Глава 22

К той минуте, как на верхушку сторожевой башни Сент-Анджело взобрались пять начальственных лиц, улицы Биргу были уже полны народом, спешащим под укрытие городских стен, а также теми, кто выискивал себе какое-нибудь местечко, откуда можно своими глазами наблюдать приближение сарацинского флота. Томас первым выбрался на площадку, где застал двух молодых рыцарей, которые в компании немолодого солдата пытливо вглядывались в восточный горизонт. На море все еще стояла призрачная рассветная дымка, из-за которой даль моря и неба сливалась воедино.

— Ну как, видно что-нибудь? — с ходу спросил Томас.

Все трое обернулись и сразу же застыли навытяжку, завидев, как следом за Томасом на площадку выходит порядком запыхавшееся начальство, в том числе сам Великий магистр.

— Никак нет, господин, — ответил один из рыцарей.

— Тогда откуда пушечные сигналы? С какого направления?

— Вон оттуда, вверх по побережью, к северу.

Томас поднес к бровям руку, защищаясь от еще низкого, но уже ярящегося солнца, и попытался разглядеть что-нибудь сквозь дымку, но пока не было видно ничего, кроме переливчатого блеска моря да стаи чаек, подвижными точками кружащихся вдали над поверхностью за своим всегдашним занятием: кормежкой. Ла Валетт, а с ним и остальные, растянулись вдоль невысокой, до пояса, стены и пристально всматривались вдаль. На расстоянии в той же последовательности вновь пальнули сигнальные пушки, рассылая предупреждение вдоль и в глубь побережья. Ворчливый раскат орудий сменился общим затишьем. Привычный утренний шум из расселин узких улиц, а с ним и ставшее привычным постукивание кирок замерло, и воцарилось безмолвие, среди которого люди Ордена и островитяне настороженно ждали признаков появления врага. Мир вокруг словно затаил дыхание в преддверии знака, который навсегда изменит жизни и судьбы тех, кто угодил в жернова этого рокового мгновения.

— Если какой-нибудь мерзавец поднял ложную тревогу, — зашипел сэр Оливер, — то я его лично выпорю и…

— Вон там! — вытянул руку старый солдат, указывая куда-то на северо-восток. Все тотчас повернули головы в указанном направлении и теперь тщетно пытались разглядеть сквозь дымку признаки вражеских кораблей.

— Да где же? — проворчал ла Валетт. — Ничего не вижу.

— А я вижу, — произнес Томас. — Вон там, сразу за Висельным мысом. Парус.

— Если это только не один-единственный корабль или какая-нибудь приблудная стая корсаров, — пробормотал Стокли.

— Скоро узнаем, — сказал Ромегас и посмотрел на пожилого солдата, явно впечатленный. — Глаза твои остры. Особенно для человека твоего возраста. Как твое имя?

— Бальби, мессир, — почтительно склонил голову солдат. — Франциско Бальби.

— Итальянец, что ли? — оценивающе оглядел его Ромегас. — Из приведенных полковником наемников?

Посмотрел на Бальби и Мас.

— Ага, припоминаю. Ты, кажется, говорил, что не только солдат удачи, но и поэт.

— Это правда, сир.

— Поэт? — хохотнул Ромегас. — ПоэтБальби, стало быть. Бьюсь об заклад, в предстоящие дни ты накопишь строф на целую книгу, просто-таки книжищу. Героическую. Восславь-ка в ней всех нас, а?

— Хватит! — сердито одернул ла Валетт. — Что-то я не вижу тех проклятых кораблей. Где они?

Томас, удивленный волнением в голосе Великого магистра, намеренно ответил со всей возможной сдержанностью. Пальцем он указал на тот единственно различимый парус:

— Вон там, сир… И там… Вот это да-а…

Словно тонкая вуаль, отводимая незримой рукой, постепенно истаивала утренняя дымка. И вот к первому парусу стали прибавляться другие, один за одним; целыми десятками возникали они тут и там, проплавляясь сквозь тающую завесу.

— Боже правый! — пораженно выдохнул Оливер Стокли.

Остальные молчали — и рыцари, и солдаты, и горожане, — плотно обстав стены Сент-Анджело и всякий пятачок Биргу, откуда открывался обзор. Густая цепь голов и плеч выступала и над стенами цитадели; кое-кто из смельчаков вылез на самый парапет и наблюдал оттуда.

Зачарованное молчание прервал ла Валетт. Убрав от глаз руку, он резко обернулся к своим советникам.

— Никакая это не стая и даже не флотилия. Это именно армада, предназначенная для вторжения. Для иных целей она непомерно велика… Действовать надо без промедления. До темноты их передовые отряды могут быть уже на берегу. К этой поре все горожане должны уже укрыться в городских стенах. Сэр Оливер, отследить это по всему Биргу и Сенглеа я поручаю вам. — Ла Валетт повернулся к Ромегасу. — Вы скачите в Мдину и известите дона Мескиту, чтобы он без проволочек очистил центр острова. Полковник Мас, берите конный отряд и позаботьтесь, чтобы как можно больше колодцев оказались непригодны к использованию. По дороге поджигать все дома и постройки, годные для постоя врага. Жду вас обратно к ночи.

— Как быть с имениями? — осторожно поинтересовался Стокли. — Их-то мы, разумеется, уничтожать не будем?

— Имения — в первую очередь. Не хотите же вы, вернувшись потом домой, застать свое жилище оскверненным каким-нибудь начальственным басурманином и его подручными? — Ответа ла Валетт дожидаться не стал и обратился к Баррету: — Томас, берите лодку и отправляйтесь в Сент-Эльмо; проверьте, чтобы гарнизон форта был готов к сражению. К тому же туда устремятся многие островитяне. Я отдал всем приказ уходить в Мдину, Сенглеа и Биргу, но кто-нибудь наверняка запаникует и побежит в ближайшее укрытие. Так вот: в Сент-Эльмо лишнего места нет. Тех, кто не поместится, надо будет переправить через бухту до того, как ее перекроют турки. Присмотрите за этим.

— Будет сделано, сир, — кивнул Томас.

Напоследок ла Валетт еще раз оглядел горизонт в попытке охватить взглядом великую силу, что надвигалась на побережье. Теперь суда исчислялись сотнями: галеры, галеоны, грузовые суда помельче — явный признак решимости султана взять остров и наконец стереть с него ненавистный Орден Святого Иоанна, это трехсотлетнее бельмо на глазу мусульманского мира.

— Ну что, мессиры, — с глубоким вздохом обратился к офицерам Великий магистр. — Я свои указания дал. Да пребудет с нами милость Божья. А теперь ступайте.

По прибытии в Сент-Эльмо Томас застал гарнизон на стенах, за наблюдением подхода османской армады. Небольшой внутренний двор форта загроможден был корзинами яблок и апельсинов, мешками муки, коробами хлебов и сыра, бочонками вина. Отдельно стояли бочонки пороха, только что поступившие с пороховой мельницы Сенглеа. При виде такого беспорядка брови у Томаса сурово сдвинулись. Он остановил кучку испанских солдат, что сейчас спешили через двор к цитадели, откуда лучше видно неприятеля.

— Эй, а ну стой! У вас тут что, базарный день? Добро выставили, как на рынке… Сейчас же все убрать в хранилище! Где ваш командир?

Один из испанцев, сержант, указал на цитадель.

— Дон Мигуэль, наверное, сейчас наверху. Я его видел на башне.

— Ах вон оно что. — Томас кивнул на бочонки с порохом. — Начните с этого, а то, чего доброго, из-за какого-нибудь дуралея мы здесь все взлетим на воздух.

Сержант принялся выкрикивать солдатам приказания, а Томас и едва поспевающий за ним Ричард без задержки пошагали ко входу в цитадель. Сразу за дверью там располагался большой зал с несколькими длинными столами. Судя по беспорядочно разбросанному на них съестному, пушечные сигналы оторвали людей от завтрака. Между столами сейчас сновал прислужник-мальчишка, воровато упихивая за пазуху куски хлеба и сыра. Завидев рыцаря с оруженосцем, он пристыженно уткнул глаза в пол.

— Где лестница на верх башни? — строгим голосом спросил Томас.

Мальчуган, подняв глаза, робко покачал головой. Ричард залопотал на местном наречии, и тогда мальчик указал на дверь в боковой стене зала. Мимо растерянного слуги они спешно прошли под арку, где короткий проход вывел их к ступеням винтовой лестницы. Наверху у парапета рассредоточилась сотня, если не больше, человек, которые все как один глядели на море. На некоторых были рыцарские накидки Ордена, красные с белым крестом. Выискивать испанского командира не было времени, и Томас, поднеся рупором ладони ко рту, проревел:

— Дон Хуан де ла Серда! Дон Хуа-ан!

На крик резко обернулись лица, некоторые слегка оторопело. От парапета отстранился один из рыцарей и направился к Томасу.

— Дон Хуан де ла Серда — это я. — Поджарый, хотя немолодой уже рыцарь с редеющей сединой хмуро оглядел Томаса. — Вы кто? Что-то я вас не припоминаю.

— Сэр Томас Баррет.

Судя по мелькнувшей в глазах настороженности, имя было рыцарю знакомо.

— Английский рыцарь?

— Один из них.

— Тот, чье имя с самого прибытия у всех на устах?

Колкость Томас проигнорировал.

— Я здесь по поручению Великого магистра. Мне нужно убедиться, что форт готов к бою.

В ответ удивленный взгляд, а затем ответ с толикой надменности:

— Мой гарнизон готов. Вы нам здесь не нужны.

— Как? — якобы непонимающе переспросил Томас. — Вы говорите, готовы? И это когда на внутреннем дворе у вас полный бардак, а в ворота с минуты на минуту начнет ломиться обезумевшая от страха толпа местных, искать здесь убежища? А вы здесь с вашими людьми прохлаждаетесь за созерцанием пейзажа? — Говорил он нарочито громко, так чтобы слышали все и различали в тоне язвительность. — Значит, готовы? Если это, по-вашему, готовность, то битва, считайте, проиграна. Великому магистру угодно, чтобы вы немедленно навели у себя порядок, дон Хуан. И вы, и ваши люди. Половине личного состава очистить двор и занять боевые места. До высадки сарацин заскладировать все припасы. Второй половине гарнизона разбиться на отряды и, выйдя из форта, собрать всех жителей, отсюда до подступов к Мдине. Тех, кто стар или немощен, нести на руках. Жители, в свою очередь, захватывают с собой любой полезный инвентарь и запас еды, который могут унести. Остальное подлежит неукоснительному уничтожению. Не оставлять и не щадить ничего — я подчеркиваю, ни-че-го, что так или иначе может пригодиться туркам. Вы меня поняли?

— А по какому праву вы здесь распоряжаетесь? — запальчиво, но уже без прежнего апломба возроптал ла Серда.

— Я вам сказал. Меня сюда послал Великий магистр.

— Это вытак говорите.

— Времени на препирательства нет. — Томас подступил на шаг ближе. — Еще минута промедления, и, уверяю вас, Великий магистр лишит вас командования фортом и поставит туда, где сочтет уместным ваш праздный настрой. Так что моим приказам подчиняться беспрекословно. Больше предупреждать не буду.

Дон Хуан пыхнул взглядом, но уже скорее оборонительно, чем наступательно. Повернувшись, он прокричал необходимые приказы. Сержанты стали сгонять людей вниз по лестницам, расположенным с обеих сторон площадки; наверху остались лишь несколько часовых и оба рыцаря со сквайром.

— Вы не имеете права вот так со мной разговаривать перед моими подчиненными, — сердито прошипел ла Серда.

— А вы — командовать своими людьми, если не умеете подчиняться тому, что от вас требуют… Ну да ладно. Пока приказы выполняются, мне нужно, чтобы вы сопровождали меня, пока я осматриваю форт. Обеспечьте моего оруженосца бумагой и грифелем. Ричард?

— Да, сэр?

— Будешь помечать мои наблюдения и рекомендации по каждому посту форта.

— Слушаю, сэр.

— Ну что, дон Хуан, пойдемте смотреть ваши владения. Как только моему эсквайру принесут все необходимое, можем начинать.

Дух противостояния из рыцаря наконец-то улетучился: кивнув, ла Серда повернулся и первым пошел к ближней лестнице. Томас тронулся следом; распирающая сердце досада мешала удовлетворенности от того, что удалось приструнить начальника форта. На подходе к ступеням Томас оглянулся, чтобы напоследок еще раз оглядеть османский флот. Солнце взошло уже достаточно высоко, и его теплые лучи струились и на сушу и на море, где окончательно развеялась дымка, обнажая таким образом всю чудовищную ударную силу неприятеля. Парусами и корпусами судов усеян был, казалось, весь горизонт. Теперь, в каких-то пяти милях от берега, вражеская армада на поверхности моря смотрелась подобием исполинского полумесяца — символичность, вызывающая невольную улыбку. Томас улыбнулся и заспешил вниз по лестнице.

Остаток дня гарнизон усердно освобождал внутренний двор. Ла Серда безропотно следовал за Томасом, диктующим при обходе рекомендации насчет числа людей для того или иного поста, размещения крепостных пушек, а также угла и зоны обстрела каждого из орудий. Ла Серду он дотошно расспросил, где будет храниться боезапас и как с началом осады планируется его пополнение. Спросил и то, где и как будет осуществляться обработка раненых, а также их вывоз на Биргу, если связь с другим берегом бухты не окажется прервана.

К полудню в форт начали поступать первые жители окрестностей. Стоя над воротами, Томас с Ричардом смотрели, как по пыльной дороге, что идет вдоль полуострова как раз под склоном Шиберраса, близится длинная нестройная колонна беженцев. А вдалеке в небесную синь темными струями и кляксами восходили дымы: это пламя снедало постройки, неубранные поля, пожирало запасы несъеденной пищи и скопленного человеком добра — так обходились со всем этим посланные из форта отряды факельщиков.

Взволнованных людей препровождали во внутренний двор. Цепляясь за родителей, испуганно плакали дети: на их глазах былью становились страшные сказки об ужасных набегах нехристей-пиратов, что забирают с острова целые семьи и угоняют в рабство, выхватывая детей из родительских рук, навсегда разлучая их друг с другом. Лишь те, кто еще мал и несмышлен, беспечно смеялись, радуясь смене обстановки — ведь скучно, когда сидишь дома, а вокруг все одно и то же. Тем, кто стар, помогали идти свои; престарелых несли по большей части чужие. Кое-кто пригонял с собою скот: кто пару коз, кто мула, кто тащил камышовую клетку с курами. Живность поменьше в форт запускали, а вот для рогатого скота здесь места не было (да и чем кормить — не гарнизонным же фуражом). Эту живность у хозяев перед входом забирали и, отведя за угол форта, забивали. Туши животных спешно свежевали и разделывали; куски мяса тут же бросали в бочки с рассолом, которые затем помещались в гарнизонное хранилище. Трупы же собак и мулов попросту сбрасывали в море.

В первых часах пополудни внимание Томаса на дороге привлекла небольшая группа пеших. Одежда на них была добротной выделки — судя по всему, обитатели одного из островных имений. Впереди шел какой-то здоровяк с посохом; следом несколько женщин, среди которых выделялась одна рослая, в зеленом плаще, с перехваченными тонким шарфом волосами.

— Надо же, — усмехнулся Ричард. — Ничто так не стирает очевидных различий между простым и благородным сословиями, как бегство от врага.

— Ничего, они же их здесь меж собой и восстановят, — успокоил Томас. — Можешь быть уверен.

Оба с минуту продолжали смотреть. Взгляд Томаса непроизвольно остановился на той, в плаще, что шла чуть особняком от других, а держалась с грациозным достоинством. Когда этих людей от ворот отделяла примерно сотня шагов, у Томаса в сокровенной глубине памяти что-то шевельнулось — сначала даже непонятно, что именно, какая-то смутная тревога внутри. Именно она заставила глаза напряженно вглядеться, но расстояние было слишком велико. Однако уже ожило чувство узнавания, и оно росло, переполняя. Сердце трепетно забилось, но бросило отчего-то не в жар, а в холод, потекший по спине вкрадчивой струйкой. Побелевшие пальцы сжимали закраину парапета, а сам Томас, непроизвольно вытянув шею, подался вперед.

На него озадаченно повел глазами Ричард:

— Что с вами, сэр Томас?

Баррет беззвучно открыл рот, но вместо ответа у него лишь безвольно отвисла челюсть.

На приближении к форту та женщина подняла обрамленное темными вьющимися волосами лицо, и сердце изнутри ударило словно кулаком. Все слилось воедино: мучительная нега, суетная растерянность и хмельная надежда.

— Боже, — чужим голосом выговорил он. — Боже мой… Это же она… Мария.