Книга: Рыбья Кровь и княжна
Назад: 8
Дальше: 10

9

Предстояло главное: раздел добычи и женщин. С добычей на первый взгляд было просто: коль скоро число моричей от остального войска составляло одну восьмую часть, то и отделить им присудили такую же часть добычи. Разногласия возникли как именно что оценивать. Понадобились доверенные люди от арсов и от моричей, которые всему разнообразию награбленного добра назначали согласованную цену, а затем уже все записывали и делили.
Князю досталась более трудная задача: женщины. Когда происходило сражение и воинов было мало, тогда все они выстраивались на следующий день в очередь по боевым заслугам и сами выходили и выбирали ту или другую пленницу из общей группы. Важно было, чтобы обязательно прошла ночь и еще какое-то дневное время, дабы пленницы немного смирились со своей участью и сумели чуть-чуть присмотреться к возможным будущим хозяевам. Именно такой подход давал потом образоваться крепким семьям всем вернувшимся с покладистыми наложницами липовцам.
Сейчас же ни у кого боевых заслуг не имелось, да и слишком всех воинов было много, поэтому Рыбья Кровь решил поступить иначе:
— Сначала мы всех пленниц продадим, а потом полученную казну разделим как добычу.
— А кто покупать будет? Мы сами, что ли? — недовольно загудели многие и липовцы, и моричи.
— А вот они. — Дарник указал на пока еще небольшую толпу дикейцев.
За сутки половина жителей покинула город, а половина осталась сидеть за закрытыми ставнями. Увидев, что словене порядком утихомирились, часть из них, одевшись в самую бедную одежду, выползла на улицы. В основном это были родственники захваченных женщин. Едва пленниц вывели на пристань, раздался их громкий плач и стенания.
Князь шепнул слово Корнею, и тот вывел на каменную тумбу самую богато одетую дикейку:
— Десять милиарисиев. Кто больше?..
— Одиннадцать, — произнес один из моричей.
— Двадцать! — крикнули из толпы…
Через несколько минут цена поднялась до ста пятидесяти милиарисиев, и пленницу собрались увести с собой счастливые родители.
— Э, нет! — запротестовали, звеня оружием, моричи. — Нам самим такие бабы нужны! Мы их мечом добыли, они наши по праву!
— Кто ее захватил? — громко вызвал Дарник.
— Ну я, — вперед выступил заградский десятский с пышным чубом.
— Отдать ему все деньги. А теперь верни их родителям и забирай свою красавицу.
И воины, и дикейцы, замерев, ждали, как поступит десятский.
— Да я на это серебро три таких молодки куплю! — Заградец под общий смех сунул мешочек с монетами себе за пазуху.
Дальше все пошло в том же духе. Толпа дикейцев увеличилась в несколько раз. Цены порой переваливали за двести и даже за триста милиарисиев. Несчастные родственники пленниц прямо тут же одалживали у знакомых золотые и серебряные вещицы, чтобы расплатиться.
К князю пробилась старушка с двумя малыми внуками. При виде матери среди пленниц малыши громко зарыдали. Вообще, все ромеи были сильно падки на слезы и жалобы, это Дарник заметил еще в Талесе. Бабушка принялась безостановочно лепетать, что они слишком бедны и им нечем выкупить свою единственную кормилицу.
— Ладно, ладно, берите ее и ступайте. — И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.
— Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, — укорил Кухтай.
— Кто им мешает самим раскошелиться?
— Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?
— За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.
Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:
— Ромеи из крепости выходят!
Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.
— Пять медных и одну серебряную фалеру на всех, — объявил награду Рыбья Кровь. — Разделите их сами.
Радостный рев сорока глоток приветствовал его слова, Чтобы обезопаситься от подобных вылазок впредь, князь добавил каждому из заградительных отрядов еще по две ватаги и вернулся вместе с воеводами на пристань.
Там уже собралось не меньше тысячи дикейцев. Полюбоваться на торговлю бывшими хозяйками явилось немало их рабов и большое число нищих.
— Это ромейские смерды, — объяснил Дарнику один из лазутчиков. — Как наши бездомники — из селищ ушли, а в городе не прижились.
— А евнухи среди них есть? — тихо полюбопытствовал князь.
— Есть, — шепнул лазутчик и безошибочно указал: — Вон, и вон, и вон.
Пока Рыбья Кровь рассматривал невиданную мужскую разновидность, один из евнухов приблизился к нему:
— Дай нам оружие, мы сами против дикейцев пойдем.
Дарник почувствовал непроизвольное отвращение говорить с этим человеком:
— А потом что? Мы уйдем, а вы останетесь? — неуверенно произнес он.
— Потом будет потом. Ты сейчас оружие дай, — настаивал евнух.
Подошедший Корней, поняв суть разговора, добавил:
— У меня в тюрьме тоже полсотни таких желающих наберется.
— Давай, может, их как черное войско? — посоветовал Буртым.
— Ладно, набирай, — согласился Дарник и покинул пристань — снова выслушивать вопли родителей пленниц не имел ни малейшей охоты.
Внимательно впитывая происходящее вокруг, князь отмечал, насколько его сотские и вожаки все делали правильно, не растерялись в необычной городской обстановке, всюду без указаний выставили охранные посты, ближние к гавани улицы перегородили завалами из подручных средств, на перекрестках расположили якобы отдыхать целые ватаги с оружием в руках, на постой определили воинов очень компактно. То есть случилось необыкновенное: в разгар боевых действий ему самому почти не осталось чем заняться.
— Пошли на дромон, — вовремя предложил Корней, и с арсовой полусотней они отправились на захваченное судно.
Впервые появилась возможность увидеть снаружи и изнутри грозу и ужас Русского моря — трехпалубный корабль на полторы сотни гребцов и такое же количество воинов. Четыре баллисты, восемь сифонов в виде змеиных голов, по три перекидных мостика с крючьями с каждого борта, лебедки для спуска с верхней палубы на воду двух малых лодок. А еще подвесные койки внутри корпуса дромона для сотен матросов и две роскошные каюты для капитана-навклира и комита войсковой тагмы. Вчера повезло, что на борту находилась лишь сторожевая часть команды, не успевшая пустить в ход ромейский огонь и баллисты.
— Можешь плыть на нем? — спросил Дарник у своего кормщика-арса.
— Вряд ли. Здесь нужна особая выучка. Мне бы его на полгода, тогда, пожалуйста, — отвечал бывалый мореход.
На берегу князя поджидал Кухтай:
— Чего ждем? Чтобы ромейское войско пожаловало?
— В крепости дворец стратига и вся его казна. Хочешь от нее отказаться?
— Ну так давай возьмем крепость. А может, проще за стратигиссу их казну как выкуп получить?
— А тебе самому что лучше: крепость взять или выкупа хватит?
Кухтай промолчал, опасаясь язвительных замечаний князя.
Действительно, надо было что-то решать. Дав лазутчику ватагу воинов, Рыбья Кровь послал их перекрыть акведук, питающий крепость, затем приказал Лисичу возводить три осадных башни.
— Зачем их строить? Я смотрел, стены хлипкие, пращницами за полдня проломим, — показал своё хорунжий.
— Мне крепость нужна с целыми стенами, — сказав так, Дарник заодно уяснил себе, чего же он, собственно, хочет: не бежать воровски прочь с награбленным добром, а на равных договариваться с ромейскими стратигами. Засев в крепости, он может сколько угодно своими пращницами разрушать из нее всю Дикею. Простой хозяйский расчет вынудит ромеев пойти на мировую.
— Там из крепости священник вышел, — доложил полусотский арсов. — К твоей пленнице рвется.
Священник был как священник: худощавый, с большими залысинами, аккуратной бородкой, в ниспадающих белых одеждах. Звали его отец Паисий.
— Могу ли я увидеть Лидию? — спросил он у князя.
— Зачем тебе? — Дарника уже начала раздражать эта уверенность дикейцев, что теперь они могут расхаживать по своему городу как хотят.
— Я ее духовник и должен поддержать ее в постигнутом несчастье.
— Уведите и закройте его в какой-нибудь кладовке, — приказал князь арсам.
Священник, не поняв распоряжения, отданного по-словенски, послушно последовал за охранниками.
К исходу дня жизнь в городе окончательно наладилась. Открылись многие лавки и мастерские. В тракториях липовцы пили вино вперемежку с ромеями. Новоявленные ополченцы из черного войска притащили в качестве заложников несколько знатных дикейцев-мужчин. Треть словен осваивала ромейские бани, а треть не вылезала из теплого моря. К Дарнику пожаловала делегация городских чиновников с просьбой, не будет ли он против вывоза мусора и выпечки хлеба. Заодно Рыбья Кровь вернул на городские улицы и на охрану тюрьмы дикейских стражников с палками, чтобы те сами разбирались со своими собственными нарушениями местного порядка. Позже явился арс, стерегущий Лидию, и сказал, что пленница требует себе смену одежды и постельного белья.
— Ну так пускай пошлет в крепость за ними своих рабынь, — распорядился Молодой Хозяин.
К его крайнему изумлению, все так и произошло: рабыни сходили в крепость и принесли оттуда для своей госпожи несколько нарядов и смен постельного белья.
Поговорив с воеводами, князь приказал играть двести свадеб, именно столько пленниц осталось в руках словен. То, что у многих из них дома остались собственные жены и наложницы, значения не имело — слишком много любовниц никогда не бывает. Некоторые из гридей захотели даже венчаться по ромейскому церковному обряду — на трезвую голову им еще больше хотелось понравиться своим избранницам. Но венчать некрещеных варваров не согласился ни один дикейкий священник, поэтому пришлось ограничиться словенским свадебным ритуалом. Едва спала дневная жара, площадь на пристани превратилась в один большой свадебный пир, на котором липовцев было меньше дикейцев.
— Может быть, и тебе с твоей стратигиссой ожениться? — насмешничал над Дарником Корней.
— Смотри, выпорю, — грозил шуту князь.
— А я уже вожак ватаги бойников, пороть нельзя — только вешать, — бесстрашно скалился Корней.
Тут принесли сообщение, что Лидия хочет видеть Дарника.
— Ну вот, молодка сама свадьбу требует, — пояснил княжеский шалун под смех воевод.
Но у знатной пленницы на уме было другое:
— Почему с отцом Паисием обращаются как с рабом? Он пришел ко мне, немедленно его освободи!
— В другой раз о таких капризах сообщай письменно, — холодно бросил он, сказал арсам привести к ней священника, а сам пошел навестить Адаш, которую разместили в соседнем доме, — перед новой ночевкой с Лидией хотел себя как следует по-мужски опустошить.
Вечером городская жизнь приняла еще более разгульный характер. В войсках Романии служило немало чужеземных отрядов-тагм, и при желании дарникскую тысячу легко можно было принять за один из этих отрядов, временно разместившихся в Дикее, тем более что словене сами охотно подтверждали: да, прибыли наниматься на ромейскую службу. Те из них, кто вместо женщин получил серебро и золото, нашли им не худшее применение, чем новоявленные молодожены: с пристани шли продолжать гулять в трактории и к веселым портовым девкам.
Слыша с улиц пьяные крики липовцев, Рыбья Кровь почувствовал нешуточную тревогу. Покинув Адаш, обошел все дозоры, всюду находя повальное пьянство. Ватага княжеских арсов опрокидывала на головы дозорных ведра воды, тех, кто совсем не стоял на ногах, стаскивали на пристань, туда же сгоняли и тех воинов, кто в поисках ночных подвигов стремился разбрестись по всему городу.
К месту ночевки Дарник вернулся уже за полночь. Лидия и отец Паисий сидели в спальне за столиком и подкрепляли себя сыром и фруктами.
— Наша госпожа обеспокоена, что вождь пиратов еще не выдвинул никаких своих требований и не сказал о намерениях, — учтиво произнес священник.
— Пускай она спросит о них, и я отвечу, — несмотря на усталость, князь был не прочь поиграть в словесные игры.
Паисий вопросительно взглянул на Лидию и снова заговорил:
— Ее удивляет, что вы с такими малыми силами остаетесь в Дикее и никуда не уходите. Вот-вот подойдут войска соседних фем, придут дромоны, и тогда живыми вам отсюда не уйти.
— Вождя пиратов удивляет, что ваша госпожа заботится о нем и его воинах больше, чем о подданных своей фемы, — так же в третьем лице ответил за себя Дарник.
— На каких условиях она может покинуть этот дом? — продолжал вести переговоры священник.
— Мне казалось, что оказанное здесь гостеприимство пришлось твоей госпоже по вкусу, и она не хочет так быстро уходить отсюда.
Не выдержав столь наглого заявления, стратигисса вскочила на ноги, но тут же справилась с собой, напустив на лицо прежнюю холодность. Дарник постучал ручкой кинжала по серебряному блюду. В комнату вошли два телохранителя.
— Найдите для священника подходящую горницу и не охраняйте его, — князь сказал это сначала по-ромейски, потом по-словенски.
Отец Паисий чуть растерянно посмотрел на Лидию. Она сама выручила его из затруднительного положения — быстро подошла и поцеловала ему руку. Священник перекрестил ее и вышел в сопровождении арсов.
Дарник принялся тушить масляный светильник и свечи. Потом разделся и лег на новое постельное белье. Засыпая, видел сидящую за столиком стратигиссу. Ночью проснулся от прикосновения закинутой ему на грудь руки спящей Лидии. Она была в одежде, но уже гораздо вольготней разлеглась на постельном ложе. Сейчас ничего не стоило овладеть ею, причем он был совершенно уверен, что серьезного сопротивления ему оказано не будет. Однако тогда дальнейшая игра с ней потеряла бы всю свою прелесть, и, сняв с себя ее руку, он предпочел побыстрей снова уснуть.
Назад: 8
Дальше: 10