11 июля 1941 года. Северный берег озера Червонного
Сам полет Володя не запомнил. Сначала его и всех ошарашил размер салона вертолета. Рота вошла в него через опустившийся трап и открытый огромный люк. Где-то далеко впереди сидело с десяток авиатехников. Разместились все. И, похоже, немного потеснившись, вошла бы еще одна такая же рота. И это были еще не все чудеса! С ними летел на операцию лично начальник особого отдела флотилии! Такого не было еще ни разу. Потом, сначала тонко, потом все громче и громче, что-то засвистело, зашипело, отдаваясь вибрацией остова вертолета и когда грохот, свист и шум, казалось, достиг предела, пол под ногами качнулся, потом накренился вперед и тут кто-то сидящий у иллюминатора сказал: «Летим!». Так продолжалось с полчаса, потом Шупейкин почувствовал, как его желудок перемещается вверх. Наверно это чувство было общим, судя по выражению лиц своих товарищей. Но все прошло быстро. Вертолет как бы присел, качнувшись и сзади начал открываться люк. Морпехи с непривычки замешкались, но тут подал голос один из техников: «Вперед! На выход!». И рота побежала к открывающемуся люку.
Выбежав из вертолета, Шупейкин зажмурился от яркого солнца, но тут его ноздри уловили запах сгоревшего тротила, пороха, резины, топлива и мяса и его организм перешел в боевой режим. Тут шел бой. Горели танки. Наши и немецкие. По полю холмиками лежали трупы, и, как заметил Володя – в основном немецкие. Морпехи, выбегая из вертолета, плюхались на землю и, подыскивая укрытия на земле, расползались в стороны. Метрах в ста по обе стороны их вертолета сели два поменьше, и из них, через двери в борту, выпрыгивали солдаты НКВД. Похоже, этот элемент они уже отрабатывали, потому как заученно и сноровисто занимали позиции вокруг своих вертолетов. Из вертолета выбежали техники, часть из них бросилась к лежащему на мелководье самолету, а часть стала что-то делать у большого вертолета. Из стоявшего неподалеку танка БТ выскочил лейтенант и, найдя глазами их ротного, подбежал к нему, что-то крича и показывая на лес и подлесок. Ротный кивнул и подал команду «Рота! К бою! Противник в лесу! Развернуться в цепь! Вперед!», — и, перехватив поудобнее ППШ, побежал в сторону леса. Рота бросилась за ним, привычно развертываясь в цепь. Особист, размахивая ТТ, бежал рядом с ротным. Туда же к лесу, бежали и взвода НКВД. Только отбежав от ревущих вертолетов, которые стали подниматься в небо, все услышали хаотичную стрельбу, доносившуюся из подлеска и леса севернее них. Там шел бой. Взвода НКВД оказались к лесу ближе и когда они скрылись в зарослях, там раздалось «Ура!»
Морпехи ускорились, догнав ротного. Вдруг немцев побьют и без них?
А то, что побьют – Володька был уверен. Он успел понять, что тут за последние час-два прошло несколько боев и то, что самолет был наш, говорило, что наши победили во всех. Победим и сейчас. Вон как красиво горят немецкие танки! И только когда рота ворвалась в кустарник и схватилась с первыми же встречными немцами, над лесом грянуло – «Полундра!». А дальше была суматоха боя на коротких дистанциях и рукопашные схватки. Перед глазами мелькали немцы всех мастей и родов войск, озверевшие пограничники, с осунувшимися и небритыми лицами, которые как бы мстили за свое отступление; чистенькие НКВДшники все как на подбор с ППД в руках; другие НКВДшники – грязные, оборванные, в бинтах, с немецкими автоматами; странные солдаты в камуфляжных костюмах, голубых беретах и незнакомым оружием. И вот во все это врезалась черная масса морской пехоты.
Прибытие подкрепления с вертолетов окончательно сломило немцев, и они начали сдаваться. Но команды брать их в плен не было. Через 20 минут командиры вывели из леса остатки своих подразделений. Команду над всеми принял лейтенант-десантник. Правда, перед этим он подошел к особисту флотилии, который был выше по званию взводного и вообще всех тут присутствующих командиров, и дал что-то послушать ему по рации. Тот, выслушав, отдал честь лейтенанту и отошел в сторону. По лицу было видно, что подчиняться неизвестному лейтенанту ему не нравилось, но очевидно с ним разговаривал по рации человек, ослушаться которого он не решился. Лейтенант приказал собрать оружие, боеприпасы. Раненых и убитых сносили к вертолетам. Потом к лейтенанту-десантнику подбежал летчик с большого вертолета и что-то ему сказал. Тот выслушал и кивнул головой. Через 10 минут все увидели, как зависший над подбитым самолетом большой вертолет поднял его. Тут же взлетели два других транспортных с ранеными и убитыми и они под охраной боевых вертолетов и самолетов полетели на восток.
Это была вторая ошибка Гудериана – у русских было чудо. Это чудо называлось МИ-6.
Когда смолк шум улетающих вертолетов, лейтенант-десантник приказал построиться. На правом фланге стояли пограничники. Их лейтенант с перебинтованной головой, но в зеленой фуражке стоял во главе оставшихся 18 живых бойцов и двух служебных собак. Левее их стояли десантники. Сплошь тоже в бинтах, но все живые и потерявшие ранеными меньше всех. Потом – остатки роты 23-го мсп и 7 оставшихся экипажей БТ при 5 танках. По виду – им тоже досталось. На левом фланге стояли морпехи и два взвода НКВД. Среди этих подразделений потери были минимальны. Личного состава набралось на потрепанный батальон. Большинство уже было вооружено немецким оружием, к которому боеприпасов было достаточно. Лейтенант Борисов перед строем рассказал всем о бое, который только, что закончился их победой. Рассказал, почему победа в нем была так важна. И помолчав, сообщил всем, что по сведениям авиаразведки сюда от Житковичей двигается еще одна мотоколонна врага. И командованием поставлена задача подразделениям, обеспечившим эвакуацию подбитого самолета, связать эту колонну боем до подхода подкреплений. И приказ командования они выполнят. После этого подозвал к себе командиров подразделений и начал им ставить задачу, показывая что-то на карте.
Через 20 минут подразделения занимали позиции на восточном берегу озера, там, где из него вытекала маленькая, с болотистыми берегами, речушка Бобрик, через которую можно было переправиться танкам только в одном месте. Вот напротив этого места, в метрах 300, и окапывались подразделения. За их позициями стали оставшиеся 5 БТшек. Лейтенант Смирнов и его экипаж выжили в бою с немецкими «тройками». Удачно он выбрал позицию! И успел сжечь 4 танка немцев, прежде чем те попали под удар вертолетов. Ротный был ранен и обгорел немного, его отправили вертолетом в тыл вместе с другими ранеными. Таким образом, лейтенант Смирнов стал командиром роты из 5 оставшихся БТ. И сейчас он сам лично расставлял танки перед единственным бродом через маленькую речушку. На этой позиции спрятаться было не за что. Поэтому танки он расположил в кустарнике, указав каждому основную и запасную позиции. Три танка поставил прямо против брода, а два отвел левее, и поставил их для стрельбы во фланг немцам. Два пограничника с собаками ушли через брод навстречу немцам в дозор. Смирнов знал то, чего не сказал десантник Борисов. По всем прикидкам, по времени должен был подойти сюда разведбат. И, судя по их позиции, он выйдет на дорогу в тылу у немцев. Впереди они, сзади – разведбат, слева у немцев будет озеро, справа – непроходимый лес. Ждет их маленький котел. Хотя почему маленький? Ведь никто не сказал, сколько их идет. Поэтому нужно готовиться по полной программе.
Минут через 30 в той стороне, куда ушли пограничники, в небо взметнулась красная ракета. Все! Что успели, то успели. Смирнов занял свое место в танке, проверив наводку орудия и присоединив штекер шлемофона к рации, внезапно услышал позывные их роты. Причем запрашивал их позывной знакомый голос. Паша Бойков! Сергей ответил ему, тот сообщил, что с ним будет говорить «Первый». Смирнов понял, что это командир разведбата. Комбата интересовало, в каком квадрате карты они находятся и вышли ли на них немцы? Уяснив диспозицию, передал, чтоб не дрейфили – все будет нормально. Ничего лишнего не сказал, но лейтенант понял, что западня готова и ждут жертву. Быстренько выбрался из башни и побежал к лейтенанту Борисову. Услышав о наличии связи с разведбатом, лейтенант повеселел: «Я в курсе, что они должны были быть на подходе, но не знал где и когда точно. Держи с ними связь. Если что – сразу сообщи. Вот тебе посыльный, — и он кивнул на невысокого десантника, — будь рядом с танком». Из леса за речушкой затарахтело, и на поляну выкатились три мотоцикла с колясками. «Ну! Немцы в 41 году и чтоб без мотоциклов? Куда ж без них? — пробормотал Борисов и подал команду. — Снайпера!» После его команды защелкали выстрелы и менее чем через минуту немецкий дозор, не успев сделать ни одного выстрела, прекратил свое существование. «Давай! Сейчас появятся!» – обернувшись к Смирнову, обронил Борисов. Не успел Смирнов и посыльный-десантник добежать до замаскированного танка, как на опушку леса выкатился немецкий Т-IV. «Вот черт! С ним придется повозиться!» – подумал он, залезая в башню. И тут же стал вызывать по рации два своих танка во фланговой засаде. «Четверку видите? Это ваша цель. Остальным – четверке в лоб не стрелять!». Т-IV, шевеля своим обрубком ствола, медленно двигался к броду. Расстрелянный дозор они, конечно видели, и понимали где находятся русские. Но пока еще не определили конкретные цели. Сзади «четверки» из леса выползали другие танки и разворачивались в линию, прикрывая броней, спешивающуюся с БТРов мотопехоту. Не доходя метров 100 до брода, танки встали. Вперед выдвинулась пехота, а позади танков в интервалах между ними развертывались спаренные 20 мм зенитки. На опушке леса устанавливались минометы. «М-да… Вечер перестает быть томным» – разглядывая в щель между козырьком каски и бруствером свежевырытого окопа приготовления немцев, подумал морпех Шупейкин.
Все ждали, когда немцы перейдут речку – это был оговоренный рубеж открытия огня. Берега в этом месте были крайне пологие, и спрятаться там было негде. И когда цепь немецких пехотинцев, настороженно оглядывая лежащее перед ними поле и опушку леса, ступила на северный берег Бобрика, тишина взорвалась грохотом выстрелов. Огонь был настолько плотным, что Шупейкин так и не понял – немцы сами упали и залегли, или их просто всех убило в первые же мгновения. Но стрелять они не стреляли. Зато загрохотали пушки танков, потянулись страшные нити 20-миллиметровых трассеров, сметая жидкие брустверы неглубоких окопов. Через секунды на позициях советских подразделений начали рваться мины.
Время замедлилось – прошла всего лишь минута, а уже горели 6 немецких танков, включая «четверку», получившую в борт два снаряда; замолчали 4 зенитных автомата, но стреляло еще 8. До минометной батареи достать было нечем. Точнее – могли бы БТшки из своих сорокапяток, но из тех, что встречали немцев в лоб, горело уже 2 и еще одну немцы достали во фланговой засаде. БТшки не успевали «отмахиваться» от немецких танков и зениток. БТ Смирнова пятился назад – он вторично решил задействовать горевший танк в качестве укрытия. Теперь уже свой. Если успеет. Двадцатимиллиметровки стригли кусты как траву. Смирнов прекрасно понимал, что везенье скоро кончится, и он получит «свой» снаряд или очередь зенитки.
Все изменилось за секунды. Внезапно замолчала минометная батарея, секундами позже – замолкли зенитные автоматы и тогда Смирнов в триплекс увидел, как на опушку противоположного берега выходят БТР-70 и три знакомых БРДМ. КПВТ с трехсот метров рвали заднюю броню немецких танков в клочья. Почти все они вспыхнули – бронебойно-зажигательные пули калибра 14,5 мм сделали решето не только из брони, но и из топливных баков. В немецких экипажах живых не было. Не стреляли они только по «Ганомагам», там обошлись работой снайперов по пулеметчикам. Немецкие водители по одному с поднятыми руками стали вылезать из БТРов. Бой закончился.
Шупейкин поднялся из своего окопа. И задумчиво посмотрел на буквально срытый бруствер. За три недели войны он еще ни разу не попадал в такой переплет. Если б не удар с тыла – немцы раскатали бы их максимум за 15 минут. Без вариантов. Из соседних окопов так же отряхиваясь, выбирались солдаты и матросы. Кто-то стонал, бежали штатные санитары. К некоторым окопам народ подходил, снимая пилотки, каски, фуражки, береты, бескозырки и молча, стоял над погибшим своим товарищем. Больше всех погибло пулеметчиков. Они на поле боя среди пехоты самые заметные и по ним больше всего стреляют. Подошел к такой группе и Шупейкин. На дне неглубокого окопа лежал разорванный солдат. Очередь спаренной двадцатимиллиметровки не убивала. Она разрывала человека на части. Все дно окопа было залито кровью. На солдате лежал красный от крови и только местами голубой берет. Тут же валялся искореженный пулемет, неизвестной Володе конструкции.
— Он успел один расчет флаков снести, прежде чем его… — проронил рослый десантник. — Второй расчет погранец завалил. Вон он, — и он кивнул в сторону другой группы без головных уборов, стоявшей метрах в 50 – и два расчета – «снайпера сделали».
Сзади зарычало, и зашумела вода – через реку перебиралась БМП разведбата.
— Где лейтенант Борисов? — требовательно окликнул бойцов крепкий подполковник, сидящий верхом на броне. Через минуту подбежал лейтенант Борисов.
— Командир 907-го разведбата подполковник Акимов. Доложите о потерях и наличии личного состава, — потребовал подполковник, пожав лейтенанту руку.
— Убитых 36, раненых 66, в строю – 195 человек и 2 танка БТ-7.
— Неплохо. Я думал, будет хуже.
— Если б не ваш батальон, товарищ подполковник – закатали бы нас тут немцы в асфальт.
— Если бы у бабушки были бы … — она была бы дедушкой. Если б нас здесь не было бы – вам был бы приказ сваливать отсюда по-быстрому. А так…
— А на марше вы их не могли, товарищ подполковник?
— Не могли. Запереть их на дороге нельзя. Нам самим эта дорога нужна. Сейчас задачу буду ставить – поймешь почему. Броней засаду не сделать – дистанции не было. Нашу броню ты знаешь. Один выход был – дать им возможность повернуться спиной и освободить нам место для маневра. Минометчиков и зенитчиков мои разведчики сняли из стрелкового, ну а потом КПВТ – решили все дело. Задача: берешь «Ганомаги», если водителей не хватит – сажаешь немцев. Кто будет отказываться – в расход. Нам такие пленные не нужны. Мы за крупной птичкой идем. Так вот, кто согласится – за руль. Под присмотром конечно. Свою пехоту – в немецкие БТР. И оставшиеся 2 танка – твои. Разворачиваемся, и на Житковичи. Точнее, на дороги западнее города. Согласно последним сведениям – наши давят и уже в десяти километрах от города. Думаю, Гудериан с минуты на минуту драпанет. Если уже не свалил. Ну, если он задержался – это наш шанс. Раненых оставь под присмотром здесь – через час придут вертолеты. Оставь им своего радиста. Я тебе своего выделю. Вопросы?
— Никак нет!
— Выполняй!
А краснофлотец Шупейкин ходил среди бойцов и техники батальона, пришедшего им на помощь, и удивлялся. Оружие странное – короткие карабины с большими магазинами, связанными по два изолентой. Каски – обычные, нового образца. На каждом солдате жилеты-безрукавки. Подошел, спросил – сказали бронежилет. Пожал плечами. На груди у каждого непонятная конструкция из брезента с множеством карманов под магазины. Снова спросил – сказали лифчик. Вообще непонятно. Но подумав, понял – удобно. Но самое удивительное – у всех были погоны. И командиров их называли «офицерами», а бойцов – «солдатами». Причем штабные «офицеры», без бронежилетов, лифчиков и касок – были практически классическими офицерами. Только что погоны не золотые. Техника – вообще странная. В каждую по отделению пехоты входит. Говорят, даже плавает. Посмотрел внутри – удобно и крыша над головой. Зимой, сказали – тепло. Башенки маленькие, но стволы будь здоров! Сам видел, как они рвали немцев. Посмотрел и их «легкие» танки – плавающие. Пушка совсем не от легкого танка. И башня тоже маленькая. Как они там в них управляются? Лейтенант-танкист оказывается, кого-то из них знает – какие-то солдаты с ним обнимались и один из них говорил слова, которые Володька даже запомнить не смог. Но по всему было видно – рады они встрече. Чего ж не радоваться? У танкистов за три боя 2 танка уцелело из 10 и 5 экипажей. Остальные сгорели.
Через полчаса остатки сборного батальона были построены и распределены по «Ганомагам». До посадки в БТР – перед строем роты появился особист. Приказал всем забыть все, что они тут видели и уж точно никому ничего не рассказывать, иначе… Тут он попытался потрясти кулаком, но раненая рука ему этого не позволила. Он только застонал и сморщился от боли. После этого при помощи ротного он организовал подписку о неразглашении на бланках, предусмотрительно захваченных им еще на базе флотилии. Там был описан стандартный набор кар и всего прочего, если кто-то не сможет сдержать обещание.
Раненые были отнесены в укрытие, с ними оставили легкораненых. Их особист не остался и поехал вместе с ротой. Это можно было принять как его страх перед своим командованием, если бы Шупейкин сам не видел, что и в рукопашном бою, и в этом, он не прятался за спины и воевал как все. Владимир в глубине души зауважал его. После расстрела двух наиболее упертых водителей-нацистов, с остальными удалось быстро договориться, и они укомплектовались водителями. Доверять им не доверяли, но решили использовать. Рядом с каждым посадили по толковому и шустрому бойцу. Впереди колонны стали оставшиеся две БТшки лейтенанта Смирнова. После доклада командиров подразделений подполковнику Акимову – колонна, вытянувшись длинной змеей, тронулась и начала вползать в лес. Впереди был 30-километровый марш по лесной дороге и переправа через речку, подобной той, на берегах которой только что гремел бой. Шупейкин и его товарищи по роте еще не знали, что это будет их последняя операция в рядах морской пехоты.
