Часть 4
Дикая
Если желаешь, чтобы мир изменился, — сам стань этим изменением.
Мохандас Карамчанд Ганди
Глава 27
Туман стелился клубами по поверхности воды и застилал практически любую видимость далее ста имперских саженей. Из-за этого пароход Александра еле шел, опасаясь столкнуться с такими же блуждающими в этом молочном царстве судами. Оставалась еще пара дней пути до Астрахани…
Император выступал против этой затеи, так как на Северном Кавказе было крайне небезопасно, но перед напором Саши он устоять не смог. Слишком уж энергично цесаревич настаивал на необходимости этой поездки. Смешные, местами даже абсурдные, с точки зрения императора, доводы, безусловно, были бы отвергнуты, если бы не репутация Александра в глазах отца. Ведь его Американская кампания начиналась точно так же.
Официальной целью визита стала августейшая инспекция казачьего войска, которому, таким образом, оказывалось довольно значительное почтение со стороны правящего дома. Все остальные детали оставались за кадром.
* * *
— Ваше Императорское Величество, может, вернуть цесаревича? Уж больно опасно на Кубани. Нам доносили из Стамбула, что эта поездка очень сильно обеспокоила Порту. Поговаривают, что на него даже готовят покушение, — буквально причитал Дмитрий Алексеевич.
— А вы в состоянии вернуть его?
— Я — нет, но вы можете отправить ему письмо с приказом вернуться.
— Дмитрий Алексеевич, вы же знаете Сашу. Я совершенно уверен в том, что письмо не дойдет до адресата в силу чьей-то нерадивости.
— Он вас ослушается? — удивился Милютин.
— Что вы, конечно нет. Просто не получит моего письма. Вы разве еще не поняли, что он за человек? Если Саше что-то понадобилось на Кубани, то нет сил в этом мире, способных ему в этом помешать. Что же касается опасности, то, я думаю, ваше беспокойство излишне. Знаете… — император задумался, — когда только начиналось восстание в Польше, Саша был в гостях у своей будущей тещи — британской королевы Виктории. Так вот, она отговаривала Александра ехать в Варшаву, опасаясь за его здоровье и апеллируя к тому, что это небезопасно. Он выслушал королеву и сказал одну-единственную фразу, которая до сих пор не выходит из ее головы… — Император замолчал и задумался.
— Ваше Величество? — вопросительно намекнул о своем присутствии и незаконченном предложении Милютин.
— «В Варшаве беспорядки? Ну что же, тем хуже для беспорядков». — Александр Николаевич усмехнулся: — После чего он поехал в Польшу и в кратчайшие сроки навел там порядок. Да так, что шляхта до сих пор старается всячески выказать свое расположение мне, дабы я не посылал больше к ним цесаревича. Я не понимаю, что он там сделал, но у многих из них Саша вызывает панический страх на грани ужаса. Признаюсь, я, как и Виктория, думал, что он утопит Варшаву в крови, узнав, что Никса тяжело ранен бандитами. Но этого не произошло. Знаете, Дмитрий Алексеевич, я думаю, что ваши опасения за его жизнь и здоровье излишни, так как он сам далеко не безобидный ребенок. Еще неизвестно, кто для кого большую опасность представляет — Кавказ для Саши или Саша для Кавказа.
Впрочем, несмотря на ожидания, Александр не спешил совершать какие-либо одиозные поступки.
Глава 28
Передвигаясь от станицы к станице, посещая малые города и крепости, Александр проводил инспекцию казачьих войск. Само собой, в каждом месте проведения очередного этапа августейшего смотра устраивалось шоу с демонстрацией нового оружия , публичной речью цесаревича и эстрадными песнями. А после завершения официально-развлекательной части Александр организовывал народные гуляния, не щадя денег на алкоголь и закуски. Заодно, прохаживаясь меж простых казаков, выискивал тех командиров и бойцов, что пользовались особым уважением у местных, но по каким-то причинам не продвинувшихся по службе. Да и вообще «наматывал на ус» то, чем живет местное население.
Как несложно догадаться, гвоздем шоу стали эстрадные выступления. Александр не зря брал себе отсрочку до осени. Это время было ему нужно для подготовки, так как второго шанса у него не было. Еще в апреле, обдумывая, что именно он будет делать в землях казаков, цесаревича озарило — он вспомнил художественный фильм «День выборов» с его замечательным решением в области пиара. А потому решил взять курс на максимальную демократизацию общения с людьми, совмещенного с митингами. Само собой, любой правильный митинг должен быть контекстным, то есть идти фоном к какой-нибудь развлекательной программе. Учитывая, что в текущем 1865 году никаких популярных, народных музыкальных и песенных ансамблей всероссийского масштаба не существовало, то таковой пришлось создавать с нуля.
Начались прослушивания учащихся Академии и прочих желающих, но никого особенно толкового Александр не замечал. То голос слабоват, то петь совершенно не умеет. Пришлось практически всю Москву поставить с ног на уши в поисках солистов. Да что Москву — агенты были высланы в самые разные города Российской империи, дабы подыскать наиболее подходящие кандидатуры.
В эти дни цесаревич первый раз за много лет своей трудовой и реформаторской деятельности пожалел, что не уделял внимание культурному аспекту. Песни, пляски, музыка — они казались такими бесполезными и ненужными, но теперь, когда потребовались, вышло, что и выбирать особенно не из кого. Конечно, сносно или даже хорошо поющих людей было достаточное количество, но ему нужны были таланты с мощными голосами, так как уподобляться приснопамятной постсоветской эстраде он не желал. Какой был смысл халтурить?
Всю весну и часть лета шел поиск нескольких солистов и солисток для его эстрадного ансамбля. Сотни прослушиваний, сопряженных не только с чисто музыкальными дарованиями, но и визуальными типажами. А потом еще и разработка правильного имиджа. Артисты ведь бывают разными, а Саше требовалось, чтобы мужчины выглядели мужчинами, а женщины — женщинами. А то ведь «товарищи» в порыве творческого перевоплощения могут и перепутать.
Параллельно шла не менее серьезная работа с подготовкой хорового сопровождения, музыкантов и репертуара. В первых двух вопросах поступили так же, как и с солистами, а вот репертуар оказался практически готов изначально, так как цесаревич во время кругосветного турне насиловал свой мозг и вспоминал все песни, которые когда-либо слышал. Так что теперь оставалось все это причесать, подобрать аккомпанемент и выдать для репетиций.
В ход шли самые разные песни практически всего ХХ века: и «Катюша», и «Выйду ночью в поле с конем», и «Ваше благородие», и «Журавли», и «Эх, дороги», и многие другие. Получилось сформировать репертуар из тридцати двух песен. Само собой, всплыли и уже отработанные проекты, такие, как «Прощание славянки» и «Гимн Российской империи» , которые разучивали все слушатели Академии в качестве обязательного факультатива.
Очень серьезные и напряженные репетиции не прекращались не только в Москве, но и на корабле, пока делегация плыла вниз по Волге и по Северному Каспию. Поэтому, когда был дан первый концерт в казачьей станице, получилось очень и очень позитивно. До действительно серьезного академического уровня, конечно, было далеко, но первый в истории Российской империи эстрадный ансамбль, без сомнения, смог решительно и бесповоротно завоевать успех и признание.
Тут стоит упомянуть очень важную деталь, которую частенько забывают. Дело в том, что замечательная культурная традиция с веселыми песнями, приписываемая казакам, появилась не ранее 30-х годов XX века. Конечно, Кубанский казачий хор существовал к 1865 году уже пятьдесят четыре года, но он оставался на очень скромном уровне, занимаясь максимально аутентичным исполнением народных песен. А что такое народная песня без нормальной эстрадной обработки? Вот-вот. Ничто. Обычные заунывные мотивы «о главном». Шоу же нуждается в празднике, в ярких эмоциях и красочных эффектах. Поэтому эстрадная традиция, привнесенная Александром, дала сногсшибательный результат, особенно на полном безрыбье, ибо альтернативы его ансамблю не было.
Однако отхождение от классической эстрадной традиции все же было. В частности, никаких подиумов не сооружалось. Александр каждый раз устраивал народное гуляние, сопряженное с его приездом и фоном, начинал концерт, больше напоминавший застольное пение. Только музыканты оказывались в нужном месте и в нужное время, да еще не пьяными и знали, что играть. А в перерывах между песнями, которые шли не одной волной, а уместными, своевременными фрагментами, получались бурные дискуссии с казаками на самые разные темы. И во всем этом потоке шума и гама Александр частенько «влезал на броневик» и выдавал «импровизации» своих мыслей по тем или иным вопросам, само собой, заранее подготовленные.
«…Что будет с будущим России через десять, двадцать и более лет? Этого никто не знает. Но я знаю кое-что другое. В этом мире уважают только силу, а потому жалким и убогим нет в нем достойного места. И сила заключается не только в крепкой руке, но и в крепком духе, в чувстве локтя, в крепости товарищества. Только вместе мы — сила! Кем мы останемся в глазах потомков? Жалкими и убогими людьми, что упустили свой шанс и опозорили свое имя, или героями? Пусть каждый решит это для себя. Пусть каждый сделает свой выбор. Вместе нам быть или порознь. К победе идти или к позору…»
«…Я русский до мозга костей. И я отношусь к своей стране так же, как мальчишка относится к ребятам со своего улицы, своей станицы. У меня и нет ничего другого. Я сравнивал. Бывал во многих странах. Многое видел. И нигде не хочу жить, кроме как в России. Нигде! Да, есть страны, где жить проще и сытнее, чем в нашем Отечестве. И таких стран немало. Но нет в них ощущение чего-то своего, родного, близкого по духу…»
И так далее. Заготовок подобного толка было много. Что-то он выдумывал сам, что-то вспоминал из таких вещей, как монолог Тараса Бульбы «О товариществе в русской земле» из одноименно кинофильма Богдана Ступки, вставляя подобные вещи в качестве очень удобных и своевременных цитат.
Получалось очень эффектно. Каждый раз. В каждой станице, которую он посещал. Везде устраивая гуляние, сопряженное с митингом, нарабатывал себе политические очки и поддержку в лице казачества. Ни один цесаревич или император в истории Российской империи не только не удостаивал их такого внимания, но и уж тем более не называл товарищами и братьями. Причем речь о русском товариществе Александра с обширными цитатами и красивыми, громкими оборотами стала буквально коронным номером его политических заявлений.
Глава 29
Впрочем, без происшествий подобная идиллия обойтись не могла.
К исходу октября произошел неприятный инцидент — на цесаревича было совершено покушение, и надо сказать — очень своевременное. В аккурат когда кортеж цесаревича ехал на встречу с представителями горских народов и кланов, запланированную Сашей еще весной 1865 года. Большая и сложная работа по сбору этой пестрой толпы под гарантию безопасности, данную лично цесаревичем, шла все лето. И вот кто-то попытался ее сорвать. Конечно, у нападающих ничего не вышло, так как оперативно сработали четыре расчета пулеметного взвода, сопровождающего Александра на тачанках. Но осадок остался.
Бандиты вылетели из небольшого перелеска метрах в ста пятидесяти от дороги, где сидели в засаде. Шквальный огонь из четырех пулеметов, встретивший нападающих, не оставил им никаких шансов — на месте достаточно внушительного, по местным меркам, отряда в двести всадников, чуть более чем через минуту образовалось копошащееся поле окровавленных тел. А по округе поплыли стоны и хрипы умирающих людей и лошадей.
* * *
Ефрейтор Иван Герасимов, первый номер пулеметного расчета, только перед экспедицией на Кавказ был повышен и до того никогда ранее как пулеметчик не воевал. Все больше с винтовкой, а до того и подавно с ружьем линейным служил. Да, он слышал, что в этих южных землях беспокойно, но никогда бы не поверил, что бандиты решатся напасть на кортеж Его Императорского Высочества. Поэтому выскочившие из засады бандиты стали для него полной неожиданностью.
— К бою! Товсь! Пли!
Слева и справа часто раздались глухие хлопки винтовочных выстрелов. Герасимов, с трудом понимая происходящее, скомандовал возничему забирать вправо, подготавливая пулемет к стрельбе. Потянулись долгие секунды, а ощущение реальности у Ивана расплылось. Он даже не заметил, как проверил перекос ленты, сделал протяжку и начал мерно крутить ручку. Частые хлопки выстрелов им уже не замечались, слившись с таким же гулом соседних пулеметов. Лишь марево раскаленных газов и порохового дыма затягивало наступающий отряд легкой дымкой, за которой угадывались лишь силуэты.
Лента кончилась, но Иван еще секунд семь-восемь продолжал крутить ручку своей «мясорубки», прежде чем спохватился. Точными, сотни раз повторяемыми движениями Герасимов зарядил вторую ленту и вновь открыл огонь по тому месту, где должна была находиться группа кавалеристов противника. Но там уже было месиво, по которому кровавыми фонтанчиками бегали гостинцы его пулемета. Иван не слышал приказа прекратить огонь, а потому готов был продолжать вести огонь до последнего патрона. Он вообще не очень хорошо в этот момент слышал, находясь в каком-то странном аффективном состоянии. Поручику Алабаеву пришлось даже вмешаться, чтобы Иван прекратил уже расходовать впустую боеприпасы.
* * *
Оперативный допрос немногочисленных раненых военно-полевыми методами дал много полезной информации. Впрочем, признания «молодцов» не спасли. Пока рыцари братства «Красной звезды» допрашивали раненых бандитов, солдаты и казаки ударно копали общую братскую могилу. Когда же достаточный по размерам котлован был вырыт, а все показания и самые искренние признания тщательно записаны, Александр приказал добить пленных. Его волю исполнили без возражений. Все-таки не самое разумное решение — атаковать наследного принца империи. Оставили в живых только трех бандитов, выступавших в роли унтер-офицеров этой шайки, то есть командовавших десятками. Они и ранения получили легкие, и признались сразу, видя, как люди цесаревича допрашивают остальных. Да и предъявить кого-то собранию нужно было. Тем более что выяснилась причастность Османской империи к этому инциденту. То есть при банде числился турецкий эмиссар, который давал денег и провоцировал нападения. В том числе и это. К сожалению, он никогда не участвовал в атаках, а потому, вероятно, сбежал. Впрочем, это уже было и не важно, так как и без него вырисовывалась «картина маслом».
Глава 30
После завершения погребения цесаревич со свитой отправился дальше на собрание. И все время, оставшееся до прибытия в станицу, где была назначена встреча, размышлял о том, что он будет говорить посланцам горских племен. Прежнюю речь, почти дословно повторявшую текст официального послания, перечеркнули первые же выстрелы абреков. Так что приходилось оперативно «рожать» новую речь из сделанных еще в Москве заготовок. Сказать по чести, Саша до конца не верил в то, что на Кавказе кто-то пойдет на покушение, а потому особенно этот вопрос не отрабатывал. Это обстоятельство и вызвало лихорадочную умственную активность на грани возможностей.
Площадь станицы была заполнена людом основательно. Горцы и казаки занимали все скамейки, идущие с легким возвышением, образовывая своего рода амфитеатр. Собралось больше тысячи человек в виде различных представителей от горских народов и кланов, да и из разных казачьих станиц оказалось немало гостей. Даже с астраханских и донских земель добрались делегаты. И это не считая просто поразительного количества зевак, что толпились вокруг этой площади, собираясь понаблюдать да послушать издалека.
Спустя какие-то минуты после прибытия уже все в станице знали о происшествии на дороге, ибо казаки сопровождения оказались довольно словоохотливы. Просто до недержания.
Сказать, что представители горских кланов и родов не задергались, — значит ничего не сказать. У многих из них в голове пульсировала мысль о том, что пора бежать, дабы не попасть под горячую руку разъяренного наследника. Но «явить трусость гяурам» для «настоящих джигитов» было невместно. А потому все остались на своих местах, взяв верх над низменными страстями. К тому же бежать было непросто. Предусмотрительные казаки, вежливо отдав гостям «центральную трибуну», стиснули их с боков рядами своих ветеранов, а позади, среди праздной публики, стояли станичники моложе.
Кортеж остановился за импровизированным дощатым помостом, и цесаревич, видя, что «народ для разврата собрался» , решил не тянуть и сразу перейти к делу.
Выйдя на помост и оглядев высокое собрание, напоминающее стаю матерых волков в окружении своры волкодавов, Александр окончательно убедился в правильности принятого решения. Произносить здесь и сейчас заранее подготовленную речь значило уподобиться прорабу из старой комедии, вещавшему «о космических кораблях, бороздящих просторы Большого театра», перед лицом неблагодарной публики. Поэтому Саша дал присутствующим одобрительно погудеть, выражая радость встречи, и жестом усадил всех обратно.
* * *
— Мир вам и милость Создателя, — начал мерно и с выражением цесаревич. — Я собрал вас всех для того, чтобы объяснить мою позицию как наследника империи по делам на Северном Кавказе. В первую очередь, конечно, горскому населению, которое зачастую довольно плохо знакомо с положением дел в государстве. — Саша выдержал небольшую паузу и продолжил: — Империя пришла на Кавказ. Можно этому радоваться, можно горевать, но это ничего не изменит. Империя подобна древу. Она должна расти и укрепляться или погибнуть. Но в этом случае несладко придется не только давно живущим в ее кроне, но и тем, кто едва коснулся ветвей, — рухнувший ствол лесного великана раздавит всех. Именно об этом я собирался держать речь и об этом писал в своем послании. Но теперь придется говорить о другом. — Цесаревич выдержал многозначительную паузу.
— Сегодня кто-то пытался убить всех вас и ваши семьи. Если бы эта пуля, — Александр слегка приподнял перевязанную кисть левой руки, — была чуть точнее, я не смог бы поручиться за выдержку своей охраны и станичников. На месте переговоров пролилась бы кровь. — Саша сделал паузу и медленно обвел представителей горских народов холодным, жестким взглядом. — Скажите, уважаемые, как бы каждый из вас поступил, узнав о подлом убийстве своего старшего сына? Вы понимаете, что на Кавказ едва не пришла новая война? Кровавая и безжалостная, после которой эти горы опустели бы полностью. Подумайте, нужно ли это вам? Я думаю, нет! Но кому-то выгодна наша взаимная вражда! Вот, — Саша кивнул на пленников-абреков, — эти «молодцы» были в числе тех, кто напал на меня и моих людей по дороге сюда. Расскажите уважаемым гостям все, что рассказали мне.
Поначалу пленники немного стеснялись выступать перед таким скоплением народа, но потихоньку разговорились. Сразу после того, как им начали делать лечебно-профилактический массаж ногами. Мгновенно пропали и робость, и стеснение, и излишняя скромность. Они поведали уважаемым гостям о том, как в их банду прибыл турецкий эмиссар, привез денег и сулил еще больше, говоря им об оплаченном нападении на кортеж, как о богоугодном деле.
Видимо, на «товарищей» очень сильно произвела впечатление гибель всего отряда на их глазах с последующими пытками раненых, но «крышу» им основательно снесло. То есть их «понесло», и они, увлекшись, стали рассказывать уважаемой публике очень много всяких уже совершенно излишних деталей, связанных с нелегальным бизнесом, которым занималась банда. К счастью, имен они особенно не знали, однако даже того, что они говорили, хватало для острых приступов зубной боли у многих присутствующих гостей. Пленные умудрились задеть в своих повествованиях и горцев, и казаков. В том числе и упомянули о каких-то каналах сбыта рабов, захваченных в других землях посредством ватажек, сколоченных из казаков и абреков. Так что через минут двадцать увлеченной исповеди цесаревичу пришлось их заткнуть, опасаясь того, чтобы первые ряды гостей не бросились и не разорвали болтунов голыми руками. Они сказали достаточно.
— Как вы видите, дела этих мест очень любопытны. — Саша усмехнулся. — Вспомните войну Шамиля. Кто ее финансировал? Правильно, Турция. Но я вам скажу больше — Турция выступала в этом деле посредником, реализуя не только свои интересы. Но это уже не столь важно. Важно то, что на вас всех им плевать. Вы для них обычное пушечное мясо. Расходный материал. Ваша жизнь, здоровье и имущество для них ничего не значат. Они не братья-мусульмане вам, а враги. Ради кого стараетесь? Или вы, как наивные дети, рады совершить любую красивую глупость? Запомните простую мудрость — всегда в любом восстании замешаны некие внешние силы. Где-то прямо, где-то косвенно. Восставшие — это обычный расходный материал, которым охотно расплачиваются за возможность ослабить державу. Вам самим нравится эта роль? Роль овец, которых стадами отправляют на заклание? Подумайте над этим. — Цесаревич сделал долгую паузу. — А вы, — он обратился к пленникам, что так и сидели на земле связанными, — можете идти. Я обещал вам свободу в обмен на публичное признание в своих преступлениях, и я выполняю свое обещание. Развяжите им руки.
Забегая вперед, нужно сказать, что эти трое не прожили и дня. Конечно, они пытались убежать, но «подвести под монастырь» столько серьезных людей разом никому не удавалось безнаказанно.
— Многие говорят, что нас разделяет вера. Но это не так. Уже несколько веков в империи живут потомки Золотой Орды и другие народы, исповедующие ислам. Спросите хана Нахичеванского, мешает ли ему служба империи помнить свою веру, язык и обычаи? Спросите других, — Саша указал рукой на небольшую делегацию, стоявшую возле моста, — я специально привез их, чтобы они смогли честно, глядя вам прямо глаза, держать ответ об этом.
Дождавшись утвердительного кивка хана, цесаревич продолжил:
— Мне доносили, что мусульмане на Кавказе вместо духовного развития призывают считать всех людей иной веры хуже собак. Как же так? Разве Коран не учит вас, что нужно уважительно относиться ко всем людям «Книги»? Или, может быть, дело не в религии, а в чувстве безнаказанности, которое подстегивает обыкновенный бандитизм? Чем это лучше поклонения идолам? Или вы считаете, что любовь Бога можно снискать причинением мучений? Это лицемерная ложь! Создатель не освятил ни одну войну, ни одно ограбление, ни одно убийство. Ни в исламе, ни в православии нет к ним призыва. — Саша вновь взял небольшую паузу, разглядывая своих зрителей. — Я, как наследник империи, не желаю какого-либо вреда ее подданным, а потому говорю вам, что буду поступать с вами так, как вы сами будете того требовать своим поведением. Правитель должен всегда поступать милосердно по отношению к тем людям, что волею Создателя оказались у него в подчинении. Поэтому, чтобы сохранить жизнь, здоровье и имущество большинства, он просто обязан при необходимости уничтожать тех, кто угрожает им — бандитов и преступников. Даже если они прикрывают свои поступки религиозными мотивами. Это их не оправдывает, а, наоборот, отягощает вину. Ибо они не только грабят и убивают, но и пытаются навести тень на веру своих отцов. Бороться с такими людьми — долг любого правителя. А долги императора — самые важные на земле. Он обязан их не просто возвращать, но, дабы сохранить уважение своих подданных, возвращать сторицей. То есть если Богом вверенному ему человека ударили по щеке, то императору надлежит обидчику сломать челюсть. Если сломали челюсть — сломать руку. Если сломали руку — убить. Дабы впредь никому не приходило в голову покушаться на его подданных. Просто представьте, что император есть патриарх огромного рода — всей России. Со всеми вытекающими последствиями. — Все нарастающий легкий шепот заставил Александр замолчать и подождать, пока слушатели заткнутся. — К чему я все это говорил? Ввязываться в местные дрязги, которые и без того сильно запутаны, я считаю не нужным. Пока не нужным. — На слове «пока» Александр сделал очень сильный акцент. — Но если горные народы не желают стать кровными врагами императора, то им надобно взяться за ум и самим разобраться с бандитами. Я знаю, что не все их поддерживают, но нужно пойти дальше и прекратить это бесчинство в принципе. Впрочем, я вас не неволю. Вы — свободные люди и вправе поддерживать абреков и лицемеров, которые пытаются оправдать их преступления религиозным рвением. Но в этом случае вам не по пути с империей и ее верноподданными. То есть у вас останется только два пути: либо стать ближе к Аллаху, банально умерев, либо бежать со своих дворов, дабы воздаяние императорского долга не настигло вас. — Народ вновь зашептался, и Александру опять пришлось замолчать, обводя их глазами.
— Я даю вам на решение этой проблемы пять лет. Если вы не справитесь сами, то через указанный срок я вернусь с корпусом солдат и помогу вам. — При улыбке цесаревича, которая появилась в этот момент, всем присутствующим стало не по себе. — Не уверен, что все переживут такую помощь, так как сидеть годами здесь у меня не будет возможности, а потому придется действовать быстро. То есть пострадают и те, кто невиновен. Я готов взять на себя такой грех ради благополучия державы.
Сойдя с трибуны, Александр распорядился выдать заранее напечатанные манифесты «Воззвания к мусульманам Кавказа», которые в новой русской грамматике смогла выпустить значительным тиражом его московская типография.
Так что спустя пару недель весь Кавказ буквально кипел, выясняя отношения и думая, что делать дальше. Саша же, понимая, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить», отправился на Дон.
Глава 31
Спустя пару дней на землях Кубанского казачества произошел разговор цесаревича с наказным атаманом войска Феликсом Николаевичем Сумароковым-Эльстоном во время очередного смотра.
— Ваше Императорское Высочество, вы позволите у вас уточнить одну деталь? — тоном заговорщика спросил буквально на ухо цесаревича стоящий по его правую руку наказной атаман.
— Конечно, Феликс Николаевич, спрашивайте свободно. Вас что-то волнует?
— Признаюсь, да. Ваше воззвание и выступление перед горцами совершенно меня, да и многих офицеров кубанского войска выбило из колеи. Мы не знаем, что нам делать? Ведь Северный Кавказ буквально закипает. А теперь вы еще и аккуратно уезжаете, оставляя нас наедине с этими народами.
— Не переживайте, Феликс Николаевич, так было изначально задумано. Понимаете, основа моего выступления лежит не в словах. Оно ведь фактически ультиматум. Подумайте, кому он адресован?
— Не ясно, все как-то очень размыто.
— Да все тут ясно, — чуть заметно улыбнулся Александр. — Какие есть две вооруженные силы на Северном Кавказе? Казаки и абреки. О казаках в воззвании я вообще ничего не говорю, а абреков называю бандитами и фактически ставлю вне закона. То есть мое обращение ни к казакам, ни к абрекам. Кто еще остается в этих землях?
— Простые крестьяне из числа русских, но их немного, и местное население, что живет с честных доходов. Или почти честных. Зачастую сложно сказать, чем живут крестьяне многих аулов.
— Как вы понимаете, малочисленное русское крестьянство в нашем вопросе тут ничего не решает. Отсюда какой вывод?
— Но ведь у них нет никакой возможности открыто противостоять этим бандам!
— Правильно, Феликс Николаевич. Вы увидели самую суть. У честных горцев нет возможности противостоять абрекам, которые вымогают с них деньги, оружие и провиант, а то и просто грабят. Но ультиматум поставлен именно им. Так что, Феликс Николаевич, вам надлежит очень толково инструктировать своих людей, да и следить за ситуацией, так как смысл ультиматума всплывает только тогда, когда его надобно будет выполнять. У них нет сил. Абреки — враги, за связь с которыми можно будет получить по шапке, да так, что шапка отвалится вместе с головой. Рано или поздно местное население начнет договариваться с казаками. У них просто не будет другого выхода. Конечно, не все. Но этот процесс неизбежен. Я сделал то, что должен был сделать. Теперь шаг за вами. Сможете ли вы грамотным управлением кубанским войском произвести смычку интересов казачества и верноподданных горцев? Главное в этом деле — начать позиционировать казаков как защитников простого населения, которые не только не грабят местных, но и живут с ними в мире, защищая от бандитов.
— Очень сложная задача… — Феликс Николаевич задумчиво потер затылок.
— Попробуйте находить решения через поощрение смешанных браков и совместных предприятий. Ведь если казаки будут защищать родственников жены от нападения бандитов, ни у кого это осуждения не вызовет? Я прав?
— Да, думаю, воспримут нормально.
— Но будьте аккуратнее. Я постараюсь помочь вам из Москвы, но пока мои возможности ограничены. Как и обещал, весной отгружу обговоренные партии винтовок, револьверов и пулеметов с патронами к ним. Оплата будет производиться по факту получения. Но с местной региональной политикой я вам не советчик. Да, и не забывайте — ключевым условием смешанных браков должно стать то, что они совершаются только по православному обычаю. Если какой клан или горское село хочет укрепить отношения с казачьей станицей, то предлагайте им браки на подобных условиях. Не все согласятся, но все нам и не нужны. Если вы все будете делать правильно, то через пять лет мне останется только для виду тут побряцать оружием, раздавив небольшие анклавы непримиримых. Теперь моя позиция ясна?
— Вполне, вполне. Сразу подобный замысел и не заметить. Кстати, а что делать в ситуациях, когда ту или иную банду поддерживают всем аулом?
— Опыт Алексея Петровича Ермолова и Николая Ивановича Евдокимова вам в помощь. Как у вас с артиллерией? Я слышал, что многие аулы недурственно укрепляют?
— Артиллерийский парк поизносился, да и малочисленный он. А то, что укрепляют, — верно.
— Феликс Николаевич, тогда давайте поступим так. По следующей весне я отгружу вам не только ручного стрелкового оружия, но и пушек. Шестифунтовые полевые орудия 1838 года вас устроят? Они, конечно, гладкоствольные, но это лучше, чем ничего. Думаю, двадцати новеньких орудий вам на первое время хватит. Да еще мортир малых пришлю, само собой, с чугунными бомбами. Но на этом мы не будем останавливаться. Формируйте из казаков штат для трех батарей на постоянной основе и присылайте их в Москву. Чем быстрее, тем лучше. Буду обучать их на кратких курсах и ставить к легким нарезным орудиям.
— Вы об орудиях Маиевского?
— Не думаю. В этой местности вам больше пригодятся пушки, заряжаемые с казны. Орудия Армстронга, например девятифунтовые, вам должны отлично подойти, только лафет немного доработать. — Саша задумался. — Да, хорошие орудия, вполне сгодятся. Даже если не получится перекупить, то я их изготовлю. Восемнадцать пушек необычной конструкции мой артиллерийский завод не сильно обременят. Слышали о девятифунтовых полевых пушках Армстронга?
— Да, конечно. Говорят, они не очень надежны.
— Глупости говорят. В свое время Вильям слезно умолял руководство не сходить с ума и не увеличивать калибр его конструкций. Но Британское адмиралтейство не всегда дружит с головой. Вот и наплодили гигантов с весьма приличным шансом разрыва казенной части. Что же касается его малых орудий, то девятифунтовая и двенадцатифунтовая модели, созданные для вооружения полевых армий, весьма надежны и просты.
— Как я понимаю, там не простые чугунные снаряды и мы их тут отлить не сможем?
— Конечно. Я вам к каждому орудию сразу поставлю по тысяче гранат и двести шрапнелей. А далее — по требованию. Надеюсь, к тем дням до Кубани уже получится дотянуть телеграфную линию и мы сможем обмениваться депешами довольно оперативно. Вам хватит такого боезапаса?
— Даже не знаю, — Феликс Николаевич пожал плечами. — Никогда ранее не имел дела с нарезной артиллерией. Понятия не имею, какой может быть расход снарядов.
— Хорошо. Я пришлю вам с пушками по полторы тысячи девятифунтовых гранат на «ствол», но без шрапнелей. И в следующую навигацию еще по две тысячи гранат. Если получится — добавлю к этому ассортименту какое-то количество шрапнелей во вторую партию, но не обещаю. Слишком большая загрузка завода.
— Ясно. Что же, будем ждать. Если вы их так нахваливаете, то, думаю, они действительно достойные.
— В Американской кампании при обороне Вашингтона я имел в своем распоряжении две батареи двенадцатифунтовых пушек Армстронга. Если бы не опыт их использования, то я бы тоже верил в эти сказки. А так — отменные орудия!
— Почему же тогда вы двенадцатифунтовые не пришлете, если они так хороши?
— Отдача у них намного сильнее. А мне лафеты придется дорабатывать, чтобы с большими углами возвышения орудия работали. Они же для горной местности не предназначены изначально. С двенадцатифунтовыми пушками вы намучаетесь.
— Хм. Кстати, Ваше Императорское Высочество, чуть из головы не вылетело. Казакам очень понравились песни, которые исполняли ваши люди. Кое-какие слова они запомнили, но хотелось бы полные тексты и ноты, чтобы разучивать при гарнизонах.
— Феликс Николаевич, моя недоработка. Нет у меня брошюр. Да я и не надеялся на успех. В следующую навигацию я пришлю вам тексты и ноты в альбомах. Правда, все будет в новой грамматике.
— А откуда вообще взялась эта грамматика? Зачем она?
— Кстати, да, учебники по ней я вам тоже вышлю. Эта грамматика нужна для того, чтобы упростить и ускорить обучение чтению и письму — один из первых шагов на пути к всеобщей грамотности населения. Империи нужны подданные, которые сами умеют читать, писать и считать. Темнота — она до добра еще никого не доводила. Кстати, по основам математики я вам тоже вышлю учебники. К сожалению, на первых порах учебников будет немного, всего по три тысячи экземпляров, но позже наверстаем. В каждой станице, на каждом дворе должно будет быть по одному комплекту подобных учебников. Так, давайте пока прервемся. Объясните, что это творится на плацу? Мне кажется или вон тот казак пьян?
Глава 32
Осень наступала решительно, и это чувствовалось даже на южных пределах империи.
Эти дни из жизни цесаревича напоминали калейдоскоп. Он посетил Азов, Таганрог и ряд других городов Области войска Донского, но все мимолетно и бегом. Лишь в Новочеркасске пришлось задержаться на неделю из уважения к донским казакам, показывая им аэростаты, новое оружие и устраивая выступления ансамбля. Однако все это делалось уже «на автомате», так как мысли цесаревича были заняты совершенно иными вопросами.
Предварительный итог турне по южным окраинам империи и радовал, и печалил одновременно.
Состояние земель и транспортных коммуникаций было ужасающим. Можно было смело говорить о том, что дорог в этих местах не было, не считая рек и сезонных грунтовок. Совершенно дикий, запущенный регион, который до рождения из него чего-то стоящего следовало очень долго развивать. В первую очередь транспортно — через строительство железных дорог, которые бы позволили оживить экономику здешних земель. Да и военные операции на Кавказе многократно упростили бы.
Эта ситуация очень печалила. Ведь Саша хорошо помнил из прошлой жизни, что никакой серьезной экономикой Кавказ не обладал даже после того, как Советский Союз вложил в него гигантские средства, оставаясь большой и шумной клоакой планеты. Эти земли были очень выгодными с точки зрения геополитики. А вот с точки зрения финансов они представляли огромную черную дыру, которая готова была перемолоть любые бюджеты. Цесаревич вообще сомневался, что в ближайшие полвека у империи получится сводить бюджет данного региона хотя бы «в ноль». Северный Кавказ являлся классическим примером дотационного региона, не имевшего никаких перспектив для развития.
Да, имелись определенные «вкусные» объекты, вроде потенциальных виноградников и чайных плантаций, но все они располагались на южных склонах. Кое-что можно было использовать под относительно массовое овощеводство непосредственно на Северном Кавказе. Да еще бакинская нефть, но та вообще лежала на отшибе и имела целый букет трудностей в плане доставки до центральных регионов страны.
В принципе, оставались варианты, связанные с тем, чтобы вообще «забить» на развитие этих мест, ограничившись только военными дорогами и пограничными крепостями. Но в таком случае имелись все шансы потерять Кавказ при малейшем ослаблении державы. Нужно было как-то интегрировать регион в общеимперское пространство, сглаживая внутренние этнические, культурные и языковые противоречия. Но как это делать, Александр не очень понимал. Пока не понимал.
Положительные же стороны поездки были вполне очевидны и не столь запутанны.
Например, цесаревич набрал очень много баллов в среде казачества, получив его широкую поддержку. Это позволяло в предстоящей борьбе за престол, которая с каждым днем становилась все более очевидной, иметь за спиной довольно лихое и мощное войско. Во всяком смысле могущественней, чем текущая имперская гвардия. Хотя, конечно, Саша не планировал доводить до глобальной гражданской войны, но перестраховаться считал все одно — не лишним. К тому же зря ничего не бывает. Теплое отношение казаков к будущему императору есть вполне осмысленная и крайне полезная вещь. По крайней мере, вреда от нее точно не будет.
Помимо этого, Александр смог набрать себе добровольцев «со взглядом горящим». Причем не только из среды казаков. В этом деле и некоторые горские кланы да поселения подсуетились. То есть из Новочеркасска вверх по Дону с ним выехала сборная солянка интернационального толка, в которой имелись и казаки, и осетины, и чеченцы, и черкесы, и многие другие суммарным числом в семьсот тринадцать человек.