Сталин сидел с откровенно довольным видом. Решительный успех левого фронта во Франции потянул за собой продолжение в виде благоприятного разрешения Судетского вопроса, который, в свою очередь, открыл перед Советским Союзом реальные возможности серьезно расширить военно-техническое сотрудничество с одной из самых развитых в промышленном плане государств Европы — Чехословакией. А в совокупности с июньским промышленным кредитом, полученным во Франции, позволяло очень серьезно заняться вопросами серьезной модернизации стратегически важных производств.

— Итак, товарищи, — начал собрание Молотов, — все в сборе, поэтому давайте начнем подводить итоги нашей чехословацкой эпопеи… — Впрочем, ничего особенно интересного и нового в пятнадцатиминутном монологе Вячеслава Михайловича не было, так как он только пересказывал в целом общеполитическую ситуацию. — Таким образом, я считаю, что в краткосрочной перспективе угроза оккупации Чехословакии снята. Но если верить свежей разведывательной информации, есть все основания предполагать через несколько месяцев новое обострение. И как мы из него будем выкручиваться — неизвестно.

— Почему? — удивился Сталин. — Разве схему, реализованную при текущем разрешении проблемы, больше нельзя использовать?

— Боюсь, что нет, — развел руками Молотов и кивнул руководителю ИНО, — Абрам Аронович, расскажите всем присутствующим последние сведения.

— Во Франции правые начали очень сильную агитационную кампанию, направленную на устрашение населения будущей войной. Распространяют листовки с изображением расчлененных трупов, депрессивными рассказами и прочими ужасами. Дошло до того, что даже традиционных калек, побирающихся у Нотр-Дам де Пари переодели в форму времен Мировой войны и пустили по улицам столицы, дабы помогать агитаторам. Мы пытаемся ей противодействовать, но пока безуспешно. Есть все основания считать, что в ближайшую неделю президент уступит давлению из-за пролива и распустит парламент. В сложившейся обстановке можно с уверенностью говорить о том, что если он это сделает, то новый парламент окажется с явно выраженным правым большинством…

— И англичане попробуют заново провернуть ту схему, что они планировали еще на август? — перебил его Сталин.

— Именно так, товарищ Сталин. Нас на новую конференцию уже не пригласят, как и делегацию от Чехословакии, да и сами давить на немцев не станут. И мы, кроме как угрозой начать войну, ничем не сможем повлиять на решение этого вопроса.

— При этом начинать большую войну сейчас мы не можем, — начал пояснять ситуацию Тухачевский. — РККА лишь недавно начала свою реорганизацию и по последним данным только тридцать два процента регулярных частей было приведено к новым штатам, подтянуто по подготовке до удовлетворительного уровня еще меньше. Ускорение реорганизации затрудняется нехваткой специального вооружения, прежде всего ручных пулеметов, артиллерии, средств связи и транспорта. Особенно тяжелая ситуация в артиллерии. По территориальным частям ситуация еще хуже. Начатая пять месяцев назад программа расширенной подготовки обученного резерва только две недели назад сдвинулась с фактически мертвой точки и начала реализовываться. Но нам требуется не меньше полутора лет, чтобы провести полноценную подготовку хотя бы трех миллионов резервистов для территориальных пехотных частей…

— По артиллерии ситуация еще хуже? — с сарказмом спросил Сталин.

— Так точно, — ответил вместо Тухачевского Ворошилов. — И с танкистами, и с авиаторами не сильно лучше. Конечно, стремительное расширение и активизация деятельности Осоавиахима дает о себе знать, но нам нужно время, чтобы рапортовать о приходе РККА в хотя бы удовлетворительную готовность к большой войне.

— Сейчас у нас, — поддерживает своего начальника Тухачевский, — всего три армейских корпуса, которые полностью укомплектованы по новым штатам и подтянуты по своей общей подготовке на удовлетворительный уровень. Кое в чем даже на хороший. Это — лучшие наши сухопутные воинские части. Кроме того, у нас есть еще две приличные авиационные дивизии, первая — бомбардировочная, укомплектованная в основном из летчиков, летавших в Испанию, а вторую, истребительную, курирует лично Чкалов.

— Значит, мы не можем перейти от блефа к реальным боевым действиям без острой необходимости… — констатировал вождь. — Это очень плохо. И ускорить подготовку войск, как я понимаю, нельзя?

— Нельзя, — с грустным видом кивнул Тухачевский. — Если только в ущерб качеству. Но это будет не подготовка, а очковтирательство. Через два месяца мы сможем подтянуть еще один армейский корпус до удовлетворительного уровня подготовки личного состава и полного укомплектования всем необходимым. Через полтора года — подтянем практически все регулярные части до этого уровня. Главное — наладить учебный процесс, а для этого нужны боеприпасы, топливо и прочее. Впрочем, настолько я знаю, к началу 1939 года с пуском новых производственных линий ситуация значительно улучшится, и мы сможем ускорить общую подготовку.

— Но Чехословакия очень рассчитывает на нашу помощь, — с нажимом произнес Молотов. — И вы сами поучаствовали в том, чтобы генерал Войцеховский взбаламутил там воду, — намекнул председатель СНК на личную ответственность маршала.

— И Советский Союз поможет братской Чехословакии, — с таинственной улыбкой произнес Тухачевский. — Я предлагаю поступить по испанской схеме и, как только во Франции будет утверждено правое правительство, начать формировать в Советском Союзе «интернациональные бригады». Само собой, подготовленные заранее из числа советских военнослужащих, официально уволенных из армии.

— Но ведь Польша закроет границу, — пожал плечами Молотов. — Как мы их в Чехословакию переправим? Через Румынию? Не пропустит. Окольными путями? Долго и очень сложно.

— Так мы прямо сейчас и начнем их отправлять, — невозмутимо ответил Тухачевский. — Потихоньку. Маленькими партиями в гражданской одежде. Ровным слоем размазывая их по Чехословакии в качестве туристов и путешественников. Это не считая того, что мы можем несколько тысяч человек открыто отправить туда в командировку, ведь военно-техническое сотрудничество с Чехословакией у нас стремительно расширяется. После утверждения правого правительства во Франции мы имитируем бурное начало сбора интернациональных бригад на территории Советского Союза, наслаждаясь пафосными криками из Варшавы и зная, что весь личный состав уже в Чехословакии.

— И как мы объясним чудесное перемещение бригад из Советского Союза в Чехословакию? — развел руками Молотов.

— Нам нужно будет это объяснять? — удивленно поднял бровь Тухачевский. — Официальная позиция Москвы — я не я и лошадь не моя. Интербригады — это личная инициатива сознательного советского населения, и мы, будучи страной свободной и лишенной политического угнетения, оставляем за ними право самостоятельно распорядиться своими жизнями и судьбой. Как они добирались в Чехословакию, нам неведомо и неинтересно. В кулуарах же намекнем, что Польша совершенно спокойно пропустила наших ребят, стараясь под шумок насолить Германии.

— Но ведь это серьезное обвинение и его нужно как-то доказывать? — возмутился Молотов.

— Зачем нам вообще что-то кому-то доказывать в такого рода вопросах? — с совершенно невинным и честным лицом спросил маршал. — Собирали в СССР интернациональные бригады? Собирали. Заранее сделанные фотографии сборов с временными маркерами вроде календарей на стенах с нужными числами и так далее мы предоставим. Мало того — опубликуем в прессе, чтобы ни у кого не было сомнений. Оказались эти бригады в Чехословакии? Оказались. Как они туда могли добраться? Да откуда же мы знаем? — пожал плечами с тем же невинным видом Тухачевский. — Это частная инициатива, которой мы не противились. Кто их мог пропустить? Учитывая скорость переброски — только Польша или Румыния. А кто у нас громче всех кричит? Обычно в таких ситуациях громче всех кричит то лицо, которое старается отвести подозрение от себя. И чем больше поляки станут оправдываться, тем сильнее будут выглядеть виноватыми. А зная характер их руководства, они быстро не заткнутся. И даже, напротив, — из кожи будут лезть, чтобы показать, что это не они тут главные злодеи. Гитлер будет в ярости, да и в Лондоне подобного шага не поймут, они ведь считают Польшу своей цирковой болонкой, — улыбнулся Тухачевский. — Само собой подобный план требует того, чтобы с генералом Войцеховским уже сейчас начались переговоры, так как дивизиям потребуется оружие, обмундирование и прочее. Арсеналы Чехословакии должны этот вопрос закрыть в разумные сроки. Так что, не думаю, что он откажется от двух-трех кадровых пехотных дивизий. Тем более что мы можем посулить в будущем расширить контингент и обнадежить его. Если добавить их к тем сорока пяти чехословацким дивизиям с двумя миллионами бойцов, преимущественно территориальным получится вполне солидно. Особенно учитывая, что у Вермахта сейчас тридцать пять пехотных, пять танковых, четыре моторизованных, четыре легких и три горнострелковых дивизий при одной кавалерийской бригаде общей численностью порядка двух миллионов двухсот тысяч. И обученного резерва из-за печально известного Версальского мирного договора у Рейха практически нет — весь ушел на стремительное расширение армии. Фактически, перебросив в Чехословакию кадровый корпус, мы уравняем силы сторон. Кроме того, мы можем помочь чехам командным составом.

— Хм… — усмехнулся Сталин. — Опять авантюра?

— Не авантюра, а точный расчет, — невозмутимо пояснил Тухачевский. — Шанс спасти Чехословакию хотя бы еще на год. Если мы подорвем уверенность Берлина в поляках и усилим чехов хотя бы двумя-тремя дивизиями… Да, вероятнее всего Чехословакии придется принять бой и не самый простой. Но у них есть очень серьезные шансы на ничью. Сильные позиции левых во Франции даже при формально правом правительстве, странное поведение Польши, которая вроде союзник, а вроде и нет, ожесточенное сопротивление чехов, новая показательная волна сбора интербригад в Советском Союзе при официальном нейтралитете, нерешительность Великобритании… Вряд ли при таком раскладе Рейх решится на хоть сколь-либо затяжную войну. Я совершенно уверен в том, что если он не сломит оборону Чехословакии за неделю, то отступит и сядет за стол переговоров. И главное — Польше в Берлине больше доверия не будет. Вообще.

— И кого вы предлагаете отправить в Чехословакию во главе нашего корпуса? — спросил с хитринкой в глазах Сталин.

— Понимая, что инициатива наказуема, я предлагаю отправить меня. В конце концов это я предложил эту схему. Мне и голову под пули совать нужно. Было бы подло с моей стороны предлагать возглавить этот экспедиционный корпус кому-то другому, а самому отсиживаться в Москве…