Ужин в замке, или таинственная Клотильда

За столом в зале старинного замка сидела компания военных, в основном офицеры флота Его Величества короля Франции. Лишь один из гостей был в штатском — по виду англичанин. Выпито было уж изрядно, языки развязались, беседа становилась все более сумбурной. Среди офицеров выделялся молодой француз лет тридцати с небольшим. Его внешность — глаза и волосы, порывистые движения — выдавали в нем человека романтического, в то время как шрам на лбу свидетельствовал об отваге и выпавших на его долю опасных приключениях. Звали его Жозеф-Этьен де Сюрвиль. Он был маркизом, с шестнадцати лет служил королю, воевал на Корсике. Подхваченный порывом сочувствия американским повстанцам, вместе с Лафайетом пересек океан и сражался против англичан. С тех пор Сюрвиль проникся великой ненавистью к британцам. Неприязнь к ним он сохранил и после возвращения из-за океана, о чем любил упоминать при всяком удобном случае.

И сейчас он был настроен явно агрессивно: сосед по столу не давал ему покоя. В расчете на то, что англичанин его услышит, Сюрвиль начал громко рассказывать о том, каким образом английский адмирал Родней поднимал храбрость своих вояк. Он спаивал их перед боем до такой степени, что французы втаскивали пленных на борт фрегатов, как мешок с грязным бельем. Взрыв смеха потряс залу. Все уставились на англичанина. Удар не прошел мимо цели. По всему было видно, что милорд не оставит такого заявления без последствий.

Дуэль была примечательной. Решено было биться в доспехах и латах, благо те оказались тут же под рукой. Закованные в железо, они скрестили оружие. Бой был жестоким. То и дело противники обменивались мощными ударами. Временами казалось, что гибель одного из дерущихся неминуема — с такой силой они обрушивались друг на друга. Но все кончилось благополучно. Недавние враги — в помятых латах, покрытые синяками, но, тем не менее, невредимые, — прервали бой, чтобы отметить примирение веселой пирушкой.

Во время ужина Сюрвиль прочитал несколько стихов. На вопрос, кто их автор — уж не он ли сам! — маркиз загадочно промолчал. Друзья продолжали подшучивать над его тайной страстью к сочинительству. Впрочем, они и раньше знали о том, что за маркизом водится этот грешок. Но всерьез никто его вирши не принимал. Так же, как и критики — более опытные и изощренные судьи, — считавшие, что увлечение маркиза сочинением стихов всего лишь страсть графомана к рифмоплетству. Но то, что прочитал Сюрвиль в тот день в замке, было истинной поэзией.

Неужели автор прекрасных стихов — маркиз де Сюрвиль? Настойчивые вопросы друзей вынудили подвыпившего маркиза к чистосердечному признанию, правда, сделанному им под большим секретом. Он заявил, что владеет тайной бесценного клада. Собеседники готовы были выслушать необыкновенную историю о награбленных пиратами сокровищах, о пещере, где они хранятся. Однако их ждало разочарование. Оказалось, Сюрвиль владел тайной не простого клада, а поэтического. Точнее, в его руках находились рукописи его прабабки, труверессы XV века Клотильды де Сюрвиль. Как сообщил маркиз, он как раз и занимается расшифровкой и перепиской этих рукописей. По словам Сюрвиля, публикация наследия средневековой поэтессы станет огромным событием в литературной жизни.

Но планам Сюрвиля не суждено было сбыться. Помешала революция. Потомок поэтессы не стал ждать, когда «национальная бритва» — гильотина — отсечет его голову от туловища. В 1791 году он покинул Францию.

Побег можно бы было считать вполне благополучным, если бы не случай, произошедший с Сюрвилем по дороге. Когда карета, в которой он ехал, подъезжала к местечку Ардеш, из леска выскочили бандиты. Вместе с ценностями, оказавшимися при нем, а также документами, подтверждавшими его, маркиза, благородное происхождение, к бандитам в руки попали и бесценные рукописи его прародительницы. К счастью, предусмотрительный Сюрвиль успел заранее снять копии с творений поэтессы.

В Дюссельдорфе, где оказался Сюрвиль, собралось немало представителей французской аристократии. Среди беглецов находился и лейтенант морского флота виконт де Вандербург. Он и Сюрвиль, который тоже был морским офицером, подружились. Маркиз с горечью поведал товарищу по несчастью о своих злоключениях. Рассказал он ему и о поэтическом наследстве своей прабабки, заявив, что непременно издаст отдельным сборником ее стихи и поэмы «Ода Беранже де Сюрвилю», «Королевская песнь Карлу VIII» и другие.

Вандербург был взволнован и потрясен тем, что услышал и увидел. Рукописи XV столетия! Он понимал, какую ценность представляют эти листы. Но его восторг был чисто «платоническим» — из любви, как говорится, к искусству. Хотя другой на его месте мог бы попытаться извлечь пользу из всего этого, тем более что Сюрвиль разрешил снять копии Вандербургу с некоторых стихов.

Вскоре друзья расстались. Прощаясь, Сюрвиль вновь подтвердил свое намерение издать стихи, как только вернется на родину.

Случай не заставил себя долго ждать. Маркиз получил возможность вернуться во Францию. Но об издании рукописи думать было рано — он ехал с тайным поручением как «королевский эмиссар». Судьба Сюрвиля оказалась трагичной. Он был схвачен и расстрелян осенью 1798 года. Перед самым концом, находясь в камере смертников тюрьмы Пюи, он успел передать стихи прабабки в верные руки. В прощальном письме он писал жене, что не может сообщить, где оставил рукописи (переписанные его собственной рукой) бессмертных творений Клотильды, которые так мечтал увидеть опубликованными. «Их передадут тебе, — писал маркиз, — через несколько дней дружеские руки, которым я их доверил. Прошу тебя сообщить об этих рукописях литераторам, тем, кто сможет их оценить, а затем распорядись ими по своему усмотрению». В заключение Сюрвиль умолял сделать так, чтобы плоды его изысканий не были потеряны для грядущих поколений и, что самое главное, для его семьи.

Прошло немало времени после смерти маркиза, а «дружеские руки», о которых он писал в своем письме, все не появлялись. Мадам де Сюрвиль, несмотря на свое благоразумие, не в силах была что-либо предпринять. Не мог помочь ей в этом и Вандербург. К тому времени он не только вернулся в Париж, но и добился, чтобы его имя вычеркнули из списка эмигрантов. И хотя жил он бедно, зарабатывая литературным трудом, надежд на лучшее не терял. Вспомнив о Сюрвиле и его прабабке, он начал поиски. Они привели его в дом к вдове бывшего друга. Когда ему и вдове маркиза казалось, что надеяться уже не на что и рукописи исчезли навсегда, неожиданно появилась женщина, доставившая бумаги казненного маркиза. Среди них оказались и бесценные рукописи.

Теперь и Вандербург считает своим долгом познакомить свет с наследием Клотильды.

Ему удается заинтересовать издателя Анриша. И вот рукопись XV века уже печатается. Но когда казалось, что цель близка, что удастся, наконец, выполнить завет друга, все внезапно рухнуло. Осторожный издатель заколебался. Его смутили отдельные строки в «Оде Беранже де Сюрвиль». Он усмотрел в них явный намек на современность!

Издатель Анриш не может напечатать такое. Ведь это явный намек на Людовика — законного короля. Он отказывается рисковать. И только благодаря мадам де Сюрвиль, которая использовала свои знакомства и достала официальное разрешение, стихи Клотильды увидели свет. Это произошло в середине мая 1803 года. На обложке томика, изданного in oktavo* (*in oktavo (лат.) — в восьмую долю бумажного листа), было оттиснуто: «Стихи Маргарит Элеоноры Клотильды дю Валлон-Шали, дамы де Сюрвиль, французской поэтессы XV века». В книге помещалось тридцать семь стихотворных произведений: эпистолы, рондо, триоле, героические сказания. Открывало сборник обширное предисловие. Автором его был Вандербург. В нем он писал, что Клотильда родилась около 1405 года в родовом замке своего отца, доблестного рыцаря Луи Фердинанда де Валлона. Мать ее была образованной женщиной. Воспитание Клотильда получила при дворе Гастона де Фуа, герцога Немурского. В одиннадцать лет она уже переводила Петрарку и поражала окружающих талантами. К тому же одаренное дитя росло среди избранных подруг, прелестный ум и изысканный вкус которых в немалой степени повлияли на формирование ее характера. В шестнадцать лет Клотильда вышла замуж за Беранже де Сюрвиля, который, однако, скоро ее покинул и, «вняв зову чести», пошел сражаться в рядах дофина Карла. Тогда-то любящая супруга и написала знаменитую героическую песнь в честь мужа, которого ей больше не суждено было увидеть. Овдовев, Клотильда одиноко жила в своем замке, где и умерла в возрасте девяноста лет.

Весь Париж был увлечен творчеством неизвестной до тех пор поэтессы. Маленькая книжка стихов труверессы Клотильды выдержала за полтора года три издания. Но больше всех, пожалуй, восторгались женщины. Им были особенно близки воспеваемые автором чувства «нежной матери», «супруги, сгорающей от огня чистой любви», всех волновали строчки стихотворения «Стихи моему первенцу», положенные тогда же на музыку Бертоном.

Расхождения во мнениях не было: большинство творений Клотильды проникнуты настоящим поэтическим вдохновением, язык их гибок, чист, гармоничен, а стиль — что было особенно редко в эпоху, когда якобы жил автор, — граничит с совершенством.

Однако вскоре раздаются, правда, пока еще немногочисленные, голоса сомнения. Но они тонут в общем хоре похвал и восторгов. Писатели и академики высказываются печатно за полную аутентичность стихов. Среди этого всеобщего восторга как гром среди ясного неба воспринимаются слова о том, что стихи написаны современником, человеком XIX столетия, в них явно чувствуется усилие подражать стилю XV века. Часто это подражание наивно и еще чаще неудачно. Зерно сомнения было брошено. И вот уже литературный Париж разделен на два лагеря. Одни с пеной у рта отстаивают подлинность творчества Клотильды де Сюрвиль, другие не менее пылко изобличают обман. Клотильда никогда не существовала, доказывает «Журналь де Пари», маркиз де Сюрвиль единственный автор стихов своей мнимой прабабки.

Домыслы ползут по городу. Один лишь Вандербург продолжает спорить, возмущаться, доказывать. Многим кажется странным, что современникам поэтессы не было ничего известно о ее творчестве. В этом нет ничего удивительного, заявляет Вандербург, что же касается отсутствия оригиналов рукописей, то сомневаться не приходится — они исчезли в вихре революции.

Постепенно происходит интересная метаморфоза. Автор предисловия Вандербург, столь рьяно защищавший подлинность творчества Клотильды, объявляется обманщиком — создателем стихов, подписанных ее именем. Поначалу это озадачило Вандербурга. Затем стало льстить. Всюду, где бы он ни появлялся, его встречают как скромного автора великолепных стихов, скрывшегося под псевдонимом. Нежданная слава обезоружила пылкого защитника Клотильды. Он уже не протестует ни против нападок на нее, ни против того, что его самого называют творцом стихов. Наконец, как апофеоз его восхождения на вершину славы, Академия раскрывает перед ним свои двери, он попадает в сонм «бессмертных».

Через несколько лет, в 1824 году, выходит новый сборник стихов Клотильды де Сюрвиль. Но в этот раз с установлением авторства было гораздо легче. Книжонку эту состряпали два литератора — неисправимый Шарль Нодье и барон Ружу. В стихах, якобы сочиненных поэтессой XV века, они писали о Копернике, спутниках Сатурна, открытых через двести лет после ее смерти, и многих других фактах и событиях, о которых бедная Клотильда понятия не могла иметь и знать не знала.

Но кто же был автором стихов, помещенных в первом сборнике Клотильды де Сюрвиль, изданном в 1803 году?

Одно из двух, как считают исследователи, либо автором этой ловкой подделки (а в этом почти уже никто не сомневался) — был маркиз де Сюрвиль, либо Вандербург.

Критик Сент-Беф написал целую обвинительную речь, в которой автором стихов Клотильды признавался Сюрвиль. И все же нельзя сказать, что в этой истории все было ясно, что «проблема Сюрвиля» перестала существовать. Напротив, об этом написано такое количество работ, что только перечисление их займет несколько страниц.

Однако Клотильда сохранила и верных ей защитников. Профессор Масэ доказал, что она существовала на самом деле. Он даже обнаружил брачное свидетельство Клотильды и запись о крещении ее сына. Правда, Масэ, человек осторожный, не утверждал, что все в литературном наследстве, которое дошло до нас, принадлежит самой поэтессе. Немало отсебятины, по его мнению, в ее рукописи, видимо, внес Сюрвиль, стремясь омолодить текст, сделать его современным.

Доказать существование Клотильды де Сюрвиль — это еще не значит доказать ее авторство, — справедливо замечали профессору его оппоненты. Ведь и поэт Гильом Кольте, напоминали Масэ, выдавал свою жену Клодину, бывшую служанку, за поэтессу, приписывая ей свои собственные стихи. Делал он это для того, чтобы оправдать в глазах друзей женитьбу на прислуге.

В ответ Масэ извлек из архива два десятка писем Вандербурга к вдове Сюрвиль, после чего подозрение в его авторстве отпало. Оставался Сюрвиль. Правда, его собственная поэтическая бездарность заставляет сомневаться в том, чтобы он мог быть способен на такую талантливую подделку. А, впрочем, почему бы и нет?