Глава 10
Получается все в точности, как он и подозревал: причиной вызова сюда стал визит Филиппа де Нантерра. Надо же. Двадцать лет делать все возможное, чтобы не лезть на глаза, а уж тем более на рожон, не привлекать к себе внимания и подозрений — и теперь все вот так, в одночасье, сведено на нет неким французом и его мальтийскими хозяевами… Осознание этого вызывало не страх, а скорее возмущение, и на пристальный взгляд Сесила Томас ответил не моргнув глазом:
— Он приехал ко мне с письмом.
— С письмом? — чутко вклинился Уолсингем. — Каким? Где оно?
— У меня дома. В рабочей комнате.
— И что в нем?
— Письмо адресовано мне, сэр Фрэнсис. И я не вижу, по какой причине мне следует делиться его содержанием с вами.
— Вот как? — Впервые за все время Уолсингем улыбнулся, приоткрыв за тонкими губами ровные, хотя и в пятнышках гнили, зубы. — Интересно, что же вы считаете нужным скрывать.
— Ничего.
— Ну так поведайте.
Томас невольно стиснул зубы; чувствовалось, как впервые за долгое время по жилам разлился позыв гнева. Уолсингем, судя по виду, был младше его, Томаса, лет на десять, во цвете лет, но безвыездная жизнь в Лондоне явно не сказывалась благотворно ни на силах его, ни на здоровье: вон и щеки какие бледные. «Такого в честном поединке сразить ничего не стоит», — сама эта мысль невольно пробудила загнанный глубоко внутрь аппетит к насилию. А это небезопасно, так что лучше подавить в себе соблазн. Тем более что толку в таком противостоянии никакого.
— Письмо это с Мальты, от сэра Оливера Стокли, — нехотя раскрыл Томас. — В нем он напоминает о моей клятве перед Орденом и просит возвратиться на защиту острова от войска турецкого султана, которое собирается напасть на Мальту несметным числом. Такова, собственно, суть того письма.
— Сэр Оливер Стокли, — улыбаясь каким-то своим мыслям, проронил Сесил. — Кстати, мой дальний кузен. Мы были близки с ним в детстве, пока он с излишней, как мне показалось, рьяностью не ударился в веру. Ударился — и отошел. Отошел далековато, о чем красноречиво свидетельствует его пребывание на Мальте… Впрочем, я отвлекся. Видимо, ваш гость, прежде чем продолжить свое странствие, заручился от вас каким-то ответом?
— В самом деле.
— И что же вы ему сказали?
— Я выразил согласие.
— Выразил со-гла-си-е, — задумчиво повторил Сесил.
Они переглянулись с Уолсингемом; чувствовалось, что ответ вызвал у них разочарованность. Чернорясный сподвижник министра перевел взгляд на Томаса:
— Отчего же? Зачем вы дали ему согласие?
— Я давал обет, который действует и поныне. Великий магистр призвал меня, и я должен явиться.
— Вы в самом деле считаете, что связаны клятвой, данной бог весть сколько лет назад?
— Человек стоит лишь того, чего стоит его слово, — ответил Томас. — Хотя действительно много воды утекло с тех пор, как я разделял веру и устремления Ордена.
— Вы имеете в виду защиту христианства от сарацин?
— Нет. В самозащиту я верю. Я прожил достаточно, многое повидал и сделал вывод, что лишь глупец подставляет под удар вторую щеку. А желаю я, чтобы между народами и их верованиями настал мир. Что дала нам война с магометанством, кроме кровопролития, горя и лишений? Вам известно, на протяжении скольких лет Орден ведет борьбу с врагом? Вот уж свыше пяти столетий! — На мгновение Томас ощутил чудовищную тяжесть этих временных напластований, ставших воплощением беспросветной ненависти и насилия. Поколение за поколением погрязало в крови невинных. Томас медленно покачал головой: — Уж лучше бы свара поскорее закончилась и между христианами и султаном установился мир.
— Мир с султаном? — Уолсингем издал мелкий хихикающий смешок. — Да вы вообще себе такое представляете?
— Если мне снова предстоит убивать, — твердо поглядел на него Томас, — то я буду это делать не во имя религии.
— Однако это не помешало вам стать в свое время наемником и долгие годы сеять смерть, да еще за деньги? — злорадно поддел Уолсингем.
Он хотел сказать что-то еще, но его властным взмахом осек Сесил. Сложив перед собой руки, министр поглядел на Томаса с грустноватой задумчивостью.
— Воистину прекрасные слова, сэр Томас. И чувства ваши им под стать. В каком-нибудь ином, лучшем мире я разделил бы их всем сердцем. Однако наш подлунный мир, далекий от совершенства, полон грешников, вершащих свои неправые дела, и наша задача — вставать у них на пути. Султан как раз из тех людей, кого нам нужно остановить. И бывший ваш товарищ, сэр Оливер, правильно сделал, что написал вам об опасности, в какой находится Мальтийский орден. Мы ведь тоже об этом наслышаны, из своих источников.
— Прошу простить, сэр Роберт, — Томас сузил глаза, — но как вы могли прознать, что сэр Оливер отправил мне письмо?
— Ах да, — Сесил всем своим видом изобразил неловкость. — Я рассчитывал его вам в скором времени вернуть. — Нырнув рукой себе под мантию, он вынул сложенный пергамент со знакомой гербовой печатью и вкрадчивым движением придвинул его по столешнице к Томасу, взирающему на письмо с откровенным удивлением.
— Как вам это удалось?
— А вы думали, мы вот так, запросто, пропустим иностранного рыцаря через все наше королевство и даже не позаботимся отследить его передвижение, а также цель оного?
— Вы… проследили его путь к моему дому?
— Ну а вы как думали, — даже несколько обиженно произнес Сесил.
Тут до Томаса дошло.
— Но это письмо еще нынче утром лежало у меня в комнате, в столе. Я сам его туда положил.
— Это так. Но вскоре после вашего отъезда к вам в дом заглянул один из моих осведомителей. Ему удалось уговорить слугу рассказать обо всем, что имело место накануне; ну а проникнуть затем к вам в кабинет не составило труда. Письмо было найдено и доставлено сюда со всей возможной быстротой. Мы с сэром Фрэнсисом успели ознакомиться с ним как раз за пару часов до вашего прибытия.
— Ваш поверенный, чтобы добыть эти сведения, не причинил вреда кому-либо из моих слуг? — тихо осведомился Томас.
— Обошлось без этого, — успокоительно улыбнулся Сесил. — Ваши слуги — католики, как и вы. А потому достаточно было просто напомнить им об участи тех, кого обвиняют в ереси… А для обвинения в ней людей низкого сословия, сэр Томас, доказательств требуется куда меньше, чем для изобличения господ.
— Хотя если надо, и на них управа найдется, — мрачновато, со значением, добавил Уолсингем.
— Сэр Фрэнсис, я бы попросил обойтись без угроз нашему гостю, — кольнул чернорясника взором Сесил, вслед за чем вновь обратился к Томасу: — Письмо принадлежит вам, извольте взять. Сожалею, что нам пришлось его прочесть, но такова уж моя обязанность — пресекать любую крамолу, направленную против Ее Величества. Вы должны это понимать.
— Понимаю прекрасно, — ответил Томас, беря письмо за уголок двумя пальцами, как нечто оскверненное. — Нет такой низости и беззакония, на какое бы вы не пошли, чтобы навязать человеку свою волю.
— Делаю то, что вменяет мне служба, — непринужденно пожал плечами Сесил.
— И что, надо было обязательно воровать для этого письмо? Зачем вообще расспрашивать меня о цели визита сэра Филиппа, если вам и так все уже известно из прочитанного?
— Нам необходимо было удостовериться, что вы говорите правду. Знать, что ничего от нас не скрываете. Так что получается, вы только что прошли испытание. Причем успешно.
— Ай, как отрадно! — съязвил Томас. — Тогда, видимо, не мешало бы вникнуть в суть упомянутого вами задания. Но предупреждаю сразу: если целью его ставится привлечь меня к преследованию моих единоверцев-католиков здесь, в Англии, помощи от меня вы не дождетесь.
— Иного ответа от столь прямодушного человека, как вы, сэр Томас, я и не ожидал. И правильно. Давайте-ка лучше поговорим о другом, и поговорим серьезно. Насколько нам известно, османы готовятся нанести удар по краеугольному камню — точнее, камням — христианского влияния в Средиземноморье. Если им удастся взять Мальту, следующей падет Сицилия. Далее — вся Италия и сам Рим. Ну а падение Рима будет равносильно погребальному звону по нашей вере — и протестантской, и католической. Сулейман не делает секрета из того, что метит стать властелином всего известного мира и всюду насадить ислам. Для своих темных замыслов он выбрал, надо сказать, подходящее время. Европу раздирают войны и религиозные распри. Грызутся меж собой Испания и Франция, а огромный флот, который могла бы выставить против турок Венеция, теперь списан и низведен по договору о союзничестве, трусливо подписанному с османами венецианским дожем в защиту своих интересов. Так что, как видите, вашим братьям из Ордена на сколь-либо существенную внешнюю помощь против турок рассчитывать не приходится. Лишь Испания что-то там такое обещала. — Сесил сделал красноречивую паузу. — А потому, возвращаясь на Мальту, вы становитесь в авангарде всей борьбы за спасение Европы от иноверцев. Спасаете Мальту, а заодно с ней и всех нас.
Томас не мог сдержать язвительной улыбки.
— И вы вызвали меня сюда лишь для того, чтобы просить включиться в борьбу с магометанством?
— И это, и еще кое-что. — Сесил, слегка откинувшись, приподнял свой двойной подбородок в сторону Уолсингема. — Объясните вы, сэр Фрэнсис.
Чернорясник, собравшись с мыслями, повел речь:
— Поскольку вы вызвались вернуться на Мальту, вам там как раз представится шанс послужить интересам Англии, так сказать, напрямую. Вы тут сейчас нелестно отзывались о мерах, к которым мы с сэром Робертом вынуждены по долгу службы прибегать для поддержания в Англии порядка.
— Порядок — лишь одно из названий, — вставил Томас. — Но есть еще и другое — тирания.
— Называйте как хотите, но наши действия предотвращают зло куда большее, а именно гражданскую войну. С той самой поры, как Генрих Восьмой отверг главенство католической церкви, нашу страну буквально раздирает противостояние между католиками и протестантами. Это просто чудо, что оно еще не переросло в открытую всеохватную смуту. Мне нет смысла напоминать вам о волне бесчинств, прокатившейся по Нидерландам и Франции. Об этом подробно написано у Джона Нокса.
— Нельзя сводить все к тому, что вычитано вами в «Книге мучеников», — парировал Томас.
— Может быть, — вмешался Сесил. — Но вы не станете отрицать, что такие зверства действительно имели место. Вы их, коли на то пошло, своими глазами видели, когда состояли на службе. Даже при допущении у Нокса определенной пристрастности, в его словах есть достаточно правды о том, что могло бы произойти у нас в Англии, случись религиозным разногласиям выплеснуться в виде насилия. Улицы наших городов потонули бы в крови. Пока же этого, слава Богу, удается избегать по той причине, что протестанты в своем противостоянии католицизму довольно-таки сплочены. А что, если между королевой и английским дворянством оказался бы вогнан кол? От такого разделения католики вмиг осмелели бы и, того гляди, мы бы тут все вцепились друг другу в глотки.
— Исключать нельзя ничего, — рассудил Томас. — Но что могло бы вызвать такое разделение?
Сесил, прежде чем ответить, переглянулся с Уолсингемом.
— Во владении мальтийских рыцарей находится некий документ, который, будучи предан огласке, разодрал бы нашу страну на части. Дворянство неминуемо восстало бы на королеву, низы накинулись на верхи, а затем напустились друг на друга. Страшная вещь. Сущий Апокалипсис. Вот его-то мы и стремимся не допустить.
— Вы сказали, он мог быразорвать страну. Но с чего ради? В уме не укладывается, чтобы какой-то там кусок пергамента мог вызвать бучу, которую вы изволите живописать. Кроме того, какое отношение данный документ может иметь ко мне или к тому же Ордену?
— Содержание документа известно лишь узкому кругу лиц. Что и хорошо. Знание — это опасно. Могу вам сказать, что лет восемнадцать-двадцать назад он находился во владении одного рыцаря-англичанина, тоже из Ордена. Он умер там, на Мальте, до того как успел передать тот документ по назначению. Так вот, насколько нам известно, документ все еще там. Ваша задача — уяснить, что он действительно находится в пределах острова, изъять его и переправить мне — или же уничтожить, если иной возможности попросту не останется.
— Если я и впрямь его найду, что помешает мне ознакомиться с тем документом?
— На нем печать. Если над ней кто-нибудь колдовал, я сразу же это замечу. Впрочем, искать сам документ будет не вашей задачей. Этим займется другой человек. С собой на Мальту вы прихватите некоего эсквайра, который на самом деле будет нашим осведомителем. Поскольку он будет состоять при вас якобы оруженосцем, то внимания к себе не привлечет. Его задачей и будет найти документ. Если вам, вдвоем или порознь, суждено пережить осаду, в Англию вы возвратитесь с документом на руках. Ну а если Мальта окажется взята, последнему из вас, кто окажется в живых, надлежит уничтожить документ, прежде чем он попадет в руки врагу. Я не скрываю, сэр Томас, — заключил Сесил, — что задание это крайне рискованное. Но наши ставки чрезмерно высоки, а вам выпадает честь послужить своей стране, своей вере и спасти при этом множество жизней. Ну вот. Теперь мы ждем от вас встречные вопросы, если таковые имеются.
— Безусловно, имеются, сэр Роберт, — подтвердил Томас. — Прежде всего, если этот документ настолько важен, то почему он до сих пор не обнародован и вообще не упомянут ни в каких источниках? Далее. Орден подотчетен королю Испании. Я не поверю, чтобы Филипп Второй не использовал этот документ в свою пользу, если он, как вы говорите, угрожает интересам Англии.
— Справедливо замечено, — одобрил Сесил. — По нашему предположению, все это потому, что Орден попросту в неведении насчет того, чем располагает.
— Как такое может быть?
— Документ покинул Англию, находясь в распоряжении английского рыцаря сэра Питера де Лонси.
— Помню его, — Томас хмуро кивнул. — Человек достойный.
— Более чем. Через несколько лет после того, как вы покинули Мальту, сэру Питеру был дан отпуск в связи со скорой кончиной отца. А вскоре по возвращении на Мальту сэр Питер утонул, сорвавшись с борта галеры. Из внимания ускользнуло то, что во время пребывания рыцаря в Англии тот документ вверил ему на хранение король Генрих, наказав строжайшим образом беречь его. Старый Медный Нос был тогда уже болен и не знал, суждено ли ему поправиться. Если да, то сэру Питеру надлежало возвратить документ ему. Ну а если нет — как оно, собственно, и обернулось, — тогда документ предназначалось доставить в Рим и вручить Папе. Но вышло так, что и сэр Питер на Мальте, и Генрих Восьмой у себя в Лондоне почти одновременно ушли из жизни. О документе тогда знала лишь горстка ближайших королевских советников, раскрывшая тайну его существования только под принуждением.
— То есть под пыткой.
— Ну да, — не стал упорствовать Сесил. — Таким образом, документ до сих пор остается на Мальте, где его должен был в надежном месте сохранить сэр Питер. Вы должны приложить все старания, чтобы его найти. Точнее, наш… назовем его «поверенный». Есть ли еще какие-то вопросы, сэр Томас?
— Есть. Вы, судя по всему, преисполнены уверенности, что я за это дело непременно возьмусь. Ну а если я отвечу отказом?
— Вы рыцарь как нашего королевства, так и Ордена Святого Иоанна. А это накладывает на вас определенные обязательства. Вы человек чести, слова. Сама мысль о том, что вы своим служением можете отвратить от нашей страны великую беду, должна преисполнять вас готовности проявить свою доблесть, если только я в вас коренным образом не заблуждаюсь. Это одна из причин. Вторая из них в том, что вы католик и живы-здоровы лишь милостью королевы-протестантки и ее министров, из которых я, кстати, по значимости первый. Так что разъяснять вам ваше положение просто нет смысла. Достаточно одного моего слова, что я по исполнении этого задания берусь вас всячески опекать. Если же вы откажетесь…
Томас сдержанно покачал головой:
— Не нужно мне угрожать.
— Ни в коей мере. Однако вам все равно не мешает знать, что выбора у вас как такового нет. Пусть это будет вам небольшим утешением во всех предстоящих невзгодах.
— Спасибо за заботу, — кивнул с едкой ухмылкой рыцарь. — Но у меня еще один вопрос. Кто же он, этот ваш осведомитель, которому предстоит сделаться моим оруженосцем? Уж не тот ли человек, что ждет сейчас в приемной?
— Значит, вы уже знакомы, — с улыбкой ответствовал Сесил. — Юный Ричард — один из самых благовоспитанных моих людей. Вероятно, из-за того, что я взял его сиротой. Своих родителей он не знает и потому, видно, всю преданность обратил на меня. Весьма многообещающий молодой человек, и для него это первая серьезная проба сил. На французском, испанском и итальянском он изъясняется как на своем родном; с мальтийским тоже в ладах.
— Вместе с тем он не вполне англичанин, — высказал наблюдение Томас. — Говорит с акцентом, и по виду можно подумать, что из латинян.
— Англичанин он такой же, как вы и я. И я полностью ему доверяю. Что советую и вам для успешного выполнения задачи.
— Доверие, сэр Роберт, зарабатывается. Подобная вещь не достается даром.
— Тогда вам не мешало бы узнать Ричарда поближе, и как можно быстрее. Сэр Фрэнсис, приведите его.
От бесцеремонного тона начальника глаза Уолсингема раздраженно сверкнули; тем не менее он быстро встал и пересек пространство кабинета. Текучая гибкость походки придавала ему сходство с кошкой; уместная манера поведения для того, кто караулит и убивает добычу без тени сострадания.
В минуту паузы, когда Уолсингем исчез в дверях, Томас, подавшись вперед, негромко сказал:
— В эсквайре я не нуждаюсь. Поручить это дело лучше мне одному. Я готов дать слово, что доставлю вам документ непрочитанным. Вы же можете оставить своего шпиона при себе, в безопасности.
Сесил, улыбнувшись из-под бровей глазами, покачал головой.
— Предложение весьма великодушное. Вам, быть может, оруженосец и в самом деле не нужен, но мне-то иметь там пару надежных глаз и ушей отнюдь не помешает. Так что соблаговолите взять Ричарда с собой, и кончим разговор.
Прежде чем Томас успел что-либо сказать, послышались шаги, и в помещение возвратился Уолсингем в сопровождении уже виденного Томасом молодого человека. Они оба подошли к столу, и Уолсингем занял свое место на стуле, а соглядатай Сесила встал в сторонке.
— Ричард, — радушным голосом сказал Сесил, — я так понимаю, вы с нашим гостем уже познакомились?
— Да так, обменялись парой фраз, хозяин.
— Ну, значит, пора познакомиться официально. Сэр Томас, представляю вам эсквайра Ричарда Хьюза, вашего оруженосца.
Томас встал и, приблизившись к молодому человеку, остановился на расстоянии вытянутой руки, впервые подробно его оглядывая. Высокий, широкоплечий. Камзол в обтяжку, но без всяких там жабо и разрезных рукавов с рюшами. Аккуратно подстриженные волосы без присыпок и помад, модных нынче среди лондонской дворцовой молодежи. Похвально.
Томас посмотрел эсквайру в глаза и встретил твердый немигающий взгляд, в котором было что-то помимо обычной дерзости. Холодность вкупе с кипучей строптивостью.
— Каковы бы ни были данные тебе указания, для меня ты прежде всего оруженосец, и никто более. Это понятно?
— Понятно, сэр.
— Мои приказания исполняются беспрекословно, как и полагается любому оруженосцу.
— Да, сэр. Если они не идут вразрез с наставлениями сэра Роберта.
— Я слабо представляю, о чем тебя наставляли, но если мы хотим убедить рыцарей Ордена, что мы те, за кого себя выдаем, то ты должен твердо усвоить: мое слово для тебя закон. Я так понимаю, ты уже наслышан насчет того, что тебе предстоит быть при мне оруженосцем?
— Да, сэр.
— В самом деле? — Томас поднял бровь. — Это когда же сэр Роберт упредил тебя о круге твоих предстоящих обязанностей?
Взгляд молодого человека, дрогнув, скользнул Томасу через плечо, в сторону господина.
— Говори правду, — кивнул Сесил.
— Два дня назад, сэр.
— Понятно. И ты уже освоил все тонкости своего нового поприща?
— Меня эти дни муштровал оруженосец одного из стражей королевы, сэр. Остальное я могу освоить по дороге в Мальту. Под вашим руководством.
— Задействовать этого человека считаю опрометчивым, — обернувшись, высказал свое мнение Томас.
— И тем не менее вы его возьмете, — настойчиво сказал Уолсингем. — И обучите всему, что ему нужно знать и уметь. Ваша привередливость начинает меня порядком утомлять. Не будь вы единственным, кто подходит на это нужное нам назначение, я бы уже с охотой выбрал другого. На Мальту вы отправитесь вместе с Ричардом в качестве оруженосца. Вопрос решен.
У Томаса взыграла кровь. Мелькнул соблазн осадить этого Уолсингема, взять и отказаться от всего, что ему сейчас навязывают, и будь что будет. Упоение собственным отказом, желание сбить с чернорясника спесь — если надо, то и клинком, — что могло быть слаще?
— Мы уже обо всем договорились, — вклинился Сесил. — И не нужно больше никаких слов, а уж тем более гневных. Ведь все мы делаем одно дело. Сэру Томасу остается лишь уладить дела и передать на время отсутствия управление своим имением в чьи-то руки. Срочность дела такова, что время на подготовку к грядущему походу у него, боюсь, достаточно ограничено.
— А сколько мне отводится времени?
— Два дня, — играя мертвенной улыбкой, сообщил Уолсингем. — В Гринвиче под погрузкой стоит голландский галеон, который через двое суток отплывает в Испанию. Вы с Ричардом должны быть на его борту.
— Желаю удачи, — добавил Сесил. И с чувством напутствовал: — И да храни вас Бог!
