«Как же велико мое горе!»
Жюли навещала Людовика каждый день: иногда с Полем, иногда с Каролиной и Жеромом, который предпочитал оставаться в машине. Вчера с ней была Манон.
Уходя, Жюли уже знала, что сегодня гроб закроют. Окончательно. И она больше никогда не увидит его: только в мыслях или на фотографиях. Нестерпимая пустота. Даже мертвый, даже холодный, он пока был здесь, у нее на глазах, у нее под руками. Маленькое продолжение живого Люка. Когда его гроб закроют, окончательное жестокое отсутствие вступит в свои права. Отныне ей предстояло согласиться жить только в обществе воспоминаний о нем. Несколько фотографий, несколько сохранившихся одежек, игрушки и след его существования в ее памяти. След, который однажды исчезнет, как исчезает поляна под натиском окружающего леса. Со временем. Неизбежно.
Церемония прощания была простой. Пришедшие разместились на скамьях в первом ряду. Жюли вела не слишком активную социальную жизнь. Но все близкие пришли. Те, кто поддерживал и понимал ее. Те, кто разделял ее чувство и мог подбодрить взглядом или искренним объятием. Пришли даже несколько кассирш. Очень любезно с их стороны. И деревенские старики. У кого нашлось время. Кто верил в Бога. Кто принадлежал к старому ядру деревенской общины. Кто был знаком между собой с детства и совместно перенес многие испытания жизни. А они знали, что это испытание тяжелее всех остальных. Так что, возможно, их присутствие…
Богослужение совершал старый деревенский кюре. Пожилые служители церкви видят много горя, но сохраняют свою веру непоколебимой. Интересно, как им это удается?
Жюли написала текст, чтобы прочесть его во время церемонии. Она попросила, чтобы Манон зачитала его вместо нее, если она сама не сможет. Она не слишком надеялась, что у нее хватит сил. Волнение сковало ей горло.
Однако за несколько мгновений до того, как ей предстояло взять слово, Жюли ощутила, что ее заполняет какое-то чувство внутреннего умиротворения, которое помогло ей обрести необходимое спокойствие, выровнять дыхание, высушить слезы и обрести голос. В этом здании парила маленькая душа, и она была здесь не просто так.
Мой Маленький принц,
когда наступает молчание, говорят, тихий ангел пролетел… А ты пролетел, напевая милую песенку. Значит, есть поющие ангелы. Как жаль, что я больше не увижу, как вечером ты сосешь палец, теребя свои волосы, как ты снимаешь трубку и говоришь: «Привет, мам!» – как ты подбрасываешь шарик в кольцо и азартно ждешь, когда он упадет, как ты рисуешь свои забавные закорючки.
Жаль, что я больше не увижу, как ты возвращаешься из сада с полными пригоршнями недозрелой малины, не услышу, как ты поешь песенку из своего любимого мультика. Мне жаль, что я больше не увижу тебя, не дотронусь до тебя, не возьму на руки и не поцелую. Всего этого мне будет не хватать.
Обещаю тебе, Людовик, что я снова обрету свою былую радость жизни и постараюсь сделать так, чтобы она вернулась к тем, кто тебя любит. Я даже снова начала улыбаться, мне кажется… Так что видишь…
Следи за нами, веди нас, моя падающая звездочка…
А раз ты стал звездой, я прочту тебе отрывок из «Маленького принца»:
«Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться!»
Ночью, Люк, я буду смотреть на небо, чтобы увидеть, как ты сверкаешь… А днем звезды не видны, но они все равно там, на небе…
Я люблю тебя…
Жюли простояла несколько минут, прислонившись лбом к гробу, и вернулась на свое место. Установилась невероятная тишина, плотная, густая, как зимний туман. Какую по-настоящему можно слышать. Ни всхлипа, ни шуршания носового платка, ни кашля. Ничего. Небытие. Тишина причащения. Тишина прощания…
А потом произошел еще один волнующий момент. Хотя стоял ноябрь, к гробу подлетела белая бабочка и села на него. Разумеется, ночная бабочка оказалась здесь случайно.
Как это случайно?
Кюре благословил эту тишину, это насекомое и продолжил молитву. А потом кивнул Ромэну, который просил разрешения что-то прочесть. Тот вышел, развернул клочок бумаги, кашлянул и нерешительно посмотрел на присутствующих.
Как велико мое горе, друзья,
Справиться с ним невозможно, нельзя.
Друг мой покинул планету Земля –
Не было лучше на ней короля.
Солнце и дождик на крыльях он нес.
Грустно поникли соцветия роз.
Крылья свои распахнул он, как зонт,
Далёко летит он, за горизонт…
Что же такое, неужто слеза
Мне затуманила горем глаза?
В память о нем разожгу я свечу,
Вспомню его и о том помолчу,
Кто бабочкой легкой от нас упорхнул,
Улыбкой мне в душу надежду вдохнул…
Жюли была тронута. Он ведь едва знал Людовика.
На кладбище вырос высокий холм. И вот над пустотой на двух досках поставили голубой гробик. Как же странно было видеть такой маленький.
Некоторые подходили, чтобы обнять Жюли. Кто-то предпочел оставаться в сторонке. Слышался только звук шагов по белым камешкам кладбищенских аллей.
Когда четверо мужчин опустили такую крошечную коробочку в такую огромную яму, Жюли почувствовала, что ее тянет вниз, как бывает на краю обрыва. Зов пустоты. Она встала на колени, пытаясь побороть желание упасть вместе с сыном. Пусть ее закопают. И поскорей! Поскорей! Никто и не заметит. А они опять будут вместе. Теперь уже навсегда. Как же ему будет одиноко и тесно так глубоко под землей, в темноте. А ведь он так боялся темноты.
Жюли, твой сын умер, он уже ничего не чувствует. Он превратился в кучку безжизненной плоти. У него нет проблем. Там, где он теперь, ему плевать на тесноту и темноту…
Как знать? И потом, для нее было еще слишком рано. Слишком рано не думать об этом… Она пока не могла смириться с такими обстоятельствами…
Поль схватил ее за плечи, поднял и повел к ресторану, где он организовал небольшие поминки. Близкие присоединились к ним, немного оживились, неуверенно заговорили. Кто-то улыбнулся.
Жюли была спокойна, она даже почти улыбалась. Как будто самое трудное было позади. Самое болезненное, но уже позади. Самое страшное не кончилось, она это знала, всему свое время.
За последние несколько недель Жюли научилась жить настоящим моментом. А разве у нее был выбор? И сегодня его тоже нет.
Так что она продолжала жить настоящим моментом, жизнь такая хрупкая штука…
Особенно сегодня.
Carpe diem.
