ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Серый волк под горой
Не пускает нас домой.
Детская потешка
1
Портленд, Орегон, наши дни
На мерцающем экране компьютера, под неторопливое урчание, одно за другим появлялись слова.
[Оберон] Вечерние чаты вгоняют в депрессию. Мне одиноко. А тебе?
Сидевшая перед экраном Джульет Лафайетт нахмурилась. Она повернулась посмотреть, как там другой компьютер, в это самое время качавший из Интернета новую программу. На мониторе одна за другой появлялись цепочки данных. Простой стол в форме буквы «Г» — она использовала его как рабочий — был постоянно завален книгами, и на нем вполне хватало места для двух компов. Джульет возобновила беседу, начатую с Обероном.
[Иштар] Я чувствую себя также, как и в любой другой вечер. Опустошенной.
На экране выделялись черные буквы, образовывавшие ее ник. Ей нравилось имя этой богини. Сотни тысяч людей ежедневно пользовались Интернетом, чтобы общаться, ничего не зная о своих собеседниках, и ник был их единственной связью с кем-то по ту сторону экрана. Со всеми ДРУГИМИ, которые зависали в Интернете.
Ее партнер по одиночеству снова ответил:
[Оберон] Понимаю твои чувства. У меня то же самое. Пустота, мрак и пожирающая мир ночная мгла.
[Иштар] За что я люблю Интернет, так это за легкость, с которой люди могут общаться. Я могу рассказать тебе про свою жизнь, и это мне ровным счетом ничего не будет стоить, потому что мы никогда не встретимся. Я не чувствую на себе бремя твоего взгляда.
[Оберон] Коротая таким образом наши одинокие вечера, мы в конце концов станем нужны друг другу.
Джульет ласково покачала головой.
[Иштар] Только этого не хватало. Кроме того, мы не совсем одиноки. У тебя, как ты мне все время твердишь, есть ночь, а у меня, смею тебе напомнить, мои занятия!
[Оберон] Правда, а я и забыл. Ты сегодня была в универе?
Джульет улыбнулась и мгновение поразмышляла, прежде чем вновь застучала по клавиатуре.
[Иштар] Почему ты спрашиваешь? Ты что, один из моих преподов? Следишь за мной?
Джульет выловила остатки китайской лапши, остывавшей в чашке. Опустила пониже галогенную настольную лампу, отчего комната погрузилась-в мягкий полумрак. В ночи залаяла соседская собака.
[Оберон] Нет, но я тобой интересуюсь. Ты о себе не слишком-то много рассказываешь. А мне бы хотелось узнать тебя получше.
Джульет внимательно перечитала слова собеседника, а потом сформулировала ответ.
[Иштар] Похоже, дорогой Оберон, что с того самого момента, как мы начали обмениваться мыслями, ты подбираешься ко мне. Не так ли?
Она сердито поджала ноги, отчего несколько кусочков лапши упали на палас.
[Оберон] Ровно два месяца. Мы обмениваемся мыслями в Интернете вот уже два месяца, и все, что я о тебе знаю, это то, что ты молодая женщина двадцати трех лет, любишь историю и мифологию, отсюда это прозвище — Иштар — богини любви и войны. А еще, что ты обожаешь китайскую лапшу, причем мне кажется, что как раз сейчас ты ее ешь.
Джульет перестала жевать. Откуда он мог знать, чем она занята, если, конечно, в этот момент не подглядывал за ней? Она медленно сглотнула и поставила пиалу на стол. Но почти сразу ее сердце стало биться в прежнем спокойном ритме. «Ты — идиотка, бедная моя девочка! — подумала она. — Откуда он может знать, что ты сейчас делаешь? Он знает, что ты ешь, потому что ты почти всегда ешь в одно и то же время! Он все время читал про это и запомнил!»
[Оберон] Ну, что?
Пальцы Джульет запорхали по клавиатуре, словно она целыми днями упражнялась, сидя за фортепиано:
[Иштар] В «яблочко»! Видишь, ты уже много знаешь о моих кулинарных пристрастиях… Чего ты можешь еще желать?
[Оберон] Хочу узнать, кто ты на самом деле. Кто прячется под ником Иштар.
[Иштар] Студентка четвертого курса психфака. Этого достаточно?
Ответ таинственного Оберона появился почти сразу.
[Оберон] Хорошее начало. Предлагаю тебе сыграть в небольшую игру. Чем больше ты рассказываешь про себя, тем больше я тебе раскрываюсь в ответ. Что скажешь? Давай погрузимся друг в друга.
Джульет отодвинула почти пустую пиалу. — «Осторожнее, Оберон, по-моему, ты заходишь слишком далеко». И быстро написала ответ:
[Иштар] Очень сомневаюсь, что это возможно. Уже поздно, я пошла. Спокойной ночи. И до скорого, быть может, опять в Сети…
Она встала, с шумом потянулась и уже собралась было выключить компьютер, когда на экране появились слова:
[Оберон] Не отключайся! Не делай этого!
— Сожалею, король эльфов, но я устала.
Она нажала кнопку выключения, и вентилятор, вздохнув в последний раз, замолчал. Вторая машина, закончив установку полной версии программы, требовавшейся для увеличения памяти, тоже была выключена. Девушка прошла мимо шкафа и замерла перед большим зеркалом. Посмотрела на собственное отражение. Высокая и худая. «Может быть, даже слишком, — подумала она, — мне надо больше заниматься спортом, намного больше». Потрогала свои, все еще упругие, несмотря на долгие часы, проведенные в сидении перед компьютером и за книгами, ягодицы. Потом принялась рассматривать лицо. Пухлые губы, нос, который ее мать называла вздернутым, длинные волосы, окрашенные в черный цвет — так она делала уже два года, сначала из эстетических соображений, чтобы подчеркнуть синеву глаз, а потом просто потому, что ей так больше идет: черные волосы указывают на ее независимый характер с определенным оттенком меланхолии. Заметив высокую девушку с иссиня-черными волосами, большинство молодых людей пытались поймать ее взгляд. Сколько раз она чувствовала, какое влияние ее глубокие синие глаза оказывают на мужчин! Наиболее уверенные из них и те впадали в ступор. Видеть, как они стоят с разинутыми ртами, было забавно. Но вскоре это начало ее утомлять. По-настоящему приблизиться отваживались немногие — остальные, конечно, думали, что столь необыкновенное создание наверняка не имеет недостатка в любви, а одиночки, все же преодолевавшие свою неуверенность, потакали собственному нарциссизму — с соблазном это не имело ничего общего. Поэтому, будучи от природы довольно застенчивой, Джульет проводила вечера в одиночестве, усевшись между двумя системными блоками и экранами, а вовсе не отдаваясь романтике, как поступают многие молодые женщины.
По-своему это означало вообще никак не рисковать, — и это устраивало Джульет. Те, с кем мы общаемся в Интернете, обычно скрываются за глуповатыми никами, иногда, правда, способными рассказать о человеке довольно много. Тут можно беседовать с первым встречным, не объясняя ему, кто ты и почему здесь оказался, и как только беседа становится неприятной, достаточно просто отсоединиться и больше уже не читать сообщений, забыть про все. С Обероном, встреченным ею на одном из форумов, Джульет связывало подобие приятельских отношений. Иногда по вечерам они болтали, не зная правды о собеседнике. Интернет представляет собой средство safe communication — безопасной коммуникации. Однако совершенно очевидно, что такому способу общения не хватает теплоты.
Соседская собака залаяла сильнее.
— Заткнись, Рузвельт! — крикнула Джульет в распахнутое окно комнаты.
«Что за странная мысль назвать собаку Рузвельтом! Я вот ни секунды не буду ломать голову, выдумывая имя своей собаке, если когда-нибудь ее заведу! И вообще, я проведу остаток дней, как старая колдунья, одна в своем логове!» — подумала она.
Этот образ вызвал у нее улыбку, девушка отправилась спать.
Свет в ее комнате погас в половине первого ночи.
* * *
Спустя несколько дней в окна аудитории стучал дождь. Профессор Томпсон читал лекцию так монотонно, что половина студентов уже спала глубоким летаргическим сном. Окруженная сонными однокурсниками, Джульет Лафайетт рассеянно слушала преподавателя, разглядывая мокрый серый пейзаж за окном. Ее мысли блуждали далеко, по Калифорнии, куда ее родители уехали жить два месяца назад. Тед Лафайетт получил новую должность и перебрался в Сан-Диего, его жена Эллис последовала за мужем в солнечные края, сменив работодателя и желая таким образом избавиться от гнета рутины. Джульет выросла в Портленде, ее немногочисленные друзья тоже жили тут, здесь были сосредоточены все ее интересы, потому-то она и не захотела уехать вместе с родителями. В некотором роде оставалась хранительницей семейного очага. Не всегда легко было жить в одиночестве на громадной вилле, но, в общем, она привыкла, превыше всего любя независимость и порой разрывая отношения с любовниками из-за боязни потерять свободу — правда, их было не так уж и много. Самым сложным для Джульет было не столько справляться с чувством одиночества — хотя по ночам ей порой и становилось страшновато из-за всяких пустяков, — сколько соблюдать режим дня. Вставать в один и тот же час, следить за домом и, главное, правильно питаться. Джульет была неспособна баловать себя бессмысленным количеством милых блюд, обычно она ела немного и все подряд — то, что не требовало длительного приготовления.
— Можно выделить три фазы Стокгольмского синдрома… — Голос профессора Томпсона раздался неожиданно, как голос какого-нибудь призрака.
«Мне бы надо немного сосредоточиться, если я не хочу быть отчисленной в начале года», — подумала Джульет, поморгав, чтобы прогнать навязчивые мысли. В коридоре раздались взрывы смеха, Томпсон сердито бросил быстрый взгляд на дверь, а затем продолжил:
— Первая фаза, взятие заложников, характеризуется развитием у них стресса, как правило, сильного. Затем наступает фаза удерживания, во время которой заложников шантажируют: эту фазу можно назвать периодом дегуманизации, заложники становятся товаром для обмена. Однако именно в этот момент происходит идентификация заложника с агрессором, страх смерти понемногу отступает, и заложник начинает симпатизировать преступнику. И наконец, фаза последствий, характеризующаяся посттравматическим шоком или депрессией.
Джульет была восхищена этой странностью. Как захваченные и удерживаемые против воли люди могли испытывать симпатию к собственным мучителям? Профессор Томпсон рассказал о женщине, влюбившейся в своего похитителя, за которого она в итоге вышла замуж, и Джульет не смогла удержаться от улыбки. «Как в голливудском фильме, — подумала она. — Не хватает только Кевина Костнера в роли злодея, и вот, пожалуйста, готовая кинокартина! Реальность часто превосходит любой художественный вымысел».
Десять минут, оставшиеся до конца лекции, пролетели незаметно.
Джульет вышла на парковку для студентов и скользнула внутрь своего крошечного «жука». Дождь прекратился буквально несколько минут назад. Джульет направилась на юг, по дороге остановившись возле «Seven-Eleven» купить пива. Был вечер среды, и, как обычно, она собиралась провести его у лучшей подруги. Джульет и Камелия были совершенно не похожи. Джульет — двадцать три года, Камелии — тридцать два. Если Джульет чувствовала себя спокойнее, находясь дома в одиночестве, то Камелии, наоборот, нравилось регулярно куда-нибудь выходить, и когда-то она даже была замужем, целых пять лет. Однако едва они начинали любой разговор, как между ними возникало абсолютное взаимопонимание. Каким бы ни был сюжет беседы, у подруг всегда обнаруживались общие темы, и, болтая, они частенько засиживались за полночь.
«Жук» замер перед фасадом дома с облезшей краской.
Камелия открыла дверь. Это была высокая женщина с длинными, светлыми, немного вьющимися волосами. При виде подруги ее лицо озарила широкая улыбка.
— Добрый вечер, красотка!
— Салют! Приближается октябрь, а вместе с ним — холода, — ответила Джульет, торопливо проходя в прихожую.
— Я сейчас растоплю камин, устраивайся.
Разглядывая загорелую кожу Камелии, Джульет нахмурилась.
— Мне казалось, ты перестала баловаться ультрафиолетом, — произнесла она. — Для твоей кожи это вредно!
— Скажем так — это последний каприз на память об ушедшем лете. Я приготовила салат из желудков — просто вершина французской кухни. Это должно напомнить тебе о твоих корнях.
— М-м-м. Из всей моей семьи об этом вспоминает только отец. Мне кажется, иметь французского дедушку — это своеобразный снобизм. Что-то вроде привилегии, знака принадлежности к королевской крови.
Джульет поставила пиво на кухонный стол. Где-то в глубине дома продолжал показывать новости телевизор.
— Как поживают родители? — поинтересовалась Камелия.
— Звонили вчера вечером, маме там нравится, правда, сложновато приспособиться к жаре, но в целом нормально. Отец много работает, возвращается домой поздно и часто продолжает работать даже в уик-энды. Самое удивительное, как говорит мама, это калифорнийцы — у них совершенно особый менталитет.
— Ты что, никогда не была в Калифорнии? — удивилась Камелия, поставив тарелки на поднос.
— Нет. Знаешь, я и путешествия… Не могу сказать, чтобы я часто выбиралась за пределы Орегона.
Камелия уперлась руками в бока, отставив ногу и чуть наклонившись вбок.
— Тогда купи себе новый купальник, и я отвезу тебя на уик-энд в Лос-Анджелес, там на пляжах полно мускулистых парней.
— В конце сентября?
— Эй, малышка, такова особенность калифорнийского менталитета — настоящий калифорниец выше любых сезонов. Да и вообще, он всегда любит быть сверху, если ты, конечно, понимаешь, что я хочу сказать…
Джульет пропустила мимо ушей это сальное замечание и ответила лаконично:
— Как бы тебе сказать… Пляжи это не мое.
Камелия посмотрела девушке в глаза.
— Джульет, в какой-то момент тебе все-таки придется влюбиться, таков удел всех смертных, иначе остаток жизни проведешь в одиночестве и забвении!
— Но я не хочу себя заставлять! Мне кажется глупым проводить дни напролет полуголой, умирая от жары, под пристальными взглядами всех этих мужиков, страдающих от недостатка секса, и чувствовать, как ссыхается от морской соли моя кожа. Может, я размышляю не современно, но, уж прости, ничего не могу с собой поделать.
Камелия снисходительно посмотрела на нее и покачала головой.
— Да, тебя не исправишь… Ладно, помоги мне отнести все это в гостиную.
Они поставили тарелки на чудесный стол из дымчатого стекла. Дом Камелии был не только большим, он был еще и заботливо обставлен мебелью. Алиментов, которые платил бывший супруг, ей хватало на то, чтобы потакать некоторым своим капризам.
Они с аппетитом поели, щедро запивая еду пивом и вином. В десять вечера обе почувствовали, что немного опьянели, и устроились перед телевизором. Джульет без конца хихикала, а Камелия со злорадным удовольствием комментировала бестолковую болтовню героев комедийного сериала.
Подруги просмеялись целый час, прерываясь лишь для того, чтобы разлить вин о или переключить канал. Камелия любила повторять, что является продуктом общественной погрешности, поскольку была зачата родителями во время великого нью-йоркского блэкаута 1965 года, и не переставала критиковать современное телевидение за его отупляющее воздействие. Слушая это, Джульет то и дело разражалась смехом.
— Ты проклинаешь телевидение уже целый час, — заметила она, — но ты же смотришь его!
— Это потому, что я отказываюсь верить тому, что вижу, и продолжаю искать какую-нибудь умную передачу…
Незадолго до полуночи Джульет решила, что пора ехать домой. Камелия настаивала, чтобы подруга не садилась за руль в таком виде и осталась спать в одной из гостевых комнат, но Джульет отказалась. Она пообещала рулить медленно и соблюдать осторожность, тем более что расстояние между их домами было небольшим — она жила на вершине холма едва ли в километре от подруги.
Выйдя на крыльцо, Камелия на прощание махнула рукой и отправилась спать. Джульет спустилась по ступенькам, ощутив ночную прохладу и порадовавшись, что та поможет ей привести мысли в порядок. Она ощущала себя немного нетрезвой, однако пары алкоголя, как ей казалось, уже достаточно выветрились, и она сможет управлять машиной. Но, почувствовав, что ее еще немного шатает, Джульет глубоко вздохнула, стараясь прийти в норму. Облокотившись на перила, она загляделась на спускающиеся каскадом крыши домов и сады. Вдали, словно темная лента, делила пополам центральную часть города река Уилламетт. Контраст был значительный: внизу, как на ладони, раскинулся светящийся огнями Портленд, все его здания и переполненные улицы. И все-таки Джульет не различала там явных признаков жизни, ей виднелось лишь нагромождение безымянных огней.
«Отличный момент для подобных размышлений! — мелькнуло у девушки в голове. — Уже полночь, а ты впала в ступор, наслаждаясь видом города; придумать что-то более пафосное просто невозможно!»
Отвернувшись от давно знакомого зрелища, Джульет пересекла улицу, обогнула стоявший рядом с «жуком» пикап и принялась искать в кармане джинсов ключи. Она одновременно копалась в двух карманах, когда вдруг заметила, что заднее колесо полностью спустило. Напоминая выплюнутую жвачку, шина безжизненно распласталась по асфальту.
— Вот блин! Только не сегодня!
Она прислонилась к «жуку», пытаясь привести мысли в порядок, когда сзади раздался голос, заставивший ее вздрогнуть.
— Какие-то проблемы, мисс?
Джульет резко обернулась и оказалась нос к носу с мужчиной лет двадцати. Очевидно, поняв, что напугал ее, он сразу же отступил назад, извиняясь.
— Мне очень жаль, — пробормотал молодой человек. — Я не хотел вас напугать.
Он казался почти таким же взволнованным, как и девушка, и Джульет облегченно махнула рукой: ничего страшного не произошло.
— Это я такая: всего боюсь, — выдохнула она, приложив ладонь к сердцу.
— Вижу. Мне показалось, что у вас проблемы, — проговорил он, ткнув пальцем в сторону спущенной шины.
— Да, но это пустяки, я живу совсем близко отсюда.
— Хотите, я вас подвезу? Я припарковался рядом.
Он указал ей на большой синий пикап, стоявший в нескольких метрах выше по улице.
Глаза незнакомца бегали по сторонам: он не смотрел на Джульет, разглядывая пространство вокруг нее, но ни на миг не останавливая свой взгляд на ней. Банальная внешность, темные волосы средней длины, довольно крепкое телосложение, но что-то в нем было неестественное. В течение нескольких секунд Джульет наблюдала за ним, а потом ответила немного смущенно:
— О, нет, это очень мило, но мне тут всего пять минут пешком.
— Уверяю вас, мне это совершенно не сложно, — с улыбкой настаивал незнакомец.
«Да это просто бабник, — решила Джульет, — внешне ничего особенного, но держится отлично».
В ее голове даже мелькнула мысль, что эта встреча могла бы перерасти в историю любви, типа той, что обычно рассказывают пожилые семейные пары. И все-таки в присутствии этого парня она почему-то испытывала стеснение. За его широкой улыбкой угадывалось что-то другое, почти неуловимое.
«Глаза Его глаза выражают совсем не то, что он пытается изобразить на лице», — подумала Джульет.
И действительно, взгляд незнакомца оставался холодным. Он очень старался расположить ее к себе, и тем не менее его глаза были тусклыми, как у мертвой рыбы.
— Ну, что? — заторопился он.
— Дойду сама, так будет лучше. В любом случае, спасибо, — ответила Джульет, выдавив улыбку. — Спокойной ночи.
Она двинулась прочь и сразу же услышала за спиной булькающий звук, словно незнакомец встряхнул бутылку с виски.
И прежде чем она смогла понять, что происходит, ее лицо окутало ватное облако.
В горле вспыхнули языки пламени.
Джульет попыталась сопротивляться, но ее держали изо всех сил.
В голове пронесся вихрь сумрачных образов.
Легкие взорвались огнем.
И через несколько секунд наступила ночь.