Пришедшее из ниоткуда острое ощущение опасности вдруг окатило спину и затылок кипятком испарины. Джэй вывернул штурвал влево, и в следующую секунду стекло фюзеляжа треснуло десятками мутных соцветий, как будто по геликоптеру плеснуло с оттяжкой летящей картечью. Шлеп… шлеп, шлеп, шлеп! «Шмель», заваливаясь на левый борт, пошел по крутой дуге, и Джея неодолимо потянуло вправо. Весь перекосившись в узком кресле, он изо всех сил вдавил штурвал в приборную панель. Дремавший на заднем сиденье Чак, ошарашенно скуля и цепляясь лапами, пролетел через маленький салон и шмякнулся о прозрачный пузырь дверцы.

– Зараза, – сквозь зубы прошипел Джей, пытаясь выровнять машину.

Двигатели кроссфлая захлебнулись, и «шмель» провалился к пугающе близким пушистым кронам хлыстовника.

– Зараза! – взвыл Джей.

На самый крайний случай оставалась возможность отстрелить покореженный блистер и попытаться выпрыгнуть, благо ранец джета был за спиной, но Чак скулил где-то под задним сиденьем, и Джей, понимавший, что никак не успевает добраться до щенка, изо всех сил рванул штурвал на себя. Двигатели все же заработали, и кроссфлай слишком поздно дернуло вверх. Пушистое одуванчиковое море фиолетово-розовых крон было уже перед самыми глазами, так близко, что делалось нехорошо в животе, но в последний момент Джей все же увидел просвет и бросил машину в спаси тельную брешь.

«Шмеля» болтало, как пьяного матроса в двенадцатибалльный шторм. Рыжие стебли длинных стволов со всех сторон бросались на кабину, норовя сокрушить шпангоуты фюзеляжа. Геликоптер по замысловатой спирали падал вниз, пока упругая почва, пронизанная корнями деревьев и ходами насекомых, не ударила по колесам. Кроссфлай подпрыгнул на гидравлических рессорах, приземлился несколько набок, но все уже было позади.

Джей несколько секунд сидел, тупо глядя в расстрелянное лобовое стекло, затем толкнул дверцу. В ушах плыл комариный звон. Ступая по упругой подстилке из зеленого мха, мужчина обошел нос побитого вертолета, который уже начал по инерции убирать лопасти несущих винтов, и поднял дверь пассажирского салона.

Чак до сих пор прятался под сиденьем. Вид у него был виновато-пристыженный.

– Вылезай, заячья душа, – сказал Джей, оставляя дверку открытой, и пошел вокруг кроссфлая.

Стабилизаторы уже почти втянулись, но, судя по всему, они были в относительном порядке, боковые фонари тоже мало пострадали, а вот система охлаждения и воздухозаборники были убиты в хлам, да и лобовой блистер представлял из себя печальное зрелище. Отметины от попаданий живой шрапнели местами сливались в сплошной лунномолочный пейзаж. Джей, наклонившись вперед, двумя пальцами выковырял застрявшую в стекле мертвую колибри. Твердое тяжелое тельце размером с фалангу мизинца легло на ладонь. «Почти пробила стекло», – подумал Джей, трогая пальцем острый носик. Он вытащил из блистера еще двух птиц и опустил крохотные тушки в карман комбинезона.

Если бы скорость кроссфлая была на три десятка километров больше, то маленькие твари непременно прострелили бы противоударное стекло насквозь. Обычно Джей и не летал быстрее двухсот, но сегодня то ли увлекся, то ли задумался, и вот результат. «Скверно, – подумал Джей. – Вдруг кто-нибудь из купольских разболтает Анне, и Анна будет волноваться, а ей нельзя».

Джей поднял лицо. Вокруг него плыли фиолетовые и розовые парашютики семян. Сбитые воздушными потоками с крон хлыстовника, они медленно падали, наполняя теплый воздух неторопливым пестрым кружением.

Чак наконец решился вылезти из-под сиденья и теперь настороженно принюхивался, поводя острым носом. Где-то неподалеку наверняка гнездились ушастые мыши или другие любители упавших семян, не дающие маленькой поляне моментально зарасти молодыми деревьями.

Джей дунул, отгоняя от лица назойливые пушинки, и осмотрелся кругом. Судя по всему, до купола Свена Соммерса оставалось никак не больше трех-четырех километров. Смешная цифра. Придерживаясь за край кресла, Джей по пояс всунулся в кабину, достал из зажимов короткоствольный штуцер и проверил обе обоймы. Восемь патронов сорок пятого калибра и двенадцать баллистических капсул транквилизатора. Еще две обоймы лежали в карманах комбинезона: Джей всегда был запаслив. До купола идти никак не больше часа, но вблизи обжитых людьми территорий отчего-то всегда полно разной живности, и можно запросто налететь на гризли или комодо, причем гораздо скорее, чем в сердце сельвы.

Пальцы сами собой отцепили от пояса син-син. Сигнал был, хотя и слабенький. Джей отключил функции голоэкрана, переключил все резервы на прием, и через несколько секунд удивленный голос Шенье хрипло сказал:

– Алле?

Еще минута ушла на то, чтоб обрадованный Джейслав, продираясь сквозь шорох помех, вкратце описал свою ситуацию. Директор технической службы откашлялся.

– М-да, – сказал он с сомнением. – Где ты, говоришь, сел?

– Примерно в сто шестом. Точнее сказать не могу, – Джей посмотрел на слепые значки в углу экрана, – навигатор оглох. Наверное, опять магнитные смерчи в стратосфере. Да ты не беспокойся, я включу авариный маяк, и вы достанете машину в два счета.

– Да, – пробормотал Шенье, – достанем, только в два не получится. У нас вся свободная техника в доке. Может быть, пусть Крайц пришлет за тобой своих безопасников?

– Не надо, я сам, – поспешно сказал Джей.

Он не любил ни Крайца, ни его дуболомов, которых потом, чего доброго, самих придется разыскивать по зарослям.

– Не беспокойся, – добавил он. – Мне не в первой.

– Хорошо, – после малюсенькой паузы согласился Шенье. – Я предупрежу Ярича. Только, ради бога, будь аккуратней. Если что, я на связи.

– Лады, – сказал Джей, отключаясь.

Конечно, можно было залезть в «шмеля» и ждать, когда визжащий пилами эвакуатор прорежет тоннель в лабиринте стволов, но Джей Вагош ненавидел ожидания, а дорога через сельву его совершенно не пугала. Он отлично ориентировался в окрестностях станции, а кроме того, обладал врожденным чувством направления.

Джей закинул ремень штуцера на плечо, достал из багажного отделения контейнер для образцов, включил аварийный маячок, запер все дверцы кроссфлая. Чак, до этого нюхавший землю, поднял голову и теперь смотрел на человека внимательными янтарными глазами. Нагнувшись, Джей потрепал щенка по круглым меховым ушам.

– Ну что, зверюга? – сказал он ласково и ободряюще. – Как насчет прогулки по свежему воздуху?

Господь, если это был он, а не какой-нибудь Великий Койот, состряпал трикстеррианскую сельву так, что двигаться по ней почти всегда приходится практически наобум. И совсем неважно, какая растительность тебя окружает: хлыстовник, баньяны, акации Буше. Деревья растут так плотно, что на десять шагов вперед не видно ничего, кроме сплошного частокола стволов. Прибавьте к этому постоянные перебои в работе спутниковых навигаторов и получите более-менее полную картину.

Поляна с разбитым кроссфлаем осталась далеко позади. Лавируя в лабиринте из гладких, как водопроводная труба, рыжеватых стволов, Джей двигался вперед, внимательно поглядывая по сторонам. Его окружал мягкий стрекот прятавшихся во мху насекомых. Шилоклювки и джутовые феи самозабвенно посвистывали в высоких разноцветных кронах. Пару раз Джею казалось, что он видит тень какой-то крупной твари, идущей параллельным курсом, но Чак, скакавший чуть впереди, не выказывал никакого беспокойства, поэтому Джей убирал ладонь с приклада штуцера, перекладывал громоздкий контейнер из руки в руку и шел дальше.

Он шел, размеренно и неслышно ступая по упругому слою мха, лавируя между деревьями, прислушиваясь. Мысли о недавней аварии еще плыли в голове, но уже прозрачные, неважные и совсем неопасные. Время, как это обычно бывает в лесу, постепенно обретало размеренную, стеклянисто-созерцательную неподвижность. А он шел себе и шел и даже удивился, когда сельва неожиданно кончилась.

В окрестностях станции сельва всегда кончается внезапно. Это производит странноватое впечатление, словно взмах волшебной палочки. Беспросветная стена из тонких, почти прямых восьмидесятиметровых стволов вдруг обрывается, точно срезанная ножом, и перед зрителем распахивается хрустальная синь неба Трикстерры.

Джей и Чак, задрав головы, остановились на самом краю леса. Над ними сияло обычно невидимое снизу небо, перед ними лежала гладкая, как стол, выжженная пустошь кольцевой зоны, а еще дальше серо-стальной горой вздымалась громада купола, собранная из бронированного стекла и керамометалла, десятиэтажная монументальная черепаха, придавившая плоским брюхом восемь с половиной акров почвы чужой планеты, вычищенной, выхолощенной и антисептированной. Оплот и бастион. Альфа и омега.

По просторной полосе ничейной земли, между лесом и куполом, тупо и монотонно полз широкополосный «бобер», подчищая молодую поросль хлыстовника. Над «бобром» неторопливо кружились иссиня-черные сороки, лениво взмахивая изогнутыми перепончатыми крыльями. «Интересное дело», – подумал Джей, разглядывая широкую, не очень чистую корму харвестера.

Он поманил щенка и зашагал через нейтралку к торчащей из черепашьего бока ребристой полубочке ангара, напоминавшей то ли лапу, то ли морщинистую шею. Под рубчатыми подошвами сухо захрустела серая труха. Сходство с пепелищем было бы полным, взлетай при каждом шаге из-под ботинок угольное облачко. Но труха не пылила, зато вокруг ступающей ноги все явственнее начали разбегаться бледно-зеленые, с изумрудным отливом круги, будто идти приходилось по диковинной серой воде. Чак гадливо задирал лапы. От разбегающихся зеленых кругов чуть плыла голова. Это походило на какой-нибудь танцевальный аттракцион в цифровом клубе. Круги множились, интерферировали, становились все явственнее, и теперь глаза Джея уже хорошо разбирали полупрозрачные изумрудные спинки насекомых, опрометью разбегавшихся из-под его ботинок. Со смутным удивлением он в который раз отмечал, что муравьев вокруг купола с каждым годом становится все больше, и это не глядя на все старания службы биологической безопасности. Отчего-то именно в окрестностях станции зелененькие насекомые плодились с пугающим энтузиазмом, словно у них не было естественных врагов. Даже по металлическому пандусу, ведущему к воротам входного шлюза, вовсю дефилировали маленькие стеклянистые восьминожки.

Непроизвольно качая головой от такого безобразия, Джей поднялся по рифленой поверхности и прижал ладонь к сенсорной панели опознавателя.

– Джейслав Вагош, вы опознаны, – проговорил микродинамик. – Каким санитарным шлюзом желаете воспользоваться: главным, малым или вспомогательным?

– Малым, – сказал Джей, нагибаясь и предусмотрительно беря Чака за широкий ошейник, пропущенный между лапами на манер подмышечной кобуры.

Гладкая панель перед его лицом треснула пополам, и горячий тугой ветер ударил по ногам, сметая с пандуса зеленую мелочь.

Купол Соммерса, как и прочие научные поселки, официально подчинялся Базе Центральной, с восточного побережья. Наделе же, будучи самой крупной административной и материально-технической единицей на плоскогорье Койота, Соммерс осуществлял непосредственное управление всеми крупными и мелкими станциями центральной части единственного на планете континента, изогнутого наподобие австралийского бумеранга. Маленькая биостанция Джея Вагоша располагалась сотней километров к юго-востоку от здешних мест, и обычно Джей бывал «на куполе» раз в месяц, передавал биологам собранные материалы с образцами, запасался продуктами, получал причитающиеся нагоняи от начальства и возвращался в родную вотчину… И так уже три года. Не считая тех лет, когда Джей работал полевым наблюдателем. Словом, Джеслав считался старожилом, знал станцию вдоль и поперек, помнил в лицо едва ли не каждый шов на обшивке и считал себя вправе проникать сюда с черного хода.

Техники играли в клузер на четыре кольца.

Со стороны это выглядело забавно, поскольку ни мяча, ни поочередно активирующихся щитов с кольцами не было. Четверо мужчин в контактных проекторах метались внутри квадрата, очерченного воображаемыми линиями. Размахивая руками, блокируя и принимая пасы, техники, как взбесившиеся птицы, носились через свободное пространство между двух наполовину разобранных харве-стеров. Из-за своих непроницаемых полумасок и толстых перчаток-имитаторов они напоминали французских мимов в титанических декорациях театра техно-кёдай, которые вздымались над головами актеров недосягаемыми ребристыми арками.

Джей обошел корпус ближнего «термита», облепленного кибер-манипуляторами, словно сосущими детенышами, поставил контейнер для образцов на пол и принялся смотреть. Чак уселся на хвост рядом с его ногой, по всему было видно, как щенку хочется вступить в эту веселую игру. Вытянувшись всем телом, он мучительно переступал лапами и даже тихонько поскуливал. Пахло потом, азартом и смазкой.

Техники наверняка заметили появление зрителей, но были слишком увлечены игрой, чтобы отвлекаться.

Вот высокий жилистый игрок сделал красивый тэйк, хитрым финтом обвел своего взмокшего опекуна, подпрыгнул и, изящно взмахнув рукой, крюком влепил виртуальный мяч в виртуальную корзину. Остальные мимы остановились под невидимым кольцом, переводя дух.

– Брэйк, – отдуваясь, скомандовал жилистый.

Его сине-желтый рабочий комбинезон был спущен до пояса и завязан узлом вокруг бедер. Человек стянул маску на шею и, снимая перчатки, шагнул к Джею. – Здорово, хома.

Джей пожал протянутую руку.

– Как мы их сделали? – довольным тоном спросил Ярич, заталкивая перчатки за широкий ремень с десятками карабинов и карманчиков.

Его худая мускулистая грудь поблескивала от пота. Сплошь изрезанное глубокими морщинами лицо замдиректора технической службы купола было сложно назвать красивым, но оно просто лучилось внутренней силой и глубочайшим позитивом. Знакомые величали его не иначе как Яричем, и все без исключений отзывались о нем с большим пиететом. Хотя встречались среди них и те, которым он бивал морду. Джей лично знал о паре таких случаев.

– Мы еще не закончили, – проговорил отдувающийся Ларе Янсен.

Он стоял чуть в стороне, упираясь руками в колени.

– Хороший дриблинг, – улыбаясь, сказал Джей.

– Это я без тебя знаю, – нетерпеливо проговорил Ярич, не обращая внимания на высказывание Ларса. – Так где ты тачку посеял?

Внимательные серые глаза замстартеха смотрели на Джея. Над правой бровью почти посередине высокого лба красовалось скартированное изображение улыбающегося солнца. Побледневшие от времени шрамы, закрученные в спираль, имелись так же и над левым ухом, немного пониже короткого полупрозрачного гребня, протянувшегося ото лба до затылка. Шрамы ловко скрывали следы от операций. Ярич работал во внеземелье уже чертову уйму лет. Он начинал еще во времена «Стокгольмского Лоботомического Скандала», когда пан-континентальное правительство запретило использование электронных имплантов. Джей в те чудные деньки благополучно пи́сал в подгузники и понятия не имел о кардинальной смене мировой конъюнктуры, а для взрослого человека, собиравшегося работать на другой планете, даже безобидные гипосенсоры или присадки в глазное дно могли означать конец карьеры. Яричу пришлось удалить из черепа два тяжелых чипа. Китайские умельцы не только убрали электронные примочки, но и со вкусом замаскировали следы операций. От былой имплантированной роскоши у Ярича остались лишь волосяные луковицы Бен-Элиша. А теперь, по прошествии лет, на безобидные мелкие девайсы смотрят сквозь пальцы…

– Тебе разве Шенье не говорил? – спросил Джей, по очереди пожимая руки подошедшим техникам, еще возбужденным и взмокшим.

– Да сказал что-то, но я не вникал…

– И опять он со своим блохастым, – сказал Ларе.

– Ты сам блохастый, старый ксенофоб, – немедленно заступился за Чака юный Эндрю Калохэн, – а барбос просто мэджи.

Присев на корточки, он принялся чесать щенка между ушами. По волосам на макушке Калохэна пробегали оранжевые и фиолетовые огоньки. Чак жмурился от удовольствия.

– Полегче, малага, – Ларе презрительно выпятил губу. – Сначала подтираться научись…

– Цыц, оба, – строго приказал Ярич, – Так что там с машиной?

Джей порылся в кармане и вытащил колибри.

– Господи Исусе, – сказал Джон Бэй, широко раскрывая узкие азиатские глазки. – Это то, про что я думаю?

Технари, подавшись вперед, рассматривали ладонь Джея. Эндрю оставил уши Чака и теперь, поднимаясь на цыпочки, тянул длинную шею, заглядывая через головы товарищей. Забытый всеми щенок обиженно тыкался в ноги.

– Нарвался на рой, весь блистер в кашу, – сообщил Джей.

– Так ты что, – глупо спросил Эндрю, – воздухом шел?

– Вроде того.

Эндрю посмотрел на Джейслава круглыми глазами. Джей пожал плечами:

– Я, честно сказать, всегда летаю. С этой стороны много кружевниц. Сажаю «шмеля» на поляну за пару километров от купола, потом еду через хлыстовник, и все довольны.

Эндрю изумленно рассматривал трупик колибри.

– Рискованно, – Бэй погладил ладонью бритую голову.

– Добираться по дороге – полсуток терять, – чуть досадуя, продолжал Джей. – Она все равно за две недели зарастает, можно, конечно, на мотокаре, но на мотокар много не погрузишь, да и, опять-таки, долго.

– А вот это, – Эндрю осторожно тронул колибри пальцем, – это гнус?

Все заулыбались.

– Нет, не гнус, – сказал Ярич. – Если бы это был гнус, от Славкиного кроссфлая одни винтики бы остались. Шуе, он помельче раз в пять и опаснее… Долбаные пираньи. А это – trochiliformes. В обычном состоянии вот такая индюшка, – он развел ладони, – перед атакой сжимается до размеров винтовочной пули. Хотя мало тоже не станет.

Джей пожал плечами:

– Я же не летаю через опасные зоны.

– А ты все опасные зоны знаешь? – скептически поинтересовался рыжий Ларе.

Это было сложно объяснить, и Джей опять поморщился:

– Все, не все, но кое-что знаю. На крайний случай есть джет.

– Да, – проговорил Ярич философски, – в конце концов эта б…ая планета нас вовсе летать отучит… – он покосился на Эндрю, – выше деревьев. Парень здесь третий год, а не то что гнуса, колибри ни разу не видел. Полное фекэ… Мы проигрываем и уже с этим смирились.

– А ты что, хочешь, чтобы самолеты, как в первые годы, по кускам из сельвы поднимали? – ворчливо спросил Ларе.

– Нет, я хочу, чтобы жратву и запчасти на скафах возили… по суборбиталке, – Ярич усмехнулся. – Ладно, – сказал он уже другим тоном. – Хватит балать, развлеклись, и будя. Всем за работу, бездельники. И живо…

Разочарованные техники, натягивая перчатки, неохотно потащились к дальнему харвестеру.

– А ты правильный хом, Славик, – сказал Ярич. – Почему не играешь с нами в дурджет?

Дурджетом, или снейком, безбашенная купольная молодежь называла увлекательную, но опасную игру, когда участники в ранцевых ускорителях выбирают подходящий участок леса, намечают трассу и, сломя голову, мчатся из пункта А в пункт Б, иной раз наперегонки, иной раз в одного, просто для удовольствия. Джетер с головокружительной скоростью несется на высоте десяти-пятнадцати метров от земли, по невероятной траектории огибая стволы хлыстовника. Прекрасное средство добавить адреналина в обыденную жизнь рекодеров-информационщиков, инженеров-техников или лаборантов.

Дурджетом, как и полынными грибами, увлекались везде к западу от плоскогорья Койота и к востоку, в Змеиных ущельях. Начальство вяло боролось с любителями рискованного слалома, хотя порой казалось, что ситуация их даже устраивает.

Время от времени кто-нибудь серьезно разбивался, и гайки принимались закручивать, но проходила пара месяцев, и клапан для спуска пара открывался вновь.

Официально Ярич считался начальником достаточно высокого звена, и Джей даже слегка обалдел. Замдиректору технической службы никак не полагалось прилюдно рассуждать о дурджете и уж тем более намекать на свою причастность. Хотя Ярич всегда плевывал на приличия.

– Не люблю необязательного риска, – сказал Джей.

– Дело хозяйское… – Ярич почесал пальцем бровь. – Просто, если ум в башке есть, то риска минимум, а если дурак, то и на ровном месте убьешься… Говорят, Норега потерялся, который из тюнеров, пошел ночью полетать и исчез… – техник усмехнулся. – А мы ведь с тобой, кажется, близких корней? – внезапно спросил он. – Вагош – это западнославянская фамилия?

Джейслав покачал головой. Предки его деда были чипевайями с озера Виннипег, и индейское слово «вагош» на одном из наречий означало «лисица».

– Нет, – сказал Джей. – Но славянские корни у меня тоже есть, по бабушке. Только причем это?

Ярич развел руками:

– Да, вроде как ни при чем, – нагнувшись, он потрепал Чака по шерстке.

– Так когда достанете моего «шмеля»? – спросил Джей.

Ярич задумался.

– Завтра, – сказал он, – к вечеру, а может, и послезавтра. Видишь, какой затык. Снимать с зачистки «бобра» и резать двадцатиметровую просеку мне никто не даст, а оба малых харвестера не на ходу. Если даже успеем сделать один до завтра, его заберет Шимицу. Три дня назад у нас садился скаф с «Аскалона», привез жратву, оборудование и новых спецов. Шиффо уже увез своих к дельте Хамелеона. Шимицу должен был везти буровиков и гидрологов в озерный купол Рибейры, а тут такая незадача…

– Значит, «Аскалон» уже здесь?

– Больше двух недель как вышел из подпространства, дней восемь как на орбите, – Ярич показал пальцем на ребристый потолок ангара. – Ты, что, не в курсе?

Джей помотал головой:

– У меня связи нет уже четвертую неделю…

«Застрял дня на три, – подумал он обреченно. – Вот невезуха. Нужно будет как-то связаться с Анной». Чак ткнулся носом в его голень.

– А резервный «термит»? – с надеждой спросил Джей.

Ярич ткнул пальцем через плечо:

– Это и есть резервный.

– Когда у «два-двенадцать» полетела трансмиссия, Джоржик, мудак безглазый, выгнал резерв, чтобы подрезать молодняк в кольцевой зоне, и наехал на манту. Манта поднялась с грунта и бросилась на машину. Усиленная кабина всмятку. Хорошо, хоть Джоржик успел выпрыгнуть, теперь лежит в лазарете со сломанной ключицей.

– М-да, – хмуро протянул Джей.

Задержка на Соммерсе вырисовывалась все более отчетливо. А ведь еще потребуется время на ремонт кроссфлая. Вот ведь махровая невезуха.

– Ладно, – сказал Джей. – Я пойду. Нужно еще образцы биологам отдать. Ты держи меня в курсе, что и как.

– Будь, хома, – сказал Ярич, протягивая руку. – Постараюсь форсировать этот вопрос. А насчет джета ты подумай.

Джей пожал протянутую руку и совсем было развернулся идти, но, спохватившись, остановился:

– Если скаф с «Аскалона» садился в Соммерсе, значит, господин Лагран уже здесь?

– Будь он здесь, – Ярич усмехнулся, – начальство бы на запах стояло. Лагран пока на восточном побережье, инспектирует Центральную.

– Так ведь скаф…

– Пилоты с «аскалоновского» корыта говорили, будто господин Лагран привез с собой планетарный мини-скуллер стоимостью в полтора миллиарда номиков, – серьезно сказал Ярич. – Плевал он на орбитальные чемоданы, а за горючее платит пан-континентальное правительство. Вот так-то… Славная у тебя псина и окрас веселый…

«Планетарный мини-скуллер за полтора миллиарда монет, – размышлял Джей, направляясь к выходу из ремонтного ангара. – Нам бы здесь тоже не помешал мини-скуллер».

На Базе Центральной был оборудован первоклассный взлетно-посадочный комплекс. Был и приписанный к нему скаф среднего тоннажа, посадочные площадки имелись на каждом региональном куполе, но выход на суборбитальную траекторию, маневрирование, а затем посадка требовали слишком много горючего, поэтому пользоваться скафом полагалось лишь в случае крайней нужды. За топливо трикстеррианскому начальству приходилось отчитываться перед начальством земным, а земное начальство спрашивало по полной программе.

Почти сразу после открытия Трикстерры стало понятно, что построить дороги здесь крайне затруднительно, по крайней мере без вырубки больших массивов сельвы. Поэтому основную нагрузку транспортного сообщения между исследовательскими куполами, расположенными в разных концах континента, решили возложить на воздушный транспорт. Но спустя три года, когда большинство крупных объектов были практически построены, трикстеррианская летающая фауна ни с того ни с сего начала атаковать воздушные суда, да так эффективно, что после десятка жутких крушений авиаперевозки пришлось приостановить.

Поиски эффективной защиты от гнуса затянулись на шесть лет и постепенно зашли в тупик. Покорителям далеких планет волей-неволей пришлось спускаться с небес на землю: только космические корабли с их мощной жаростойкой броней могли противостоять несговорчивой трикстеррианской мошке, но полеты скафов – слишком дорогое удовольствие. Мини-скуллеры куда как экономичнее здоровенных скафов, но их закупку бюджет никак не предусматривал.

Дверца для персонала, прорезанная в огромных раздвижных воротах, с шипением скользнула в сторону, и Джей, подтолкнув вперед Чака, вошел под свод купола.

Каждый раз, попадая в купол, Джей испытывал странное чувство, граничащее с благоговейным восхищением. Широкий, как четырехполосная дорога, проезд пересекал станцию с юга на север. Одним концом проезд упирался в ворота грузового терминала, выходившего на взлетно-посадочное поле, другим – в ворота ремонтного ангара. Джей стоял в самом начале этого пустынного шоссе, а над ним, изгибаясь дугой, уходили к небу бронированные витражи зенитных фонарей. Второй проезд, такой же просторный, как и первый, пересекал станцию с востока на запад. Как будто титанический кулинар разрезал этот слоеный пирог крест-накрест и накрыл ломти полусферой остекленной крышки.

Подняв голову кверху, Джей отчетливо видел срезы этажей с ажурными перемычками пешеходных мостиков и широкими полосами транспортных эстакад, перекинутых над ущельем проезда. Толстые шахты выносных лифтов спускались с самой верхотуры до самого низа полупрозрачными водосточными трубами. Казалось, будто стоишь на проспекте диковинного города между двумя огромными домами.

Лаборатории биологической группы располагались на шестом ярусе. Поэтому Джей прошел мимо двух пассажирских лифтов, сразу направляясь к третьему. Прозрачные, как весенний лед, выгнутые створки разъехались в стороны. Джей шагнул вперед, в просторную круглую кабину. Чак замер на пороге, выразительно глядя на человека. Щенок не любил лифта.

– Ну, – укоризненно сказал Джей. – На тянучке ты ведь ездишь… и ничего.

Щенок приоткрыл улыбчивую пасть и переступил лапами. Джей вздохнул, поставил контейнер на пол и, крепко уцепив Чака за ошейник, втащил его в лифт.

– Стой смирно, – сказал он строго и быстро назвал номер этажа.

Кабина плавно пошла вверх, но на третьем ярусе замедлила бег и встала. Внутренние дверки разошлись, пропуская знакомую долговязую фигуру. Профессор ван дер Рой вошел в лифт. Сначала он удивленно уставился на Чака, потом – на Джейслава.

– Доброго дня, профессор, – сказал Джей, протягивая руку.

Ван дер Рой, поморщившись на слове «доброго», подал Джею вялые пальцы.

– Пятый, – сказал он громко. – Как ваши дела, молодой человек?

– Неплохо. А ваши?

Лицо ван дер Роя приобрело совершенно унылое выражение.

– Чудно, – сказал он с отвращением.

Лифт остановился на пятом. Открыл двери и замер в предупредительном ожидании.

– Да! – спохватился Джей. – У меня для вас кое-что есть.

Он раздвинул крышку своего контейнера и, покопавшись в его недрах, извлек маленький прозрачный бокс с неопрятным серым комком, наподобие нестиранного носка, внутри.

– Радужный хамелеонит, – сказал Джей. – Вы, кажется, искали третий контрольный образец.

– Спасибо, – профессор, нахмурившись, взял бокс в руки, и серый носок вдруг растопырился оранжевыми и зелеными отростками, становясь похожим на какую-то тропическую рыбу с Багамов.

– Вы выходите? – спросил Джей, замыкая контейнер.

– Да, мне на пятом, – профессор оторвался от созерцания оранжево-зеленого создания, выпускающего длинные мягкие усики, – хороший у вас индри.

Ван дер Рой внезапно нагнулся, рассматривая Чака, тронул рукой фиолетово-голубые разводы на шерсти загривка.

– Вы в курсе, что мой экземпляр индри пропал?

– Ваш индри погиб? – Джей растерялся.

– Если бы. В том и дело, что нет. Пропал, исчез, растворился, как вам будет угодно… Прямо из закрытой клетки… Возможно, похищен…

Несколько секунд мужчины молчали. Чак настороженно поглядывал на долговязого профессора.

– Вы бы не согласились?.. – начал ван дер Рой.

– Нет, – быстро сказал Джей. – Чак мне нужен самому, и он приписан к моей станции.

Профессор выпрямился. Лицо его опять сделалось кислым.

– Спасибо за зверушку, – сказал он, приподнимая маленький бокс, наполненный дрожанием пурпурных нитей, – только это не хамелеонит.

– Как не хамелеонит? – Джей припод нял брови.

Ван дер Рой приостановился на пороге лифта.

– Вот здесь, – объяснил он, приподнимая прозрачную коробку, – на брюшке, обязательно должны быть два ряда коротких отростков, от восьми до двенадцати, а их нет. Это не хамелеонит…

– А кто же? – тупо спросил Джей.

– Какая-то тварь, которая притворяется хамелеонитом, – сказал профессор и вышел из лифта.