Гудериан выпустил сигаретный дым и отхлебнул немного ароматного кофе.

– Сведения точные? – уточнил после нескольких минут гнетущей тишины Гальдер, чуть раздраженно потирая виски.

– Да, – кивнул Гудериан. – Наш добрый фюрер вызывал меня к себе и давал накачку. Исходя из ее содержания, можно сказать только одно – мы очень близки к тому, чтобы заключить перемирие с Лондоном.

– То есть выступим для него пушечным мясом… – заметил Шпеер.

– Скорее всего, – кивнул Хайнц.

– Как вы думаете, ваш друг выйдет еще снова на связь? – вкрадчиво поинтересовался Гальдер, глядя прямо в глаза главному инспектору танковых войск Вермахта.

– Полагаю, что он не просто так передал нам вышеупомянутые документы. Он выдерживает время и подбирает момент. Ведь нам нужно все проверить. Конечно, его персональный авторитет высок, но он не рискует.

– Он? Вы считаете, что маршал играет свою персональную партию?

– Сложно сказать. Иногда мне так кажется, а иногда мерещится, что он чья-то марионетка. Он очень интересный человек. Боюсь, что мы вряд ли узнаем когда-либо истину.

– Если это его персональная игра, то чего он хочет?

– Союза между нашими странами. Все, что я о нем знаю, говорит только об этом. Даже Ольгу он взял в жены с определенным подтекстом.

– Да, – кивнул Шпеер, – ход с этим браком оказался очень сильным. Никто и не ожидал, что такая мелочь так интересно раскроется. И ведь чем больше официальные власти будут отрицать причастность этой женщины к войне, тем больше солдаты станут ухмыляться и сально шутить.

– Он вообще сделал очень много ходов. Вспомните Испанию и Чехословакию. Не догадываетесь, ради чего маршал влез в эти в общем-то довольно сложные и не очень нужные для Москвы кампании? – улыбнулся Гудериан.

– Контраст? – чуть помедлив, спросил Гальдер.

– Он самый, – кивнул Гудериан. Отхлебнул кофе и продолжил: – За довольно короткий промежуток времени отношения Союза и Рейха были подвергнуты встряске в ряде конфликтов, в ходе которых даже у весьма далекого от аналитики простого человека получался вполне однозначный вывод.

– Вместе мы побеждаем, врозь – умываемся кровью, – тихо произнес Шпеер.

– Именно так. Насколько я знаю, наш дорогой друг умудрился даже промышленников заинтересовать. Вспомните ту же Чехословакию. Поначалу они очень благоприятно восприняли вхождение в состав Рейха. Но уже сейчас их оценки куда более кислые. Проблемы с сырьем. Нарастающий перекос в сторону военной продукции. Прогрессирующее недовольство населения. В общем, ничего хорошего. Да и у нас не лучше. Этот фольксштурм оказался натуральной трагедией для экономики и промышленности Рейха. Вы полагаете, это осталось не отмечено? А ведь в период тесного сотрудничества с Союзом имелись совсем другие прогрессии. Так что игра от контраста проведена очень грамотно.

– Сейчас бы сесть за стол переговоров, а не к наступлению готовиться, – с мрачным видом произнес Альберт. – Этот неугомонный маньяк совершенно из ума выжил. Ведь есть же точки соприкосновения.

– Для него нет, – покачал головой Гальдер. – Рейх если и сможет договориться с Союзом, то только без его участия. Ну и, разумеется, без НСДАП. Боюсь, что русские захотят призвать к ответу военных преступников и их пособников, как это уже было в Польше. Поэтому и не идет. Для него только два пути – или победить в этой войне, или погибнуть.

– Не только для него.

– Безусловно, – согласился Гальдер.

– Тогда что нам делать? Отправлять на верную смерть сотни тысяч наших парней? Молодых, крепких, здоровых. Надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, что войну мы уже проиграли? – обвел всех присутствующих взглядом Гудериан.

– Нам? – переспросил Гальдер. – Ждать нового контакта. Полагаю, что ближе к началу кампании с нами свяжутся. Ну и готовиться. Ведь нам понадобятся не только благие намерения…