Глава 20

Голубоватый свет, исходивший от монитора, был единственным источником света в кабинете, но Марку это не мешало. Наоборот, в темноте, когда ничего не отвлекало, ему думалось лучше. Впрочем, не в этот раз. Запах прокисшего молока и горько-сладких духов Дианы, витавший в воздухе, никак не давал сосредоточиться. Мысли скакали, сбивались в кучу и никак не хотели оформляться во что-то официально-сухое. Отчёт о проделанной работе так и не продвинулся дальше проставленной в верхнем углу даты.

Единственный вывод, к которому в итоге пришёл Марк, состоял в том, что всё было весьма неплохо. В этом деле, где количество людей, так или иначе недолюбливавших Ребекку Хеллер, стремилось к бесконечности, рано или поздно должен быть отыскаться хотя бы один любитель сводить счёты столь экстравагантным способом. Если только госпожа Хеллер не стала случайной жертвой… Впрочем, в случайности Марк никогда не верил.

Он протёр глаза и потянулся. Оставаться на работе не было смысла, домой идти тоже не хотелось. Сердобольный Аксель никак не мог смириться с тем, чтобы Марк проводил субботние вечера в одиночестве, поэтому неизменно составлял ему компанию, совершенно не интересуясь тем, насколько эта самая компания желанна. Поразмыслив пару минут, Марк поднял трубку и набрал внутренний номер. Через несколько гудков на другом конце ответил уставший голос:

– Доктор Фольк слушает.

– Фольк! – с деланной радостью воскликнул Марк. – Что скажешь насчёт пары кружек пива?

– Марк, – голос Фолька прозвучал бодрее. – Хорошая идея, – ответил он после небольшой паузы. – Встретимся у центрального входа минут через десять.

– Договорились, – произнёс Марк и положил трубку.

Если бы кто-нибудь спросил его, почему он решил пригласить патологоанатома в бар, он вряд ли смог бы ответить. Не то чтобы ему нравился доктор Фольк или они так сильно подружились за вчерашний вечер, когда пытались воссоздать сцену убийства Ребекки Хеллер. Марк в принципе не водил дружбы с коллегами по работе. Даже с Аталиком или Дианой. Хотя всегда знал, что происходит в их жизни. Ну или почти всегда.

Тёплый полумрак маленькой кофейни окутывал Эмму. Аромат свежей выпечки и свежесваренного кофе, кирпичные стены, украшенные фотографиями Берлина конца девятнадцатого века, и ненавязчивая тихая музыка действовали успокаивающе. Уходила обида на Маргарет, а с ней и ощущение несправедливости мира.

Удобно устроившись на мягком вельветовом диванчике и накручивая прядь волос на палец, Эмма делала вид, что смотрит в окно. На самом деле она наблюдала за отражением своего нового знакомого, который заказывал кофе и шоколад у стойки.

Он не только был хорош собой, но и чрезвычайно внимателен и галантен – открывал перед Эммой двери, помог снять плащ, придвинул кресло. Разве такие парни ещё остались?

– Шоколад для леди, – произнёс Берни, поставив перед Эммой большую чашку с горкой взбитых сливок, присыпанных какао.

– Спасибо, – Эмма подняла взгляд на молодого человека и вздрогнула. От брови и до виска, скрываясь в густых вьющихся волосах, тянулся едва заметный шрам.

– Напоминание об одной беспечной прогулке в Нойкельне, – непринуждённо улыбнулся Берни, усаживаясь напротив Эммы. – До поры до времени мы все уверены, что уж со мной-то точно ничего плохого не случится, и вот уже лежишь с раскроенным черепом и думаешь: «Вот я дураак…», – легко рассмеялся он, придвигая к себе свой кофе.

– Мне жаль, – смущённо улыбнулась Эмма.

– Не стоит, – отмахнулся он. – Это было не страшно, это было… обидно. С тех пор, как шутит один мой друг, у меня обострённое чувство справедливости. Так кто же обидел такую милую девушку, которая так и не сказала как её зовут?

– Эмма, – с застенчивой улыбкой ответила она.

– Приятно познакомиться, Эмма, – отсалютовал чашкой Берни.

– Это всё моя соседка, Маргарет, – вдруг сказала Эмма и не смогла остановиться. Она рассказала Берни всё, и об их отношениях с Маргарет Нельсон, и о своих мечтах писать настоящие статьи вместо того, чтобы приносить кофе и делать копии, и о Штефане Фейербахе, который платил ей огромные деньги, был очень мил и дружелюбен, но при этом пугал её до чёртиков. Она даже не заметила, как Берни оказался рядом. В какой-то момент Эмма просто осознала, что сидит, склонив голову на его плечо, и вытирает слёзы его платком. Ей стало неловко.

– Мне пора, – сказала она, отстраняясь и поправляя непослушные волосы, лезшие в глаза.

– Может, ещё одну чашку? – с надеждой спросил он.

Эмма покосилась на столик, где уже стояли три допитые чашки из-под горячего шоколада и одна нетронутая с кофе.

– Спасибо, – ответила она, чувствуя, как горят её щёки. – Мне, правда, пора. Пропусти, пожалуйста.

– Пожалуйста, – отозвался он и поднялся, протянул Эмме руку, но она встала сама и, не глядя в его лицо, схватила свою сумку, попрощалась и поспешила к выходу, на ходу натягивая плащ.

Уже отойдя на несколько шагов от кофейни, девушка обернулась. Берни стоял у выхода, озадаченно глядя ей вслед. Страшно захотелось вернуться и дать ему свой номер телефона или хотя бы извиниться, но Эмма только прибавила шаг.

Наступила ночь, хотя в обители Лиона она никогда и не заканчивалась. Солнечный свет уже много лет не проникал сквозь плотно закрытые ставни, и Лион уже начал забывать, как он выглядит. Однако это его ничуть не огорчало. Променяв однажды суету и минимализм двадцатого века на тишину и роскошь века восемнадцатого, он создал свой мир, в который допускались лишь избранные Дети дня и ночи.

Здесь, в апартаментах Лиона, в его святая святых, среди резных цветов и в переплетениях ветвей, резвились птицы и белки, выполненные рукой искусного мастера. В центре комнаты стояла большая кровать, накрытая роскошным балдахином. Чередование почти прозрачного шёлка и тонкого золотого шитья создавало иллюзию клетки.

Обычно «птички», попадавшие сюда, не задерживались надолго, но сегодняшняя гостья была особенно дорога Лиону. Осторожно, боясь разбудить, он провёл кончиками пальцев по её спине, едва прикрытой струящейся тканью простыни, и коснулся губами бедра, как скрипнула дверь, заставив его обернуться. Едва слышно вздохнув, он прошептал ей в ухо: «Я сейчас вернусь» и поднялся со своего ложа.

Войдя в кабинет, Лион осторожно прикрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Нежданный посетитель сидел, откинувшись в кресле. Обнажённая катана лежала перед ним на столе.

– Не знал, что тебе нравятся женщины.

Лицо гостя было наполовину скрыто в тени капюшона серой толстовки, но голос выдавал в нём молодого человека.

– Зачем ты пришёл? – Лион поправил ворот шёлкового халата. Даже в таком виде он выглядел, словно сошёл с полотна Боттичелли. Золотые локоны рассыпались по плечам, а зелёные глаза блестели в приглушённом свете антикварных настенных канделябров.

– Мне скучно, – демонстративно зевнул посетитель.

– Что, надоело проводить время наедине с собой? – едва заметно усмехнулся Лион.

– Ты знаешь, иногда я такой зануда, – покачал головой парень.

– Это не самый досадный из твоих недостатков, – заметил Лион. – Чувство такта было бы сейчас отнюдь не лишним, – мужчина выдержал паузу, но со стороны гостя не последовало никакой реакции. – Я прошу тебя уйти.

Парень потянулся и взял катану. Почти минуту он молча разглядывал своё отражение. Лион терпеливо ждал, засунув руки в карманы халата. Гость поднялся с кресла, спрятал оружие в заплечный чехол и сделал несколько шагов в сторону двери, нарочно задев при этом Лиона. Уже у выхода он обернулся и тихо сказал:

– Он вернулся.

– Ты в порядке? – спросил Лион, хотя мог и не спрашивать, ответ он знал и так.

Гость открыл замок и толкнул дверь.

– Нет, – бросил он и вышел из комнаты.

Лион хотел крикнуть ему вслед «Подожди!», но лишь глубоко вздохнул. Внезапно он почувствовал себя таким старым.