Сергей проспал долго, а открыв глаза не сразу смог понять, который теперь час. Судя по солнцу, время близилось к полудню. Он вскочил с койки, умылся холодной водой из умывальника и быстро накинул мундир. Вышел на палубу и осмотрелся – было странно находиться на военном судне в полном бездействии. Соколов подумал о девушке и испытал легкое волнение. Тронул карман, куда вечером положил ключи, но их там не оказалось. «Вот чертовка», – подумал он. Катя украла их в порыве «искренности», когда схватила его за рукав. Улыбка заиграла у него на губах.

Он посмотрел на ссыльных: женщины стирали вещи матросов, напряжение спало. Конвоиры больше не сновали с угрюмыми лицами – здесь они могли расслабиться, не опасаться побега. Один из них курил трубку и читал потрепанную книжонку, другой болтал с одной из заключенных. «Наверняка, флиртует», – подумал Сергей, когда тот отвел девушку в сторону. Он не видел лица заключенной, зато была видна довольная физиономия конвоира. Того самого, рыжего. Заключенная явно заигрывала с ним, потому что свинячьи глазки, заплывшие  жиром, сухо блестели, и он внимал каждому ее слову, как ребенок. Потом он протянул руку и осторожно, любовно снял с нее платок. Сергей поперхнулся табачным дымом. Золотая коса упала на серый тулуп и засверкала на солнце, огромная лапища рыжего, – на этот раз нежно, погладила золотую головку, погружая в волосы всю пятерню. Офицеру показалось, что в этот момент в его сердце впились тысячи маленьких заноз. Ну, вот и доказательство, что он был прав! Теперь эта девка соблазняет охранника. Мужчине до смерти захотелось услышать, о чем они говорят, и что она плетет этому дураку, который внимает ее речам, словно ангельскому пению. Но из-за шума волн и щебетания женщин до него доносился лишь ее смех. Мужик хотел привлечь девушку к себе, но Катя ловко увернулась и довольно громко промурлыкала:

– Не сейчас, милый, вечером!

Это было все, что он услышал. Девушка сразу смешалась с серой толпой, и он потерял ее из вида. Соколов быстрым шагом пошел к каюте брата, яростно отчеканивая каждый шаг. Да и чего еще можно было ожидать от такой, как она? Им овладело горькое разочарование и гнев на себя самого за то, что на миг вознес ее на пьедестал невинно осужденной мученицы. Все, нужно выкинуть из головы эту девку во чтобы то ни стало!

Глеб с Андреем сидели за очередной партией карточной игры, каюта насквозь пропахла табаком, на столе стоял графин с водкой и две рюмки.

– О, Серега! Здорово! Выглядишь, как после перепоя…

Андрей почесал за ухом и отложил карты в сторону крапом вверх.

– Не хочу я с тобой играть! – Он обиженно посмотрел на Глеба – тот торжествующе улыбался. – Ты все время выигрываешь! – Обернулся к Сергею. – А ты мне не нравишься… Уже второй день ходишь мрачнее тучи! Посмотрел бы на себя: круги под глазами, волосы дыбом… А ты не увлекся ль случайно одной из наших серых птичек?..

Сергей невесело улыбнулся

– Еще чего не хватало! А ну-ка, налейте мне… Я сейчас отыграюсь за тебя, Ворона!

«Увлекся? Не знаю, черт побери, со мной творится что-то неладное… Я чувствую себя полным идиотом!» От мысли, что кто-то мог вот так просто касаться ее волос, ему хотелось все ломать и крушить.

– Ты чертовски плохо выглядишь, старина. Тебя явно что-то гложет… Что-то, о чем ты не хочешь с нами говорить. Что ж, это – твое право, и мы его уважаем.

Глеб сказал это с укоризной, чувствовалась обида на скрытность брата. Обида на недоверие, которое они с Вороновым не заслужили. Но разве мог он сказать им правду – что потерял голову из-за девки? Презренной заключенной, которая без капли стыда предлагала себя сначала ему, а затем рыжему конвоиру. Он сам себя презирал за это чувство и боялся признаться друзьям. А что, если затащить ее к себе и взять то, что она так любезно ему предлагала? И плевать на ее чувства, и на мнение друзей, на условности и на пропасть между ними…

– Черт возьми, Серега, да ты совсем нас не слушаешь!

Он заметил, что брат и друг пристально на него смотрят.

– Мы разговариваем с тобой, а ты молчишь и смотришь в одну точку, как истукан.

– А я сейчас возьму и вытрясу из него правду. И не будь я Воронов, если он нам не скажет, что его гложет!

Андрей угрожающе поднялся с койки.

– Мне просто грустно от мысли, что нам придется расстаться – я ведь рассказывал вам о нашем с Нагановым последнем разговоре.

– А мне, – сказал Глеб, – кажется, что у твоей грусти волшебные золотые волосы и синие глазки. Тут кто угодно затоскует. Впрочем, запомни – мы не осудим, мы поймем!

В этот момент на палубе послышались крики женщин, возня, конвоиры что-то орали, но их голоса тонули во всеобщем хаосе, одна из женщин кричала громче всех и словно бы от боли.

Трое мужчин выскочили из каюты, выхватив шпаги из ножен.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – рявкнул Андрей своим громовым голосом.

Все заключенные стали в круг, растопырив свои необъятные коричневые юбки, и не давая никому приблизиться – ни конвоирам, ни матросам, ни офицерам.

За их спинами слышались страдальческие стоны и крики.

– Да что же это такое творится? Совсем бабы очумели! – выкрикивали конвоиры, бегая из стороны в сторону в совершенной беспомощности и растерянности.

– Расступиться сейчас же! – грозно, но спокойно сказал Соколов-младший и направил шпагу на одну из заключенных. – Иначе я сочту ваше поведение за бунт. Думаю, многие из вас знают, чем заканчивается бунт на корабле для бунтовщиков. Клянусь, что проткну вот этой шпагой каждую, кто мне помешает! И это будет по закону, потому что на этом судне закон – это мы! Остальные сядут в трюм на одну воду, вместе с бортовыми крысами, – изобилие этих тварей в недрах этого судна я вам гарантирую. Эй, ты! Да-да, ты! А ну, пошла вон!

Женщина попятилась, за ней и все остальные. Соколов прорвался внутрь круга и тот снова замкнулся за ним. Мужчина замер. На тюфяках лежала женщина. Подол ее платья был задран до пояса над огромным, вздувшимся животом, за который та держалась обеими руками. Она была молода и довольно привлекательна, но страдания исказили ее черты. Голова женщины металась из стороны в сторону, губы были искусаны до крови, на лице испарина, она выла, словно раненое животное. Между ее широко разведенных ног сидела Катя, ее лицо тоже покрылось потом и раскраснелось, она держала ноги женщины и что-то тихо говорила той. Затем обернулась и посмотрела на Соколова взглядом, полным отчаянья.

– Господи, да что вы так смотрите?! Неужто совсем нас за людей не считаете?! Ни капли сострадания в вас нет! Рожает она. Прикажите вашим солдафонам убраться! Если вы не в состоянии предоставить ей условия, ради Бога – не мешайте! Или лекаря позовите!!

Женщина снова пронзительно закричала. Сергей подумал ровно секунду.

– Так, мне все понятно. Я отнесу ее в свою каюту. Будут вам условия. Лекарь не может сейчас оказать ей помощи… «Напился вчера, скотина… Всыплю ему по первое число!» – додумал офицер про себя.

Девушка даже не посмотрела на него, ни слова благодарности не сказала. Хотя по уставу он не имел права так поступать.

– Варюша, милая, мы отнесем тебя в теплое место. Врача там, конечно, нет, но зато есть чистые простыни и горячая вода. Слышишь, все будет хорошо! Я не раз видела, как моя нянька принимает роды, я позабочусь о тебе.

«Нянька? Откуда у простолюдинки нянька?» Сергей в недоумении посмотрел на девушку, но та была занята роженицей, которой явно было уже наплевать, где она находится.

– Она не дойдет сама, ее нужно отнести, – сказала Катя, не глядя на лейтенанта.

Сергей подхватил несчастную на руки. Было нелегко, Варя оказалась довольно полновата, кроме того, при каждой схватке она извивалась и больно вцеплялась ему в шею. На помощь пришел Воронов, он подхватил роженицу как пушинку и понес к каюте Сергея. Глеб схватил брата за рукав и тихо прошипел:

– То, что ты затеял, может закончиться для тебя неприятностями!

– Плевать, пусть только попробуют донести! Я не могу бросить женщину вот так, без помощи, – возразил Сергей

– Ты знаешь, о чем я! Ты это делаешь не из жалости к роженице, – хоть я и не сомневаюсь в твоем благородстве, брат, сейчас ты хочешь произвести впечатление на эту рыжую, строптивую бестию! Мне не нравится, как ты смотришь на нее.

Соколов-младший осторожно убрал руку брата и тихо ответил.

– Мы потом об этом поговорим!

Наконец-то они добрались до каюты, и Андрей положил женщину на койку. Он тут же ушел, – не переносил криков боли и чужих страданий, а уж женские слезы и подавно. Сергей остался, чтобы не прослыть трусом, хотя был смущен и напуган. Не мужское это дело – присутствовать при родах. В душе у него бушевал гнев на конвоиров. В табеле с именами заключенных должно быть указанно о больных и уж тем более – о беременных. Тогда бы он не дал лекарю вчера так набраться или же заставил бы его постоянно осматривать пассажирку на сносях.

– Не стойте столбом, ваше сиятельство! – Девушка оторвала его от размышлений. – Будете помогать, одной мне не справиться! Нагрейте побольше воды, несите чистые тряпки или повязки, – все, что найдете. – Обернулась к роженице и погладила ее по голове. – Тише, Варюша, тише, тебе надо попить. – И, снова обернувшись к лейтенанту, сказала: – Дайте воды! Ну же, что вы замерли?! Несите то, что я попросила!

Соколов сунул ей в руку флягу с водой и пошел выполнять поручения.

– Варя, успокойся. Постарайся дышать ровнее, глубже. Я знаю, что тебе очень больно, но мы переживем эту боль вместе, ведь ты не одна. Думай о хорошем, о малыше, которого тебе подарил Иван перед тем, как покинул этот грешный мир. Он был бы рад увидеть сына, но болезнь скосила его… А ты выжила, сам Бог тебя уберег. А ведь это, Варенька, настоящее чудо!

– Откуда ты знаешь, что это – мальчик? – Женщина немного успокоилась.

– А как же иначе? Только мужчины доставляют нам столько страданий.

Девушка ласково улыбнулась и погладила роженицу по щеке.

– Катенька, ты ангел, посланный мне Богом, чтобы помочь искупить грехи.

Сергей только что вернулся и застыл в дверях, молча взирая на золотоволосую колдунью и слушая, о чем они говорят.

И вдруг роженица вновь взвыла, заскрежетала зубами.

– Варя, это потуги. Тужься, ребеночек вот-вот появится, помоги ему! Давай же, будь умницей, скоро это все закончится!

Теперь Соколов видел ее совсем другой. Заботливой, нежной. Она восхищала его своей храбростью, своей добротой. Смелая, дерзкая, и в то же время – нежная и ранимая, не похожая ни на одну из женщин, что ему доводилось встречать. Только ей удалось разжечь в нем такую бурю эмоций, совершенно противоречивых друг другу.

– О, боже мой! – стонала несчастная. – У меня ничего не выходит. Он перестал шевелиться, что-то не так… Не так, Катя! Мне страшно!!

– Помогите мне, лейтенант, не стойте там, подойдите! Да отбросьте вы ваши приличия, неужто девку голую ни разу не видели? – Она притянула его к себе за руку.

– Вы должны заменить меня здесь, на этом месте, и держать ее за ноги, пока я буду помогать ребеночку протолкнуться. Если мы ничего сейчас не сделаем, это плохо кончится. Скажете мне, когда появиться головка.

Соколов отрицательно помотал головой. Им овладело естественное смущение, кровь прилила к щекам.

– Трус!! – Зашипела на него девушка. – Да вы же просто жалкий трус! Если вы мне не поможете, малыш погибнет, а ее мне придется резать, чтобы достать тело ребенка! От этого она, скорее всего, умрет. Хотите жить с этим? Хотите взять это на свою совесть?!

– Ладно, черт возьми, ладно!!

Сергей сел между ног женщины и крепко зажмурился. Катя взяла его руки и положила на колени роженицы.

Он глубоко вздохнул – ради этого прикосновения, да хоть к черту лысому на рога!

Катя свернула простыню в жгут и подошла к Варе.

– Варюша, ребеночек устал, ему очень тяжело, нужно помочь ему протолкнуться, иначе он может погибнуть. Будет больно, очень больно, но ты потерпи и постарайся тужиться со всей силы, когда я надавлю на живот. Ты готова? Давай!

Каюту сотряс нечеловеческий вопль, такой пронзительный, что Сергею показалось, что он оглох, в ушах зазвенело.

– Откройте, черт возьми, глаза! – закричала Катя. – Они мне нужны, ханжа несчастный! Вы должны мне сказать, если появиться головка! Варя, давай!!

Женщина зарычала, захрипела, и Сергей увидел, как между ее ног изнутри самого женского естества показался темный пушок.

– Я вижу ее, вижу! Вижу! – закричал он.

– Варя, ну, еще разок! А теперь замри, дыши ровно и спокойно! Как только выйдет головка, можно будет опять! – Лоб девушки покрылся каплями пота, она прикусила губу, на лице читалась тревога.

– Есть головка, я держу ее! – с восторгом закричал мужчина. Катя подбежала к нему, оттолкнула и заняла его место.

– Давай, Варюша, в последний раз! Вместе!

Соколов смотрел на свои дрожащие, окровавленные руки и думал, что ему посчастливилось прикоснуться к одному из величайших чудес природы. Раздался пронзительный плач младенца.

– Это мальчик, как я и говорила! Ах ты, толстый карапузище! Ну, ты нас и помучил! Эй, моряк, у нас получилось! Несите нож!

Сергей подал ей свой острый, как бритва, кортик.

Через несколько секунд пуповина была перерезана, девушка прочистила ротик младенца и запеленала его, ласково воркуя.

– Смотрите, моряк, чудо какое! Без вас мы бы не справились…

Соколов с опаской взглянул на розовое, сморщенное личико, – малыш часто моргал и щурился, причмокивал крошечными губками. Катя протянула его матери.

– Корми своего мужичка, Варя. Поздравляю тебя! Как сына-то назовешь?

– А как зовут их сиятельство? Так и назову! – боль наконец-то отпустила несчастную, а при виде малыша на лице ее отразились все те чувства, которые природой заложены в женщине и проявляются, когда она становится матерью.

– Сергей Сергеевич Соколов, Варя. Я буду рад, если ты назовешь своего сына моим именем.

– Да хранит вас Бог! Если бы не вы…

Катя мыла руки у раковины, а Сергей стоял позади нее, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты не волнуйся, я позабочусь, чтобы мать с ребенком разместили в лазарете и хорошо кормили… Но это все, что я могу для них сделать. Мне по уставу не положено.

– Я знаю, – сказала Катя, не оборачиваясь. – Спасибо вам за Варвару. Она, конечно, девушка простая, но хорошая. Воровала, чтобы семью прокормить. А человек она добрый и честный. Муж помер от чахотки, осталась старая мать да сестры, не могла она их содержать. Она вам благодарна, всю жизнь на вас молиться будет.

– А ты?

Сергей тщетно пытался поймать ее взгляд, но девушка смотрела куда-то в сторону, избегая смотреть на него. Он осмелился повернуть ее за подбородок к себе и поймать ее взгляд.

– Я тоже благодарна вам. Я в вас ошибалась…

Ее щеки порозовели, и она опустила глаза, а он внезапно вспомнил о ее свидании с конвоиром.

– Если вы мне так благодарны, то, может, окажете милость, и вместо рыжего встретитесь со мной?

Он увидел, как она побледнела и отшатнулась от него.

– Я не могу! – прошептала девушка.

Граф почувствовал, как в нем закипает злость, словно волна нахлынуло бешенство.

– Почему? Он что, твой любовник?! Так знай, я не позволю вам встречаться здесь, на этом судне! Я запру тебя в трюм до самого прибытия. Мне не нужен бордель на борту. Валяться с мужиками ты сможешь там, в ссылке, но не здесь, не при мне!

Его глаза стали черными от гнева, он побледнел, на скулах играли желваки.

– Кто дал вам право говорить мне такие вещи? – Ее щеки снова запылали, а на глаза навернулись слезы.

– Не прикидывайся! Я видел, как вы беседовали сегодня днем, и слышал, о чем вы говорили. Сколько он обещал тебе за ночь? Я заплачу в десять раз больше!

Он больно схватил ее за руку и потянул к себе.

– Не смейте, слышите, не смейте так обо мне думать! Вы ничего обо мне не знаете!

Слезы потекли у нее из глаз, и она попыталась вырваться, чтобы закрыть от него лицо руками. Но он не дал ей этого сделать, заставляя смотреть себе в глаза, тогда Катя уткнулась лицом в его плечо и зарыдала.

– Ты что? – Офицер растерялся, несмело коснулся ладонью ее вздрагивающих, худеньких плеч.

– Вы же ничего не знаете, да как вы можете… – Слезы душили ее, и он почувствовал, как намокла от ее горячих слез его рубашка.

Графу стало невыносимо жаль это нежное, хрупкое создание, которое льнуло к нему всем телом.

– Так расскажи мне! – прошептал он. – Доверься. Я хочу все знать о тебе!

Он и сам не заметил, что его рука нежно ласкает ее чудесные волосы, а другая прижимает к себе, обнимая тонкую талию.

– Расскажи мне все.

– Хорошо, – прошептала она горячими губами прямо ему в шею, – расскажу. Я встречусь с вами сегодня вечером и все открою, но поклянитесь мне честью дворянина, что если вы не сможете помочь, моя тайна останется между нами.

– Я клянусь тебе! – У него кружилась голова от ее близости, запаха, пол уходил из-под ног, глаза затуманились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Девушка подняла к нему бледное личико залитое слезами.

– Зачем, я все это делаю, ведь вы погубите меня!

«А ты уже меня погубила!» – подумал он и с сожалением выпустил ее из объятий. Закрыв лицо руками, Катя выбежала из каюты. А он подумал о том, что ему уже все равно, кто она такая. Если он позволит увезти ее в Архангельск, то никогда больше не увидит. Эта мысль была страшнее, чем мысль о предательстве родины и даже друзей по оружию. Он должен помочь ей исчезнуть с этого корабля. Но как?..

Весь день Сергей не находил себе места в ожидании встречи.

Рыжего Ивана он отправил на помощь матросам. Тот, конечно, очень злился, не понимая – зачем ему выполнять ненужную, чужую работу, но отказаться не посмел. Время не двигалось, и Сергею казалось, что вечер не наступит никогда, а подлый оранжевый шар сегодня так и не закатится за горизонт. Еще ни одну женщину в своей жизни он не ждал с таким нетерпением.

Наконец разговоры на палубе начали стихать. От муки ожидания Сергею хотелось выть, он вышел на палубу и посмотрел на воду, словно в зеркало, – заходящее солнце окрасило ее в розовый цвет. Было тихо, стоял бриз. Заключенные спали на своих, набитых соломой, тюфяках. Он подумал о том, что никогда в жизни не мог себе представить, что встретит свою любовь на судне, а уж тем более – что это будет преступница, поправшая закон. Заговорщица, осужденная на пожизненную каторгу. Но он не мог себе представить, что через несколько дней им придется расстаться. Как отдать ее в руки правосудия, отправить на верную смерть? Разве сможет он жить с этим дальше?! Теперь он лихорадочно думал о том, как бы ему освободить ее, как устроить ей побег. Он мог доверять только своему брату и другу, он знал, что дороже родины для них только дружба, и что эти двое не смогут отказать ему и что-нибудь, да придумают. Правда, предстояло болезненное объяснение с Глебом, убедить которого будет труднее всего… Что ж, ему придется это преодолеть или он просто возьмет шлюпку и сбежит вместе с ней с проклятого корабля, который ему самому уже казался тюрьмой.

В этот момент он услышал легкие шаги. Обернулся. Она стояла перед ним бледная и дрожащая, как осиновый лист на ветру. Сергей посмотрел в ее глаза, и дух захватило – они горели таким же пламенем, как и его собственные. Казалось, воздух раскалился от скрестившегося взгляда голубых, нежных глаз с его угольно-черными.

– Я сошла с ума! – прошептала она еле слышно, не в силах отвести от него взгляд.

– Я тоже!

Он резко привлек ее к себе, его губы жадно нашли ее рот. Казалось, земля ушла у него из-под ног, а он сам раскололся на тысячи мелких горящих осколков и словно в пропасть полетел. Вот она, та единственная, с которой он испытал это. Испытал то, во что никогда не верил. Он дрожал всем своим большим телом, как мальчишка на первом свидании, его дрожащие пальцы зарылись в густую массу ее чудесных волос, которые вызывали в нем волну дикого восхищения. Он с силой прижал ее к себе. Губы девушки были мягкими и податливыми, тело так и льнуло к нему. Никогда ничего подобного он, взрослый мужчина с богатым в отношении женщин прошлым, не испытывал. По-мальчишески исступленно он терзал ее губы. Потом со стоном прижался жаждущим ртом к ее шее, щекам, глазам. Он подхватил девушку на руки и понес в каюту, коленом распахнул дверь, пронес через все помещение к койке. Возбужденный до предела, опрокинул ее на жесткий матрац. Его рука лихорадочно дергала тесемку у ворота ее платья. Наконец ему удалось распутать ее и быстро, нетерпеливо расстегнуть пуговицы. С благоговением он распахнул ворот и спустил грубую ткань, обнажая прекрасное тело до половины. Мужчина хрипло застонал, проводя кончиками пальцев по ее ключицам, плечам, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже. Хоть девушка и была хрупкой, но ее формы были просто восхитительны. Сергей несмело провел ладонью по ее груди. Не в силах дальше сдерживаться он снова жадно впился в ее губы. Ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, немедленно, он чувствовал, как ее тело трепещет ему в ответ. Сергей посмотрел в ее широко распахнутые глаза и увидел в них страх.

– Ты боишься… Ты не хочешь меня… Ты… Ты просто боишься меня?

Она приподнялась и обвила его шею тонкими руками.

– Нет, это неправда! Я думаю о тебе с той самой первой минуты, как увидела. Я знаю, что это погубит меня, но мне все равно. Я хочу погибнуть в твоих объятиях. Мне страшно, потому что я… Потому что это все впервые. Все… – Она покраснела и опустила глаза. – И поцелуи – тоже, до тебя меня никто не целовал.

Он крепко прижал ее к себе. Как же он так оплошал?.. Впервые его интуиция и опыт подвели его. В порыве страсти он даже не заметил, как робко она отвечает на его объятия и поцелуи. Сергей отстранил ее от себя и посмотрел ей в глаза. Бездонные, синие, в них можно было утонуть.

Она обняла его за плечи и спрятала лицо у него на груди.

– Мне кажется, что я люблю тебя, – прошептала она тихо.

Еще никогда признание в любви не было таким откровенным и робким одновременно, и еще никогда не вызывало в нем такой дикой радости.

– Кажется или любишь?

Девушка посмотрела ему в глаза

– Люблю! Я еще никогда не чувствовала ничего подобного. Обними меня!

И он снова прижался губами к ее губам.

– Плевать на все! – шептала она ему в губы. – Пусть будет, как будет! Пусть уплывают! Я хочу быть с тобой.

Мужчина продолжал ее целовать.

– Кто уплывает? – спросил он, нежно гладя золотистые волосы.

Девушка закрыла глаза, наслаждаясь лаской, и тихо сказала:

– Пусть уплывают, я никуда не побегу. Я буду здесь, с тобой.

Так вот зачем все это, свидание и признания, внезапная так умело разыгранная страсть. Значит, побег. Вот зачем так ловко его окручивают. Любовный пыл тут же погас и его ослепил гнев и обида.

– Ты задумала бежать? – Мужчина отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки, чтобы видеть выражение ее лица, когда девушка начнет лгать и изворачиваться, – он уже не сомневался в том, что его хотели использовать.

Она кивнула.

– Но тебе незачем злиться! Через несколько минут они уплывут без меня. Я не поеду с ними. Пусть всего несколько дней, но я хочу провести их с тобой.

Сергей раздумывал ровно секунду.

– Рассказывай! – скомандовал он. – Кто ты?

– Я – никто, – грустно ответила Катя.

– Не нужно снова лгать, я знаю, чувствую, что ты не такая, как все они. Так кто ты? Ведь ты не простолюдинка, верно? Тогда скажи мне…

– Я – княжна Екатерина Павловна Арбенина.

Он ожидал чего угодно, но только не этого. Княжна! Подумать только. Хотя, это могло быть правдой… Он слышал историю о заговорщике Арбенине. Князь принимал в своем доме и давал кров иностранным шпионам. А так же помогал им в изготовлении и получении фальшивых документов. Продал свою родину за золото французского короля. Его застрелили при побеге. Неужели, у него была дочь? Об этом он не слышал…

– Так ты – дочь того заговорщика? Я слышал о нем, но никогда не знал, что у него была дочь.

– Да, он мой отец, хотя мне и безумно стыдно это осознавать. Я – дочь человека, в чьих грехах после его смерти обвинили меня и заперли в монастырь.

Князь Арбенин не отличался особым благородством и всегда слыл коварным и подлым человеком. У него была плохая репутация забияки и картежника-шулера. Правда, Бог не обидел его внешностью. Он был хорошо сложен и отличался смазливой красотой, от которой так млели женщины при дворе. Он наслаждался их вниманием, менял их, как перчатки и не брезговал их деньгами. Но однажды с ним случилась то, чего он никак не ожидал. Он влюбился. На очередном балу Павел Владимирович встретил Дарью Ивановну Ольшанскую и был сражен ее красотой, нежностью и наивностью, скромностью и образованностью. Их свадьба состоялась против ее воли – Ольшанский был должен Павлу Владимировичу денег, и последний ловко использовал это, пообещав старику забыть о долге. Венчание состоялось почти сразу – через месяц после знакомства, а спустя некоторое время имение Ольшанских сгорело при пожаре, погибли родители Дашеньки. Власти были уверены в поджоге, но виновного так и не нашли.

Надо отдать должное князю – с женой он обращался хорошо, одаривал подарками и вниманием, в общем, вел себя по отношению к ней, как обычный влюбленный мужчина. Но, к несчастью, Дарья оставалась по отношению к нему все так же холодна, и вскоре, устав от упрямства жены, Арбенин вернулся к прошлой жизни, правда теперь он раз в неделю исправно посещал родное поместье, – для исполнения супружеских обязанностей в надежде, что жена забеременеет и тогда изменит свое отношение к нему. Но долгожданной беременности все не было. И теперь Арбенин с чистой совестью заводил романы на стороне. Во всех его начинаниях и интрижках участвовал его лучший друг – Петр Николаевич Потоцкий, такой же повеса и хитрый лис, как и он сам. Их обоих связывали карты, оргии и общие женщины. На то время Потоцкий овдовел и у него рос сын, всецело порученный нянькам и мамкам. Разгульная жизнь привела к тому, что кошельки обоих друзей начали быстро худеть и вскоре опустели, заставив обоих друзей влезть в долги.

Особым патриотизмом они не отличались и были легко завербованы французским шпионом Франсуа Де Руа. Теперь в кошельки Потоцкого и Арбенина потекли деньги. Оба вращались при дворе, оба имели возможность информировать француза, за что получали отнюдь не мало. Далее все усложнилось и Потоцкий, который носом чуял войну с Пруссией, занялся изготовлением фальшивых документов; затем начались облавы и обыски иностранцев… После приказа об аресте Де Руа нашел убежище в доме Арбенина, откуда по фальшивым документам планировал бежать за границу.

И тогда произошло то, чего Павел Арбенин не мог себе даже представить в страшном сне. Между его юной женой и французом возникла страсть, о которой сам князь даже не подозревал. А слуги, которые не жаловали хозяина, молчали, храня верность молодой госпоже.

Француз исчез через несколько месяцев так же внезапно, как и появился, и больше так и не вернулся. Павел тоже отсутствовал долгое время, а когда приехал в очередной раз, у Дашеньки уже был заметно округлившийся животик, но сама она нисколько не радовалась, а напротив – изменилась ужасно. У женщины был безумный затравленный взгляд, она боялась Павла до смерти, опасаясь, что кто-то из слуг выдаст ее. А сам князь был несказанно рад, казалось, он даже не замечал легкого помешательства своей жены, списывая все на ее нынешнее положение. Теперь он почти все время проводил дома, с Дашей, хотя та оставалась молчаливой и почти не разговаривала с мужем. Он задаривал женщину подарками, холил и лелеял, забросил даже игру в карты, пытаясь стать образцовым мужем.

А в доме готовились к рождению младенца. И он вскоре родился, точнее – она. Маленькая, золотоволосая копия отца француза. На князя было страшно смотреть. Он как раз вернулся из поездки, радостная новость обрушилась на него на пороге дома, но уже спустя несколько минут он вышел из спальни жены с бледным лицом и безумно вращающимися глазами.

А через несколько дней деревенские рыбаки выловили труп молодой хозяйки из реки. Она утопилась ночью, когда все слуги спали. Никто не слышал, как княгиня вышла из дома. Ее бы унесло быстрым течением реки, но тело зацепилось за коряги. На шее у женщины висел кожаный мешочек, в котором оказалось письмо. Прощальное, на французском, адресованное ее единственному любимому, который забыл о ее существовании.

Павел прочел послание в глубоком молчании, не отходя от лежащего на полу тела, которое он не удостоил даже взглядом, ни один мускул не дрогнул на его окаменевшем лице. Никто так и не узнал, что именно было написано в этом письме – по прочтении князь бросил то в камин. Затем резко обернулся и сиплым голосом прохрипел:

– Все вон!

После чего развернулся и ушел в библиотеку.

К телу жены он больше не подошел, и к ребенку тоже. За одну ночь после смерти жены Павел постарел лет на десять, поседел на висках.

Уже на следующий день после крестин он принес младенца в хижину деревенской знахарки Марты, которая славилась своим умением исцелять. Он вручил ей девочку прямо с порога.

– Она умрет без материнского молока. Будешь ухаживать за ней. Отблагодарю щедро и от души. Переедешь в мой дом.

Он ушел, не дав им опомниться – ни Марте, ни ее мужу Савелию, деревенскому кузнецу.

Марта прижала девочку к груди, малышка жалобно кричала.

– Что встал, как столб?! Принеси козьего молока. Младенцам можно его пить.

И тут же ее строгое и круглое лицо расплылось в улыбке при взгляде на малышку. Савелий женился на Марте, когда ей было всего шестнадцать лет, она была наполовину немкой, рожденной от безымянного солдата, о котором ее мать, прачка Анна, никогда не рассказывала ей. Болтали, что солдат снасильничал вдову, когда немецкий гарнизон проходил через это село.

Марта безмерно любила своего мужа. Только одно омрачало их счастье – Бог не давал им детей. Того единственного ребеночка, которого им посчастливилось иметь, унесла эпидемия чумы. То была дочь, ее тоже звали Катериной. Марта души в ней не чаяла, но девочка умерла, когда ей было всего полгодика. Савелий тогда думал, что потерял не только дочь, но и жену. Марта словно обезумела – четыре дня не выходила из маленькой комнатушки, где заперлась с крохотным тельцем малышки. Только на пятый день она вышла. Наполовину седая, враз постаревшая на много лет. Мертвого ребенка она так никому и не отдала – сама обмыла, одела, сама вырыла маленькую могилку и похоронила тоже – сама. Она не снимала платок с головы несколько месяцев, а когда, наконец, сняла, Савелий увидел, что вместо длинных густых каштановых кос, которые он так любил, на ее голове ежиком торчат обрезанные пряди.

– Я отдала их моей девочке, и буду отдавать всегда, как только отрастут. Ведь у нее никогда таких не будет. А значит, не будет и у меня.

С тех пор Марта каждый год в день смерти девочки ставила свечку и стригла волосы. Савелий смирился с этой причудой. Главное, что Марта снова стала прежней, хотя по ночам он часто слышал, как она сдавленно рыдает. Больше детей у них не было. И теперь, едва в руках у жены оказалась маленькая девочка, он вновь увидел то радужное внутреннее свечение в ее глазах, свечение счастья и безмерную, нерастраченную материнскую любовь. Марта положила младенца на свою постель и распеленала.

– Да она совсем исхудала! А ну, быстро иди, подои нашу Маньку!

С тех пор маленькая Катюша заменила им утраченную дочь. Марта окружила ее лаской и заботой и постепенно из няньки превратилась в домоправительницу Арбенина. Она стала полностью управлять огромным хозяйством князя, всеми расходами, наймом прислуги. За малышкой ухаживала только сама, не доверяя ее никому. Любовь к ребенку стала для нее отрадой, женщина была счастлива. Только когда малышка болела, Савелий снова видел выражение панического страха на лице жены. И выражение это исчезало только тогда, когда княжна полностью выздоравливала.

Павел Арбенин в доме почти не бывал, а когда приезжал, то о девочке и не спрашивал, только давал Марте деньги.

– Когда моего отца застрелили, меня поместили в монастырь, готовили к постригу, игуменья хотела прибрать к рукам деньги и имение моего отца, но я должна была достичь совершеннолетия, чтобы подписать все бумаги и сознательно уйти от мирской жизни. Все это время я жила при монастыре, а после дня рождения, в конце мая, ко мне приехал Потоцкий – друг нашей семьи. Он позаботился о том, чтобы меня перевели в тюрьму, к заключенным, ожидающим высылки – так при переезде я могла бы сбежать.

Офицер смотрел на нее, испытывая самые разные чувства от недоверия до щемящей жалости. Наконец он сказал.

– Допустим, я тебе верю… Но как ты могла бы бежать – мы в открытом море?

Она улыбнулась уголком губ.

– За нами бесшумно следует маленькое судно, нанятое Потоцким. Мне всего лишь нужно было с чьей-то помощью спустить шлюпку на воду и бесшумно скрыться. Иван был очарован мной, он бы сделал ради меня все, что угодно.

Девушка опустила глаза и грустно улыбнулась.

– Зачем ты мне все это рассказала? Неужто надеешься, что я, офицер русского флота, преданный государству, помогу бежать преступнице?

– Нет, не надеюсь.

– Зачем же так рисковать? И променять такого надежного простофилю – Ивана, который готов ради тебя на все, на меня – совершенно безнадежный для тебя вариант.

– Я больше не хочу бежать. Не могу и не хочу.

Сергей подошел к ней и взял ее лицо в свои большие мозолистые ладони, заглянул к ней в глаза.

– Почему?

– Я тогда больше никогда не увижу тебя.

Граф привлек ее к себе, он был не в силах сомневаться, подозревать. Такими искренними были ее слова, такими нежными ласки, а эти глаза… В них столько отчаянья и любви!

– Поцелуй меня еще раз, – прошептала она, оплетая его шею тонкими руками.

Сергей снова прильнул к ее губам, сгорая от страсти. Девушка обхватила его голову ладонями, пылко отвечая на поцелуи. Он оторвался от ее губ и снова с силой прижал ее к себе

– Ты ошиблась.

– В чем? – прошептала она, целуя его в шею. Наслаждаясь запахом его тела и табака.

– В том, что не надеялась, на мою помощь.

Она отрицательно покачала головой:

– Ты не можешь так рисковать! Тебя разжалуют, тебя могут посадить в тюрьму! Мне не нужно такой ценой…

Он зарылся лицом в мягкие шелковые пряди ее волос.

– Если я этого не сделаю, то я действительно никогда тебя больше не увижу. Нам нужно поторопиться!

Княжна прижалась к нему всем телом, его снова закружил водоворот страсти, но он сдержался, решительно отодвинул ее от себя, застегнул все пуговки платья и завернул ее в свой плащ.

– Тебе пора! – Он ласково провел пальцем по ее щеке. – Тебе пора… Нельзя больше ждать! А что, если твои друзья уплывут? Я себе этого не прощу. Слишком долго я думал, как вызволить тебя отсюда. Такой шанс я не упущу. Теперь я знаю, кто ты, и я обязательно найду тебя.

– Я не хочу, чтобы ты меня отпускал.

– После того, как я найду тебя, я больше никогда тебя не отпущу! Слово дворянина! Ты веришь мне?

Она кивнула

– А теперь – идем!

На палубе было тихо и темно. Они, осторожно держась за руки, прошли к задней части корабля. Сергей оставил девушку одну, а сам ловко отвязал шлюпку и спустил совершенно бесшумно на воду. Потом знаком показал ей спускаться. Она прыгнула, и он поймал ее в свои объятия. Ему не хотелось с ней расставаться.

– Сама доплывешь? Может, я провожу тебя? А потом незаметно вернусь?

– Нет, тогда все заподозрят, что мне помогали. – Девушка сняла с шеи тоненький шнурок, на котором висел крестик, и протянула его мужчине.

– Пусть он всегда охраняет тебя.

Мужчина взял дар дрожащей рукой. А в другую руку ему она сунула маленький сверток.

– Возьми, это порошок. Он усыпит тебя, и никто не заподозрит, что ты в этом замешан.

В этот момент он сильно сжал ее руку.

– Поклянись, что не обманула меня, поклянись, что все, что ты мне рассказала – правда!

– Клянусь!

– Где я смогу найти тебя?

– Я сама не знаю, куда Потоцкий хочет спрятать меня… Я сама найду тебя, это будет гораздо легче сделать.

– Ты обещаешь? – спросил он, осыпая поцелуями прекрасное личико, не в силах разжать руки.

– Обещаю.

Он нежно прижался губами к ее губам и почувствовал соленый вкус слез. Забрался обратно на судно, и потом долго-долго смотрел вслед уплывающей шлюпке, прислушиваясь к  затихающим всплескам воды.