Нашу небольшую эскадру немного потрепало бушевавшим три дня штормом. «Победа» потерялась, отнесённая бурей, «Кассандра» стала на рейде в двух милях от острова Реньон, а «Морж» причалил к берегу, набрать провизии для команды обеих кораблей и узнать новости в порту Сен Дени.

Буря унеслась дальше на восток, но дожди продолжались непрестанно. Торговые суда становились на якорь в портах, под охраной береговых батарей, прячась в гавани, пережидали ненастье. Одно из них, большая каракка под португальским флагом, привлекла наше особое внимание.

Потрёпанный бурей, корабль стоял у берега. Команда занималась ремонтов, так как грот мачта переломилась у салинга, паруса были изорваны и такелаж частично повреждён бурей, частично матросами, рубившими снасти для спасения корабля. По той же причине на корабле почти не было пушек. Их сбросили за борт во время шторма.

Длинному Джону не понадобилось много времени, чтоб выведать — корабль «Ла Вьерж дю Кап» являлся лакомым куском. На его борту находился сам граф ди Эрисейра, вице-король Гоа. В эти трудные времена, когда Англия прибирала к рукам побережье Индии, Португалия понемногу сдавала свои позиции. И граф предпочёл полное опасностей путешествие в Европу, где мечтал в тишине и спокойствии дожить отпущенные годы с красавицей женой.

— Наивным будет допускать, что такой человек путешествует налегке, без добра, нажитого непосильным трудом. — При этих словах Джон хмыкнул, чтоб самые тугоумные уловили иронию. Я то сразу просёк, что он несерьезно про «труд». — Посему предлагаю братству приступить к изъятию ценностей, и возвращению их простым людям, представителями коих являемся мы!

— Не предлагаешь ли ты, Джон, напасть на охраняемый корабль в гавани, где пушек больше, чем у нас людей? — спросил боцман.

— Ну, что-то навроде того!

Все загалдели, заволновались. Моряки перешептывались, бросая алчные взгляды на лакомый кусок в трех кабельтовых от «Моржа». Этим бездельникам только покажи, где плохо лежит, тогда уж они своего не упустят. И Бену будет, чем поживиться. Бен ведь не дурак, он поумнее многих будет.

Капитан Флинт сидел на бочке, молча слушая, и попыхкивал трубкой с адской смесью табака и пейотля.

Том Морган, как всегда, решил выделиться:

— Это самоубийство! Не лучше ли дождаться, пока корабль выйдет в открытое море, и уж там подстеречь?

— Вот-вот, оно самое! — поддержал его боцман. Так было ему положено по рангу, высказаться. Только боцман то наш недалеко по уму от ракушки ушёл, всё ему в силу пошло.

— Джоб, ты хорошо командуешь людьми. Даже очень замечательно. В прямой драке. А вот со стратегией у тебя туговато. Неужто ты думаешь, такой корабль пойдёт без каравана, без охраны военных судов? Да ни в жизнь!

Ага. Остряк Джон умел обозвать человека дураком так, что тот ещё и доволен оставался.

— Уж по всякому лучше, чем идти на самоубийство в порту.

— Зачем же сразу «самоубийство»? Если вы не будете спешить поперед форштевня, а послушаете вашего квотермейстера, то всё пройдёт как по писаному.

Шум немного затих, любопытство присуще всем живым существам. Особенно тем, кто уже видит перед собой полные кошели золота, да ждёт, когда скажут, где те лежат.

— Расскажи им наш план, Джон! — прозвучал хриплый голос Флинта.

План был прост и заковырист одновременно. Как и сам Длинный Джон. Вот уж кого были мозги в голове, а не каша. Такие дела заваривал, а расхлёбывали на раз-два. Ещё и добавки просили.

Решили приступить к делу тем же вечером, пока кто-нибудь не признал наши корабли и не испортил сюрприза.

Достать местную одежду и длинную лодку труда не составило. Мы просто заманили на борт торговцев, пообещав купить весь товар, и заперли наивных глупцов в трюме. Длинный Джон заставил их снять одежду, пообещав, что в противном случае сдерёт её сам. С кожей.

Джон казался добряком, но даю голову на отсечение, в таких вещах он не шутил, уж можете не сомневаться. Я разбираюсь в людях, жизнь научила. Как по мне, так лучше с козами жить, нежели с людьми. С козами попроще, всегда ясно, что у них на уме. Не то что у двуногих.

Первоначально необходимо было произвести разведку. Узнать, сколько человек на борту, готовы ли они к отражению нападения. Как всегда, в деле вызвались участвовать сам Джон, Гарри, молчаливый Джейкоб и ваш покорный слуга. Неужели я упущу случай поучаствовать в весёлом приключении? Да ни в жизнь! К тому же, мне не терпелось испробовать в деле подарок Тома с Мадагаскара — духовую трубку пукуна. По словам нашего бывшего проводника, липкая гуща, в которую следовало обмакнуть шип, усыпляла человека за минуту. Или сводила с ума, как повезёт. Это то мне и хотелось проверить. Никогда не видел буйнопомешанных.

Переодевшись в арабов, мы для смуглости измазали лица ореховым маслом. Длинная борода Гарри скрывала его гнусную физиономию, нам же пришлось гримироваться. В этом деле хорошо помог Дик. Он одно время в театре прислуживал, насмотрелся всякого.

Дождь перестал лить, лишь моросил неприятно. Тучи закрывали солнце, было довольно таки холодно для здешних мест. Но это было нам на руку — на палубе были лишь вахтенные да пара часовых. Большинство матросов после дневных трудов отдыхали и грелись в таверне в порту. Длинный Джон всё предусмотрел, светлая голова.

Без проблем мы приблизились к кораблю. И хоть нас встретили вооружённые люди, стволов в башку никто не тыкал.

Мы специально пришвартовались поближе к корме. Теперь всё зависело от артистического таланта Джона. И он не сплоховал. Тех слов по арабски, что он знал, было достаточно, чтоб нас пригласили на борт. Показать, чем торгуем. Бурча себе под нос, Джон как бы неумело поднялся по бортовым сходням, таща на плече тяжёлый мешок. Тем мешком он и огрел первого встречавшего. Остальных двоих так столкнул лбами, так что у них ноги подкосились. Тут подоспели мы с Гарри и успокоили бедолаг рукоятками пистолетов по черепушке. Джейкоб поднялся последним и задержался, чтоб сбросить тела в воду. Нам оставалось лишь вскочить в кормовую каюту и захватить заложников.

Джон менял свои планы по ходу дела. Как он говаривал: «Ни один план не пережил начала дела». Так случилось и на этот раз. Увидев, сколь ничтожно охранение каракки, Джон решил воспользоваться моментом и провернуть дело малыми силами.

Госпожа Фортуна, моя покровительница, и тут не подвела нас. Да и время было подобрано удачное — час ужина. За столом сидел не только капитан с тройкой офицеров, но и разодетый павлином пожилой толстяк с красивой женщиной по левую руку; а также плотный святоша со сверкающим крестом на груди. Никак не меньше, как архиепископ! Им прислуживал смуглый мальчик в индийском костюмчике и с тюрбаном на голове.

Мы навели пистолеты. Джон усмехался, довольный удачным воплощением своего плана в жизнь.

— Прошу прощения, господа, за неожиданный визит. Мы к вам по делу.

Женщина испуганно уронила бокал, толстяк непонимающе уставился на пистолет, а один из офицеров поднялся из-за стола. Грянул выстрел. Офицер опустился обратно, схватившись за живот. Будто съел не то. И закашлял кровью на белую скатерть. Дама побледнела, остальные замерли, как на картинке.

«Явление Долговязого на тайную вечерю», мысленно дал я название картинке и заулыбался.

— Господа, я бы попросил не предпринимать излишних движений. Как видите, это чревато…

Ага, у Длинного Джона было своеобразное чувство юмора. И каламбурить он любил. А еще он иногда любил вставлять слова по латыни, хвастал образованием, так сказать.

В это время на палубе раздались крики и топот. Но это уже не играло роли. Гарри закрыл дверь на засов и остался сторожить, осторожно выглядывая в окошко. Я же цепко следил за сидящими у стола, чтоб никому не пришло в голову наделать глупостей.

— Кто вы? — приподнялся из-за стола капитан в военном мундире.

— Вы меня не расслышали? — Длинный повёл стволом второго пистолета. — Присядьте, господин капитан. И я, с вашего позволения, сделаю то же самое. Нам предстоят переговоры. Надеюсь, не затяжные. Ибо воспитание моё в последнее время начинает уступать сдержанности и терпению. Memento mori, правда, святой отец?

Архиепископ страшно побледнел. Граф молчал, как рыба. И глаза стали рыбьими, навыкате, выдавали крайнюю степень испуга и непонимания. С надеждой он смотрел на двух офицеров за столом, со страхом — на наши пистолеты.

Женщина молчала. Я всегда заглядываю людям в глаза. Зачем слова, если по взгляду всё ясно? В её глазах было застыли слёзы. Жаль было голубку, да что поделать? Такова селяви, как говорит Лавассер.

Наконец, капитан, видя, что его гости безмолвствуют, взял заботу о переговорах на себя. И то верно, кому ещё?

— Чего вы хотите? — Говорил он с сильным акцентом, но вполне разборчиво.

— Вот это по нашему, по делу! — оживился Длинный. — Нам нужно немного — все ваши ценности.

— Это, по вашему, немного? — португалец пытался говорить спокойно, но голос его дрожал.

— Разумеется! Мы же не требуем ваши головы. А это большая ценность, согласитесь?!

Согласились. В общем, мы связали офицеров. Даже того, кто поел свинца и страдал несварением. А пассажиров и капитана вывели на палубу под стволами пистолетов. Открытые порты «Моржа» невдалеке намекали, что не стоит сильно раздумывать. И нам не пришлось упрашивать команду составить компанию своим командирам, спуститься в трюм и сесть под замок.

После этого дали сигнал второй шлюпке приблизиться для перегрузки товара.

Дама осталась сидеть за столом. Красивая леди, уже не миссис, держалась достойно, хоть я видел, как дрожали её тонкие пальчики, вцепившиеся в ненужный при такой прохладе веер. Мальчик жался к ней, то ли ища защиты, то ли наоборот, предлагая её, так как смотрел он на нас без особого страха.

Гарри плотоядно таращил глаза на темноволосую красавицу, и она вздрагивала от каждого бросаемого им взгляда, как осенний лист. Я не завидовал её участи. Все знали, как Флинт обращается с женщинами. Страх перед капитаном сдерживал Гарри, служа лучшей защитой даме в этот момент. Но по правде, уж лучше ей быть в грубых лапах Великана, чем в руках Флинта.

Бог с ней, с дамой. У нас были дела поважнее и интересней.

Мы откинули ковёр и спустились в сейф под капитанской каютой.

У меня во рту пересохло от предвкушения. Что мы сейчас увидим? Правда ли то, о чём трепали языками пьяные матросы в порту? Если правда, я сейчас помру от восторга. А если враки — от разочарования.

Тайник напоминал деревенский погребок, футов пять высотой, и пять на десять площадью. У бортов стояли опечатанные ящики, сундуки и бочонки. Сбив замки, мы перестали дышать. Как вы думаете, что в них было? Кто скажет «Сыр», тот ошибётся. А может, солонина? Как бы не так! И не гадайте.

В одних ящиках хранились картины, замотанные в несколько слоёв шёлка и, по видимому, очень дорогие. Я почувствовал лёгкое разочарование и надвигающуюся панику. Кому нужна мазня на мешковине? На этом денег не подымешь! С замиранием сердца я заглянул во второй ящик. Там лежало оружие — дамасские сабли и кинжалы, церемониальные жезлы, бесценные ружья. Всё украшенное золотом и каменьями, оправленное серебром с инкрустацией и ручной резьбой тонкими завитками. Уже получше. Губы сами собой растянулись в довольной улыбке.

В третьих ящиках — церковная утварь: дарохранительница, лампады, кресты, серебряные семисвечники и блюда. Особо привлекал внимание запрестольный крест, покрытый серебром и украшенный жемчугами. Добра этого хватило бы на украшение большой церкви. И мне, как человеку верующему, не могла не прийти в голову мысль — что все эти святыни делают на корабле? По какому праву архиепископ вывозил сие сокровище с собой в Европу, из какого храма?

Я всегда был набожным. До того, как начал ходить по морю, и после того тоже, да не так. Флинт, не веривший ни в Бога, ни в чёрта, одним своим существованием доказывал, что справедливости нет на свете, кроме справедливости сильного. В его понимании это означало: если у тебя власть, то ты и есть бог. Я ждал первое время, что вот-вот разверзнутся небеса, шандарахнет молния, и грешник полетит прямиком в тартарары. Но ничего такого не происходило, капитан продолжал отправлять на тот свет праведников, выполняя работу Жнеца. Может, потому его терпела… нет, не земля, вода. Мы ж по волнам ходим. А земля так, временно. На земле слишком много народу, чтоб спокойно себя чувствовать.

Да, наш капитан был особенным, я до сих пор горжусь, что ходил под его флагом.

Так вот, мы добрались до сундуков. На каждом — печать и два хороших замка. Окованы железом так, что дерева почти и видно-то не было. Только тот, кто с головой не дружит, будет покупать такие сундуки для барахла.

Я не ошибся. С трудом сломав замки (понадобились лом и молот), мы подняли первую тяжёлую крышку.

Я обомлел. Замер. Шею вытянул и глаза протёр, чтоб проверить, не мерещится ли. Уж слишком невероятное зрелище то было.

В сундуке лежало золото. До самого верха золотые слитки и монеты, цепочки и другие украшения. Целое состояние! Я провёл рукой по переливающейся блестящей поверхности. Послышался благословенный звон.

Таких сундуков было четыре. Целое богатство. Королевская удача. Я лишь сожалел, что делить придётся на всех, хотя добыли это мы вчетвером.

Но уж такова справедливость братства, с этим ничего не поделаешь. Всё для всех. Приходилось мириться.

Дошло дело и до бочонков. Два пузатых анкерка ютились на последнем сундуке. Я всё гадал — что может в них храниться? Может, дорогое вино? Но какое вино в Индии? Там и слова то такого не знали, пока португальцы не припёрлись со своей «цивилизацией». Может, масло? Так мала то посуда, для масла. И вообще, место ему в трюме, а не в тайнике.

Я горел нетерпением. Но тут надо было быть поосторожней — чипа не бало, а выбив донышко, мы рисковали разлить или рассыпать содержимое. Может, там золотой песок? Сгребай потом, выковыривай со щелей… Джон поднял анкерок, как арбуз, поднёс к уху и встряхнул.

— Не булькает. Значит, не ром! — Сказал он и засмеялся, словно это заявление должно было кого разочаровать.

— Джон, открывай, не тяни… — Гарри едва умещался в трюме, скорчившись в три погибели.

В конце концов, справились и с этим. Просто подставили ведро, и выбили дно. Ежели что посыплется — не пропадёт.

В бочонках были прозрачные камни, похожие на битое стекло. В свете фонаря они ослепительно засверкали, словно чистый ледник на горной вершине в яркий, солнечный день. Все замерли, не веря в своё счастье.

Бриллианты! Рога мне на темечко, то были гранёные алмазы!

Мы словно попали в историю «Тысячи и одной ночи», в волшебную пещеру Сезам, полную сокровищ. И всё это было наше! Такой добычи на морях не случалось со времён Моргана. А если посчитать, что Морган богатство захватил на суше, то и того дольше. Разве что Дрейк мог похвастать подобной удачей.

Я попал в рай и предпочёл бы умереть на месте, нежели расстаться с таким сокровищем.

Флинт прибыл на борт с вернувшимися на погрузку шлюпками. Верный Дарби тотчас уселся на бочку с пером и тетрадью, и занялся составлением списка добычи. Всё честь по чести. Пока мы горбатились под весом сокровищ, он работал лёгким пёрышком. Вот правду говорят, ученье — покровитель лени!

В основной трюм мы заглянули лишь мельком, когда запирали пленников. Но и беглого осмотра хватило, чтоб определить, что он под завязку загружен шелками, пряностями, бивнями и ценным деревом. Ещё одно состояние.

Потерявшие спесь богачи приуныли в трюме, а бывший правитель Гоа вообще тихо рыдал, утирая слёзы батистовым платочком. Кровь из разбитого носа мешалась с соплями, но по крайней мере, он больше не голосил на весь трюм.

Под прикрытием корпуса «Ла Вьерж дю Капа», невидимые с берега и, к тому-же, скрытые завесой дождя и наступившей темнотой, мы поспешили переправить сокровища на «Морж». Две полных шлюпки, одну из которых мы одолжили на галеоне, едва не черпали воду. А мы забрали лишь бриллианты и малую часть золота! Вторую ходку мы полностью загрузили золотом, для удобства ссыпанным в мешки.

За этим занятием нас и застукал Ла Буше.

Пока мы занимались перегрузкой, в порт вошла «Победа». Француз, поначалу направившийся в ялике к «Моржу», поспешил следом за Флинтом на палубу каракки, чтобы самому оценить стоимость добычи.

Уже совсем стемнело, когда в третий раз мы поднялись на борт. Тут то и произошёл спор между Ла Буше и Флинтом.