Мирарх сделал все именно так, как посоветовал ему Дарник. Один дромон ушел на Родос, а остальные стали готовиться к серьезной вылазке на восточный Крит. Липовскому войску выделили двадцать лошадей, и князь получил возможность как следует осмотреть сам полуостров, перешеек и северный берег залива Суда. Рассматривая с пограничного вала лагерь арабов, он пришел к выводу, что три стрелища — вполне достижимое расстояние для больших пращниц, и сказал об этом Калистосу:

— Если их еще зарядить горшками с зажигательной смесью, то можно поджечь весь арабский стан.

— Ну что ж, попробуй, — разрешил Золотое Руно.

И липовские камнеметчики принялись за дело.

Следующей дарникской придумкой стали давилки. По рассыпанным трофейным «колючкам» прокатили ствол толстого дерева. Одни «колючки» без остатка вминались в землю, другие цеплялись за ствол и уже катились вместе с ним. Но как катить это тяжеленное орудие вперед под обстрелом лучников неприятеля? Выход нашелся. Ствол разрезали на саженные куски, у жителей раздобыли широкие двуколки для двух лошадей, соединили их длинными жердями с торцами бревна, насадив там железные штыри, и пожалуйста — две лошади, хоть с трудом и медленно, но толкали бревно впереди себя. На испытании присутствовали все архонты объединенного войска. Они отнеслись к изобретению крайне скептически:

— Ну куда такое толкать — в сторону арабского лагеря?

Мирарх был более снисходителен:

— Когда отгоним арабов, этой штукой соберем их «железный посев».

Дарник разозлился и устыдился сам на себя за неудачу — и тут же родил план, как одолеть неприступного противника.

Ворвался к Калистосу во время полуденного отдыха и с помощью лежащих в вазе фруктов стал ему все объяснять:

— У нас восемь дромонов. Так?

— Так.

— Четыре подводим к южному берегу залива. К этим четырем подводим еще четыре. Так?

— Допустим, — Золотое Руно был весь внимание.

— Три тысячи стратиотов и союзников бегут на берег, идут на запад по широкой дуге и обрушиваются на лагерь арабов с тыла.

— А чего ты решил, что там не рассыпаны те же «колючки»?

— Для себя у них должен оставаться свободный проход, и, конечно, он сзади.

— А если у них там все же «колючки» есть и проложены какие-то свои тайные извилистые проходы?

— Тогда мы останавливаемся на заднем холме и спокойно расстреливаем их лагерь из луков и камнеметов.

— На южном берегу залива нас встретят их лучники и во время высадки перебьют триста — четыреста наших воинов.

— Ты еще не видел, как стреляют россыпью «орехов» или «яблок» мои камнеметы. Твои арабы не сумеют и по три стрелы пустить, как на открытом склоне их всех уничтожат.

Они продолжали увлеченно обсуждать этот план, наполняя его все новыми деталями.

— А что остальные тагмы на валу делать будут? — кричал один.

— Могут двинуться на арабов напрямик! — возбужденно вторил другой.

— А «колючки»?

— Пускай вперед ослов и быков погонят. Их все равно на мясо пускать. Так какая разница с целыми ногами или нет?

Через час все было окончательно решено. Оставалось только убедить остальных архонтов. Сделать это оказалось непросто. Нашлась масса возражений. Так что, в конце концов, мирарху пришлось применить свою верховную власть.

Еще два дня ушло на тщательную подготовку самого нападения. Между стоящими у берега дромонами перекидывали мостики с крючьями, и ватаги воинов в полном вооружении бегали по ним взад и вперед. Точно так же учились бегать по своему склону горы и камнеметчики: двое тащат треногу, двое камнемет, еще шестеро громыхают мешками с метательными припасами и запасными колчанами стрел. По настоянию князя от каждого войска были выделены пропорциональные их численности отряды. Еще он потребовал убрать из ромейских тагм слуг и депотатов-санитаров.

— А кто будет уносить с поля боя раненых? — возмутились комиты.

— Раненые пусть дожидаются конца боя там, где упали, — безжалостно доказывал Дарник. — И наказывать всех, кто останется оказывать им помощь. Сумеем без больших потерь победить, если только все сделаем в одном быстром сильном порыве, нигде не задерживаясь.

Золотое Руно одобрительно кивал головой.

В стане липовцев царило веселое воодушевление. Никто уже не считал сидение и стрельбу из Дикейской крепости за что-то серьезное, всем хотелось прямой жаркой схватки.

— Возьми меня с ватагой на головной дромон, — упрашивал князя Корней.

— Думаешь возле меня в безопасности отсидеться, — дразнил его Дарник.

— Наоборот, хочу быть на острие твоего меча, — рвался в бой вчерашний боязливец.

— Неужели пойдешь сам впереди всех? — спрашивал у князя отец Паисий. — А кто же будет всем издали управлять?

— Я же теперь простой архонт, — ухмылялся Рыбья Кровь. — Пусть более мудрые полководцы управляют.

И вот настало третье утро. В ромейских тагмах священники отслужили ранний молебен, и три тысячи воинов поднялись на дромоны. Как задумывалось, к южному берегу восемь дромонов пошли двумя колоннами, одна вперед, другая уступом чуть сзади. Дарник вместе со старшим комитом, назначенным руководить всей высадкой, находились на головном судне. Местные моряки хорошо знали дно залива и подвели первую колонну к самому удобному месту. Пологий берег ровно уходил высоко вверх. Деревьев не было, только невысокий и не слишком густой кустарник, за которым спрятаться можно было, лишь как следует присев или согнувшись. Сотни две арабских лучников уже поджидали здесь дромоны. Кое-где виднелись дымки малых костров, там готовили зажигательные стрелы.

Как только первая колонна подошла к берегу на полстрелища, воздух наполнился летящими им навстречу стрелами. Большие бортовые щиты надежно защищали затаившихся на палубе воинов. Дно головного дромона заскрежетало по подводной гальке.

— Стрелять! — скомандовал князь.

Выстрел четырех камнеметов и двух баллист, направленный прямо по кустам, был смертоносен. Слабые ветки могли удержать дальнюю стрелу, но совершенно не спасали от россыпи железа и мелких камней с близкого расстояния. За первым залпом последовали второй, третий, четвертый… Рядом к берегу пристали еще три дромона и открыли точно такую же беспрерывную стрельбу. Прицел пришлось поднять выше — уцелевшие лучники пытались спастись бегством вверх по склону. С тыловых бортов к четырем дромонам уже швартовалась вторая колонна судов.

Трубач дал сигнал наступления. В воду у берега посыпались десятки воинов, противник не в силах был им помешать. Со своими арсами спрыгнул в воду и князь. За ним последовал старший комит.

— Строить тагмы! — закричал он архонтам.

— Нет времени строиться. Надо быстрей вперед, — тихо сказал ему Дарник.

— Я сам знаю, что надо! — огрызнулся комит.

Пока ромеи и италики строились в правильные прямоугольники, Рыбья Кровь повел скорым шагом своих липовцев и не отстававших от них сербов вдоль склона в сторону арабского лагеря. Пройти предстояло около версты. Воины опасливо смотрели под ноги, опасаясь «колючек». Но все пока шло благополучно. Выше по склону перебегало с полсотни арабских лучников, но тысячная колонна, закрывшись щитами, просто не обращала на них внимания. Гора чуть ушла в сторону, и перед нападавшими раскрылся весь арабский лагерь, где уже били тревогу. Первый ручеек воинов уже выходил навстречу липовцам и сербам. Дарник заметил взгорок в одном стрелище от лагеря. Надо было как можно быстрее занять его.

— Бегом! — крикнул он и во главе арсов и лучников помчался к взгорку.

Не сразу угадав его маневр, туда же с запозданием рванулись и две сотни арабов, вооруженных круглыми выпуклыми щитами и длинными пиками. Липовцы достигли взгорка первыми и тут же открыли по вражеским копейщикам стрельбу из луков. Не добежав до противника тридцати шагов, копейщики отхлынули назад. Им на помощь спешили из лагеря лучники, а к липовцам присоединялись свои щитники. Дарнику с трудом удалось остановить сербов, рвущихся сверху ринуться на противника и сойтись с ним в ближнем бою. Князь послал их не вниз, а дальше по склону в сторону, чтобы как можно шире закрыть арабам выход из лагеря.

Над взгорком взлетело знамя с изображением рыбы. По этому сигналу шесть больших пращниц из-за пограничного вала начали методичный обстрел палаточного лагеря полупудовыми камнями и горшками с зажигательной смесью. Выстроившись привычной стеной, липовцы стали прицельно осыпать магометан стрелами и болтами из арбалетов. А камнеметчики уже расставляли свои камнеметы. Все вместе они не давали выйти из лагеря основным силам арабов. Тут подошли ромейские и италийские тагмы, и ловушка для неприятеля окончательно захлопнулась. Чтобы не подставляться под вражеские стрелы, арабы отступили в глубь лагеря. Сто саженей для лучников действительно были уже не столь эффективны, зато те же стрелы, уложенные в камнеметы, уверенно поражали цели и за полтораста саженей.

Рыбья Кровь отдал приказ о рваной стрельбе: после каждых пяти выстрелов небольшой перерыв. Сильный обстрел не дает противнику собраться с мыслями, а рваный заставляет задуматься о выходе из бедственного положения. И то сказать, против трехтысячного объединенного войска ромеев в лагере находились не более двух тысяч арабов, да и те понесли уже ощутимые потери.

— Видишь, там нет «колючек», — довольный своим открытием, указывал старший комит. — Сейчас построимся фалангой и вытесним их на собственные ловушки.

— Ты, наверно, плохо изучал «Стратегикон» Маврикия, — отвечал ему Дарник. — Там сказано: не надо загонять противника в закрытую западню, тогда он сражается как лев. Всегда надо дать ему возможность убежать.

— Так ему некуда отсюда убегать?

— Верно. Значит, им остается только один выбор: медленно погибнуть или сдаться.

Комит замер в нерешительности — ссылка на «Стратегикон» сильно смутила его.

— Мы немного спустимся, там из луков ближе стрелять, — попросил разрешения не у комита, а на словенском языке у князя сербский воевода.

— Давай. Только совсем близко не подходи.

— Можно я этих погоняю? — попросил Корней, указывая на засевших вверху арабских лучников. — Только мне вторую ватагу дай.

— Ну погоняй, — ответил князь, сделав знак полусотскому спешенной ватаги трапезитов помочь бойкому вожаку.

Довольный Корней во главе двух ватаг устремился вверх по склону горы.

Вслед за сербами Дарник позволил на полстрелища спуститься и своим лучникам, которые, сберегая стрелы, вооружились пращами, благо «снарядов» имелось вдоволь прямо под ногами. Неожиданно с дальней западной стороны лагеря извилистой змейкой потянулась узкая колонна воинов — видимо, там был проход среди «колючек».

— Две сотни лучников туда, — скомандовал Рыбья Кровь сербам, и те с готовностью ринулись наперехват противнику.

Чуть погодя, Дарник отдал приказ своим и сербским лучникам прекратить стрельбу. Глядя на них, остановили свою стрельбу и скутаты ромеев и италиков.

— Пусть поберегут стрелы, — объяснил свое решение комиту князь. Тот согласно кивнул.

Установилось напряженное затишье. Стрелять продолжали лишь пращники и камнеметчики — им камней было не жалко.

Как только сербы загнали арабов обратно в лагерь, оттуда вышли переговорщики. Комит послал им навстречу архонта с толмачом.

— Хотят, чтобы их выпустили с оружием из лагеря, все остальное они готовы оставить на месте, — доложил вернувшийся архонт комиту.

Тот настороженно покосился в сторону князя, но Дарник молчал, с любопытством ожидая, что старший командир будет делать дальше.

— Нет, полная сдача в плен с сохранением жизни всех пленных и возможность их дальнейшего выкупа, — поставил свое условие ромейский воевода.

Архонт пошел передавать эти условия переговорщикам.

— Если получится, то здорово, — уважительно одобрил Рыбья Кровь.

Комит даже горделиво приосанился от его похвалы.

Два часа спустя условия пленения были окончательно выработаны: в рабов арабов не превращать, наказаниям без причины не подвергать, молиться не мешать, сотским и шейхам разрешить носить свои кинжалы. Затем началась сама сдача в плен. Магометане цепочкой потянулись из лагеря и возле взгорка, бросив на землю свои булавы, топоры и мечи, сворачивали в сторону, где ромеи по четверо привязывали их за руку к древку копья. Привязывать быстро не получалось, и у выхода из лагеря образовалась целая толпа пленных. Вдруг прозвучала резкая арабская команда, и вся эта вооруженная масса бросилась мимо ромеев прочь в недалекое мелколесье. Союзники, которые, сидя на земле, отдыхали от ратных трудов, торопливо вскочили на ноги. Но преследования не получилось.

Дарник первым рассмеялся и засвистел, заложив в рот два пальца. Арсы подхватили его свист. И вот уже хохочут, улюлюкают и свистят все липовцы и сербы, а ромеи с италиками лишь преграждают бегство тем арабам, кто не успел еще выйти из лагеря.

— Чему ты смеешься? — спросил, оборачиваясь к князю, комит. — Сейчас одним ударом покончили бы со всеми этими разбойниками.

— Нарушив договор с тобой, они и тебя освободили от данных обещаний. Разве нет? — резонно отвечал Рыбья Кровь. — Теперь кинжалы их шейхам можно не оставлять. Мне говорили, что всего на остров высадилось пять тысяч арабов. Какая разница, ловить их две или три тысячи? Все равно переловим.

Еще вчера комит высмеял бы чью-либо подобную самоуверенность, но после всего увиденного сегодня готов был поверить, что и такое возможно для этого незаурядного словенского архонта.

Всего удалось переловить и связать больше восьми сотен арабов. Ромеи и италики первыми вошли во вражеский лагерь. Мало проявив себя в сражении, они наверстывали упущенное, беспощадно добивая оставшихся в палатках раненых.

Несмотря на походный характер своего здесь пребывания, в лагере магометан нашлось немало красивых вещей из серебра, меди, дорогих материй, явно привезенных из Сирии и Палестины, — арабы и разбойничать желали в приятном комфорте. Три десятка чудных арабских скакунов также стали добычей союзников. Между тем камни из дальних больших пращниц и редкие огненные горшки продолжали осыпать лагерь. Князь выслал знаменосца и трубача к северной стороне матерчатой ограды, чтобы на ромейском валу их увидели и остановили стрельбу. Здесь обнаружили новый повод для смеха: выпущенное из-за вала стадо ослов и быков вольно прогуливалось вдоль вала и никак не хотело приближаться к арабскому лагерю.

Дарникские «давилки» не потребовались — все пробездельничавшие за валом воины теперь сами спустились на поле и, не торопясь, собирали «колючки». Глядя себе под ноги, только очень неловкий увалень мог наступить на них в редких пучках выгоревшей травы.

Корней добился своего: прогнал с высоты лучников и даже привел к князю двух захваченных пленных.

— Тебя проще наградить медной фалерой, чем не награждать, — под смех вожаков отметил его Рыбья Кровь.

В Сифесе рейдовое войско встречали как истинных триумфаторов. Всего за победу было заплачено полсотней убитых и столько же ранеными, причем на «колючках» поранили себе ноги лишь человек пятнадцать. Противник же потерял, считая с пленными, в десять раз больше.

Позже, за праздничным архонтским столом, старший комит не упустил случая язвительно во всеуслышание объявить, что липовский князь берется быстро очистить весь остров от чужеземных разбойников.

— Хорошее дело, — одобрительно посмотрел на Дарника мирарх. — Расскажешь мне об этом завтра утром.

Рыбья Кровь корил себя за опрометчивые слова и удивлялся выступлению комита — ни один словенский воевода не стал бы так выставлять своего сотоварища. Действительно, как отыскать и победить на огромном гористом острове, где его собственные жители не знали, что творится в десятке верст от них, две-три тысячи умело скрывающихся вооруженных людей? Но задание своей собственной голове уже было дано, и Дарник ничуть не сомневался, что решение через два-три часа, в крайнем случае к утру, будет найдено, и ел и пил нисколько не отягощая себя тяжелыми думами. Калистос в очередной раз приятно поразил его. Возвращаясь в Сифес со славной победой, князь опасался, что Золотое Руно непременно постарается его заслуги как-то приуменьшить, но нет, ромейский военачальник снова и снова без всяких ревнивых оттенков говорил о том, как им всем повезло с таким замечательным танаисским предводителем.

Позже, уже по дороге в стан, Дарник не утерпел и спросил у отца Паисия:

— Для наших князей всегда нож острый, если их воевода слишком хорошо себя покажет. А ваш мирарх совсем не такой.

— Я сам удивляюсь, глядя на него, — признался священник. — Он в самом деле или вовсе лишен тщеславия, или его тщеславие настолько велико, что не позволяет ему равняться с кем-либо.

Рыбья Кровь невольно перевел это определение на себя. Все сходилось: ему тоже завышенное честолюбие не позволяло кому-либо завидовать, а единственное, в чем он уступал Калистосу, так в том, что не столь речисто умел хвалить своих воевод за их боевые заслуги.

Как и следовало ожидать, наутро его княжеская голова решила заданную накануне сложную задачу, Дарник еще раз все прикинул, съел гроздь винограда и поспешил к мирарху.

— Все говорят, что арабы быстры и неуловимы, малыми отрядами могут действовать во всех направлениях. Значит, надо лишить их этой подвижности.

— С этим никто не спорит. Скажи только как? — Золотое Руно был само радушие и благосклонность.

Дарник рассказал, как отрубленные три пальца у степных воительниц лишили кутигурское войско четверти его силы.

— Предлагаешь рубить пальцы пленным? — догадался Калистос.

— Не пальцы, а ступню одной ноги.

— Восемьсот отрубленных ног — это что-то! — усмехнулся мирарх. — Меня так и назовут Калистос — Отрубленная Нога. Хочешь, чтобы меня за это отлучили от церкви?

— Ну да, кастрировать и ослеплять — это вам можно, а ступни рубить нет. Если вы, ромеи, такие нежные, то я отведу пленных за гору и все сделаю сам.

— Неужели ты думаешь, что они приставят по одному одноногому в каждый малый отряд и специально для тебя будут медленно с ним передвигаться? Спокойно упрячут калек всех вместе и будут им только посылать еду. А на нашу жестокость ответят своей.

Дарник был пристыжен, его блестящая идея разваливалась на глазах.

— Мы можем сделать иначе. Все пленные, я узнал, принадлежат к двум соперничающим племенам: кахтанидам и аднаитам. Кахтанидов мы искалечим, а аднаитов отпустим целыми, взяв с них клятву больше здесь не воевать. Вряд ли всему арабскому войску после этого удастся сохранить свое единство.

Золотое Руно призадумался:

— Не знаю. Может быть. Надо с архонтами посоветоваться… А как ты собирался этих одноногих пленных вместе с двуногими отлавливать?

— Мне нужны три тысячи воинов.

— Тысячу сербов ты получишь, но италики под тебя не пойдут. Они и нас, ромеев, своими зарвавшимися потомками считают, а словене для них то же самое, что обезьяны.

— Я знаю, — невозмутимо сказал князь. — Тогда дай мне тысячу гребцов.

— Гребцы не воины. И по горам в доспехах лазить не станут. Да и нет у них доспехов.

— Они нужны мне в качестве носильщиков.

— Вот как! Ну что ж, это можно попробовать. Ну а все-таки, как будешь действовать, ты уже знаешь?

— Разумеется, — просто ответил Дарник.

Мирарх внимательно, словно оценивая новую для себя породу людей, посмотрел на него.