«Форд-Мустанг» с ревом пронесся по дорожке, предназначенной для машин «скорой помощи» и траурных кортежей. Припарковавшись, Бролен прошел через все здание, пока не добрался до кабинета доктора Фольстом. Была суббота, и Бролен не мог быть уверен, что найдет начальника Службы судебно-медицинской экспертизы на рабочем месте, однако интуиция нашептывала ему, что он приехал не зря. Все в облике и характере доктора говорило, что она безгранично предана своей профессии, и Бролен не удивился бы, узнав, что часть своих уик-эндов она проводит в рабочем кабинете.

— Я могу вам помочь? — спросила инспектора сидевшая за компьютером женщина в бежевом костюме.

Бролен показал ей свой значок:

— Я ищу доктора Фольстом, это срочно. Вы не знаете, где я могу ее найти?

— Она отправилась обедать напротив, в ресторан «Шиффо».

Бролен поблагодарил и вышел. Несколько минут спустя он уже входил в ресторан. Довольно изысканный, но не супер. Хлопчатобумажные скатерти в красную и белую клетку, посреди столиков — пустые винные бутылки, покрытые невероятным количеством свечного воска, напоминающего застывший сок каких-нибудь растений. Бролен сразу же заметил Сидни Фольстом, обедавшую в компании двух мужчин. Мужчины были в льняных костюмах, очевидно, сшитых на заказ, поскольку сидели на них, как влитые. Вероятно, тоже врачи. Гениально: обед под эгидой Гиппократа! Сладкий аромат какого-то пряного блюда защекотал ноздри Бролена.

— Доктор Фольстом!

Судмедэксперт оторвала взгляд от тарелки, и, когда она узнала инспектора Бролена, выражение ее лица стало суровым.

— Инспектор, какой сюрприз! Вы последовали сюда за мной, чтобы зачитать мне мои права, или у вас есть новый труп, который вы привезли на вскрытие? Или вы хотите что-то узнать о теле, которое к нам недавно поступило?

Бролен кивком головы поприветствовал обоих мужчин.

— Это действительно срочно, поверьте мне, я не стал бы прерывать вас, если бы это было не так. Где находится тело, которое вам привезли вчера во второй половине дня?

— Какое именно? — спросила она с иронией.

Двое ее спутников засмеялись над шуткой, показавшейся им остроумной.

— Доктор Фольстом, вы прекрасно знаете, о ком я говорю. Я должен ее увидеть, и мне необходимы ваши знания. Прямо сейчас.

Настойчивость, с какой он произнес последнее слово, заставила мужчин умолкнуть.

— У вас что, нет ни малейшего чувства такта? — Она указала ему на своих спутников. — Вопреки тому, что вы могли себе вообразить, у нас тут деловая встреча. А вы пытаетесь сорвать ее, инспектор. Вскрытие вашего тела было произведено сегодня утром в присутствии инспектора Пейна. Его делала я, и мои выводы были отправлены по факсу непосредственно вам, а также продублированы по электронной почте. Мне больше нечего вам сообщить, инспектор. И если бы вы смогли сейчас нас покинуть…

— Ожог у нее на лбу, что можно сказать о нем?

— Как и в предыдущих случаях, ткани настолько повреждены, что сказать что-то определенное очень сложно, кроме того, что повреждения были нанесены какой-то сильной кислотой. Посмотрите в отчете, я изложила там все детали.

— А следы под ним? Там не было никакого странного знака, слова или рисунка?

— Инспектор, вы все-таки позволите мне спокойно завершить мой обед?

Бролен почувствовал, как кровь ударила ему в голову. На кону стояли человеческие жизни!

— Доктор, одно из двух: или вы сейчас идете со мной на свое рабочее место и отвечаете на мои вопросы, или я звоню окружному прокурору Глейту, который будет невероятно счастлив возможности оторваться от своих занятий и приехать сюда, чтобы внести кое-какие изменения в вашу карьеру. Что вы предпочитаете?

Сидни Фольстом буквально испепелила его взглядом:

— Инспектор Бролен, вы кого угодно достанете.

И взяла сумочку.

Октябрь — месяц переменчивый. То ветреный и дождливый, то солнечный и спокойный. Но в эту субботу погода была угрюмой. Бесформенное небо, бесконечный серый горизонт. Иногда начинал накрапывать дождик, на несколько минут, не больше, а ветер раскачивал деревья все сильнее, по мере того как день переходил в вечер. Из кабинета доктора Фольстом Бролен мог видеть деревья на опушке парка Маунт Табор и его потухший вулкан. Деревья походили на людей, стремившихся дотянуться до небес и сгибавшихся от ветра в знак покорности матери-природе.

— Ладно, что вас интересует, инспектор? — спросила Сидни Фольстом, усаживаясь в свое большое кожаное кресло.

— Я хотел бы знать…

— Вы хотите знать. Вы прервали мой обед и почти силой приволокли меня сюда, поэтому полагаю, что вы можете обойтись без ненужных смягчающих формулировок.

Бролен кивнул, хотя не посчитал, что это замечание следовало бы делать. Слишком мелочно.

— Я хотел бы знать, можно ли установить, какой именно знак убийца нанес на лоб своим жертвам, прежде чем уничтожил его с помощью кислоты.

— Что вы имеете в виду?

— А вот что: я полагаю, наш парень пишет на лбу жертв что-то осмысленное — слово или какой-то знак. Затем, убив жертву, он использует кислоту, удаляя кожу, чтобы никто не смог прочесть написанное.

— На коже мы ничего не нашли. Кожные покровы сильно повреждены, изъедены кислотой. Однако, если бы кислота понадобилась убийце, чтобы избавиться от какого-то знака, стало быть, этот знак он не написал. Если бы он пользовался фломастером, кисточкой или чем-то подобным, он мог бы легко стереть его, не прибегая к кислоте. Но, поскольку он убивает жертву холодным оружием, можно предположить, что он вырезает эту надпись на лбу жертвы. Что объяснило бы, помимо прочего, и глубину ожогов.

— И вы только что мне сказали, что мы не можем ничего прочитать?

— Ну, может быть, не совсем так. Если он с силой нажимал на свой инструмент, на лобной кости могли остаться какие-то следы. Мы могли бы попытаться их найти.

Ее взгляд смягчился. Она взяла мятную пастилку и предложила ее Бролену.

— Вы плохо выглядите, инспектор, у вас вид человека, который плохо спит.

Бролен молча смотрел на нее.

— Ладно, раз уж это так срочно… что, если нам спуститься вниз и заняться ее лбом? — произнесла доктор, вставая.

— Именно это я и хотел от вас услышать.

— Обычно копы убегают от меня на четвертой скорости, когда я им это предлагаю…

И они отправились в подвал.

При помощи одного из санитаров морга, одного из «танатологов», как их называл Бролен, они выкатили Элизабет Стингер из ее холодильной камеры. Толстая черная нить обвивала ее бюст, подобно длинному червю, то выныривая из-под кожи, то вновь прячась внутрь. Другая, более светлая, удерживала скальп.

«Вероятно, она была достаточно красивой», — подумал Бролен, разглядывая мертвенно-бледное лицо женщины. Во время вскрытия из тела полностью слили кровь, отчего кожа трупа приобрела молочно-белый оттенок.

Сидни Фольстом покатила металлическую тележку в прозекторскую и взяла длинный скальпель.

— Что вы собираетесь делать? — забеспокоился Бролен, глядя на лезвие, блеснувшее в свете хирургических ламп.

— Отделить голову.

— Что?.. В смысле?

Она холодно ответила:

— Вы просите меня провести тщательное исследование. И чего вы ждали? Ни рентген, ни сканер не смогут определить, какие следы оставило лезвие на кости, если эти следы не очень глубокие. В любом случае, ее семью заранее предупредили, что тело слишком повреждено и на него лучше не смотреть.

Хотя Бролен и привык к вскрытиям и другим мрачным зрелищам, он почувствовал, как его ноги стали ватными.

— И как вы будете действовать?

— Раз вы настаиваете, что результат нужен срочно, я выбираю самый варварский метод, но и самый быстрый.

Бролен с трудом сглотнул. Перед его глазами появились отвратительные образы, он представил себе, как при помощи длинного ножа судмедэксперт с той же легкостью, с какой очищают спелый апельсин, удаляет кожу с лица.

— Я выварю голову, чтобы ткани отошли от костей, это займет всего полтора часа. Потом мы сольем «бульон» и получим совершенно чистый череп.

Каким бы жестоким ни казался этот метод, но Сидни Фольстом — дипломированный специалист Лос-Анджелесского университета, член престижной Академии судебной медицины и признанный патологоанатом — приступила именно к нему.

День клонился к вечеру. Двери подвала хлопали при проезде очередной каталки. В этом спрятанном от посторонних глаз месте не было ни одного окна, здесь царили сумерки, здесь вскрывали мужчин, женщин и детей так, словно резали фрукты. Нельзя сказать, что работавшие здесь люди были бесчувственными, но, спроси любого из них, и они ответят: в конце концов учишься переносить все это, не бледнея. Тела повсюду, некоторые из них — пустые оболочки; все они оказались в холодильниках в первый и последний раз в своей биографии. Выпотрошенные человеческие существа, лишенные кожных покровов и внутренностей. Повсюду возле прозекторских столов стояли небольшие емкости для внутренних органов; звук стекающей в раковину воды и гудение мощных кондиционеров не могли заглушить угрюмый визг пил, вгрызающихся в черепные коробки.

Бролен задыхался.

Он действительно привык к вскрытиям, но ненавидел их. Когда из емкости, в которой вываривалась голова Элизабет Стингер, начал распространяться запах мяса, он сказал, что ему надо покурить, и вышел. Доктор не знала, что он бросил. Отыскав ближайшую лестницу, он случайно толкнул дверь с надписью «Пазл».

«Пазл» представлял собой большой черный зал, расположенный в самом сердце подвала Института судебной медицины; но даже сотрудники института старались туда не заглядывать. К счастью, он использовался очень редко, и за долгое время весь покрылся пылью. Там было всегда немного холоднее, чем в остальных подвальных помещениях. Заставленный большими столами из нержавеющей стали, этот зал использовался для хранения частей тел людей, погибших в крупных катастрофах, если не хватало обычных холодильников. Свое название эта комната получила после того, как однажды в нескольких километрах от Портленда разбился самолет. Тогда тела, привезенные сюда, представляли собой десятки фрагментов, и потребовались бесконечные часы, чтобы соединить одни фрагменты с другими, начиная с отдельных членов и заканчивая финальной сборкой гигантских человеческих пазлов.

Бролен слышал разговоры об этом месте и почувствовал себя в нем совсем отвратительно. Скрепя сердце он вернулся к доктору Фольстом.

Та уже произвела множество манипуляций с черепом. Плоть действительно отделилась от кости, и сейчас влажный череп блестел и выглядел замечательно гладким.

Сидни Фольстом рассматривала межбровье при помощи большой лупы, укрепленной наподобие монокля, направив на исследуемый объект мощный луч света. Через несколько минут она сделала Бролену знак приблизиться.

— Посмотрите на лобную часть, на ней хорошо видны повреждения, возможно нанесенные заостренным предметом. Это вполне может быть тот же тип ножа с обоюдоострым лезвием, которым пользовался убийца первой жертвы. Можно сказать, что мы имеем дело с поклонником обоюдоострых лезвий.

Бролен наклонился и взглянул на череп в лупу. Он почти ничего не понял, поскольку не был профессионалом в этом деле.

— Подождите мгновение, сейчас мы сделаем следы чуть заметнее.

Она провела по черепу щеткой из стекловолокна, и крошечные бороздки заполнил тонкий слой угольного порошка. Теперь в резком, ярком свете лампы возникли почти незаметные прежде царапины. Они образовывали подобие странного черного символа.

— Что это? — спросил Бролен.

— Вы же полицейский, вот вы мне и скажите.

— Как будто… Пентакль. Можно его срисовать?

— Даже больше, я могу сделать вам очень четкую цифровую фотографию, которую затем вы легко увеличите.

— Доктор, если я и вел себя с вами, как доставала, можете быть уверены: это больше не повторится, — произнес Бролен, испытав облегчение.

Сидни Фольстом встала, чтобы взять цифровой фотоаппарат:

— Если б только это было правдой.

В тяжелом воздухе подвала ослепительно блеснула вспышка фотоаппарата.