ГЛАВА 25
В театре шла репетиция музыкальной постановки. Эдгар с восхищением смотрел туда, где в сиянии яркого света толпа людей в диковинных костюмах пела, плясала и вообще вытворяла невообразимые вещи — он впервые попал в театр. В зале было пусто и тихо. Только рядом с Эдгаром сидели мать и Александр Ефимов. Музыка внезапно оборвалась — артисты на сцене остановились. Дирижер постучал палочкой по пульту и громко сказал:
— Еще раз — оттуда же. Медная группа, не слышу си бемоль.
Снова зазвучала музыка, снова все пришло в движение, артисты задвигались по сиене, и снова Эдгар окунулся в волшебный, чарующий мир театрального чуда.
— Можно мне поближе подойти, посмотреть? — спросил он Марту.
— Что ты, нельзя, — приструнила мать.
— Пусть подойдет, ничего страшного, — улыбнулся Ефимов. — Только тихо, а то нас всех прогонят.
Эдгар на цыпочках пошел по проходу к сцене. Снова оборвалась музыка, застыли на местах артисты. Марта тихонько рассмеялась.
— Что? — наклонился к ней Александр.
— Ничего. Вдруг подумалось — как тут все просто. Постучал палочкой — и можно начинать сначала.
Ефимов пристально посмотрел на нее:
— Отец огорчен, что вы не увидите премьеру, — осторожно сказал он. И добавил с мягкой улыбкой. — Старик очень гордится нашим театром. Считает его чуть ли не лучшим в Сибири.
В глубине оркестровой ямы, освещенный маленькой лампочкой с пульта, сидел в своих роговых очках Петр Никодимович и самозабвенно исполнял партию на фаготе. Так же самозабвенно, положив голову на барьер, смотрел на него Эдгар.
— А мы увидим премьеру, — неожиданно сказала Марта.
Александр удивленно вскинул глаза, пытаясь осмыслить услышанное, но Марта, не шелохнувшись, смотрела на сцену.
— Я решила остаться здесь, — продолжала она. — Насовсем. Я долго думала… Не могу я вернуться туда… Хочу все отрезать, понимаете? Все. И начать сначала. — Она помолчала, жестко добавила: — Фамилию тоже сменю. Тем более, что возвращаться мне некуда да и не к кому.
Ефимов помолчал, затем осторожно сказал:
— Я думал, вы сильнее. Во всяком случае, мне так казалось.
Она резко выпрямилась, горько произнесла:
— А вы считаете, легко заново ворошить память? Каждому объяснять, доказывать… И ему… — Марта взглядом показала на Эдгара.
— Еще раз! — сердито закричал дирижер. — Что такое сегодня с валторнами? Не слышу вас.
Музыканты устало завозились на своих местах, перелистывая в обратном порядке ноты. Петр Никодимович, улучив момент, ласково подмигнул Эдгару. Мальчик тоже мигнул в ответ. А Марта сидела нахмурившись, задетая словами Александра за живое. Он почувствовал это.
— Простите, я не подумал… Поймите, я только рад вашему решению. И сделаю все, чтобы вы были счастливы.
Он сказал это так искренне, с такой болью, что она см
— Знаете, я хочу взять фамилию Артура. Хочу, чтобы сын носил фамилию настоящего отца. Правильно?
Ефимов опустил глаза, потер в волнении колено — пальцы дрожали — и, не поднимая головы, ровным голосом ответил:
— Правильно. И справедливо. Хотя это будет очень и очень нелегко. Что ж, попробую помочь.
Они замолчали и долго смотрели на сцену, где звучала музыка, картинно маршировали артисты, где было весело и светло, а у них самих на душе было так же тревожно и темно, как в этом пустом и холодном зале.
