Теперь Славика мучил и еще один вопрос: кто тот любопытный мужик, который говорил с ним? Тот он или не Тот? Самый простой ответ, приходивший на ум первым, выглядел так: конечно, не Тот, потому что, если бы он был Тот, я бы его узнал. Но что-то, вероятно, то, что за дело взялся дед Осип, подсказывало Славику: не все так просто.

Устав от этой головоломки, мальчик решил спросить об этом у камня. Большой — величиной с хороший булыжник — грязный кусок стекла (магический изумруд, который мама даже порывалась выбросить, никак не желая верить в то, что все описанное в книжке, купленной у старика-ханыжки, правда) не отвечал. Тогда Славик нарисовал краской прямо на паркете пантакль, положил свое сокровище в его центр, уселся рядом, сложив нога по-турецки, и принялся шептать слова заклинания.

На сей раз он не просил Зеленых демонов показать ему «кино», даже не спрашивал, кем был приходивший к дяде Лёне здоровенный мужик, похожий на милиционера (к слову сказать, мальчик не возражал и против того, чтобы Тот оказался даже милиционером, кем угодно, все равно). Славик только хотел, чтобы он поскорее пришел.

Зеленый свет залил комнату, сделав невидимыми все находившиеся в ней предметы. Впрочем, не так, разговаривая с камнем, мальчик сидел с закрытыми глазами и все равно ничего вокруг не видел. Просто на сей раз дед Осип появляться не стал, видимо полагая, что достаточно и устного общения, а может быть, Славику просто не хватило сил или же он что-то сделал неправильно, одним словом, пришлось ограничиться аудиорядом.

Впрочем, дед был предельно краток.

«Он уже в пути. Готовься к встрече».

Больше Славик не услышал ничего. Зеленый свет медленно рассеился, и мальчик обнаружил, что лежит на полу. До него не сразу дошло, что кто-то скребет ключом в замочной скважине. Стоявший за запертой на щеколду дверью позвонил.

«Это дядя Лёня, — мелькнуло в голове мальчика. Он поднялся, спрятал изумруд (что-то подсказало ему, что так надо сделать) и поспешил в прихожую, успев подумать на ходу: — Дед сказал, что тот уже в пути, и велел готовиться. Что это значит?»

— Ты не заболел? — спросил Лёня, войдя в квартиру.

Мальчик отрицательно покачал головой. Однако Бакланова такой ответ не удовлетворил, он потрогал лоб Славика и с подозрением посмотрел на растрескавшиеся губы. Разувшись, он вошел в комнату и увидел пантакль, наличие которого и внешний вид мальчика наводили на определенные размышления: что это?

— Я сейчас сотру, — пообещал Славик. — Это всего лишь гуашь, она смывается…

— Чем ты занимался?! — Лёня удивился металлическим ноткам, прозвучавшим в его голосе. — Хватит безобразничать! Где твоя побрякушка? Где твой чертов изумруд?! Неси его сюда!

— Я его… я его потерял… — соврал Славик и потупился.

— Врешь! Врешь! Ах ты!..

Через полчаса Лёня сидел на полу посредине комнаты прямо на пантакле и, дикими глазами озираясь на произведенный им же погром, спрашивал себя:

«Это сделал я? Я? Но зачем? Что на меня нашло? Я никогда так не поступал».

— Славик, Славик, ты где? — позвал Бакланов, но ответа не получил. Внезапно он почувствовал, как что-то жжет его через материю джинсов. Лёня вскочил и первым делом посмотрел на пол. В глаза бросилась обведенная кругом звезда. Именно из-за нее он так… Жжение не исчезло. Лёня схватился за ягодицу. — Что? — произнес он, тупо уставившись на окурок, который держал за фильтр двумя пальцами. — Я и покурить успел? Когда? Этак и пожар недолго устроить… Штаны прожег. Чертовщина какая-то.

Сняв джинсы, Бакланов исследовал их, дырка оказалась довольно маленькой, поводом для сильного расстройства и огорчения служить она не могла. И вместе с тем Лёне было как-то не по себе. Не обнаружив Славика в квартире, он расстроился еще больше.

Однако горевал Бакланов недолго.

«Ну их всех к шуту, — подумал он с облегчением, решительно направляясь обратно в прихожую. — Контору закрыли, а и пес с ней. Пойду-ка прошвырнусь, что ли? Жизнь-то продолжается».