Длинные изящные пальчики ловко порхали под подбородком, повязывая галстук, прикосновения легкие, волнующие, настраивающие на домашнюю романтику. Взять бы Олесю за руку, пройтись губами по ее нежному запястью, спуститься к локотку, зарыться носом в подмышку, с запахом будоражащих кровь феромонов; целовать, ласкать, обнимать, утопать в любви… Только ведьма может обладать столь совершенной и чарующей красотой, как у нее. Михаил Брюсов понял это, как только впервые увидел Олесю, глянул на нее и пропал. И возненавидел Валентина, тогда еще счастливого обладателям этого сокровища.

Однажды он, не выдержав, подошел к ней, не чувствуя под собой ног, признался в любви, она в ответ холодно улыбнулась и покачала головой. Нет в мире силы, которая заставила бы ее изменить своему мужу. Она сама выше любой силы. Она – королева красоты, моды, вкуса и обаяния. И вела себя, как королева, и была ею.

И Валентин был королем, но только в пределах своей не очень большой, но весьма доходной империи. А рядом с Олесей он и вовсе смотрелся, как жалкий паж… Он сам это понимал, возможно, потому и расстался с ней. Не царских он кровей, ему нужно что-нибудь попроще. И он сделал свой выбор, именно поэтому Михаил не мог провести сегодня вечер со своей любимой женой. Валентин звал его на мальчишник, и он не мог ему отказать. Хотя и ненавидел его в душе. К тому же он безмерно благодарен Кузьмину – за жену. Хотя и должен был наказать его за то унижение, которому тот подверг Олесю.

Может, Кузьмин и не королевской породы, в чем-то даже идиот, но казну свою бережет, поэтому и Олесю с долей от развода прокатил. За четыре года в браке она получила только дом на Минском шоссе, сотню-другую тысяч на счету, и то в качестве жеста доброй воли. Оказывается, в свое время она подписала брачный контракт, не зная об этом. Подсунули бумагу среди прочих, она, не глядя, подписала. Она королева, с ней нельзя так, а Кузьмин посмел…

Михаил женился на ней без всяких условий и создал ей королевскую жизнь. Она не стирала, не гладила, даже за тем, как работает прислуга, не следила: не царское это дело. Но повязать мужу галстук – святое дело, к этому ее приучила мать.

Она расправила узел галстука, провела пальцами по воротнику рубашки. Глаза яркие, как море в солнечную погоду, такие же глубокие и живые, улыбка у нее робкая, сдержанная, но такая же светлая, зубы как лакированные кораллы. Волнующие линии лица, точеный носик, чувственные губы, тело не просто красивое, в нем столько скрытой страсти. Михаил воздавал хвалу богам за то слабоумие, которым они наградили Кузьмина. Кто ж по своей воле отказывается от сокровища, которое не купишь за все золото мира?..

– Может, ну ее, эту рыбалку? – Он мягко взял ее за руки, приложился губами к маленькой родинке на внешней стороне кисти.

Олеся снова улыбнулась – с легкой лукавинкой во взгляде. Она только рада будет провести с ним вечер и ночь, как он скажет, так и будет… Но если он уйдет, плакать она не станет, скорее наоборот.

Олеся умела изображать чувства, но все-таки он чувствовал холод в ее душе. Не любила она мужа. Терпела его без всякого насилия над собой, но не любила. А он так боялся ее потерять…

– Не хочу никуда идти. – Михаил обнял ее за плечи, с нежностью привлек к себе. – Запарил меня Валя, честно говоря, – поморщился он, снимая с плечиков пиджак. – Как будто я холостяк какой-то по клубам ходить.

Он не скрывал от нее ничего. Кузьмин на веселую вечеринку позвал, свадьба у него на днях, но Олеся никак не реагировала, как будто и знать не знала, кто такой Кузьмин. Надо так надо, вот и весь разговор.

Кузьмин бросил ее, предал, и она его никогда не простит. Но ненавидеть будет молча. И всегда…

Брюсов поцеловал жену и спустился вниз, к машине. Весело будет в клубе, Валентин, если разойдется, оплатит любой каприз, тем более сегодня он просто не имел права жадничать. Но пусть он сам развлекается, к тому времени, как подадут горячее, Михаил уже уедет. Да, к жене, да, к ней под крылышко.

В машине он ослабил узел галстука, но снимать не стал. Как-никак, Олеся повязывала, и не удавку вокруг шеи он чувствовал, а ее нежные пальчики. Как приедет, так и снимет… Может, лучше повернуть назад? Кузьмин ему друг, но в то же время и враг. Может, ну его к черту?..

Валентин ждал его в том самом клубе, в котором они развлекались этой весной. Официантка там работала, та самая, на которой он собирался жениться. Вроде бы ничего девочка, смазливая, фигуристая, сексуальная, но выше официантки ей по своему статусу не подняться, даже если она станет женой Кузьмина. Не быть ей королевой, как Олеся. Что ж, человек волен выбирать свой уровень. Если Валя решил опуститься, это его право. Впрочем, официантка – это как раз для него…

Народ еще только собирался, но в зале уже все горит огнем – диджей за стойкой озорует, девочки в коротких юбках коленца на танцполе выкидывают. За большим столом все свои – одноклассники, сокурсники, просто друзья Кузьмина, многих из них Брюсов знал лично, только вот здороваться с ними не хотелось: далеко не все присутствующие соответствовали его статусу. Но, хочешь не хочешь, а дань вежливости отдать нужно, ни к чему портить атмосферу праздника, которую так искусно создают стриптизерши на танцполе. Клуб, насколько понял Брюсов, был закрыт на спецобслуживание. В толпе танцующих девушек он заметил Вику, которую весной обогатил почти на пять тысяч долларов. Она тоже заметила его, помахала рукой, подалась к нему, но Михаил скользнул по ней невидящим глазом, и этим удержал от глупого поступка. Не собирался он веселиться с ней.

И еще он заметил в толпе официантку, которая обслуживала их столик.

– Девочек подавать будут к холодному или к горячему? – спросил он, легонько толкнув Кузьмина плечом.

– К сладкому.

– Я смотрю, там официантка зажигает, ну, которая нас обслуживает, – усмехнулся Брюсов.

– И официантки там, – весело кивнул Валентин. – И стриптизерши.

Похоже, он был слишком возбужден для того, чтобы уловить подвох в его словах.

– Для массовки?

– Для массовки.

– А Василиса твоя где?

– При чем здесь Василиса? – нахмурился Кузьмин.

Наконец-то до него стало доходить. Фактически его невесту сравнили с легкодоступной Викой, но еще не поздно отыграть назад и при этом снова уколоть заклятого друга.

– Я так понимаю, ты купил ей этот клуб, – с тонким намеком сказал Михаил. – Она здесь теперь главная, да? Кто-то же должен следить за этим стадом каблукокопытных!

Одно только здание клуба стоило не меньше двух миллионов, плюс организация бизнеса – такая покупка влетела бы в копеечку, вряд ли Кузьмин стал бы так тратиться на свою официантку.

– Ты что, следишь за мной? – возмущенно спросил Валентин.

– Я?! Слежу?! О чем ты?

– Откуда тогда знаешь, что я купил этот клуб?

Валентин серьезно посмотрел на него, ни одна черточка не дрогнула на его лице.

– Для Василисы? – выдавил из себя Брюсов.

– Свадебный подарок.

– В обмен на брачный контракт? – сам от себя такого не ожидая, спросил он.

– Точно, – кивнул Кузьмин.

– Я так почему-то и подумал… А зачем тогда вообще жениться?

– А если прижало?

– Чем?

– Чем?.. – задумался Кузьмин. – А сам не знаю. Но прижало! Ты не забивайся, брат, не думай ни о чем, веселись, отрывайся! – Он извинился и пошел встречать важного гостя.

Валентин собирал сегодня не только друзей, но и партнеров по бизнесу. Объяснение простое, свадьбы как таковой не будет, только мальчишник с полным отрывом, а все остальное на крыльях самолета будет перенесено в теплые края, таинство состоится в полном уединении. И все преподнесено так, как будто этого требуют законы романтического жанра, но на самом деле все очень просто. Для Кузьмина это уже четвертая свадьба в жизни, брачные торжества для него – банально, для других – уже даже не смешно. А мальчишник – это всего лишь веселая вечеринка – сытная, пьяная и разгульная, и приличия вроде как соблюдены, и злые языки сыты. Во всяком случае, ему хочется так думать.

И еще Валентин не хотел «светить» свою невесту. Здесь она не появится, а на свадьбе ее никто не увидит. Действительно, кому интересна какая-то официантка? Тем более очень скоро Василиса надоест ему, и он выставит ее за дверь. Хорошо еще, если клуб останется за ней…

А Кузьмин обязательно разведется со своей новой женой, Брюсов нисколько не сомневался в этом. Слишком хорошо он знал своего заклятого друга.

Небо темное, бездонное, яркие россыпи звезд подсвечивали его бесконечную глубину. Миллиарды лет звездам, но и они всего лишь мимолетные видения на фоне абсолютной вечности неба. А человеческая жизнь даже не мгновение, даже не тысячная часть от него, а вообще ничего. Но и от этого «ничего» можно получить максимум удовольствий. Свой, человеческий максимум…

Звезд в небе невероятно много, в тропических широтах они непривычно яркие, никакого сравнения со средней полосой. Ночь, ветер в лицо, шум бьющейся о борт волны. Море бескрайнее, пугающе раздольное, отражения звезд не держатся на поверхности, тонут – настолько оно глубокое. И если вдруг яхта наскочит на риф…

Но Валентин не мог думать о плохом, когда в каюте его ждала Василиса. Два месяца прошло после мальчишника, и свадебное торжество состоялось – на борту океанской суперъяхты, в акватории тропических островов. Романтика! Но самое главное – все еще впереди…

А мальчишник удался! На следующий день Валентин разыскал Прахова, договорился с ним. Непросто было, пришлось поторговаться, сбавляя выставленные наценки, но клуб он все-таки приобрел. Назло Брюсову с его подначками… Да, мог он купить этот клуб для Василисы. И купил! Надо было видеть лицо Брюсова, когда он ему это сказал. Испортил ему настроение, зато сам зарядился бодростью на целый год. Деньги ничто – имидж все!..

В дверь тихонько постучали, Валентин сошел с мостика, переступил порог спальной каюты. Василиса стояла у зеркала, на губах вроде бы игривая, но все-таки чуточку смущенная улыбка, в руках поднос – ямайский ром, чарки из бамбука, бананы, манго. Светло-русые волосы заплетены в косу, которую она удлинила до самого пояса, на голове кокошник из перьев экзотических птиц, грудь обнажена, к соскам прилеплены какие-то фиговые листочки, короткая юбочка из пальмовых листьев, босоножки на шпильке и с высоким плетением. Перья на голове маленькие, длиной с ладошку, и пальмовые листья такие же крохотные, а чарка полная, и не откажешься.

Он выпил, с улыбкой, не мигая, глядя ей в глаза, только тогда спросил:

– Яд?

Она улыбнулась в ответ, слегка присев, поставила поднос на столик, взяла свою чарку, выпила и, вдруг поцеловав его, прошептала лукаво, заглядывая ему в глаза:

– Там не яд, там приворот. На двоих.

– Это лишнее, – пробормотал он, пьянея от прилива сильных чувств.

Его привораживать не нужно, он и без того с легкостью забрался на самый пик любовной горы, там дымит, все клокочет и горит, еще чуть-чуть, и хлынет лава. Василиса с жадностью прильнула к нему. Страстная она штучка, он всегда это подозревал, наконец-то настал момент, когда его догадки подтвердились…

Бескрайнее море во все стороны горизонта, только где-то на юге, в зыбке тумана, сползающего с пучины облаков, можно заметить землю, волны шумят, чайки над яхтой кружат, галдят, дерутся. Красиво, романтично, в душе пугающее чувство полной растворенности в пространстве и времени. Если выйти на палубу, дух захватит от этого чувства, но в каюте такой эйфории нет, зато там есть Валентин. И с ним так хорошо, уютно. Он взрослый, сильный, могущественный, за ним как за каменной стеной. И еще Василиса очень-очень любит его…

Еще вчера с ней этого не было. Да, от невероятного восторга кружилась голова, Валентин казался самым лучшим мужчиной на свете. Еще бы – роспись в Москве, свадьба на тропическом острове, брачная ночь на борту суперъяхты. Пусть и не состоялся свадебный бал, на котором она могла бы кружить в свадебном платье, гости не кричали шальное «Горько!», но тем не менее все было по-настоящему, даже более чем. В самом радужном сне такое не приснится… И все-таки даже вчера Валентин казался хоть и близким, но чужим, не было того томления, которое она испытывала при мысли о близости с Сергеем. А тут вдруг нахлынуло…

Они лежали на необычной кровати, с матрасом-аквариумом, на прозрачной простыне, под ними плавали экзотические рыбы – полосатые, клетчатые, в крапинку и в пупырышек, колючие и нет, красивые и страшные, шустрые и ленивые, но ей это уже совсем не интересно. И на море смотреть не хотелось. Лежать бы и лежать в объятиях любимого мужчины. Если в мире существует полная идиллия, то Василиса в ней как раз и оказалась.

– Ты у меня самый лучший… – с нежной улыбкой проговорила она.

– Как-то не очень уверенно звучит, – заметил Валентин. – И много у тебя было таких лучших?

– Ну, только Сергей… И ты, конечно! Ты очень хороший, я не сразу это поняла, но почувствовала. Из-за Сергея не поняла… Но теперь его нет, теперь есть только ты.

– Странное дело, ты со мной переспала и влюбилась. – Валентин вдруг сжал пальцами ее шею. Несильно, не больно и тем не менее. – А если с кем-то другим переспишь?

– Что? – Василиса возмущенно вскочила, села, опираясь на правую руку, а левой инстинктивно прикрыла обнаженную грудь.

– А разве так не бывает? – Он смотрел на нее спокойно, без всякого смущения.

– Со мной не будет! – уверенно мотнула она головой.

– Ты меня любишь, поэтому не сможешь изменить? – Он говорил серьезно, но в его словах она все же уловила маленькую занозистую колючку.

– Да, я тебя люблю! – кивнула она и замерла, вслушиваясь в эхо своего признания, нет ли в нем фальши? – А раз я тебя люблю… я тебе никогда не изменю…

– А если пистолет к голове приставят? – усмехнулся он.

– Интересные у тебя фантазии! – с легким сарказмом ответила Василиса. – Да, я в тебя влюбилась. Но вовсе не потому, что переспала с тобой. Я выпила приворотное зелье. Вместе с тобой.

– А если вдруг все-таки с кем-то переспишь? – не унимался Валентин.

– Тогда можешь меня застрелить.

Василиса резко поднялась, заставив его вздрогнуть, села за стол, взяла бумагу, ручку и быстро накорябала расписку: «Я, Климова Василиса Евгеньевна, разрешаю своему мужу, Кузьмину Валентину Юрьевичу, в случае, если изменю ему…»

Он неторопливо взял расписку одной рукой, другой опустил со лба на нос несуществующие очки, прочитал и, небрежно сбросив бумагу на пол, произнес:

– Во-первых, ты не Климова. А во-вторых, ты должна застрелиться сама.

– Это уже будет предсмертная записка, – парировала Василиса.

– А ты во мне не уверена? – скорее в шутку, чем всерьез спросил Кузьмин.

Она молча поднялась, взяла второй лист бумаги, на этот раз она не торопилась и четким, каллиграфическим почерком поклялась застрелиться, если вдруг изменит своему мужу.

– Ты сумасшедшая? – прочитав обещание, спросил Валентин.

– Нет, просто я уверена в себе.

– А во мне? Я спрашивал про себя. Вдруг я пришлю сейчас в каюту матросов, а потом тебя застрелят?

– Если ты способен на такую подлость, то мне и жить незачем.

– Ты это серьезно?

– Если я влюбилась, то насмерть.

Валентин поднялся, наспех обмотав бедра полотенцем, вышел на мостик перед каютой, взял там со столика сигареты, закурил. Вернулся, сел в кресло и с благодушной улыбкой удовлетворенного человека посмотрел на нее:

– А ведь я тебе верю… Я говорил с Праховым, он сказал, что ты ни с кем в клубе и никогда. А ему незачем врать, скорее наоборот… И еще я клуб у него купил… Все почему-то думают, что я не могу сделать тебе дорогой подарок, а я могу. И клуб купил. Да, твой клуб. Теперь он по-настоящему твой!

– Мой?!

После всех чудесных метаморфоз в своей жизни она могла поверить в любое чудо, и все равно в ее голосе прорезались восхищенные нотки.

– Ну, если хочешь, – пожал Кузьмин плечами. И посмотрел на Василису в ожидании взрыва восторга, но она всего лишь пожала плечами. – Что не так? – удивленно спросил он.

– Я хотела бы сидеть дома, рожать и воспитывать детей…

– Поверь, семейная жизнь очень быстро приедается, – вальяжно-менторским тоном начал Валентин, но запнулся и замолчал, заметив, какими глазами смотрит на него Василиса.

Семейная жизнь быстро приедается? Это он про нее или про себя?! Если про себя, то нужно держать нос по ветру и чутко следить за обстановкой. Если он такой изменчивый, она будет крутиться флюгером, лишь бы жить под одним с ним ветром…