступали то певицы с романсами, то плясуньи с бубнами. Денис намеревался, поужинав там и запасшись шампанским с корзинкой фруктов, ближе к полуночи явиться в «Метрополь» и ждать Элис в бодром расположении духа.

Но когда друзья прибыли в «Чепуху», то обнаружили, что ресторан на весь вечер снял какой-то гуляющий без чувства меры купец.

– На что ему весь ресторан, братец? – спросил ошарашенный Барсуков у швейцара.

– Тс-с-с!.. Бабу свою изволят голой добрым людям казать! – прошептал почтенный бородатый служитель.

– Это как же?!

– Тс-с-с… Она уже там! Плясать будет телешом. Тьфу, прости господи! – И швейцар тихонько перекрестился.

– Да ты, братец, спятил. Как это вдруг – плясать телешом?! – не поверил Давыдов. Он знал, конечно, что в столичных борделях за деньги и не такое непотребство покажут, но чтобы в приличном ресторане?

– А вот так. Ремесло у ей такое. Сказывали, ей за то большие деньги платят. И еще раз – тьфу!..

– Да это же наверняка Мата Хари! – сообразил Барсуков. – Денис, нам несказанно повезло! А скажи, братец, купца-то ты знаешь?

– Как не знать, – приосанился швейцар, – господин Бабушинский!

– Точно. Бабуин! – воскликнул Давыдов. – Русский бабуин! Все сходится!

– Тише ты… А что, братец, не провел бы ты нас потихоньку в ресторан? – любезно спросил Барсуков. – Да не усадил бы в темном уголке? А мы готовы соответствовать…

И он полез в карман, всем видом показывая – соответствие будет щедрым.

– Нешто с распорядителем договориться? – задумчиво спросил сам себя швейцар.

– И распорядителя не обидим.

– Я не пойду, – сказал Давыдов. – Ты как знаешь, а мне там делать нечего. На голеньких девочек я могу за небольшую плату в других местах посмотреть.

– Но это же Мата Хари! Вся столица шумит! – изумился Барсуков.

– Дура она… – буркнул Денис.

– Странное у тебя понятие о женском уме. Вон – Бабушинского с ума свела, он ей непременно дорогие подарки делает, значит, по-своему – не дура!

Давыдов невольно расхохотался.

– Он ее за то и любит, что совершенно невозможная дурында. Она глупости говорит, русским бабуином его называет, а он от этого в восторге. И ведь как говорит! Подойдет вплотную, прямо в лицо тебе дышит, и какие-то колебания от нее исходят… – Денис замолчал и задумался. – А может, и впрямь? Любопытно ведь, что там могут быть за пляски? Соблазнительные, поди, до последней степени…

– Я понимаю, что ты не хочешь с ней встречаться, – сказал Барсуков, которому Давыдов вкратце доложил о визите к Крестовской, объяснив этот визит просьбой своей столичной родни. – Так ведь нас спрячут. Засунут в какую-нибудь щелку, как клопов, и мы оттуда подглядим. Одно дело, когда эта мадамочка в частных домах выступает, где приличная публика, и совсем другое – для Бабушинского и его дружков. Улавливаешь?

– Да уж…

Уговорившись со швейцаром о цене авантюры, приятели проникли в «Чепуху» со двора и прошли через кухню. Как во всяком приличном ресторане средней руки, в «Чепухе» имелись и просторный зал, и отдельные кабинеты на балконе – вроде лож, даже со шторами. В такой кабинет и препроводили Барсукова с Давыдовым, строго наказав электрическую лампочку не зажигать, сидеть тихо, как мыши под веником, и шторы не раздергивать, а смотреть в щелочку. Потому что ссориться с Бабушинским – это нужно сперва исповедаться, причаститься и завещание написать.

Купец славился буйным и страстным нравом. Посылка медвежонка в кадушке относилась к самым мирным из его проказ. Как-то он поспорил с другим таким же затейником, кто больше съест арбузов. Начали спор в трактире Тестова, где угощались знаменитой тестовской кулебякой, потом как-то загадочно переместились на телеграфную станцию, что на Мясницкой. Там господа, пришедшие отправить срочные депеши, были сильно недовольны вторжением двух расхристанных детин, за которыми следовала банда прихлебателей с арбузами. Способ поедания был вполне в духе Бабушинского – арбуз резали пополам, и спорщики вычерпывали ложками мякоть, каждый из своей половины. Послали за городовым. Бабушинский надел служителю порядка на голову недоеденную половинку арбуза и с торжествующим хохотом убежал. Дальнейший путь спорщиков был отмечен дракой с извозчиками на Лубянке, потом они вломились в «Славянский базар» на Никольской. Там Бабушинский опознал карточного шулера, который ловко его обчистил на Нижегородской ярмарке. Спорщик, тоже именитый купец, проявил солидарность, и вдвоем они кинулись вязать злодея. Тот, убегая, опрокидывал столы, перебил прорву дорогой посуды и устроил величайший переполох в огромном двусветном зале, которым гордились хозяева «Славянского базара». Потом, когда прибыла полиция, уже невозможно было определить, кто, метнув в шулера арбуз, промахнулся и угодил в лоб почтенному воронежскому помещику, прибывшему в кои-то веки с семейством посмотреть на Первопрестольную.

Игрушек у Бабушинского было много. Он где-то раздобыл старую цыганку-гадалку и возил по Москве, слушая туманные прорицания о последних днях и новом потопе. Потом ему прислали из Сибири самого настоящего шамана с бубном. Еще была какая-то история с попугаями, которых он скупил оптом, чуть ли не сотню штук, и отдал знатоку в обучение, а от знатока они сбежали и летали по городу с самыми непотребными воплями, или же их выпустил из клеток лично Бабушинский, так никто никогда и не узнал.

Затем неугомонный купчина, съездив по делам в Павлово, увлекся гусиными боями и, ни в чем не зная меры, привез оттуда четыре дюжины бойцовых гусаков. Нарочно приобрел для них домишко в Замоскворечье, устраивал «круг», целыми днями, вопя и чертыхаясь, стравливал птиц. Затеял даже тотализатор, но в одночасье к этой забаве остыл и обменял все гусиное хозяйство на золотой самородок, вывезенный из Сибири. Причем ценность самородка была не столько в весе, сколь в заковыристой форме, наводящей на пикантные размышления.

Теперь вот вместо шаманов, попугаев и гусей завелась у Бабушинского Мата Хари.

Пока Барсуков шепотом рассказывал Денису про эти купеческие шалости, небольшую сцену в зале, не зажигая верхнего света, готовили к выступлению. На краю сидел старичок в тюрбане и наигрывал на деревянной флейте, другой старичок подтягивал струны инструмента, с виду – точь-в-точь маленькая кастрюля на длинной палке. Официант, уже во фраке и припомаженный, вынес высокую корзину и установил ее там, где показала сама Мата Хари. Она куталась в отороченный мехом пеньюар, не застегнутый, а подхваченный пояском. Полы пеньюара то и дело расходились и в разрезе мелькали длинные стройные ноги.

– Гляди, Денис, она ведь действительно голая!.. – взволнованно прошептал Барсуков.

– Можно подумать, это для тебя в диковинку? – хмыкнул Давыдов.

– Ни черта ты не понимаешь…

И тут с шумом и гамом ввалилась буйная мужская компания во главе с Бабушинским. Мата Хари смерила мужчин презрительным взглядом и неторопливо ушла за сцену. Бабушинский стал рассаживать гостей за столиками. Ими оказались подвыпившие московские купчики, уже привыкшие одеваться у лучших портных, пара репортеров с опухшими от непрерывной пьянки физиономиями и неопределенная длинноволосая персона с преогромным розовым бантом на шее и морковкой в петлице – возможно, очередной шут при особе Бабушинского. Мелькнуло в толпе и красивое юношеское лицо. Где-то Давыдов уже видел этого стройного мальчика, где-то видел…

Но вспомнить с ходу не удалось, а мгновение спустя Денис невольно присвистнул, узрев еще одного зрителя – черноволосого, как он сам, но смуглого, горбоносого, с узким лицом сухой лепки. Про такие лица в народе говорят: «Рожа топором тесана».

– Ты что? – удивился Барсуков.

– Граф Рокетти де ла Рокка, надо же!.. Этого-то как сюда занесло?

Граф был не более и не менее как международным авантюристом, дорого берущим за свои загадочные услуги. Он мотался между Бомбеем, Стокгольмом и Рио-де-Жанейро. Когда нынче в апреле утонул «Титаник», на котором собрались сливки общества, полиция многих стран перекрестилась с облегчением: Рокетти взял билет на злосчастное судно, а в списках спасенных его не оказалось. Вынырнул голубчик где-то в Португалии…

Кто и зачем прислал его в Москву на сей раз? И на кой ему ресторан «Чепуха», компания Бабушинского и пляски в индийском стиле? Можно, конечно, предположить, что граф всего-навсего развлекается, но его появление в Москве явно неспроста, и об этом непременно следует доложить начальству. «Даже обоим начальствам», – решил Давыдов: своему собственному и «совиному».

Пляски «дурынды», вопреки его ожиданиям, оказались неплохими – и пластическое моление, адресованное огню на треножнике, и посвящение Шиве с разбрасыванием розовых лепестков из корзины. Барсуков от переполнявших его эмоций поскуливал, пофыркивал и временами принимался тихонько скрести ногтями гобелен на стене. Да и Денис не смог остаться равнодушным к эффектному зрелищу.

Вначале Мата Хари вышла в длинной красной юбке и короткой расшитой кофточке, открывавшей на обозрение живот, плоский и упругий, как у девицы. Однако потом «дурында» оставила за сценой сперва кофточку, явившись с двумя металлическими чашками на цепочках, прикрывающими грудь («Видал я и попышнее…», – разочарованно прошептал Барсуков), а затем и юбку, заменив набедренной повязкой из цепочек, бус и еще какой-то дребедени. И наконец, танцовщица вышла полностью обнаженной.

– Вот это да! – не сдержался Давыдов, которому на мгновение стало даже неловко.

– Тю! Да на ней трико, – отмахнулся разочарованный Барсуков. – Ты посмотри на линию груди. Шелковое трико телесного цвета, будь оно неладно! А под шеей ожерельем замаскировано. Тьфу, и тут обман!..

Мата Хари, стоя на одном месте, извивалась на разные лады, пускала волны по телу, изображала волны руками, но не смогла предусмотреть, что компания, обалдев от восторга, начнет хлопать и стучать по столам пустыми бутылками в такт деревянной флейте.

– Теперь мы можем, наконец, уйти? – Давыдову не терпелось телефонировать начальству об обнаруженном опасном авантюристе де ла Рокка. Ох, не к добру заявился граф!

– Да уж, можем… – Барсуков понуро поднялся и поплелся к двери.

Их вывели на улицу, снабдив заказанной корзинкой с шампанским и фруктами, и мальчишка-рассыльный поймал для друзей извозчика.

– Да ты не горюй, – утешал приятеля Давыдов. – Она уж немолода: тридцать лет, не меньше, и в трико она поавантажней будет, чем была бы совсем раздетая. Я слыхал, у нее дети есть. Значит, бюст уж не тот. Да что я тебе объясняю, ты человек женатый – сам знаешь. Сколько у тебя детишек?

– Шестеро, – тоскливо вздохнул Барсуков. – Значит, ты твердо решил в «Метрополь»?

– Да, но подвозить меня к парадному подъезду незачем. Я, пожалуй, выйду у Иверской.

Денис любил эту маленькую часовню. Сейчас она была закрыта, но он думал хотя бы перекреститься на наддверный образ и попросить прощения за прошлые грехи. Он понимал, что краткая молитва впопыхах может и не взлететь к небесам, но бывало – взлетала, и он вскоре получал ответ: не словесный, конечно, однако тогда случалось что-то нужное.

На сей раз в голове составилось такое прошение: «Матушка Богородица, прости мою душу грешную, а вот понять бы, зачем нелегкая принесла этого нехристя Рокетти де ла Рокка…»

От Иверской до «Метрополя» было минуты три ходу. Гостиница имела свою телефонную станцию. Давыдов заказал разговоры с Санкт-Петербургом и вскоре продиктовал сообщение о международном авантюристе. Потом поднялся к себе на четвертый этаж, в недорогой номер. Нужно было торопиться. Денис послал коридорного за дежурной горничной, велел спешно приготовить себе ванну, велел также красиво сервировать привезенные фрукты и шампанское. Хитрая горничная сказала, что может принести изысканный ужин из любого ресторана – их в огромном «Метрополе» имелось то ли пять, то ли шесть, – и оставить его на стуле у двери. Она прекрасно поняла: у господина офицера намечается амурное свидание. Давыдов подумал и решил: если Элис проголодается, горничную можно будет вызвать звонком. Сам же он от волнения голода не ощущал.

Англичанка постучалась после полуночи, когда Денис уже лежал на постели поверх покрывала, только сняв пиджак и жилет, и читал мрачный и тяжеловесный роман Брюсова «Огненный ангел».

Элис была моложе Маты Хари и не нуждалась в шелковом трико…

Это был идеальный с точки зрения Давыдова роман: никаких лишних разговоров, уговоров, объяснений, вспыхнуло пламя в крови – и этим все сказано. К тому же задание Голицына превращалось теперь почти в приятное развлечение. Денис даже отложил роман и дал волю воображению, рисуя картины ближайшего будущего – одна соблазнительней другой.

Однако Элис пришла явно в расчете на серьезный разговор. Начала она издалека: спросила о семействе Давыдова, услышала историю о фамильном локоне, с восторгом рассказала о своей жизни в Санкт-Петербурге, вспомнила светских знакомых и, только убедившись, что любовник вращается в кругах высокопоставленных чиновников, продолжила амурную игру.

Слегка приунывший от болтовни Денис воспрял духом и приступил к приятной части свидания. Элис не возражала. Несколько минут они упоенно целовались и обнимались. Но как только Давыдов попытался перейти к более интимному общению, англичанка мягко и решительно взяла тайм-аут.

– Дорогой, не стоит так торопиться. У нас впереди целая ночь…

– Ты голодна? – Денис попробовал удержать ситуацию на бытовом плане, уловив, что Элис сейчас начнет подготовительную фазу его вербовки. – Давай-ка выпьем немного шампанского с чудесными абхазскими персиками и крымской черешней. Уверен, такого ты еще не едала!

– Хорошо, – без энтузиазма согласилась она. – Только совсем чуть-чуть, потому что у меня к тебе есть очень важный разговор, и головы у нас должны быть совершенно ясными.

Давыдов, довольный маленьким успехом, эффектно выстрелил пробкой в потолок, выпустив из горлышка бутылки ароматный «дымок», и наполнил бокалы на треть игристым золотом «Абрау-Дюрсо». Потом разрезал бархатистый румяный плод пополам, отбросил косточку и протянул половинку персика женщине.

– Персик изумительно дополняет букет настоящего шампанского, – доверительно произнес Денис. – Загадай желание!..

Бокалы встретились с тихим звоном. Элис отпила глоток вина и хотела поставить бокал на столик, но Давыдов не позволил.

– Ты в России. А у нас есть примета: если не выпить до дна, то задуманное не свершится. Ты же хочешь, чтобы твое желание сбылось?

– Очень хочу!.. – Она несколько секунд всматривалась в его лицо, улыбнулась и решительно осушила бокал.

– А теперь сразу – персик!..

– М-мм, вкусно!..

– Ну, что, повторим?..

– Э, нет! – Элис тихо засмеялась. – Я все-таки хочу сначала с тобой поговорить.

– Ладно, я весь внимание!..

Денис снова улегся на кровать в позе римского патриция. Элис опустилась рядом, протянула руку, провела по его смоляным кудрям, накрутила на пальчик знаменитую белую прядь. Вздохнула и будто бросилась головой в омут.

– Я должна тебе признаться, дорогой: я не американка!

– Да-а?! – Давыдов очень умело изобразил удивление. – А кто?

– Я – подданная Соединенного Королевства.

– А что же ты делала в Америке?

– Понимаешь, Дэн, деньги странствуют по миру и ищут место, где бы могли плодиться и размножаться. – Элис явно решила зайти «от печки». – Вы, русские, считаете, что думать о деньгах неприлично. А вот американцы не стесняются этого. В самом светском обществе Бостона дамы преспокойно говорят о деньгах… Но дело даже не в этом. И Америка, и Британия сильно обеспокоены ростом экономического влияния стран «Тройственного союза» и пытаются найти способы… уравновесить ситуацию.

– Что ж, логично. – Денис как бы невзначай положил руку на бедро Элис. – Но при чем здесь ты?

– В Америке есть господа, которые всерьез интересуются Россией, как перспективным партнером. После того, как ваш царь…

– Его Величество – император!

– Извини. После того как ваш император подпишет договор о ненападении с австро-венгерским монархом, Россия станет очень привлекательна для американских банкиров. А это, в свою очередь, почти наверняка сильно обеспокоит британские деловые круги.

– Так ты тут в роли агента влияния верхушки американского делового мира? – уточнил Денис.

– Ты весьма проницателен, дорогой! – Элис наклонилась и быстро поцеловала его.

– Но я все равно не понимаю, зачем ты приехала в Россию?

– Есть два очень влиятельных бизнесмена, которые входят в десятку богатейших людей Америки. Один из них – мой собственный двоюродный дядюшка. Он и его партнер, руководствуясь своим деловым чутьем, решили действовать на опережение и уже вложили деньги в «Российский земледельческий банк», но им стало известно, что Рейхсбанк собирается инвестировать очень крупные средства в техническое переоснащение перерабатывающей отрасли в сельском хозяйстве России. Если это произойдет, американцы… мой дядюшка потеряет большую часть своих вложений, а это будет катастрофа. Видишь ли, дорогой, я весьма обязана дядюшке, он много помогал мне, пока я училась, делала карьеру. Я не могу отказать ему, поэтому согласилась поехать в Россию и попытаться спасти дядюшкин капитал…

– Как-то слишком запутанно… – Давыдову почти не пришлось изображать недоумение. – Ладно, а что я-то могу для тебя сделать?

– О, Дэн, ты можешь сделать очень много! У тебя есть связи, светские знакомства. Кто я для высшего света вашей столицы? Загадочная американка, которая пытается втереться в гостиные ваших аристократов. А ты там – свой. Ты знаешь, с кем и о чем можно говорить. Пожалуйста, помоги мне! – Элис сделала брови «домиком» и закусила пухлую губку.

– Как-то все это странно… – пробормотал Давыдов с видом смущенного рыцаря.

Его обучали, что в подобных случаях, когда идет неприкрытая вербовка, сразу соглашаться не следует, нужно колебаться, возмущаться, набивать себе цену. Да и в конце концов, смешно выглядел бы взрослый мужчина, который позволил за четверть часа уговорить себя интимной подружке и стать участником непонятной интриги.

Англичанка поняла, что перестаралась.

– Который час? – спросила она. – Я, пожалуй, вернусь в свой номер. Я бы не хотела, чтобы Кэти все поняла. Ты ведь ей тоже очень понравился…

– А что случится, если она поймет? – почти искренне удивился Денис.

– Не знаю, – задумчиво ответила Элис. – Она моя подруга, но мне все чаще кажется, что она следит за мной. Может быть, тайно шлет донесения дядюшке или его партнеру… Нет, нет, я пойду!

Элис выпрямилась, сделав вид, что хочет встать, однако рука Давыдова по-прежнему покоилась на ее бедре. Денис набрался храбрости и по-хозяйски погладил упругую плоть под тонкой тканью. Легкая дрожь была ему ответом.

– Я не отпущу тебя, – тихо сказал Давыдов.

И не отпустил.

Потом Элис все же оделась и убежала, а Денис остался в постели, и в голове у него звучал один-единственный вопрос: «Неужели я настолько похож на дурака?»

Логика тут была такая: если бы прекрасная англичанка сочла его умным человеком, то вряд ли стала бы на первом свидании, перед которым не было обязательного флирта с подарками и признаниями, рассказывать о задании, с которым приехала в Москву, и сразу просить о помощи.

Следовало отделить зерна от плевел.

Элис Веллингтон, безусловно, англичанка, и Голицыну это известно. Она располагает деньгами, иначе не сняла бы роскошный номер в «Метрополе». Она – опытная любовница, и хорошо это или плохо – еще вопрос. Такая мастерица сумеет изобразить истинную страсть, одновременно размышляя о списке собственных расходов за последние полгода…

Это – зерна.

История о дядюшке-инвесторе, страдающем приступами наивного доверия, могла до некоторой степени быть правдой, равно как и полной выдумкой. Во всяком случае, проверить не помешает. Но если это легенда, то почти беспроигрышная. Под нее возможно провести любой вариант с обменом или передачей необходимой информации. С другой стороны, очень может статься, что в Америке действительно имеется парочка банкиров, решивших вложить инвестиции в Россию, только вряд ли они подозревают о племяннице. А это уже – плевелы.

Что же касается дурака, Денис вспомнил смешную теорию одной из своих тетушек. Та была убеждена, что красивый мужчина умным быть вообще не может, и место ему – в гвардии, в почетном карауле, в свите персон царской крови, то бишь там, где нужно блистать стройностью, ловкостью и осанкой, но никак не разумом и талантом. Если Элис рассуждает так же – значит, считает своего любовника красавцем, и это может служить утешением…

Решив, что не мешает проверить оба варианта, Давыдов завел свой дорожный английский будильник «Биг-Бен», способный дребезжанием поднять мертвого из могилы, и заснул.

Рано утром он вызвал горничную, велел подать себе в номер крепкий кофе и приготовить ванну, а также вызвать парикмахера. В полку, где Денис служил первые полгода после окончания Академии, была популярной шутка: офицер в любое время суток должен быть до синевы выбрит и слегка пьян, а не слегка выбрит и до синевы пьян. Давыдов, будучи брюнетом, имел вечные хлопоты с этой самой синевой.

Элис, уходя, позволила Денису выпросить, как милость, совместный завтрак в кондитерской «Метрополя», но до этого следовало побывать на телефонной станции и связаться с Голицыным.

– Добро, – сказал Андрей, узнав новости. – Дамочка время зря не теряет. Похоже, не так-то у нее много этого времени. Ну, и ты не теряй. Берись за любое поручение, разберемся! Что касается де ла Рокка, я уже сделал необходимые запросы. Не исключено, что он просто присосался, как клещ, к этой Мате Хари, видя, сколько богатых поклонников сражаются за честь взять ее на содержание. С богом!..

В кондитерскую они явились одновременно, встретились у двери. Элис привела свою компаньонку, очаровательную хохотушку Кэтрин Маккормик. Давыдов попросил столик у окошка, чтобы угостить красавиц суетой московской улицы, видом дорогих экипажей, автомобилей и извозчиков-лихачей.

Рыженькая Кэти восхищалась всем, кроме лакомств: ей до боли не хватало в «Метрополе» гречишных оладий с кленовым сиропом и лакричных конфеток.

Держа в уме наставление Голицына, Денис не торопил Элис, а ждал, пока она сама вспомнит о своей просьбе. Она и вспомнила. Туфелька с изящным французским каблучком коснулась под столом его начищенного сапога. Это означало: милый, я не забыла и хочу поскорее оказаться в номере на четвертом этаже.

Давыдов ответил тем, что поцеловал англичанке руку по-особенному, в запястье, пока Кэти развлекалась занятным для иностранки зрелищем: за окном проплывал караван пролеток, груженных цыганками в полном боевом облачении – ярчайших шалях и юбках. Пришлось Денису рассказывать про цыганские хоры и таборную жизнь, насколько хватило английских слов.

– А я думала, эти люди – дикие, вроде наших индейцев, – сказала Кэти. – Посмотрите, как они руками машут!

И девушка расхохоталась.

Потом Давыдов повел своих дам на прогулку и даже до того дошел в патриотическом энтузиазме, что предложил посетить Исторический музей. Эта идея очень насмешила Кэти. Потом девушка призналась, что терпеть не может музеев, и Денис подумал, что она-то, возможно, и есть настоящая американка – живая, непосредственная и не обремененная тягой к возвышенному. В Элис же за версту чувствовалась если не аристократка, то девушка дворянского происхождения, получившая хорошее воспитание.

– Я бы лучше сходила в какой-нибудь большой магазин, – призналась Кэти. – Хочу видеть, как у вас все устроено. Я сама недавно проработала полгода в отцовском магазине продавщицей в отделе перчаток. Если я стану его хозяйкой, мне нужно знать все, и как продавцы обманывают хозяев – тоже!

– Тут совсем рядом великолепный магазин «Мюр и Мерилиз», там есть на что посмотреть, – предложил Денис.

Как и следовало ожидать, оказавшись в магазине, Кэти ахнула, пораженная его масштабами, понеслась вдоль прилавков и пропала.

– Не беспокойся, она найдет дорогу в «Метрополь», – отмахнулась Элис. – Кстати, а когда ты собираешься в Санкт-Петербург?

– Сегодня вечером я встречусь с одним господином, и тогда станет ясно.

– Ты помнишь наш разговор?

– Да, дорогая.

– Ты обещал мне помочь…

Давыдов такого обещания не давал, но согласился.

– Вечером передам тебе конверт, – деловито продолжила Элис. – Если я сама повезу это письмо в столицу, то просто не смогу его вручить нужному человеку, меня и близко к его кабинету не подпустят. Я знаю, его очень охраняют. А ты сможешь, ты же в высшем свете всем знаком.

– Что за человек, дорогая? Может, и меня к нему близко не подпустят.

– Это секретарь министра внешних сношений господин Чуркин.

– Но… почему именно он? – искренне удивился Давыдов.

– Мне его рекомендовали… – скромно потупилась англичанка и тут же возбужденно взмахнула рукой. – О, смотри! Смотри!..

Давыдов невольно обернулся и ощутил резкое желание нырнуть под прилавок.

Толпа нарядных молодых женщин, главных покупательниц роскошного магазина, расступилась, давая дорогу фантастической красавице, сопровождаемой двумя статными кавалерами. Это были Мата Хари, граф Рокетти де ла Рокка и купец Бабушинский. Недоставало только медведя.

– О боже, она идет сюда!.. – в отчаянии прошептал Давыдов. – Дорогая, встретимся в «Метрополе». Я зайду за вами, пообедаем вместе…

И исчез.

В сущности, ему следовало благодарить сумасбродную плясунью – она дала возможность без суеты добраться до почтамта и телефонировать в гостиницу «Европа», дабы убедиться, что нужный человек приехал.

Но сперва Денис решил проверить одно подозрение.

Спрятавшись за компанией немолодых плотных дам, что во все глаза таращились на шляпу Маты Хари, он несколько минут понаблюдал за Элис и убедился, что ее компаньонка вовсе не увлеклась товарным изобилием. Довольно скоро она вернулась к подруге, из чего следовало, что исчезала она, чтобы дать Элис возможность поговорить с любовником, а потом следила издали, дожидаясь то ли ухода Давыдова, то ли какого-то знака.

Обе девушки, оживленно беседуя и больше не обращая внимания на прилавки, быстро направились через весь магазин к противоположному выходу, о котором знать бы не должны, если только не посещали магазин прежде. Давыдов, однако, подавил в себе желание проследить за интриганками и отправился по своим делам.

Телефонный разговор приятно успокоил Дениса: агент Голицына прибыл вовремя и был готов взять в разработку де ла Рокка. Оставалось встретиться. Давыдов спросил об этом и услышал: Федор Самуилович Нарсежак будет ждать его на Никольской в аптеке Карла Феррейна ровно в полдень, ровно в час и ровно в два. Примета – галстук модного узора «куриная лапка» и номер «Петербургской газеты» в руке. Пароль: «Что нового в столице?», отзыв: «В Мариинке дают “Фею кукол”».

Имя Нарсежака Давыдову уже приходилось слышать – во время событий 1904 года на Дальнем Востоке. Он совершенно случайно узнал в штабе, что один из разведчиков, имевший оперативный псевдоним «Сенсей», на самом деле носит французскую фамилию. Ничего удивительного в этом не было. Сто лет назад, когда остатки наполеоновских войск уходили из России несолоно хлебавши, многие солдаты и офицеры, попав в плен, так и остались в новом отечестве – завели семьи, вырастили детей и передали им свои причудливые для русского слуха имена.

Денис и предполагал увидеть человека, хоть малость похожего на француза. Но невысокий и коротконогий Нарсежак больше всего смахивал как раз на японца. Черные блестящие волосы ложились на лоб справа налево гладкой плоской челкой, прищур и форма носа тоже соответствовали образу самурая. Опознав друг друга, Давыдов с Нарсежаком пошли к Александровскому саду, чтобы, сидя на лавочке, спокойно все обсудить. Тут выяснилось, что «японец» считает себя коренным москвичом – на этом основании его и послали в помощь Денису.

Давыдов сообщил ему все, что знал об авантюристе, включая словесный портрет, и обещал затребовать из столицы данные его бертильонажа. Ведь если Рокетти де ла Рокка попался хоть раз в лапы полиции, его должны были всего обмерить по методике господина Бертильона и сфотографировать. Но Денис сомневался, что граф когда-либо попадался.

Расставшись с Нарсежаком, он с чистой совестью отправился к себе в гостиницу.

– Господин Давыдов, – окликнул портье, едва Денис появился в просторном и гулком вестибюле «Метрополя». – Вам просили передать. Срочно. – И он протянул Давыдову серый казенный конверт с сургучной печатью.

– Благодарю, – сухо кивнул Денис, уже понимая, что все сладко-щемящие предвкушения предстоящего вечера (и ночи!) с Элис, которыми он всю дорогу до гостиницы тешил себя, вмиг разлетелись испуганными мотыльками.

Капитан зажал конверт под мышкой, поудобнее перехватил большой бумажный пакет с покупками и двинулся к лестнице.

– Вам помочь, барин? – сунулся к нему мальчишка-носильщик.

– Брысь! – беззлобно сказал Давыдов и побрел наверх.

Настроение упало вопреки всякой логике. Конверт означал, что начальству позарез понадобился капитан Давыдов для выполнения чего-то срочного. А поскольку Денису всегда нравилась его работа, то, видимо, он должен был обрадоваться новому заданию. Однако радоваться не получалось. Давыдов шел в гостиницу, посещая по дороге магазины. В одном приобрел фунт отменного камамбера и столько же крупного, нежно-золотистого изюма к нему. Ведь всякий гурман знает, что этот сорт сыра великолепно сочетается с вяленым виноградом. В дополнение Денис прикупил в знакомой винной лавке литровую бутыль полусухого «Шардоне» трехлетней выдержки и, лишь представив себе весь процесс употребления сего букета в компании с очаровательной женщиной, едва не захлебнулся слюной. А вот теперь нужно срочно запихивать гедонистские грезы подальше и приводить себя в рабочее состояние.

В номере Давыдов сунул пакет с угощениями в буфет и мрачно уставился на злосчастный конверт. Спустя минуту капитан почувствовал себя вполне рассердившимся и собранным, сломал печать и вынул сложенный вдвое лист с грифом Осведомительного агентства в левом верхнем углу и знакомой размашистой подписью начальника департамента под коротким, отпечатанным на пишущей машинке, текстом.

Перечитав послание раз пять подряд, Денис так и не мог сообразить, какое отношение ко всему описанному имеет его контора. В тексте говорилось о том, что некая общественная организация со странным названием «Большая Медведица» в последнее время проявляет повышенную активность и рассылает пригласительные письма другим общественным организациям с не менее загадочными названиями с предложением провести совместное мероприятие не позднее второй половины июля сего года. Дату, место и время мероприятия предлагалось уточнить путем приватных телефонных переговоров. Давыдову предписывалось принять участие в сборе дополнительных сведений о предстоящем собрании непонятных организаций. Для связи и дополнительных инструкций был дан номер телефона.

С каких это пор Осведомительное агентство занимается обществами и клубами внутри империи? Ведь до сих пор сия функция делегировалась Четвертому управлению Департамента полиции и, отчасти, Особому департаменту. Это их дело – заниматься «внутренними» врагами. А ОСВАГ всегда имело дело с врагами внешними. Видимо, все-таки случилось нечто из ряда вон выходящее, коли потребовалось привлекать его агентов?

Давыдов всегда был человеком ответственным, а потому решил сначала получить всю недостающую информацию, и лишь затем приступать к выполнению задания. И он отправился на телефонную станцию, благо, в гостинице таковая имелась.

– Племянник из Тулы просил передать привет дядюшке, – назвал Денис условную фразу.

– Дядюшка весьма тронут, – прозвучал отзыв. И следом: – Поручик Федотов. Готов ответить на ваши вопросы, господин капитан.

Давыдов хмыкнул: ответить?.. Если бы он знал, что спросить!..

– Ладно, поручик. Вопрос первый: причина привлечения агента, работающего на другом направлении. Вопрос второй: где вводные данные? Вопрос третий: сроки исполнения нового задания и его приоритет.

Федотов на другом конце провода явственно покряхтел, кашлянул, но заговорил бодро и четко.

– Вводная. Силами агентства однозначно установлено, что в ближайшее время в Москву прибывает некая Марта Бетенфельд. Официально она приезжает в составе делегации Парижского воздухоплавательного клуба к российским единомышленникам из Общества воздухоплавания и планеризма. Однако по сведениям нашей агентуры, эта дама имеет задание встретиться с представителями русских сообществ «вольных каменщиков»…

– Масоны?! – не удержался Давыдов.

– Так точно. Масоны. Мадемуазель Бетенфельд также состоит в членах ложи «Новый Иерусалим», входящей в Великую женскую ложу Франции. – Поручик шпарил как по-писаному. – Связь здесь очевидна: московская ложа «Большая Медведица» – тоже женская…

– А при чем тут наше агентство?

– Марта Бетенфельд зафиксирована нашим резидентом в Париже как офицер связи французской разведки.

– Понятно…

– Вам надлежит проследить все контакты французского агента в Москве и постараться выяснить истинную подоплеку его пребывания в России.

– Так просто! – сорвалось у Дениса.

Еще бы! Похоже, начальство возомнило, что капитан Давыдов стал настоящим донжуаном и что ему раз плюнуть – завлечь в свои коварные сети любую особу слабого пола и выпотрошить содержимое ее прелестной головки на первом же свидании! Какой кошмар!.. Дениса аж передернуло. И это при том, что он уже и так на задании, и тоже «работает» с агентом-женщиной… При воспоминании об Элис у Давыдова против желания сладко защемило в груди. Так, что он даже испугался. Однако поручик Федотов не оставил ему времени на самокопание.

– Господин капитан, по не подтвержденным пока сведениям, контакт французского агента с «нашими» масонами должен произойти в ближайшие три дня.

– Откуда такая уверенность?

– Дело в том, что в среде масонов наметились признаки явной консолидации…

– И чем это грозит империи?

– Теоретически ничем. Однако тот факт, что лидерами большинства российских лож вольных каменщиков являются члены партии конституционных демократов, заставляет думать о явной политической подоплеке происходящих событий…

– Поручик, это ваши собственные рассуждения или…

– Никак нет. Я лишь озвучиваю переданные для вас сводки фактов и выводов.

Давыдов понимающе вздохнул.

– Хорошо. То есть у меня три дня в запасе?

– Так точно. Объект вашего внимания должен поселиться в гостинице «Метрополь»…

Этого еще не хватало! Денис выругался про себя. И как теперь прикажете поступать? Каким образом возможно общаться одновременно с двумя женщинами в одном и том же месте? Ох, не к добру все!.. Хотя почему «не к добру»? Давыдова осенило. Вот шанс укрепить свое реноме перед английской шпионкой! Он расскажет Элис об этой… воздухоплавательнице и о ее контактах с масонами. Почему бы нет? А вдруг каждая из дамочек решит, что другая ставит ей палки в колеса? То-то начнется потеха! Голицын наверняка одобрил бы такой поворот дела: столкнуть лбами две разведки – ну, разве не прелесть?

– У вас еще есть вопросы, господин капитан?

– Пока нет, поручик.

– Тогда удачи вам!

– И тебе не хворать, Федотов…

Повторение романтической ночи все-таки состоялось и придало Денису сил и уверенности в успехе. «Шардоне» под камамбер с изюмом было просто изумительно, а Элис – неподражаема и неуемна, так что поспать молодым людям удалось лишь под утро и не более пары часов.

Наконец после завтрака в постели, который организовала им давешняя смышленая горничная, мисс Веллингтон, решив, видимо, что русский офицер крепко сидит у нее на крючке, вынула из ридикюля запечатанный сургучом конверт из плотной сероватой бумаги, какие использовались для пересылки важной документации.

– Я доверяю тебе, дорогой, не только свою судьбу, но и жизнь, – тихо проговорила Элис, вручив Денису конверт и погладив по щеке.

– К чему такой пафос? – нарочито солдафонски хмыкнул он, а про себя невольно подумал: «Что-то слишком много конвертов за последние сутки!..»

– Но ты же должен понимать, что если это… прошение попадет не по адресу, меня могут обвинить во вмешательстве в государственные дела или, того хуже, в подпольных финансовых махинациях!

– По-моему, ты переоцениваешь значимость своей миссии. Если кого и обвинят, так твоего дядюшку…

– О, это же будет катастрофа!

– Да не волнуйся ты так. – Давыдов привлек девушку к себе и ласково поцеловал. – Все будет в порядке, как только мое начальство сочтет, что я выполнил поручения и нужен в столице, передам пакет лично в руки господину Чуркину.

– Когда ты это будешь знать?

– Милая, у меня такая служба, что узнать это я могу и за полчаса до отхода петербуржского поезда.

– Ну что же, я подожду, дорогой!..

Денис в последний момент передумал пока рассказывать Элис о ее французской конкурентке. Они еще минут пять целовались у окна в лучах утреннего солнца, и Денис даже на секунду пожалел, что все это не по-настоящему. Однако нельзя было давать себе ни малейшей поблажки, и контрразведчик Давыдов, не колеблясь более, отправился прямиком в Московское бюро СОВА по адресу, каким снабдил его Голицын. Располагалось оно в Колпачном переулке, в глубине большого двора.

Там конверт профессионально перлюстрировал хмурый и неразговорчивый человек, похожий на излечившегося алкоголика, – худой, бледный тип с ввалившимися и очерченными синими глазами и большим красным носом. Давыдов смотрел ему через плечо, когда эксперт вынул из конверта сначала сложенный вдвое лист писчей бумаги с письмом, а затем – сиреневый бланк из чековой книжки.

– Письмо без адреса, – сообщил эксперт, – ни имени, ни должности…

– А что в нем? – нетерпеливо перебил Денис.

– Просьба снять копию с проекта договора об экономическом сотрудничестве между Российской империей и Германским рейхом…

– Черт побери! Ну и дела!.. А чек?

– На предъявителя. Банк швейцарский, но обналичить такой тип чека можно, в общем, в любом европейском банке с разницей по внутреннему курсу.

– И большая сумма?

– Четверть миллиона фунтов стерлингов…

– Ох, матерь божья!.. – Давыдова аж пот прошиб: это ж какая крупная игра вокруг него пошла!

«Ну, брат Денис, держись! Теперь тебе или грудь в крестах, или голова в кустах!.. И назад ходу нет, и впереди полный мрак…»

Волей-неволей Давыдов позавидовал Голицыну – тот со своим хладнокровием чувствовал бы себя в интриге с дамой, как рыба в воде. А как быть, когда увлечение нешуточное? Не передавать же, в самом деле, конверт Чуркину?..

– Для вас еще пакет, – сказал ему сотрудник бюро. – От господина Голицына. Просили не злоупотреблять.

В пакете оказалось удостоверение агента сыскной полиции с давыдовской фотографией, а к нему на всякий случай – агентский значок, который обычно называли жетоном. На нем были буквы «МУС» – Московский уголовный сыск, который жулье прозвало «мусорга». Хотя жетоны уже два года как заменили удостоверениями, они еще были в ходу. Удостоверение-то бумажное – отсыреет или порвется, а значок – железный, что ему сделается?

Встретившись вечером с Элис, Денис честно сообщил, что начальство велит еще дня на три задержаться в Москве. Теоретически за это время Голицын со своим руководством составили бы для Давыдова план действий. А пока… пока – вот такая причудливая передышка.

«Хотя какая уж тут передышка? – вспомнил Денис о втором задании. – Как бы не надорваться… Кстати, хорошо, что теперь есть полицейский значок. Проще будет контактировать. Сочиню подходящую легенду. Например, негласно приставлен к французским воздухоплавателям для обеспечения безопасности от местного уголовного элемента…» – Давыдов даже поаплодировал себе мысленно: ай да капитан!

Но поскольку французы в гостинице еще не появились, Денис снова невольно вернулся к насущному. Что же, черт возьми, с ним происходит? Почему эта женщина, ко всему агент враждебной разведки, стала так сильно занимать его мысли и чувства? Неужели он наконец пал жертвой коварного сыночка беспутной Афродиты, которая и сама не знала, кто же его отец? Не время, ей-богу, не время… Такие страсти впору неопытному кадету или старцу за пятьдесят, в последний раз норовящему израсходовать всю силу, что скопилась в душе…

«Прекрати! – строго сказал Денис сам себе. – Нюня! Слюни распустил и раскис! Институтка, смольнянка, кисейная барышня! Ты еще портрет любимого создания укради и на груди таскай! Шекспировский Ромео в должности капитана контрразведки! Позорище!»

И далее Давыдов внушал себе: «Не ты первый, не ты последний, у кого случился роман с вражеским агентом в юбке, это никакое не диво, а обычная неприятность; нужно просто взять себя в руки и воспользоваться удачной возможностью выудить как можно больше ценных сведений о противнике и его замыслах. Да, именно так!..»

Денис прислушался, оппоненты внутри него – институтка, кисейная барышня и Ромео – молчали. Кажется, сработало. Он снова ощутил себя собранным, энергичным и готовым к действию – как будто спросонья валялся, разнежившись, и по сигналу боевой трубы вскочил, встряхнулся и плеснул в рожу ледяной воды. Интрижка с мисс Веллингтон интрижкой и останется, приятным эпизодом, не более.

Небосвод над головой Дениса снова был чист, но одно крохотное облачко все же висело у горизонта – мысль о том, что где-то кто-то доносит в письменном виде: агент и объект уединились в номере «Метрополя», в два часа ночи спросили шампанского, в пять часов утра вызвали дежурную горничную, спросили горячего чая.

Эту ночь он провел один в собственном номере.

Наутро все завертелось. Давыдов завтракал в кондитерской напротив главного подъезда «Метрополя», когда к крыльцу лихо подкатил новенький «Олдсмобил-Лимитед», сияя белоснежной резиной колес и свежим синим лаком открытого кузова. Из авто вышли трое – молодая, рыжеволосая женщина в модном костюме-тальере темно-шоколадного цвета, прекрасно оттеняющем почти белую кожу хозяйки, и двое, тоже молодых, людей в клетчатых спортивных костюмах, делавших их почти близнецами. Троица, оживленно переговариваясь, скрылась в холле гостиницы, а их дорогущую машину обступили носильщики и вскоре гуськом потянулись за гостями, кренясь под тяжестью их чемоданов и баулов. Шофер же «олдсмобиля» заглушил рокочущий мотор и закурил длинную тонкую сигару.

Денис, подчиняясь внутреннему чутью, скоренько допил свой чай, бросил на столик ассигнацию, минимум в полтора раза превышающую достоинством стоимость завтрака, и быстро покинул кондитерскую. Сделав полукруг по улице, Давыдов праздной походкой подошел к авто и принял заинтересованный вид, разглядывая чудо техники. Поравнялся с местом водителя и воскликнул:

– Надо же! Новый «Лимитед»?! Чей же он, если не секрет?

– Арендован Московским обществом воздухоплавания, лично господином Жуковским, для сопровождения французских коллег, – словоохотливо сообщил шофер.

– Да-а?! И чего ж у нас французам-то занадобилось? – Денис решил и дальше разыгрывать праздного обывателя. – Авиаторы, что ль?

– Да нет, какое там! На шарах воздушных они летают и на этих… как их… дирибляхах?..

– Дирижаблях.

– Вот-вот!.. А вы, гляжу, в технике разбираетесь? Небось, инженер?

– Что вы, сударь! Я как раз интересующийся, любитель… А что, дамочка ихняя, я видел, тоже летает?

– Не, она у их навроде переводчика. Или секретаря?..

– Ну и дела, – озабоченно вздохнул Давыдов. – Надо же… – И продолжая бормотать себе под нос всякую ерунду, ретировался от машины в обратном направлении.

Выйдя из поля зрения шофера и убедившись, что тот нашел себе новый объект внимания – двух гимназистов, во все глаза уставившихся на авто, Денис так же, по дуге, обошел квартал и незамеченным проник в гостиницу.

За стойкой администратора дежурил незнакомый ему молодой человек. Давыдов решил воспользоваться своим новым качеством и предъявил служителю полицейский значок.

– Старший инспектор Давыдов. Сыскная полиция.

– Чем могу быть полезен? – подобострастно улыбнулся портье.

– К вам только что заселились французы. Двое мужчин и женщина.

– Точно так-с…

– Мне нужны их имена и номера апартаментов.

– Извините, господин инспектор… но они все же иностранцы, а по правилам нашей гостиницы…

– Я знаю правила, сударь! – рыкнул Денис. – Но у нас есть сведения, что против господ французов замышлена уголовная акция. Потому я обязан войти с ними в контакт и провести профилактическую беседу, а также обеспечить негласный надзор для их же безопасности. – И он сурово уставился на стушевавшегося портье.

– М-минуточку, господин капитан, – залепетал тот, судорожно листая журнал регистрации, – т-так бы сразу и сказали… за-зачем же кричать?.. Господи, пронеси!.. не хватало еще неприятностей с иностранцами… Вот! Номер двести шесть, месье Монтиньяк и месье Ле Бурж. Номер двести семь, мадемуазель Бетенфельд. Все трое – члены официальной делегации Парижского общества воздухоплавания, прибыли по приглашению Московского общества воздухоплавания…

– Благодарю за содействие, сударь! – буркнул Давыдов, не выходя из образа, и нарочито грубо хлопнул опешившего портье по узкому плечу. После чего решительно направился к лестнице на второй этаж.

Зачаток придуманной экспромтом легенды стремительно разрастался в голове капитана вместе с возбуждением от нового приключения. Французский язык, не в пример английскому, Денис знал на «ять», так что проблем в общении с новой шпионкой не видел. Для достоверности образа московского сыщика он, правда, решил немного снизить уровень владения языком, дабы отвести возможные подозрения.

Но когда постучал в дверь 207-го номера, неожиданно услышал:

– Войдите!

Сказано было по-русски и почти без акцента. «Однако, дамочка не так проста, как показалось!» – взял себе на заметку Давыдов.

Номер, вопреки его ожиданию, был самым обычным: гостиная, спальня, ванная комната. Обстановка тоже роскошью не блистала, вполне современная, без излишеств. Денис осторожно прошел на середину гостиной и остановился возле круглого обеденного стола. На темно-лиловой атласной скатерти белел лист бумаги с заковыристым то ли гербом, то ли вензелем – какие-то буковки, крылышки… или шарики?..

– Добрый день, месье, – раздалось у Давыдова за спиной. Он медленно обернулся. В дверях ванной комнаты стояла, кутаясь в пушистый халат до пят, невысокая темноволосая и бледнокожая девушка. «Ей не больше двадцати! – удивился про себя Давыдов. – И уже – шпионка?!»

– Здравствуйте, мадемуазель Бетенфельд. Капитан Давыдов, старший инспектор московской сыскной полиции.

– Что-нибудь случилось, капитан? – Девушка стремительно и одновременно грациозно пересекла комнату и села в кресло у полуоткрытого окна, взяла со столика рядом золотисто-черную коробочку, вынула оттуда такого же цвета длинную пахитоску.

Денис не имел сей пагубной привычки, потому не сразу сообразил, чего ждет от него француженка, держа на отлете руку с пахитоской. Девушка поняла ситуацию раньше, мило улыбнулась и прикурила сама.

– Пока нет, – сохраняя хмурое выражение лица, Давыдов уселся в кресло напротив. – Но мы имеем сведения, что о вашей делегации узнали местные уголовники и вознамерились «прощупать»…

– Что, простите?..

– Ну, это у них так называется… По-другому, обокрасть вас или ваших друзей.

– А откуда же господа уголовники узнали о нашей миссии?

– Это нам предстоит еще выяснить. А пока я уполномочен предупредить вашу делегацию о возможном… инциденте, а также должен обеспечить минимальную охрану.

– И каким же образом вы намерены нас охранять? – Француженка в упор уставилась на Давыдова, вернее, на пресловутый белый локон, и вызывающе томно вздохнула. При этом отвороты халата несколько разошлись, образовав весьма аппетитное декольте. Денис с трудом заставил себя не смотреть туда.

– Я должен организовать негласное сопровождение моими сотрудниками ваших коллег.

– А я? – Француженка пошевелилась, отчего пола халата сползла с колена, и оказалось, что ножки у мадемуазель весьма и весьма стройные. – Кто будет сопровождать меня?

– Я подберу вам самого опытного…

– Нет, капитан. Я желаю, чтобы это были вы. Кстати, зовите меня просто – Марта.

– Хорошо, мадемуазель… Марта… Я подумаю.

Давыдов почти не притворялся, испытывая самую настоящую растерянность. Он-то строил хитроумные планы, как обаять незнакомку, а получалось, это она его обворожила?! Его, любимца женщин от пятнадцати до пятидесяти? Черт! Надо что-то срочно придумать, как-то разорвать внезапно возникшие путы, иначе добром это не кончится… Ну же!.. «Элис!» – Денис ухватился за представший перед глазами нежный образ и сразу почувствовал облегчение.

«Вот ведь зараза! – уже почти спокойно подумал о француженке. – Специально их там этому обучают, что ли?.. Бедная Мата Хари, – вспомнил он и невольно усмехнулся, – вот у кого тебе учиться нужно! А то, понимаешь, Индия, храмы, Камасутра…»

– Извольте сообщить мне план ваших передвижений на ближайшие сутки, – деловито и строго попросил Давыдов. – И своих коллег – тоже.

– Что ж, пожалуйста, – повела плечиком, как ни в чем не бывало, мадемуазель Бетенфельд. – Записывайте…

Денис лежал не раздеваясь у себя в номере на кровати, глядел в потолок и пытался в который раз разобраться в том странном состоянии, что не отпускало его последние недели.

Есть вещи, которые не спрячешь и не сыграешь по-актерски, как корыстолюбивая балетная фигуранточка играет страсть в объятиях влюбленного генерала-балетомана. Генерал, может, и знает правду, да только раз и навсегда от нее отмахнулся.

То, что случилось между ним и Элис Веллингтон, не укладывалось в правильное понятие о любовном романе. Как будто четыре человека его вели – два дневных и два ночных.

Ночных бешено тянуло друг к дружке, они обо всем забывали – стоило оказаться наедине. Были мгновения, когда Давыдов отчетливо понимал: это – любовь, та истинная любовь, которой он до сих пор не знал. Наступало утро – дневной Давыдов и дневная Элис продолжали прерванную вечером игру. Она, рассказывая ему о своих путешествиях, понемногу убеждала в правоте Британской империи и в великой чести служить Британии. Он же, слушая и задавая вопросы, позволял не слишком быстро втянуть себя в интригу. Такая шахматная партия длилась и в присутствии хохотушки Кэти, которая вовремя вмешивалась, если вопросы Давыдова ставили Элис в тупик.

Девушка весело осваивала роскошные московские магазины, даже уговорилась с мастером из фотографического ателье, чтобы сделал снимки торговых залов и расположения товаров на полках. Ее забавная деловитость веселила Давыдова, но он постоянно держал в уме, что Кэти – надежная помощница Элис, исполнительница ее распоряжений.

А Элис… Элис была прекрасна!

Она умела быть прекрасной. И простота ее прически из безупречных золотистых волос, и дорого стоящая элегантность костюмов и платьев, и свежесть кожи, и даже отполированные ноготки – все было овеяно ароматом привычного, из поколения в поколение передаваемого аристократизма. Аристократизма того уровня, когда неудачное сочетание цветов вызывает почти физическую боль. С Давыдовым тоже иногда случалось нечто подобное.

Но Элис ночная все же помнила о том конверте, что должен быть отправлен Чуркину. Ночной Давыдов забывал, а она – нет. И, приходя в себя, он видел особым, ночным зрением, как меняется ее лицо – только что было отрешенно-счастливым, а в следующий миг стало озабоченным…

Он был уверен, что в ночные мгновения эта женщина принадлежит ему вся целиком. Каждую ночь – сперва был уверен, потом вспоминал, что все не так просто.

И они ни разу не сказали друг другу короткого «люблю», ни на одном известном им языке…

Неожиданно вклинившееся в их непростые отношения новое задание Дениса еще более усложнило ситуацию. Давыдов теперь вынужден был сопровождать, хоть и на расстоянии, шуструю мадемуазель Бетенфельд. А она будто бы специально развила настолько бурную деятельность, что Денис буквально приползал вечером в свой номер, предварительно убедившись, что француженка уединилась у себя и сегодня уже никуда не отправится.

Потому дневной Давыдов и не мог уделять Элис столько внимания, сколько хотел бы, но это только шло на пользу делу. Красавица, видя, что кавалер смеет заниматься чем-то кроме амуров, не почивала на лаврах, а старалась укрепить свои завоевания. Денис наслушался всяких историй про американские деньги – до того наслушался, что сам мог бы при желании изобразить посланца американского дядюшки.

Правда явилась на свет самым неожиданным образом.

Давыдов не был ревнив, по крайней мере, до сих пор. Он полагал, что мужчина и женщина, которые не довели друг друга до алтаря, в сущности, свободны и имеют право предпочесть другую любовь. Сам он влюблялся не всей душой и без рассудка, а именно так, как положено красавцу-офицеру, любимцу дам: радостно и без страданий.

И вот на третий день после очередного многочасового хождения за неуёмной француженкой, возвращаясь в «Метрополь» довольно поздно вечером, Денис решил встретить у колонн Большого театра Барсукова. Тот, как Давыдов доподлинно знал, по-прежнему пропадал с Шереметевым в ложе и за кулисами. Достаточно было при разъезде публики высмотреть синий «Руссо-Балт» и спросить шофера (экзотическое высокомерное создание в кожаной, несмотря на погоду, куртке, новомодном кепи и преогромных защитных очках) о планах барина. Если эти два балетомана не затеют очередной ночной гулянки, то можно бы и поужинать с ними – мирно, по-холостяцки. Расслабиться… хоть на полчасика!

Высматривая приметный автомобиль, Давыдов шел вдоль Петровки, где дорогие авто стояли вереницей. Подкатило еще одно, и, увидев его, Давыдов присвистнул.

Барсуков, собираясь приобрести роскошную игрушку, все уши прожужжал названиями и махал перед давыдовским носом газетками с рекламой, как взбесившаяся модница – веером. Денис поневоле вспоминал семейное предание, когда курносый прадед ворвался к Багратиону с криком: «Ваше сиятельство, неприятель у нас на носу, надобно немедленно отступать!», а генерал хладнокровно ответил: «На чьем? Если на твоем, то он близко, а если на моем, так мы успеем еще отобедать». А вот окажись перед Барсуковым Багратион, пожалуй, его мужественный профиль немало бы пострадал.

Автомобиль с белыми колесами, с просторным пятиместным салоном, с двигателем, внутри которого сидело шестьдесят лошадиных сил, – большая редкость на российских просторах – подкатил к краю тротуара. Именно про сие чудо Барсуков Денису все уши прожужжал. Давыдов, узнав заморскую игрушку по картинке, удивился – до чего ж этот «Руссо-Балт» похож на «Олдсмобил-Лимитед», что обслуживал французских воздухоплавателей! – и поспешил к ней, дабы разглядеть в подробностях и доложить приятелю: видел-де твое «чудо-юдо» вблизи, ничего особенного, нарисованный он лучше…

Но в пяти шагах от авто Денис резко остановился и попятился. На тротуар вышел не кто-нибудь, а граф Рокетти де ла Рокка, роковой красавец. По логике, далее следовало ожидать явления Маты Хари. Вот уж без кого Давыдов охотно бы обошелся!

Не успел он подумать, для чего бы танцовщице с медведем приезжать к Большому театру, когда публика уже расходится, как из автомобиля показалась стройная и почти до колена открытая женская ножка. Туфелька с неизменным французским каблучком (два дюйма соблазна!) уверенно встала на ступеньку. Граф протянул руку, дама оперлась и легко выскользнула из салона.

Это была Элис Веллингтон!

И без подруги, исполнявшей роль компаньонки…

Она ехала одна с Рокетти де ла Рокка, великим умельцем использовать дам в своих целях. Ехала неведомо откуда, вопреки всем правилам хорошего тона, одинаковым что в Британии, что в России, остановилась на тротуаре, чтобы завершить беседу, и ее рука так и осталась в руке треклятого графа!

Тут с Давыдовым случилось то, чего при его ремесле случаться вообще не должно ни при каких обстоятельствах: раздвоение личности. Давыдов-дневной и Давыдов-ночной чуть было не сцепились, как пьяные хитрованцы.

Ночной едва не лишился рассудка от внезапной и страстной ревности. Он был готов оттащить Рокетти от Элис, надавать графу пощечин и бросить его под конские копыта, благо к театру как раз летел припозднившийся лихач. Дневной же беззвучно восклицал:

«Стой, дурак, стой! Из этого можно извлечь пользу!»

«Из ревности?!» – спросил ночной.

«Да, да!..»

Рокетти поцеловал Элис руку, и она быстро-быстро пошла в сторону «Метрополя».

Давыдов, проклиная себя за малодушие и соперника за наглость, забежал вперед и заступил ей путь. Он не собирался ссориться с Элис посреди Театрального проезда, но его английская речь была чуть громче, чем полагалось бы вышколенному джентльмену.

Конечно, Давыдов-дневной понимал, что Элис, при всем ее аристократизме, такая же международная авантюристка, как и де ла Рокка, который, вполне возможно, был настоящим породистым графом. Им было о чем побеседовать без посторонних и, может статься, заключить оборонительно-наступательный союз против самого Давыдова. Но Давыдов же ночной забеспокоился, что испанско-итальянский (а может, и бразильский) красавец уведет у него женщину. И какую женщину!

– Добрый вечер, – невозмутимо сказала Элис. – Как насчет того, чтобы поужинать в ресторане?

– Добрый вечер. Неужели ваш рыцарь отпустил вас без ужина? – весьма натурально удивился Денис.

И понеслось!

Они все же зашли в ресторан – на этом настоял Давыдов-дневной. Он видел, что Элис злится, а если женщину разозлить, от нее можно услышать много любопытного.

Элис сперва утверждала, что Рокетти – давний знакомец, и ничего странного в их путешествии на авто нет: кавалер подвез даму, и только.

– Но почему не к дверям «Метрополя»? Почему там, где в суете никто не обратит на кавалера и даму внимания? – удивлялся Денис.

К тому часу, когда оба оказались в номере Давыдова, спор уже дважды заходил в тупик и дважды разгорался снова.

– Репутация графа тебе, конечно же, неизвестна! – выпалил Давыдов, запирая дверь. – Если бы на Всемирной выставке в Париже устроили конкурс донжуанов, этот занял бы первое место! И его бы показывали, как породистую скотину, в особом вольере.

– Говорю же тебе, тут нет ни малейшего повода для ревности. Давнее знакомство!.. Расстегни мне, пожалуйста, туфли, – ответила Элис.

Это адресовалось к Давыдову-ночному и показывало: красавица тоже поскорее хочет стать ночной и прекратить перебранку. Но Давыдов-дневной жестко заявил ночному собрату, что сцену ревности прекращать рано.

– Ты не представляешь себе, что это за человек! И если ты думаешь, что он в тебя влюблен, то сильно ошибаешься. Запах денег он чует за десять миль. И начал ухаживать за тобой не раньше, чем навел справки о твоем дядюшке. Ладно, графа я беру на себя. Он вылетит из Москвы, да и из России тоже, со скоростью и свистом револьверной пули! Сейчас же иду на телефонную станцию…

– Не делай этого! – воскликнула Элис.

– В России ему ничего не светит! Пусть ищет богатых наследниц в Австралии! Пусти, дорогая, я не позволю…

Но Элис не желала выпускать любовника из номера.

– Дэн, дорогой, я тебя умоляю, никуда не ходи, я все объясню!..

– Ты уже объяснила! – рявкнул Давыдов-ночной, а Давыдов-дневной приготовился слушать.

– Дорогой, я должна сказать тебе правду: у меня нет богатого дядюшки…

– И, значит, этому прощелыге незачем ухаживать за тобой? Не верю!

– Я клянусь тебе! Дядюшка тут ни при чем…

– Значит, через тебя граф подбирается к твоей Кэти, а у нее-то как раз богатая родня. И ты позволишь, чтобы подлец воспользовался твоей наивностью? Нет, я просто обязан вмешаться!

Элис в отчаянии повисла у Давыдова на шее.

– Дэн, остынь! Сейчас я скажу тебе всю правду. Понимаешь – всю! Садись и слушай. Да садись же!..

Ей удалось усадить Давыдова на кровать – да он и не слишком сопротивлялся.

– Графу сейчас нельзя уезжать из Москвы, потому что он выполняет важное поручение. Послушай, раз уж ты знаешь, что я не собираю сведения для своего дядюшки-банкира, то ты, конечно, пытаешься понять, что за письмо о предателях адресовано секретарю министра внешних сношений господину Чуркину. Не забывай: это письмо отвезешь ты, собственноручно…

– И что же?

– Ты выполняешь задание британской разведки, дорогой. Да, я англичанка, я служу своему отечеству, и я убеждена: Россию толкают на опасный путь. Ваш Столыпин – злейший враг российского престола, какого только можно вообразить. Вот правда. А вот другая правда: я люблю тебя! Я не думала, что способна так полюбить. Если теперь ты бросишь меня, я… умру, клянусь тебе!..

Элис опустилась перед Денисом на колени, запрокинула голову, и золотистые волосы, словно вырвавшись на свободу, рухнули ей на плечи.

Давыдов-ночной подумал: «Пропади все пропадом! Я люблю эту женщину, и будь что будет!»

Давыдов-дневной задал себе вопрос: «Любопытно, когда же она успела вытащить шпильки? Обычно женщина, распуская дневную прическу, не меньше пяти минут сидит перед зеркалом…»

Не давая ему и слова вымолвить, Элис стала рассказывать о своей любви, о первой встрече, о головокружении, о неутолимой жажде. Она говорила быстро, сама себя перебивала, вдруг вспоминая некие подробности, потом взяла Дениса за руки и прижалась к его коленям. Наконец, поклялась, что между ней и Рокетти никогда ничего не было и быть не могло, – он не имеет возможности тратить свое драгоценное время на роман с товарищем по оружию. А сейчас вплотную занят танцовщицей – и это очень важно!

– Но ведь Мата Хари – любовница Бабушинского? – с трудом вставил Давыдов.

– Нет, дорогой, Бабушинский только бегает за ней и делает подарки. Она морочит ему голову, а выбрала графа. Ты же сам сказал, он умеет нравиться женщинам.

– Но на что графу эта… это…

Давыдов никак не мог определить по-английски, что такое Мата Хари, да и по-русски не сумел бы. Дура. Но ведь не только дура. У нее несомненный талант, и тело явно умнее головы…

– Так все дело как раз в Бабушинском и его приятелях, – объяснила Элис.

– Но зачем графу наши купцы?!

– А ты еще не понял? Это ведь не просто богатые чудаки, которые крутятся вокруг модной артистки, это – поставщики провианта для вашей армии. Если знать подробности контрактов, очень многое можно понять. Каждая сделка имеет, как сказал граф, стратегическое значение.

Денис безмолвно обругал себя дурнем и простофилей. Как все просто! Если той же говядины полагается пять фунтов в день на десять человек рядовых, то одни перемещения коровьих стад – уже подарок для человека, проявляющего интерес к расположению и численности русских гарнизонов. А перевозка того же картофеля – большое ведро в день на десять человек? И четверть ведра квашеной капусты – на них же?.. Да ведь и соли для солдатушек не жалеют – полфунта в день на десяток рядовых. Вагонами эту соль везут! И куда должен прибыть этот самый вагон?.. Ох, то-то и оно – куда? После реформ военного министра Сухомлинова вероятному противнику очень важно знать, как изменилась дислокация войск…

– Вот оно что… – произнес Давыдов вслух, уже составляя в голове план донесения начальству. Российская контрразведка еще так молода, что очевидные вещи ускользают от внимания. Знатный подарок сделала Элис, что уж говорить! – Я твой должник, дорогая, вечный твой должник, – пробормотал он.

– Я люблю тебя, какие тут могут быть долги? – не поняла она. – А ты? Ты любишь ли меня?

– Да, – честно ответил Давыдов-ночной, и лишь несколько секунд спустя Давыдов-дневной насторожился.

– Ты веришь мне?

– Да!..

– Ты со мной заодно?

– Да! – Это сказал уже Давыдов-дневной.

– И я могу рассчитывать на твою помощь?..

– Да, дорогая, да!

– Тогда рассказывай мне обо всех поручениях, которые тебе дает начальство. Дэн, это – для твоей же пользы! Кто ты в России?.. Один из тысяч молодых офицеров. Ты не граф, не князь, тебя на служебной лестнице не просто обойдут, а обскачут. А Британская империя умеет ценить ум, храбрость и верность. Это не красивые слова, дорогой мой, любимый, так оно и есть!

Давыдов-дневной сказал себе: «А вот тут красавица не врет. Английским офицерам грех жаловаться на свое начальство, особенно тем, кто служит в Вест-Индии».

Давыдов-ночной вздохнул: «Как бы хотелось, чтобы все ласковые слова Элис говорила в порыве любви, а не по заданию генерального консула Великобритании в России мистера Локхарта и его помощника мистера Рейли…»

– Но откуда мне знать, что именно тебе интересно? – спросил Денис, поглаживая золотистые волосы женщины и уже касаясь пальцами ее голого плеча.

– Я буду тебя расспрашивать. – Она чуть изогнулась, как кошка в ожидании ласки. – И не думай, что совершаешь страшный грех. Это вовсе не грех – служить тем, кто может оценить тебя по достоинству. К тому же…

– Что, дорогая?

– Я подумала… Если ты действительно любишь меня… хотя бы вполовину так, как я тебя люблю… – Элис немного смутилась. – У нас могут быть дети. И мне бы хотелось растить их в богатом поместье где-нибудь в Девоншире… Понимаешь?.. А ты бы ездил на охоту, выращивал породистых лошадей, занял достойное место в нашем высшем свете… А хочешь, можно уплыть в Индию!.. Объездим весь земной шар, ты ведь еще нигде не был! Я повезу тебя в Египет, но сперва – в Париж!..

Давыдов-дневной усмехнулся: кто же тут кого поймал в ловушку? И решил, что настал удачный момент для закрепления легенды о завербованном контрразведчике.

– Кстати о Париже, дорогая, – почти заговорщицким тоном начал он. – Не далее как позавчера я получил от начальства весьма странное задание, так удачно задержавшее меня в Москве. В Белокаменную прибыла делегация французских любителей воздухоплавания, якобы по приглашению русских единомышленников. И мне поручили отслеживать все перемещения и контакты одного из делегатов, вернее, одной – некой Марты Бетенфельд…

Произнося это, Денис внимательно следил за мимикой Элис, и от него на сей раз не ускользнуло мимолетное, скорее всего непроизвольное, движение уголков ее губ: то ли презрение, то ли небрежение? А еще – тревожный огонек в глубине глаз. «Ага, милая! Похоже, ты знаешь об этой мадемуазели побольше моего!» – отметил Давыдов-дневной, а ночной нетерпеливо пробурчал: «Не тяни кота за хвост, выкладывай побыстрее! Ночь уже на дворе, и девушка вся извелась!..»

– И чем же примечательна эта женщина? – мурлыкнула Элис, неспешно расстегивая многочисленные пуговки на блузке и одновременно соблазнительно прохаживаясь по спальне.

– Мне передали сведения о том, что она – агент французской разведки, имеет задание установить контакты с русским обществом «вольных каменщиков» под названием «Большая медведица». И что якобы эти масоны готовят некое крупное мероприятие в ближайшие дни…

– А какое отношение может иметь контрразведка к делам, находящимся в ведении министерства внутренних дел и полиции?

Блузка оказалась на спинке стула, туда же последовала и юбка.

– Начальство объяснило интерес тем, что почти все общества «вольных каменщиков» в империи возглавляют люди, принадлежащие к партии конституционных демократов. А эти господа спят и видят Его Величество и всю августейшую семью на кладбище. Так что интерес иностранной разведки к явным противникам монархии – прерогатива именно нашего ведомства.

Элис в одной нижней рубашке подошла к Денису вплотную и запустила пальцы в его густую шевелюру.

– То, что ты сейчас рассказал, очень важно. Спасибо, милый. – Она одним грациозным, кошачьим движением очутилась у него на коленях, обвила рукой за шею. Губы, оказавшиеся совсем близко от его губ, призывно приоткрылись, и тут Давыдов-ночной решил, что он уже достаточно долго ждет подходящего мига для поцелуя. А вся прочая политика и география были забыты от заката до рассвета.

Утром же, когда Элис убежала к себе в номер, Денис молниеносно оделся и помчался на телефонную станцию, весело напевая:

– Ах, лири-лири-лали, меня завербовали!..

Его краткий доклад был выслушан и одобрен, а инструкции оказались лаконичны: не менять приоритеты, но кроме того помочь Нарсежаку в поисках Рокетти де ла Рокка, поскольку он, Давыдов, знает мерзавца в лицо. Плясать следовало от суеты графа вокруг Бабушинского и всей купеческой компании. Но Нарсежак признался: мало того, что Рокетти как сквозь землю провалился, так еще и Бабушинский, распустив свою шалую компанию, куда-то исчез.

Агент проделал адскую работу, но местожительство авантюриста установить не удалось. Владельцы гостиниц, подававшие в полицейские участки сведения о постояльцах, в списки такую персону не вносили. Дворники, обязанные сообщать о новых жильцах меблированных комнат, тоже графского появления не заметили. Стало быть, граф либо проживает у кого-то в гостях секретно, либо заявился под чужим именем. Нельзя же предположить, что он скрывается в трущобах Хитрова рынка, где при необходимости может тайно проживать хоть стадо индийских слонов?

Куда запропал Бабушинский, оставалось только гадать. Может, повез свою восточную красавицу в имение, кататься на лодках с музыкой и устраивать банкеты под открытым небом. Может, вообще проживает с ней в цыганском таборе, развлекая Мату Хари бешеными плясками и томными романсами.

Самое простое объяснение, что купец ведет плановое хозяйство, выделяя себе определенное время на баловство, и, ошарашив Москву новой причудой, возвращается к серьезным делам, Давыдову в голову не пришло. Видимо, потому, что о купеческой жизни Денис, в сущности, имел смутное понятие. Бабушинский на досуге колобродил примерно так же, как богатый помещик-бездельник, не знающий, куда деньги девать. Это и сбивало с толку. Если бы Давыдов увидел его на складах проверяющим качество кож или в конторе, корпящим над бухгалтерскими документами, мнение о кутиле основательно бы поменялось.

Но первым делом нужно было как-то предупредить купца, чтобы держал рот на запоре, – даже с риском угодить в объятия к озабоченной танцовщице. Если бы они были знакомы или Бабушинский хоть подозревал о служебном положении Давыдова, хватило бы записки. Теперь же требовалась беседа.

– У меня две ночи и один день в распоряжении, – сказал он Нарсежаку. – Два приоритетных задания и совершенно пустая голова. А у вас?

– Мата Хари, – ответил агент. – Это не та дама, чтобы сидеть в деревне и считать кур. Больше двух дней не выдержит.

– Думаете, она где-то в Москве?

– Убежден.

– А если она не знает, куда подевались поклонники?

– Давайте сперва найдем ее, – проникновенно попросил Нарсежак. – Может, хоть что-то уразумеем?

– Можно заглянуть к госпоже Крестовской… Нет, нельзя! – сам себя одернул Денис.

Там вполне могли оказаться Элис и Кэти. А француженку так и вовсе некому перепоручить.

– Отчего же? – удивился Нарсежак.

Давыдов, скрепя сердце, объяснил ситуацию.

– Вы плохо знаете дам, – хмыкнул агент. – Госпожа Крестовская дожила до тех лет, когда начинают страстно интересоваться чужими амурными шашнями. Делать-то ей больше нечего, кроме как наряжаться, сплетничать да покровительство оказывать. Вот когда вы, господин капитан, со своей француженкой распрощаетесь попозже вечерком, так и наведайтесь к старушке. Объясните, что она лишь одна может дать вам верный совет: как помириться с жестокой красавицей…

– С кем?! – удивился Денис. За всю свою жизнь он еще ни одной жестокой красавицы не встретил.

– А потом, – невозмутимо продолжил Нарсежак, – выслушав совет, потихоньку о госпоже Мате Хари разведайте. Старушка наверняка знает, в каких домах это чудо бывает.

– Уговорили, – вздохнул Давыдов.

Сейчас Денис желал одного: чтобы деятельная француженка не отправилась на свою «тайную вечерю» с господами масонами, пока он будет разбираться с де ла Рокка и Матой Хари. Хоть раздваивайся, ей-богу! Но мадемуазель все еще не оставила попыток соблазнить красивого и туповатого инспектора, а потому была с ним достаточно откровенна. Накануне госпожа Бетенфельд бросила как бы между прочим, что была бы весьма признательна господину Давыдову, если бы он смог сопровождать ее послезавтра на одно важное рандеву. Однако не уточнила – куда и в котором часу. Но Денис шкурой почуял, что встреча должна быть не в пример всем предыдущим. Лишь бы чертовка его не разыграла. Вроде бы Давыдов повода для подозрений в свою сторону ей не давал, хотя чем черт не шутит, когда бог спит?..

Вот с такими тяжелыми мыслями, оставив за собой гостиничный номер, Давыдов взял саквояж и поехал на Николаевский вокзал. Там его встретил Нарсежак и быстро провел через служебные помещения, по железным лестницам вверх и вниз. Потом они оказались на безлюдной улице между какими-то, судя по архитектуре, сараями и складами.

– К чему такие предосторожности? – ворчливо поинтересовался Денис.

– Береженого и бог бережет. А вдруг ваша француженка сама вам «хвост» приделала? – без намека на шутку ответил агент. – Вон там – Каланчевская площадь, – показал он. – Я на ней извозчика оставил.

– Отродясь не бывал в этих закоулках, – признался Денис.

– В нашей работе как раз и нужны закоулки.

До того времени, когда имело смысл являться к Крестовской, Давыдов с Нарсежаком поели в трактире на Мясницкой. Федор рассказал о любопытных местах Николаевского вокзала и обрадовал Дениса: буквально неделю назад в депо прибыли новые паровозы, теперь путь от Москвы до Питера укладывается ровно в одиннадцать часов. Скорость неслыханная – и то ли еще будет!

Потом они отправились к особняку Крестовской.

Старая дама любила устраивать приемы, но не каждый день. На сей раз окна ее гостиной были темны – значит, повезло, и Ангелина Петровна отдыхает у себя в спальне.

– Ну, с богом, – сказал Нарсежак. Он остался ждать на улице.

Давыдов взбежал на крыльцо и нажал кнопку электрического звонка. Спустя минуту хмурый и чем-то недовольный Дементий впустил его в прихожую. Денис велел мажордому доложить о себе, дескать, по неотложному делу, умоляет принять, вопрос жизни и смерти. Дементий проворчал неразборчиво на тему, мол, ходют всякие, житья не дают, но отправился к хозяйке. На «жизнь и смерть» Крестовская клюнула – Нарсежак оказался прав, говоря о любопытстве графини к амурным страстям.

Старушка приняла Давыдова в кабинете и за свою доброту получила настоящий спектакль. Денис взволнованно рассказал ей про ссору с красавицей Элис и отчаянно просил совета – у кого же просить, как не у дамы, столь тонко чувствующей и знающей жизнь?.. Ангелина Петровна тут же принялась строить планы примирения. И неизвестно, до каких фантастических идей бы возвысилась, но в дверь просунулась голова пожилой горничной.

– К вам барыня с медведем, прикажете принять?

– Она с ума сошла! – воскликнула Крестовская. И тут раздался визг – видимо, кто-то из прислуги не смог удержать оборону.

Графиня величественно поднялась и вышла из кабинета в комнату, примыкавшую к гостиной, поманив Дениса за собой. Когда был жив супруг, там устроили диванную и держали все, что нужно для прекрасного мужского досуга, – трубки, ящички с сигарами, даже большой кальян. Старый граф помер, и формально вдова истребила из своего жилища табачный дым, а фактически – иногда курила тайком испанские пахитоски. Она приказала Давыдову молчать, приложив холеный палец к губам, и вернулась в гостиную как раз вовремя. Мата Хари с медведем возникла на пороге.

– Ах, я знала, что вы ждете меня, мадам! – воскликнула она по-французски. – Мы проезжали мимо, я заметила в окне свет и поняла: я вам необходима. Граф, сказала я, граф, перестаньте говорить мне глупости, я никогда не буду вашей, я хочу танцевать для этой прекрасной женщины! Я хочу посвятить ей танец перед статуей Шивы на закате солнца!

Как и следовало ожидать, танцовщица, размахивая руками, упустила поводок медведя.

– Моя милая, я счастлива видеть вас, но зачем же танцы? Уже поздно для танцев. – Ангелина Петровна попыталась угомонить «дурынду». – У меня и оркестра нет… И ваш костюм не подходит…

– Костюм? Это ерунда! Я сейчас изготовлю себе костюм, велите принести ножницы!

Давыдов, выглянув в щелочку неплотно прикрытой двери, увидел: танцовщица ухватилась за оконные шторы, а потрясенная Крестовская пытается их спасти. Медведь же валяется на полу кверху брюхом, очень довольный суетой.

– Вы спятили! – по-русски закричала графиня.

– О, я буду танцевать, я буду танцевать только для вас, мадам! Ножницы, ножницы!..

Мата Хари легко вскарабкалась на подоконник и замерла.

– Денис Николаевич, голубчик! – громким шепотом, обернувшись к двери, взмолилась Крестовская. – Она же сейчас обрушит на себя карниз! Сделайте что-нибудь!

Первое, что сделал Давыдов, проскользнув в гостиную, погасил свет. Вот что было хорошо в электрических лампочках – их можно было выключить все разом. Затем он поймал медвежий поводок и быстро прикрутил его к дверной ручке. Что бы ни случилось теперь, мишка не помешает.

Мата Хари стояла спиной к Денису и что-то высматривала на улице. Давыдов схватил Крестовскую за руку.

– Ступайте к себе, Ангелина Петровна, – мужественно прошептал он, – я с ней справлюсь.

Он полагал сгрести безумную танцовщицу в охапку и вынести на улицу, невзирая на сопротивление. А там, на улице, ждет Нарсежак. Может, он сообразит, что нужно взять след. Да что там «может» – наверняка сообразит!

Но Мата Хари все-таки услышала шепот и поняла, что Крестовская поздно вечером принимает у себя мужчину. Танцовщица ловко повернулась и соскочила с подоконника.

В гостиной было темно, однако белый локон на давыдовском лбу, как видно, испускал некое мистическое сияние.

– О! – воскликнула Мата Хари. – Наконец-то!.. Послушайте, это судьба! Я знала, что встречу вас. Я мечтала о вас еще дома, в женских покоях раджи Гуадайпура! Моя мать была любимой дочерью раджи. Вы не знали?.. Она была рани Джанси Лакшми-бай! Она должна была выйти замуж за раджу Сринагара, но белый человек покорил ее сердце. Это был покойный английский король Эдуард! И родилась я!.. Я должна была стать женой англичанина – так решил раджа, но я… я…

Видимо, танцовщица не до конца придумала эту новую версию своей судьбы, а тратить время на творчество не пожелала. Она просто-напросто кинулась Давыдову на шею.

Но Денис на сей раз приготовился к подобным эскападам, потому довольно легко высвободился из страстных объятий и кинулся прочь – в спальню графини. Там, как он догадывался, имелась дверца в туалетную комнату, а окно туалетной комнаты вряд ли выходило на улицу, и через него можно было выбраться, не привлекая к себе лишнего внимания.

Оказавшись во дворе, Давыдов перемахнул через забор, но оказался вовсе не там, где рассчитывал, а в каком-то переулке. Сориентировавшись, он побежал обратно к входу в особняк Крестовской. Но, выскочив из-за угла, тут же попятился.

Почти у самого крыльца стоял «Руссо-Балт» с белыми, отлично видными во мраке колесами. Автомобиль графа Рокетти де ла Рокка!

Нужно было немедленно отыскать Нарсежака и втолковать ему, что незачем идти по следу танцовщицы, когда граф – вот он, наверняка сидит в авто. Но поди, догадайся, где прячется опытный агент. И ведь как глупо вышло – Давыдов забыл рассказать Федору про приметный автомобиль! О тайном знаке они тоже не договорились. И в голову не пришло, что он может потребоваться.

Но Денис был тем, кого называют натурой творческой. Сигнал агенту должен быть таким, какой с посторонними шумами не спутаешь, причем понятен одному лишь Нарсежаку…

– У-ху! У-ху! – бешеным филином заухал Давыдов.

Федор не появился. Зато с крыльца сбежала Мата Хари, ведя на позолоченном поводке своего медведя. Она закружилась посреди улицы, ловко перекидывая поводок из руки в руку. Это, очевидно, должно было означать ночное приветствие Шиве. Потому что ей тут же открыли дверцу автомобиля, она подпихнула под мохнатый зад мишку и сама забралась в салон. «Руссо-Балт» тронулся.

– У-ху! У-ху! – отчаянно призывал Денис.

Нарсежак молчал.

С полверсты Давыдов бежал за автомобилем, понемногу отставая. И все яснее понимал, что провалил важное дело. Наконец встал и перевел дух.

– Рапорт напишу! – сказал он в пространство. – Вот подсунули агента, будь он неладен… Ну, Голицын! Ну, Голицын!.. Втравил меня в историю…