ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Солнце медленно опускалось за высокую вершину Вест-Хиллз, бросая тени и радужные блики на городские здания. Нечеткие пятна тихо соревновались друг с другом, кому из них хотя бы еще мгновение удастся побыть здесь, а между тем рыжие кварталы постепенно наполнялись охряными оттенками, а затем погружались в сумерки. Это был ежевечерний танец солнца, зрелище, которое Джошуа Бролен с упоением каждый раз наблюдал из окна кабинета, «Маленькая смерть дня!» — в шутку называл он его. И раз за разом испытывал чувство отчаяния, угнетавшего его в течение нескольких минут, но, как только наступала темнота, оптимизм вновь начинал бить внутри него ключом.

Сентябрь подходил к концу, однако было еще по-летнему тепло, и многие пользовались этим, чтобы куда-нибудь выбраться. Кварталы пабов, особенно те, где подавали местное пиво, были переполнены: горстки студентов, а также самых обычных горожан в поисках маленьких удовольствий, группы туристов, приехавших оценить гостеприимство пивоварен Бирваны. Однако Бролен не испытывал желания осушить пару бокалов. По мере того как летнее тепло становилось все менее ощутимым, радость в нем сменялась непонятной грустью — вроде той, приступы которой обычно настигали его на восходе солнца и с наступлением ночи. В главные моменты одиночества.

Вовсе не являясь по натуре пессимистом, он спрашивал себя о причинах такой перемены настроения и не находил никакого ответа. Бывали минуты, когда он раздумывал, является ли это банальнейшим следствием несовпадения профессиональной и личной жизни? Сложно представить, что прекрасный солнечный день, когда небеса лазурны, для кого-то может быть синонимом кошмара В августе его вызвали в северный квартал, в здание, расположенное недалеко от автострады № 5. Он хорошо помнил контраст, который оставила в его душе эта поездка Утром, слушая радио, он ехал на своем «Мустанге» в главное управление полиции, подпевая группе U2. Светило яркое солнце. День начинался замечательно. Но когда через пару часов он переступил порог квартиры, то обнаружил там следы настоящей резни. Той афроамериканке едва ли исполнилось двадцать, и при жизни ей очень шли ее длинные косы. Теперь от нее осталась лишь кровавая бесформенная куча плоти, распотрошенной и выставленной на всеобщее обозрение. Убийца явно обезумел от ненависти, вызванной ревностью.

Убийства вследствие супружеских ссор, насилие, сексуальная агрессия — летние месяцы были тяжелыми. Просто мерзкими.

Бролену нравилась его работа, но иногда он подолгу не мог избавиться от психологического напряжения. Спорт помогал отдохнуть телу, но для рассудка требовалось что-то иное. Его собственная супружеская история, заведомо лишенная будущего, началась с похода в мэрию и длилась всего четыре месяца, оказавшись его последним интимным опытом. Дожив почти до тридцати двух лет и обладая телосложением героя-любовника, Бролен необъяснимым образом так и не женился снова. Он чередовал длительные периоды одиночества и короткие случайные связи. Ничего серьезного. Бролен вырос в Логане, маленьком городке в тридцати километрах от Портленда, и от детства у него остались не слишком приятные воспоминания. Там все друг друга знали, было полно зелени — поля, леса и холмы, а до столицы штата — рукой подать, всего полчаса езды на автомобиле. У подножия массивного горного хребта Маунт-Худ он и провел первые двадцать лет жизни, а затем перебрался в портлендский кампус, где открыл для себя независимость и все прелести самостоятельной стирки и глажки. Учеба на факультете сопровождалась серией любовных приключений и разочарований. Череда назойливых флиртов и двухлетняя связь с молодой женщиной, оставившей его ради продолжения учебы в Вашингтоне, — собственно, ничего необычного. Затем он стажировался в ФБР, где ему не хватало свободного времени, чтобы построить по-настоящему крепкие отношения, каждая попытка заканчивалась проигрышем. Постепенно он свыкся с мыслью, что, быть может, ему и не стоит постоянно пытаться начать жить с кем-то еще.

Вдалеке солнце отражалось от гладкой поверхности здания, казалось, пылавшего, как огромный олимпийский факел.

«Если бы я хоть иногда выбирался…» — подумал Бролен с легким оттенком сожаления. И голос его матери эхом прозвучал у него в ушах: «Никто никогда не позвонит у твоей двери, если только ты сам не поспособствуешь этому: мы живем не в телевизоре, здесь не все заканчивается одинаковым хеппи-эндом!»

Эта фраза сама собой выплыла из глубины его подсознания. С недавних пор он работал по факту обнаружения обгоревшего трупа на одном из складов, расположенных в южной части города. Несколько интересных «зацепок» вперемешку с чувством, что это дело займет у него много времени.

Он взглянул на часы над дверью. 20:02. Пора возвращаться домой и забыть обо всем до завтрашнего дня. И тут вдруг он вспомнил о начатой накануне партии в «Обитель Зла-З» и улыбнулся. Определенно, Салиндро прав: он никогда не сможет отлипнуть от приставки. Желание куда-либо выбраться, пропустить стаканчик и, возможно, кого-нибудь встретить мгновенно улетучилось.

Бролен взял куртку и вышел из кабинета, даже не заботясь о том, чтобы навести там порядок.

Он жил на Алдер-стрит, на противоположном берегу реки Уилламетт, и, чтобы вернуться домой, ему потребовалось не более двадцати минут. Две просто и минималистично обставленные комнаты. Остатки вчерашнего ужина на кухонном столе, литография, изображающая Орсона Уэллса в образе Отелло, над софой и слой пыли на всем. Квартира холостяка.

Бролен включил ноутбук и проверил почту. Ничего. Никаких новостей с работы или от матери. Его мать предпочитала компьютеру телефон, терпеть не могла «новые технологии» и ненавидела любые видеоигры, не переставляя этим удивлять Бролена. Отец скоропостижно скончался от инфаркта более шести лет назад, оставив Рут Бролен в одиночестве хозяйничать в их маленьком доме в Логане. Она получала хорошую пенсию благодаря оформленной мужем за несколько лет до смерти страховке и проводила долгие часы, обучаясь рисованию и любуясь с веранды лесом и горами.

Джошуа налил себе большой стакан молока с клубничным сиропом и устроился на софе. Многие друзья подшучивали над его любовью к клубничному молоку — особенно этим отличались приятели по академии в Куантико, считавшие любовь к этому напитку своеобразным моветоном, однако эра Джона Эдгара Гувера закончилась, и агентов ФБР вновь восстановили в правах. Никаких сомнений: в империи Большого Шефа в эпоху, когда все только и намекали на существование влиятельной «мормонской мафии в ФБР», подобное было бы запрещено…

«Я могу выбрать между Вагнером, Рики Ли Джонс и Крисом Айзеком или отличной партией в „Обитель Зла“!» — подумал Джошуа, одновременно переключая дорожки на hi-fi магнитоле и телеканалы.

Два самых больших удовольствия. Первое — музыка — позволяло ему расслабиться, а второе — видеоигры — преодолеть стресс, накапливающийся в течение рабочего дня: они полностью затягивали Бролена в свои миры, помогая ему отвлекаться от собственных мыслей и забывать те ужасные образы и воспоминания, которые могли окончательно захлестнуть его. Он купил две приставки — одну отнес на работу, вторую оставил дома; они давали ему шанс бегства от действительности, когда та становилась невыносимой: подобные паузы Бролену были просто необходимы. Некоторым могло показаться, что его зависимость от этого «лекарства» свидетельствовала об одном: Бролен не создан для работы в полиции, но на самом-то деле в нем жила душа настоящего копа просто ему требовалось время от времени «перезагружаться».

В конце концов, он предпочел партию в «Обитель Зла», которую не успел доиграть накануне. Спустя полчаса Бролен с остервенением терзал джойстик, подобно тому, как каторжник пытается разорвать свои оковы. Он постепенно переходил на новые уровни сложности, понемногу приближаясь к концу игры. Неожиданно прозвучавший телефонный звонок грубо вырвал его из той виртуальной вселенной, где он добивался все больших успехов.

Ворча, он снял трубку, твердо намереваясь закончить разговор как можно скорее.

— Джош Бролен, слушаю!

В ответ раздался мягкий и неуверенный женский голос:

— Добрый вечер, это Джульет. Джульет Лафайетт. Надеюсь, ты меня не за…

Удивление сразу же заставило испариться всю прежнюю агрессию, и Джошуа, поставив джойстик на ковер, удобно устроился на софе.

— Джульет! — перебил Бролен девушку, не зная, что сказать. — Вот так сюрприз! Как твои дела?

Джульет удивилась такой теплой реакции.

— Ну… Хм… Да все в порядке.

Тон ее голоса не соответствовал словам, он слишком дрожал, был каким-то чересчур торжественным. Поднимая трубку, Бролен планировал услышать кого-нибудь из друзей или мать, но никак не ожидал, что это будет Джульет.

— Много времени прошло, — начала она.

— Да… Послушай, мне правда жаль, что я не часто объявлялся в последние месяцы, и мне… нет прощения. Меа culpa.

— Нет-нет, это я… ну, то есть я хочу сказать, что тебе не надо извиняться передо мной, ведь я тоже не подавала никаких признаков жизни. Поэтому ничья.

В трубке воцарилось молчание.

— Я… знаю, это странно, но мне захотелось тебя услышать, — неуверенно призналась девушка, так, словно долго собиралась с силами, чтобы произнести это.

Все еще удивленный, Бролен молчал.

— Может, ты занят? — спросила она.

— Нет, вовсе нет.

Бролен схватил пульт и выключил телевизор, отвлекавший его от разговора. Воспоминание о Джульет вызвало в его памяти щемящее чувство.

— Признаться, я не ожидал услышать твой голос, — сказал он, вытягиваясь на софе.

— На самом деле… я… просто хотела позвонить тебе… За последний год у нас не было возможности поговорить… Просто поговорить, не вспоминая о том… происшествии. Ты же знаешь, о чем я.

Она пыталась робко развивать разговор, подыскивая слова, которыми можно было бы описать это странное чувство: нечто среднее между ностальгией и страхом, в котором она сама до сих пор не смогла как следует разобраться.

— Если честно, — продолжила Джульет, — я ведь так и не смогла тебя поблагодарить. Трезво, с ясной головой оценивая случившееся, глядя на то, что произошло, с некоторого расстояния. Когда я пошла на поправку, мы потеряли друг друга из виду… Но только, прошу тебя, не считай это упреком, ладно? Я хочу сказать, что ты видел меня в те моменты, когда я не могла выбросить из головы эту драму… А теперь мне стало лучше, и я хотела бы сказать тебе «спасибо». Сказать искренне… или осознанно — как тебе больше нравится.

От неожиданности Бролен хлопнул себя ладонью по лбу. Он взглянул на календарь, висевший на кухонной двери, и все понял. Вторник, 29 сентября. Всю прошлую неделю его сердце с замиранием ожидало этой даты, а сегодня он постарался так глубоко спрятать это воспоминание, что почти забыл про нее. Прошел ровно год с момента похищения Джульет, и сейчас Бролен упрекал себя: как же он мог об этом забыть! Мозг ведет себя крайне любопытно: наступает годовщина события, перевернувшего чью-то жизнь, серьезная дата забыть про которую просто невозможно, — и все начисто вылетает из головы. Всю минувшую неделю он обещал себе набрать номер телефона Джульет, пригласить ее поужинать, постараться прогнать из ее памяти воспоминания о том ужасном дне… и в итоге, полностью погрузившись в текущие дела, забыл это сделать.

Он не разговаривал с Джульет более полугода, хотя знал, что должен, обязательно должен ей позвонить. Ради нее, ради того, чтобы ее поддержать.

— Не надо, не благодари меня, скорее это я должен просить прощения за то, что не объявился. Как твои дела?

Молчание.

— Кажется, ты не совсем в форме, — добавил он. — Могу я что-нибудь сделать?

— Я хотела просто услышать твой голос. Прошел год, и все случившееся кажется мне таким далеким… и тем не менее это так близко, как будто это произошло вчера.

Бролен положил голову на спинку софы и закрыл глаза.

Вся эта ерунда с оттенком благодарности немного напоминала ему заранее приготовленную речь, бывшую не более чем предлогом для звонка. Но когда Джульет произнесла, что хотела услышать его голос, Бролен вспомнил ее такой, какой она была в те дни, человеком с сомнениями и страхами.

— Если позволишь, я дал бы тебе совет куда-нибудь выбраться вместе с друзьями, — заметил он. — Я знал одну женщину, подвергнувшуюся нападению; много лет подряд, в каждую годовщину этого события, чтобы не впасть в депрессию, она отправлялась в ресторан.

Джульет неразборчиво прошептала что-то, похоже согласие.

— Ты сейчас со своей семьей? — поинтересовался Бролен.

— Нет, родители звонили мне целый день, они все еще в Калифорнии. Мама хотела приехать на несколько дней, но мне удалось отговорить ее, убедить, что со мной все в порядке.

— А это правда?

Прежде чем ответить, Джульет задумалась. Потом тихо произнесла:

— Почти.

— А как твоя подруга? Та, что живет недалеко от тебя. Как ее зовут?

— Камелия.

— Будет лучше, если ты переночуешь у нее, сегодня тебе лучше не оставаться одной.

— Да, наверное.

Джульет не могла объяснить то, что чувствовала. Как сказать ему, что сегодня она хочет быть не с семьей или друзьями, а просто слышать голос того, кто спас ей жизнь? Теперь, ловя его слова, слушая его, она испытывала неловкость оттого, что не поддерживала с ним связь. С человеком, который видел все, что с ней произошло. И спас ее. Внезапно, уже вечером, ей захотелось набрать его номер. Она листала учебник с описанием всевозможных психических патологий, когда ее грудь вдруг что-то сдавило. Всю неделю она беспрестанно уверяла себя: все будет хорошо, страшная дата пройдет так же незаметно, как любой другой день, глупо на этом заморачиваться. И все же чувствовала себя не слишком хорошо: это было не беспокойство за собственную безопасность, а, скорее, ощущение невозможности с кем-либо поделиться. Ни мать, ни Камелия не поняли бы ее, не смогли бы поддержать, ответить на все волновавшие ее вопросы — ведь они не знали ответов. Симпатичное лицо Джошуа Бролена не выходило у Джульет из головы. Поняв, что сможет преодолеть свою робость и набрать номер инспектора, хранившийся в памяти ее телефона вот уже год, она в итоге решилась позвонить ему.

— А кстати, откуда у тебя мой номер телефона? — удивился он. — Его ведь нет в общем справочнике.

Его удивление и мысль, что они оба думают почти об одном и том же, позабавили Джульет.

— Ты же… сам дал мне его в прошлом году, на случай, если… — ответила она с некоторой долей иронии.

Бролен тут же отругал себя, что забыл об этом, и теперь старался вспомнить, что имел в виду, когда произнес это «на случай, если…». Джульет была красивой девушкой. Даже очень. Однако он умел четко разделять работу и личную жизнь, не делая из этого правила никаких исключений. Одна из заповедей, оставшихся у него со времен учебы в ФБР. Какой бы очаровательной ни была девушка, он всегда старался смотреть на нее иначе, нежели любой другой мужчина, привлеченный ее красотой и обаянием.

— Точно, припоминаю, — соврал он. — Послушай, все-таки тебе надо последовать моему совету: не нужно оставаться одной в такие моменты: выйди, развейся; сомневаюсь, что для тебя окажется полезным всю ночь вспоминать те события… Так ты точно впадешь в депрессию. Не хочу драматизировать — я пытаюсь всего лишь помешать тебе зациклиться на том… случае.

Несколько месяцев подряд, после нападения на Джульет, Бролен интересовался тем, как проходит ее лечение — она регулярно посещала Службу помощи жертвам агрессии, созданную при полиции Портленда. Там ее научили мириться с происшедшим почти так же, как приходится соглашаться со смертью близкого человека: решительно принять это, чтобы потом всю жизнь не ощущать на себе гнет случившегося. Ей рассказали, что лучше несколько раз как следует поплакать, чем загнать душевную травму внутрь, ожидая, что та постепенно будет где-то там разлагаться. Джош знал, что она справилась, доказав, что обладает волей борца, однако тягостные воспоминания могли вернуться к Джульет снова, особенно в годовщину трагедии.

Было слышно, как на другом конце провода Джульет вздохнула.

— Я идиотка, мне не следовало тебе звонить… Сожалею.

— Не говори так. Я рад тебя слышать, — заверил он. — На самом деле я тоже хотел тебе позвонить, но… с этой работой… Знаешь, для меня тоже очень важным было все то, что тогда произошло. — Чувствуя, что Джульет напряглась, полностью уйдя в свои мысли, он добавил: — Хочешь поговорить об этом?

Вместо ответа Джульет сказала:

— Я не рискнула сама попросить тебя. Боялась, что ты воспримешь это как навязчивое приглашение. Если ты приедешь, это не сильно тебя отвлечет от дел?

Бролен округлил глаза: предложение Джульет выходило за рамки того, о чем он думал. Он надеялся, что они всего лишь поговорят по телефону, и ему не придется ехать через весь город. Но молчание Джульет отвергало любую попытку отказаться, он должен был сделать это ради нее. И в глубине души, вопреки рассудку, он ощущал, что ему что-то очень нравилось в этой девушке, и эта симпатия выходила за рамки его профессиональных обязанностей… Ее личность, образ жизни.

«Всего час или два, — подумал он, — ради того, чтобы просто поддержать ее, а потом я вернусь и лягу спать».

— О'кей, я еду. Доставай бокалы и грей диван, буду у тебя через сорок минут, если, конечно, найду свой телепортатор.

Он почувствовал, как она улыбнулась. Ей стало спокойнее.

Миновав Шенандоа-террас, престижный квартал Портленда, белый «Мустанг» поехал мимо зданий, возвышавшихся над остальным городом. В конце Шенандоа располагались два просторных дома, за которыми начинался лес. Дороги дальше не было. Поразмышляв несколько секунд, Бролен поднялся на крыльцо меньшего из двух особняков.

«Неплохой вид, — подумал он, осматриваясь. — Не так много соседей, просторно и лес, где можно бегать по утрам, прямо рядом с домом — что еще нужно?»

Дверь отворилась.

Стоя на пороге, Джульет радушно улыбалась Бролену.

— Спасибо, что пришел, — произнесла она, приглашая его войти.

Бролен немного растерянно улыбнулся ей в ответ, не зная, как реагировать. За те несколько месяцев, что он не виделся с ней, Джошуа забыл, насколько она очаровательна. Не вынимая руки из карманов, Бролен вошел в холл.

Джульет указала ему на открытую дверь.

— Принесу кофе, располагайся, — произнесла она, удаляясь в сторону кухни.

Бролен прошел в большую гостиную с множеством диванчиков, кресел, низких столиков и камином — таким огромным, что туда можно было шагнуть, не сгибаясь. Над камином располагались перила мезонина и стеклянная дверь. Мысль, что он оказался в подобном месте, показалась Джошуа забавной. Его кроссовки, потертые джинсы и старая кожаная куртка совершенно не соответствовали здешней обстановке.

— Тебе покрепче? — крикнула Джульет из кухни.

Джошуа не стал объяснять, что не пьет кофе с тех пор, как бросил курить: нынче вечером он сделает исключение. Повернувшись, он увидел черный лакированный «Бёзендорфер» в окружении зеленых растений. Он подошел и поднял крышку, его пальцы мягко коснулись клавиш.

— Ты играешь? — спросила Джульет, появляясь у него за спиной.

Бролен тут же прервался, виновато улыбнувшись.

— Нет. У моих родителей было фортепиано, однако отец запрещал мне к нему прикасаться.

— Это глупо. Зачем тогда оно вообще нужно?

— Полагаю, он сохранил его в память о своих родителях, а может быть, он просто не хотел, чтобы кто-то на нем играл. Не знаю. А ты?

Джульет подняла брови:

— Начала учиться в восемь лет. Наверное, я уже должна была стать виртуозом, но, к огромному разочарованию моих родителей, я очень слабый музыкант.

На ее щеках появились ямочки. Бролен уже совершенно забыл, насколько она красива: эти черные волосы, каскадом спадающие на плечи, и сапфирового цвета глаза. Такие синие, что, если долго в них смотреть, можно потерять рассудок. Он подумал о том, что так и не определился, как именно ему следует относиться к Джульет. Он спас ей жизнь, после трагедии они некоторое время провели вместе, но тогда их отношения были особенными: Джульет приходила в себя, а ему постоянно мешали все эти полицейские барьеры, поэтому он не смог просто подружиться с ней. Инспектор почти с удивлением обнаружил, что оказался у нее в доме ровно спустя год. Их связывало то, что они пережили вместе, между ними установилось взаимное доверие, но они так и не узнали друг друга ближе. Когда Джульет стала чувствовать себя лучше, он отстранился, занятый своей работой и, главное, не желая оставаться наедине с красивой женщиной.

Бролену захотелось прикоснуться к ее нежным и соблазнительным губам, его взгляд упал на прикрытую свитером грудь девушки. Чуть смутившись, он указал на три диванчика, расставленных полукругом, и спросил:

— Который из них предназначен для полицейских?

— Тот, что тебе больше нравится.

Бролен удобно устроился на одном из диванов.

— Рад видеть, что ты не перестала улыбаться, — сказал он. — Это главное.

— Стараюсь.

Она не могла признаться ему, что обрела способность улыбаться менее часа назад, как раз тогда, когда он сказал, что приедет. От этого человека исходила спокойная сила. Уверенность. Джульет поставила на стол две чашки очень крепкого черного кофе.

— Чем ты занимаешься теперь? — поинтересовался Бролен.

— Иду по твоим стопам, — улыбнулась она. — Ты ведь изучал психологию, правда?

Его вновь удивила ее память. По завершении дела Лиланда Бомонта, Портлендского Палача, Бролен хотел помочь ей справиться с пережитым кошмаром. Но он помогал и самому себе, ибо это дело сильно зацепило и его. Тогда он впервые убил человека. Джошуа никогда не признался бы в этом Джульет, и ему вообще казалось, что он не так уж и много рассказал ей о себе, но теперь, год спустя, выяснилось, что девушка не забыла абсолютно ничего из того немногого, что он ей о себе поведал. Ему в голову вдруг пришла мысль, что она могла сохранить в памяти все незначительные детали, потому что была неравнодушной к нему, однако поведение никак не выдавало ее чувства. Конечно, она хорошо к нему относилась, но сохраняла дистанцию.

— Ну, у тебя и память! — заметил Бролен. — Я впечатлен.

— Отвечая на твой вопрос, могу сказать, что сейчас я учусь на последнем курсе психфака. Еще немного смелости, и я получу диплом.

— И что потом? Есть какие-нибудь идеи?

— Пока не знаю. Скажем так: случившееся со мной в прошлом году заставило меня задуматься о том, чтобы поменять ориентиры. Мне очень нравится мысль в будущем заняться выявлением подобных монстров. Может быть, работая на ФБР. Я действительно иду по твоим стопам!

— Не забывай про осторожность или закончишь в рядах портлендской полиции, — пошутил Бролен.

Отпив глоток все еще обжигающего кофе, он почувствовал, как от желания затянуться сигаретой буквально защекотало нёбо. Легкие словно окаменели. В огромной гостиной воцарилась тишина. Где-то вдали секундная стрелка настенных часов без устали отсчитывала мгновения. Постаравшись сосредоточить внимание на Джульет, Джошуа изо всех сил пытался не думать о вредной привычке, давно уже не напоминавшей ему о себе.

— Наверное, нелегко было в последние месяцы? — поинтересовался он.

— Нормально. Уже довольно давно я выхожу по вечерам, иногда даже пешком возвращаюсь от Камелии. Можно сказать, мне удалось справиться с агорафобией. Правда, я и прежде никогда не была тусовщицей, так что сейчас ничего особенно не изменилось! — ответила она, искренне улыбнувшись.

— А Интернет? Ты много времени там проводишь?

— Намного меньше, чем раньше, — нахмурилась она, — намного меньше.

Джульет уставилась на свою чашку.

— Я рада видеть тебя, Бролен, — произнесла она.

— Джош. Думаю, так лучше.

Она кивнула и добавила:

— Знаю, это может выглядеть глупо, но мне надо было тебя увидеть. Своего рода разминка для ума: увидеть тебя, чтобы вспомнить, что все это действительно со мной случилось.

Мысль, что он мог оказаться одним из звеньев в этой цепи умозаключений, заставила Бролена испытать разочарование, и он даже скривился. Не то чтобы он воображал себе нечто большее, но, по крайней мере, надеялся стать если не другом, то хотя бы добрым знакомым Джульет.

— Я неправильно выразилась, — поправилась Джульет, — я просто хотела сказать, что раз ты знаешь, что именно произошло, то я надеялась, что сегодня вечером ты окажешься здесь. Мне надо было видеть тебя, ведь ты — единственный, кто пережил это вместе со мной и с кем я не обязана в деталях обсуждать случившееся, ты это и так знаешь; ты способен меня понять, но при этом я не должна тебе ничего объяснять. Ты ведь знаешь…

— Знаешь, что действительно было бы гениально? — сказал он. — Зажечь в камине огонь: я уже столько лет не видел, ничего подобного. А потом мы могли бы не спеша поговорить обо всем.

Два силуэта вытянулись под одеялами, каждый на своей софе. Тени спорили с янтарными отблесками пламени в тишине гостиной, где в камине трепетал огонь. Время от времени Бролен или Джульет шепотом произносили какую-нибудь фразу в ответ на очередной вопрос. В доме было спокойно, уже наступила ночь, и после двух с половиной часов беседы с девушкой Бролен решил не возвращаться домой. Она нуждалась в нем, в сочувствующем собеседнике, и ему, в свою очередь, было необходимо, чтобы рядом с ним тоже был кто-то, ему также требовалось немного тепла, пусть это тепло было лишь дружеским.

Постепенно фразы превратились в бессвязные, произносимые невпопад слова: усталость взяла верх, и ночь усыпила обоих до наступления нового дня.