5
Миновала неделя, заканчивалась и вторая. Скоро по расчетам должно было появиться Хвалынское море. Голая степь вокруг постепенно сменялась песчаной пустыней, что совсем никого не радовало. Из-за жары теперь проходили не больше двадцати пяти верст в день. Облегчение приносила лишь ночная прохлада. Палатки уже никто не ставил, ночуя, как луры под открытым небом.
– Поймали, поймали! Ведут, ведут! – в одно утро разнеслось по всему дарникскому стану, не успели еще все как следует проснуться.
Рыбья Кровь, уже одетый, вышел из шатра. По беспалаточному стану к нему двигалась большая ватага всадников и пешцев. Помимо своих ближних и дальних дозорных, во время походного марша Корней завел еще ночные секреты против нежелательных лазутчиков. Сейчас один из таких секретов в сопровождении целой толпы любопытных воинов вел к князю своего пленника: маленького сорокалетнего мужичка словенского вида в овчинной безрукавке и шапке и в остроконечных степных сапожках.
– Мне нужен князь Дарник, – сказал мужичок, когда его подвели к шатру.
– Князь Дарник перед тобой, – сообщил ему один из сопровождающих.
– А не врешь? Князь Дарник постарше должен быть. – За такую дерзость мужичок сразу получил хороший тумак от своего стражника.
Рыбья Кровь знаком приказал развязать пленника.
– Я к тебе от кутигур. Гонец я от них.
– Зови архонтов, а этого в шатер, – приказал князь Янару.
«Зови воевод» касалось только словенских хорунжих, «зови архонтов» означало совет главных военачальников.
Янар отдал распоряжение, а сам остался сторожить пленника в шатре. Лидия не прочь была тоже поприсутствовать при допросе переговорщика, но на ее вопросительный взгляд Дарник отрицательно покачал головой, и стратигесса с неприступным видом выскользнула из шатра.
Пока ждали прихода архонтов, князь расспрашивал мужичка о незначительном: кто он и что он? Мужичка звали Олята, он был тиуном булгарского купца, ходившим на лодии из Булгар в Персию. На обратном пути их лодию захватили кутигуры, в живых оставили только Оляту и его двенадцатилетнего сына, и теперь он был у кутигур на службе. На вопрос, много ли у кути-гур овец, гонец отвечал утвердительно. А есть ли поблизости большая кутигурская орда – отрицательно. Имеется лишь малое войско конников в пятьсот, не больше.
Когда пришли военачальники, Олята заговорил сам, не дожидаясь вопроса:
– Кутигурские переговорщики хотят встретиться с князем Дарником.
– А почему именно со мной? – не спеша произносил Рыбья Кровь, давая время переводить допрос на ромейский и хазарский языки.
– Потому что шесть лет назад им приходилось встречаться с тобой, и они помнят это, – отвечал Олята, с любопытством разглядывая советников князя.
– О чем они хотят со мной говорить?
– Про то мне неизвестно. Я только должен договориться о твоей встрече с Калчу.
– Кто такой Калчу?
– Их тысячский.
Далее Олята выдвинул условия переговоров: по двое человек встречаются на конях в открытом месте, сзади на расстоянии трехсот шагов могут находиться пятьдесят конников охраны, но никаких повозок, никаких двуколок – это Олята настойчиво повторил несколько раз, видимо, камнеметы дарникцев намертво врезались в кутигурские головы, что было совсем не удивительно. Выпроводив из шатра переговорщика, архонты принялись высказывать свои опасения. Буним вообще считал, что пока встречаться нет необходимости, если переговоры так важны, кутигуры вспомнят о них и позже, тогда удобней будет говорить с ними с более выгодной позиции. Но князь с ним не согласился: чем быстрее мы узнаем их предложения, тем лучше. Амырчак предложил собрать в кулак всех катафрактов, а также пару сотен легких конников, которые в случае опасности быстро примчат князю на помощь. А Корней сказал, что выстроит цепочку из своих парных дозорных от князя к катафрактам, чтобы тревога была поднята мгновенно. На том и условились.
Через час Рыбья Кровь с Олятой, Афобием и полусотней охранников уже выезжал в открытую степь. Из доспехов на князе были лишь гладкий нагрудник и наспинник, сверху прикрытые длинной вышитой рубахой, на голове праздничный шлем с княжеской короной, из оружия – клевец и три метательных ножа. Позади с тремястами катафрактами притаились Макариос с Корнеем; Леонидас, Гладила и Амырчак приводили в готовность остальное войско. Когда переговорщики отъехали на две версты от стана, Олята достал из-за пазухи маленькую трубу и затрубил в нее.
Чуть погодя ему издали ответил невидимый охотничий рог. Сделав князю знак остановиться, Олята поскакал вперед. Скоро его уже не было видно. Дарник терпеливо ждал. Наконец впереди показалась темная полоска движущихся всадников. Примерно в полуверсте они остановились. Если остроконечные шлемы словен зрительно всегда делали их чуть выше ростом, то меховые одежды кутигур издали превращали их в коренастых крепышей, хотя Дарник хорошо помнил, что телосложения они в основном не богатырского, да и толстяки среди них редкость.
Вот от полусотни конников выехал Олята и призывно замахал рукой. Князь с Афобием отделились от охранников и поехали вперед. Олята остался на месте, а вместо него навстречу Дарнику выехали двое кутигур. Из оружия при них были булавы и кистени. Каких-либо доспехов под овчинными мехами видно не было.
Кони всей четверки шли шагом, и встреча произошла почти точно между двух полусотен охранников.
Плоские, безволосые лица кутигур в обрамлении волчьих шапок-капюшонов придавали им сходство с неживыми куклами.
– Будь здрав, великий князь, – на плохом хазарском языке произнес тот, кто остановился на четверть корпуса впереди своего то ли помощника, то ли телохранителя.
– И ты, Калчу, будь здрав, – вглядевшись в лицо и осанку всадника, Дарник с изумлением заподозрил, что перед ним женщина. Посмотрел на второго переговорщика – тот был несомненным мужчиной, а Калчу?..
– Ты удивлен, что я женщина, – проговорил, вернее, проговорила главная переговорщица. – Удивлю тебя еще больше, показав это! – Калчу сняла с правой руки матерчатую рукавичку и показала кисть, на которой не хватало трех средних пальцев.
Князь смотрел на ее руку, ничего не понимая.
– Шесть лет назад ты приказал мне и еще сорока нашим женщинам отрубить по три пальца на правой руке.
Редкий случай – Дарник не знал, что ему сказать, не извиняться же, в конце концов?
Их лошади беспокойно переступали на месте. Калчу жестом спросила, не лучше ли им сойти на землю. Он утвердительно кивнул и первый вылез из седла. Кутигурка была на полторы головы ниже его ростом, но это почему-то давало ей некоторое преимущество – как быть жестким против такой маленькой да еще изуродованной по его приказу.
– Твое войско идет в Хемод? – спросила она.
Хемодом назывался далекий восточный город, в котором, по слухам, жили люди с песьими головами.
– Нет, мы просто хотим наладить северный торговый путь из Хазарии в империю Тан.
– И поэтому с вами еще и словене, и ромеи?
– Они тоже заинтересованы в этом пути.
– Значит, вы все-таки идете в Хемод, – сказала Калчу.
– Если там живут люди с песьими головами, то мы действительно идем туда, – он улыбнулся, показывая, что это шутка.
– Вы идете на помощь аборикам?
– Я не знаю, кто такие аборики, – честно признался князь.
– Аборики – те, кто живет в Хемоде, – пояснила переговорщица, пристально глядя ему в глаза, словно выводя его на чистую воду.
Глупо было как-то оправдываться, и он перевел разговор на свое:
– Я хочу купить у кутигур десять тысяч овец.
Как Дарник и ожидал, это немного сбило Калчу с ее обличительного тона.
– Зачем вам десять тысяч овец?
– А если у вас наберется двадцать тысяч овец, я их тоже куплю.
– Великий воин стал купцом? – теперь пошутила, вернее, съязвила она.
– Великий воин знает, как сделать кутигур богатыми и живыми.
– А зачем это нужно ему самому?
– Я хочу, чтобы и мой народ был богатым и живым.
– Ты говоришь как аборик, – сделала еще один обвинительный вывод Калчу.
– Я могу поклясться на своем клевце, что я не знаю, кто такие аборики.
– Хазары снова заплатили тебе, чтобы ты воевал с нами?
Разговаривать с упрямой, не желающей слушать чужие доводы женщиной было свыше его сил.
– Продай мне двадцать тысяч овец и ни один кутигурский воин не погибнет!
– Нам нужна твоя помощь, князь Дарник, – вдруг попросила она.
Теперь был сбит с толку уже Рыбья Кровь.
– Какая моя помощь?
– За нее ты получишь столько золота и серебра, сколько сам скажешь.
Он молчал, ожидая продолжения.
– Нам нужен ты и твои метательные машины, чтобы взять Хемод. За это мы дадим тебе и золото, и овец.
Дарник чуть подумал.
– Если бы мне понадобились чужие метательные машины, я бы тоже нанял чужих воинов и пообещал им большую награду. А после взятия нужного мне города я бы спокойно перебил этих нанятых чужих воинов.
– Мы можем дать заложников.
– Даже ста заложниками иногда можно пожертвовать.
– За сто твоих воинов с машинами мы дадим тебе тысячу наших заложников.
Князь был в затруднении, его знания хазарского языка не хватало, чтобы выяснить все, что он хотел.
– Олята все знает? – спросил он.
Калчу помахала в воздухе рукой, и к ним тотчас же прискакал Олята. Вопросительно посмотрел на тысячскую, та утвердительно ему кивнула.
И, отойдя с князем чуть в сторону, Олята рассказал Дарнику все, что знал.
Главный город абориков Хемод находился в низовьях Яика. Аборики были племенем особым, жили сами по себе, не пуская к себе чужаков. Ни богатых, ни бедных у них не было. Это был город ремесленников: кузнецов и ювелиров. Каждую весну они отправляли вдоль Яика на Рипейские горы большой отряд добытчиков, а осенью те спускались на плотах по Яику с горючим черным камнем, всевозможной рудой, золотом, самоцветами и поделочными камнями. Впрочем, главным достоянием Хемода были даже не золото и самоцветы, а белое железо – сплав разных металлов, не ржавеющий в воде и не уступающий лучшей стали по твердости. Если обычное железо и золото у абориков шло в обмен на товары из дальних стран, то белое железо они не продавали никому. Со временем его накопилось столько, что им хемодцы покрывали не только крыши домов, но и сами дома, а также городскую стену, из-за чего зажигательные стрелы врагов не могли им причинить ни малейшего урона. Хорошо получались у них и камнеметные машины, из-за которых к городским стенам противнику невозможно было подступиться. К каким-либо завоеваниям аборики не стремились, им достаточно было той земли, которую можно было объехать из Хемода на коне за один день. Имея богатство, тайные знания и неуязвимость, они чувствовали себя выше всех хазарских и арабских купцов, на окружающие племена кочевников вообще смотрели как на ничтожных животных. Чтобы чувствовать себя великими воинами, они придумали себе жестокое развлечение – охоту на людей. Просто чтобы немного отдохнуть от своих кузниц, выезжали раз-два в месяц из города на закованных в белое железо лошадях и убивали всех, кто попадался под руку. Разумеется, быстрых степных конников им было не догнать, но у конников имелись семьи, юрты и стада, которые не всегда двигались достаточно быстро, они и становились добычей безжалостных кузнецов. На время окрестности Хемода пустели, но потом необходимость в металле снова привлекала к нему степняков. Возобновлялась мирная торговля, однако, как только кочевники теряли осторожность, хемодцы снова повторяли свою охоту на людей.
Для Дарника все это было обычными купеческими россказнями, дабы запугать возможных торговых соперников.
– Дальше-то что? – нетерпеливо спрашивал он. – Кутигурской орде что от этого?
– Этой весной аборики напали на одно из их стойбищ, убили много стариков и женщин и захватили в полон триста кутигурских детей.
– И что?
– Каждый день они выводят из городских ворот по одному ребенку и жестоко убивают его: сначала отрубают руки и ноги, потом вспарывают живот и отрубают голову. И все это делают на глазах их родителей. Вдоль городской стены у них стоят высокие колья, на которых насажены головы замученных детей.
Как ни был крепок и привычен к казням князь, но от этого рассказа ему стало не по себе.
– Ну а орда что? Не могут пойти на приступ и, несмотря на потери, ворваться туда?
– Пробовали много раз – не получается. Поэтому так на тебя и надеются.
Дарник расспросил Оляту о городских укреплениях. Оказалось, что Хемод стоит на острове посреди Яика, а луки и камнеметы абориков настолько сильны, что подступиться к стене совершенно невозможно. Князь вспомнил о карте, что видел у Бунима.
– Но до Яика отсюда десять дней пути. Ты хочешь сказать, что за две недели, что мое войско в пути, ваши дозорные успели доскакать до Хемода, получить от своего кагана нужный приказ насчет меня и вернуться обратно?
– Когда через каждые двадцать верст находится стойбище с запасными лошадьми, хороший гонец покрывает пятьсот верст за три дня.
– Ну а эта Калчу, она как здесь?
– Она прибыла сюда вместе с гонцом от стен Хемода. Среди захваченных детей находится ее дочь.
От всех этих сведений голова шла кругом.
– Ты хочешь сказать, что, если я соглашусь, она сама поведет нас туда?
Олята не ответил, весь его вид говорил: ну что ты спрашиваешь о столь очевидном?
Рыбья Кровь подошел к Калчу, которая, сидя на земле, дожидалась, когда князь наговорится с кутигурским пленником.
– Я соглашусь, если ты и твои пятьдесят воинов поедете со мной в мой стан.
Переговорщица ничуть не удивилась его требованию.
– Взамен пускай твои пятьдесят воинов перейдут к моим людям.
– Нет, я заложников вам давать не буду.
– Разве, чтобы что-то получить, не надо что-то отдать взамен? Будет нехорошо, если мои люди подумают, что великий князь решил слукавить.
У Дарника тоже были свои знаки команд воинами на расстоянии, и, когда он особым образом помахал в воздухе рукой, к их группе прискакал один Янар.
Князь коротко переговорил с ним на ромейском. Янар согласился сам с двадцатью хазарами идти к кутигурам в заложники, если только это ненадолго.
Калчу против обмена пятидесяти кутигур на двадцать хазар не возражала. Еще несколько мелких уточнений – и Янар вместе со своей ватагой в сопровождении кутигурского провожатого двинулся в степь, а полсотни кутигур направились к дарникскому стану следом за князем и тысячской. Оставшаяся тридцатка дарникцев трусила чуть в стороне, с опаской посматривая на вооруженных заложников.
За версту от стана среди своих сбившихся в кучу дозорных Дарника уже поджидал Корней.
– Это что, ты уже и пленных взял?! – только и мог он сказать.