Глава 31
— Ну, что там еще? — Аякс поднялся с ложа, вслушиваясь в донесшиеся от бухты звуки.
Перед ним стоял один из его телохранителей, крепко державший за руку Юлию, ожидавшую оценки Аякса. Для нее нашли длинную полотняную столу, выкрашенную в ярко-синий цвет, и бывший раб со своего ложа наслаждался зрелищем, которое представляла римлянка. Красавица, отметил он про себя, отпивая глоток разбавленного водой вина. Вся фигура ее пробуждала в нем похоть, и он уже начинал представлять, какого рода удовольствия сможет доставить себе, причиняя этой гордячке по возможности больше боли, когда издалека до слуха его донеслось пение медного горна. Звук повторился. Три высокие ноты и пауза.
Немедленно вскочив на ноги, Аякс бросился вон из шатра. Отбросив прикрывавшие вход полы, он остановился, глядя на противоположную сторону бухты. Факелы и лагерные костры вдоль палисада освещали людей, сражающихся на крепостце, отражавшие свет клинки рассыпали огненные искры. Снова пропела труба. Звуки принеслись оттуда, где им не положено было звучать, и Аякс на мгновение застыл в неуверенности, пока не осознал, что ноты эти донеслись из бухты, от поставленных в ней на якорь кораблей хлебного флота. Нырнув обратно в шатер, он ткнул пальцем в сторону старухи.
— Стереги девку! Глаз с нее не своди. Если улизнет или с ней что случится, ответишь за это своей жизнью!
Подхватив пояс с мечом и на ходу застегнув пряжку, он бросился к лошадям. Его телохранители уже вываливались из палаток и из-под навесов шатров, на ходу пытаясь разглядеть сумятицу, поднявшуюся на той стороне бухты.
— Что встали! — рявкнул Аякс. — На нас напали! Берите оружие и скачите к палисаду! Живо!
Вскочив на ближайшего к нему коня из тех, что держали заседланными и готовыми в любое время дня или ночи, бывший гладиатор припал к спине животного, разобрал поводья, ударил пятками в бока и послал коня по тропе в сторону основного лагеря рабов. Проезжая мимо клетки, в которой находился центурион Макрон, он услыхал, что римлянин вовсю веселится, однако у него не было времени остановиться и навсегда заткнуть ему глотку. Аякс решил сделать это в первый же удобный момент. Жаль, конечно, даровать быструю смерть центуриону Макрону, однако умереть он должен, чтобы почтить память его отца. Вокруг Аякса в свете лагерных костров поднимались сонные фигуры, в смятении рассматривавшие далекий бой. Предводитель кричал, чтобы они брали оружие и шли сражаться с римлянами, пока те не захватили корабли с хлебом.
Скача по лагерю, поминутно отворачивая коня, чтобы не сбить растерявшихся или не заметивших приближения всадника людей, Аякс ощущал, как сосет у него под ложечкой. Он недооценил своего противника. Он не сомневался в том, что угроза сжечь груженные зерном корабли, столь необходимые для самого существования Рима, предотвратит любые попытки нападения на лагерь восставших. Его люди старательно подготовили корабли, в трюмы их были заложены горючие материалы; политые смолой и маслом, они должны были вспыхнуть при первых признаках появления римских военных кораблей. Так почему же они не горят? Оказавшись на небольшом пригорке, Аякс осадил коня и, напрягая глаза, принялся вглядываться в происходившее на той стороне бухты. Свет горящей на песке жаровни позволял ему разглядеть один из причаленных к берегу кораблей. Люди толпились возле его носа, плескали ногами на мелководье, пытаясь подняться на борт и вступить в схватку с защищающими судно. Теперь Аякса осенило. Римляне захватили корабль. Захватили все корабли… Но тут внезапная вспышка пламени озарила палубу и мачту одного из стоящих далее кораблей. Огонь окреп, новые языки рванулись к небу, вычерчивая огнями линии такелажа. На поверхности бухты занялся еще один пожар. Значит, захвачены не все корабли. Значит, есть еще шанс отбить атаку и отобрать корабли у римлян или хотя бы сжечь их, чтобы не дать зерну попасть в руки ненавистного врага.
С ним поравнялись несколько телохранителей, и Аякс поднял руку и ринулся к берегу, крикнув:
— Следуйте за мной!
Объезжая лагерь, он призывал своих последователей к оружию и посылал на берег. И в то же время отчаянно ругал себя самого. Как римлянам удалось сделать это? Как сумели они незаметно пробраться к кораблям хлебного флота? Он предпринял все нужные предосторожности. Его люди стерегли все подступы на суше и на море. Они не могли пропустить столько врагов. Но так ли это? Римляне должны были воспользоваться лодками, однако любую лодку нетрудно заметить даже в безлунную ночь. Неожиданности они могли добиться только в том случае, если под покровом тьмы проплыли через всю бухту… Так, наверное, и случилось, решил Аякс, яростно укоряя самого себя. Тем не менее такой враг достоин восхищения, на миг подумал он.
Кони выехали на берег. На краю лагеря собралась внушительная группа его людей. Остановившись, Аякс повернулся к следовавшим за ним всадникам.
— Кярим! Ты здесь?
— Да, стратег! — Кярим направил к Аяксу своего коня. На нем ничего не было, кроме набедренной повязки и перевязи с мечом.
— Останься здесь. Построй этих людей. Вы должны удержать эту часть лагеря. Если я пошлю за тобой, немедленно приезжай, слышишь?
Кярим склонил голову:
— Да, стратег.
Аякс поехал дальше, к воротам в конце палисада. Они находились внутри периметра основного лагеря и были оставлены открытыми. Впереди царила полная сумятица. Горел только один из оставленных на берегу кораблей. Воздух наполнился ревом пламени и треском древесины, к небу поднимались клубы искр. Свет огромного костра освещал и песок, и воду вокруг. Шум битвы доносился от дальнего конца пляжа, но по всей длине его люди Аякса осаждали носы причаленных кораблей, пытаясь взобраться на борт и сцепиться с голыми по пояс римлянами, отчаянно отбивавшимися мечами, копьями и даже веслами.
Итак, враги, захватившие корабли, не представляют реальной опасности, понял Аякс. Ее представляло войско, ударявшее во фланг. Если его удастся отбросить, тогда корабли нетрудно будет снова отбить. Достав меч из ножен, он поехал вдоль берега, призывая к себе мятежников:
— За мной! За мной!
Собирая по пути новых и новых людей, гладиатор торопился к месту бушевавшего впереди сражения. Здесь дела складывались неудачно для рабов. Легионеры уже захватили укрепление и засели на пляже, сбивая продолговатыми щитами легковооруженных противников и добивая их короткими мечами. Аякс понимал, что в огромном большинстве его люди в подметки не годятся легионерам, но если ему удастся собрать достаточную толпу, одним числом своим она может заставить их отступить к палисаду. Однако сперва восставших надо сплотить.
— Телохранители! Ко мне! — рявкнул Аякс, покрывая грохот оружия, тупой гул ударов по щитам и крики раненых.
Всадники, следовавшие за ним с той стороны залива, успокоили фыркающих коней и достали оружие. Аякс заметил, что его сопровождают человек тридцать-сорок. Достаточно для начала. Он повернулся лицом к врагу, в пятидесяти шагах от него уже теснившему редеющие ряды начинавших отступать мятежников.
— Вперед! — Аякс воздел меч в воздух и ударил пятками коня. Тот заржал, на мгновение стал на дыбы, а потом, опустив голову, отчаянно поскакал вперед, стуча копытами по грубому песку.
Мятежники, оказавшиеся впереди конницы, постарались по возможности освободить ей дорогу, однако некоторые все-таки попали под копыта и были затоптаны. Глядя пред собой, Аякс заметил, что римляне рассыпали строй, начиная преследование врага. И он во главе отряда своих телохранителей врезался в их толпу. Легионеры были защищены не хуже любого гладиатора, с которым ему случалось сражаться на арене, и Аякс готовил свой меч, чтобы ударять в незащищенные руки, лица и шеи. Двое римлян преградили ему путь, и конь разбросал их, ударив грудью в щиты. Склонившись направо, гладиатор полоснул мечом по горлу споткнувшегося легионера. Неглубокая рана длиной всего в несколько дюймов, тем не менее, должна была оказаться смертельной, и Аякс, пригнув голову, поехал дальше. Заметив невдалеке шлем с гребнем, Аякс развернул коня в сторону центуриона, пытавшегося навести порядок в строю. Тот повернулся только в самый последний момент, и глаза его округлились от ужаса в свете горящего за спиной гладиатора корабля. Он запоздал с движением, и острие меча Аякса, войдя в глазницу, раскололо череп и ушло в мозг. Вырвав клинок, Аякс снова повернул коня.
Посмотрев по сторонам, гладиатор заметил, что его нападение остановило наступление римлян. Несколько легионеров остались лежать на земле, другие спина к спине жались друг к другу тесными группами, остальные отступали вдоль берега. Однако он добыл своим людям только короткую передышку. Менее чем в сотне шагов от него второй римский строй наступал на мятежников, над прочной стеной щитов поднимались значки. Повинуясь отрывистому приказу, легионеры ударили мечами в борта щитов; оглушительный металлический лязг испугал лошадь Аякса.
— Ну же, успокойся. — Похлопав животное по боку, гладиатор понял, что из всех мятежников лишь его телохранители остались на прежнем месте. Остальные уже отступали.
Негодуя, Аякс понял, что битва на берегу проиграна. Однако оставалась возможность выставить против легионеров людей Кярима, среди которых многие были вооружены римским оружием и облачены в панцири, снятые с убитых римских солдат. Они могли достаточно долго сдерживать натиск легионеров, пока он сумеет собрать свое войско, приготовить его к сражению с ненавистными римлянами.
— Отступаем! — приказал Аякс. — В лагерь!
Всадники развернулись и поскакали вдоль берега, прикрывая отступление опережавших их пеших рабов. Проезжая мимо кораблей, Аякс видел, что римляне на палубах молча провожают отступающих рабов взглядами, не имея сил радоваться отступлению врага. Но, увидев своих, в строю и с развернутыми штандартами и значками наступающих вдоль берега, они разражались восторженными криками, прокатывавшимися от корабля к кораблю; услыхав этот клич, Аякс в гневе оскалился.
Проехав сквозь ворота палисада, он увидел сидевшего на коне Кярима, внимательно вглядывавшегося вперед. Заметив Аякса, тот замахал рукой и послал коня вперед.
— Стратег! Часовые сообщают, что из римского лагеря вышло еще одно войско. — Он указал рукой в сторону склона. — Их более тысячи, на флангах конница.
Посмотрев на него, Аякс перевел взгляд на наступавшего по берегу врага. Вокруг него толпились мятежники, испуганные и растерянные. Глубоко вздохнув, он крикнул:
— Стройся в ряды! Стройся и стой! Мы можем победить! Мы еще можем разбить их! Мы делали это прежде, и сможем сделать еще раз! Стой и держись!
Крики его прервал голос буцины, донесшийся от выстроенных на берегу кораблей, которому ответило пение труб на холмах. Грохот мечей о щиты обрел новую мощь, становясь почти оглушительным. Мятежники начали отступать, и те из них, что находились на краю толпы за воротами стали бросаться врассыпную, торопясь удалиться от наступающих римских отрядов.
— Стоять на месте! — снова завопил Аякс, но было уже слишком поздно. Страх, словно ветер, пронесся по толпе мятежников, поток людей хлынул в ночь, назад, в лагерь и дальше, спасать свои жизни.
Провожая их взглядом, Аякс ощутил, как свинцом налилось его сердце. Жуткая усталость вдруг бременем легла на его плечи, и он повернулся лицом к наступающим римлянам.
— Стратег! — крикнул Кярим. — Что нам теперь делать?
— Делать? — Аякс покачал головой. — Все потеряно. Нам остается одно — умереть с мечом в руке.
— Нет! — Кярим подъехал к Аяксу и схватил его за руку. — Стратег, ты жив, и пока ты жив, жива и твоя война с Римом. Если ты погибнешь сейчас, значит, все было напрасно. Пока ты жив, восстание продолжается.
Аякс повернулся к нему с написанным на лице безразличием.
— И на что я могу теперь надеяться, друг мой?
Кярим поторопился с ответом:
— У нас есть заложники. Если мы бежим с ними, то сможем выторговать себе свободу. В небольшой бухточке рядом с твоим шатром находятся несколько рыбацких лодок.
Какое-то мгновение Аякс уже не хотел ничего другого, кроме быстрой смерти. Однако смысл сказанных Кяримом слов постепенно дошел до него. Парфянин прав: восстание никогда не закончится, пока некоторые люди могут поддерживать его пламя в сердцах порабощенных империей людей. Действительно, он должен бежать, взяв с собой заложников.
— Хорошо. — Аякс кивнул сподвижнику. — Будем спасаться. Вперед!
Повернув своего коня, он дал знак телохранителям и повел их назад, через лагерь, вокруг оконечности бухты, к своей ставке на полуострове. Повсюду мятежники собирали свои семьи и награбленное, бросаясь врассыпную от наступающих римлян. Аякс не мог не пожалеть их. Капкан замкнулся. Им не будет спасения, их ждет смерть или возвращение в рабство.
К тому времени, когда Катон и его люди очистили от мятежников палубы стоявших на якоре кораблей, горели уже три судна. Лишь два из них подожгли мятежники, прежде чем бежать на берег, — на третий корабль пламя перекинулось само, и теперь все они угрожали стоящей на якоре флотилии.
— Аттикус! — Катон подозвал к себе оптиона. — Возьми два десятка людей. Надо отогнать эти корабли, чтобы огонь не распространился дальше.
Повернувшись к нему спиной, Катон вместе с Вульсо и Мусой, перепрыгивая с палубы на палубу, направился к ближайшему из горящих кораблей. Жар пламени, вырывавшегося из трюма судна, обрушился на него как удар; ему пришлось прикрыть лицо рукой, чтобы оглядеться. Два каната соединяли его судно с горящим.
Пригнувшись за бортом корабля, Катон отдал приказ:
— Вы двое идете к заднему канату. Я займусь передним.
Склонившись пониже, он подобрался к носовому клюзу и извлек кинжал. Трос толщиной в человеческую руку был сплетен из грубой пеньки, и Катон начал пилить его. Палубу вокруг освещало яркое пламя горящих кораблей, раскаленный воздух наполнился ревом пламени и треском взрывавшейся от жара древесины. Искры и обуглившиеся клочья парусов кружили в воздухе, и Катон дернулся, когда один из них опустился на его спину. Сбросив его прочь, он продолжил пилить канат, надеясь, что они сумеют справиться с делом, пока огонь не перекинулся на другие хлебные корабли. Ему удалось перепилить одну из прядей каната, оставшиеся натянуло сильнее, и пилить стало легче. Скрипя зубами, Катон вкладывал каждую крупицу своей силы в движение лезвия, перерезавшего прочный материал. Он перепилил и другую прядь, осталась последняя — тонкая и крепкая, словно кость.
— Ну же, сволочь, — буркнул Катон. — Поддавайся.
С тупым скрипом его кинжал прорезал последнюю прядь, и конец троса ушел в клюз. Катон распрямился и, прищурившись, вгляделся в жаркий воздух, ожидая, когда отплывет горящее судно. Поглядев на корму, он увидел, что Вульсо и Муса бегут к нему.
— Канат перерезан, господин, — крикнул Вульсо. — Но корабль остается на месте.
Катон кивнул и показал на одно из прикрепленных к борту весел.
— Уже заметил. Надо как-то оттолкнуть его. Можно воспользоваться ими. Действуйте!
Они поспешно развязали несложные узлы, удерживавшие длинное весло на месте, а затем, перевалив через борт, уперли лопасть его в борт горящего судна.
Крепко ухватившись за рукоять и твердо став на ноги, Катон скомандовал:
— Вот и хорошо, навались!
И все трое надавили изо всей силы на длинное весло. Постепенно, очень не сразу, Катон ощутил, что корабль трогается с места; сделав шаг вперед, он крикнул:
— Он движется! Еще навались!
Вокруг них на палубу сыпался тлеющий и горящий сор, однако что-то поделать с этим было невозможно, пока горящий корабль не отошел на безопасное расстояние. Трое римлян давили веслом в его борт, тяжело дыша, напрягая мышцы, и без того утомленные ночными трудами. Катон посмотрел вверх и увидел, что разрыв между кораблями расширился до десяти футов. И все это время сопротивление постепенно уменьшалось, по мере того как все трое приближались к борту судна. Продвигая весло вдоль борта, они сумели-таки оттолкнуть горящий корабль; убрав весло на борт, уронили тяжелое древко на палубу. Волны уже подхватили пылающее судно, унося его к берегу и от причаленных рядом кораблей. Удовлетворенно кивнув, Катон повернулся, осматривая палубу. На носу, на ее досках оказалось много тлеющего сора, однако в трюм, куда мятежники наносили горючих материалов, чтобы поджечь корабль, по счастью, не попала ни одна искра.
— Гасите огни! — приказал Катон, выхватывая кусок парусины из ящика перед главной мачтой.
Там же находилось и ведерко с водой для экипажа, куда он поспешно окунул парусину, прежде чем броситься к обгорелому до черноты канату, над которым кое-где поднимались язычки пламени. Погасив их, Катон двинулся дальше, остальные последовали его примеру. Скоро последний из малых очагов пожара оказался погашенным, и все трое, тяжело дыша, проводили глазами удалявшийся пылающий корабль. Схватившись за ванты, Катон вскочил на бортовой поручень. С этого наблюдательного пункта он мог видеть, что Аттикус и его люди также освободили подожженные корабли и теперь отталкивали их подальше. Впрочем, опаляющий жар ощущался даже на расстоянии, и трудно было отвести взор от ослепительного пламени, превратившее море в сплошное отражение рассыпающихся искр.
Посмотрев назад, на берег, Катон увидел легионеров, продвигавшихся мимо горящего на берегу корабля. Он с облегчением заметил, что они уже заняли все охваченное палисадом пространство. При свете лагерных костров были видны тысячи разбегавшихся в разные стороны фигур. Итак, как он и надеялся, вылазка увенчалось успехом. Захваченные врасплох мятежники обратились в бегство, надеясь спасти собственные шкуры. При этом погибли четыре корабля хлебного флота, однако то была приемлемая цена риска, учитывая, что можно было потерять весь флот.
— Господин! — обратился к нему Вульсо, указывая в сторону входа в бухту.
Повернувшись в указанном направлении, Катон вгляделся в темноту. За такелажем судов хлебного флота он различил темные силуэты кораблей, по бокам корпусов которых ритмично поднимались и опускались весла. Вид римской военной флотилии принес ему облегчение, и Катон ответил Вульсо:
— Это наши! Наварх Бальб со своей эскадрой.
Вульсо радостно вскрикнул, и весть о прибытии флота побежала дальше. Все больше и больше солдат приветствовали корабли, когда Катон с Аттикусом, Вульсо и Мусой торопились по палубам зернового флота к первому, самому большому из военных кораблей. Окованный бронзой таран на носу военного судна метил в самый борт корабля, на котором находился Катон, и на какое-то мгновение центурион испугался того, что военный корабль протаранит корпус. Но прозвучал резкий приказ, весла по левому борту легли в воду, в то время как правые весла продолжали грести, и военный корабль начал разворачиваться бортом к хлебному кораблю.
— Трибун Катон! — послышался голос. — Трибун Катон здесь?
— Здесь! — Катон замахал руками. — Здесь!
— Слава богам! — послышался голос Бальба. — Все корабли отбиты?
— Все, но три из них успели поджечь. Возможно, несколько мятежников еще прячутся на этих кораблях. Пошли сюда свою пехоту.
— Есть, господин. Приготовь своих людей принять причальные канаты.
Один за другим военные корабли становились боком к судам хлебного флота; моряки бросали причальные концы, легионеры привязывали их к клюзам, после чего корабли становились борт к борту. Когда поставили абордажные мостки, корабельная пехота хлынула на палубы, взяла под свое попечение пленников и принялась выискивать уцелевших мятежников. Бальб одним из первых перебрался на корабль Катона и немедленно поспешил к трибуну.
— Рад видеть тебя живым, господин, — приветствовал он командира.
Тот не мог сдержать ухмылку:
— Похоже, что ты не надеялся на это.
Бальб пожал плечами:
— Могу только сказать, что рад своей ошибке. Впрочем, заметив горящие корабли, мы уже опасались худшего. Сколько кораблей зернового флота мы потеряли?
— Четыре — три здесь и один на берегу.
— Всего четыре? — Бальб облегченно вздохнул. — Великолепно. Хотя у нас тоже были неприятности: одна из либурн выскочила на мель возле мыса. Не так уж и плохо для ночного перехода в такой близи от берега.
Он явно гордился собственным достижением.
Катон посмотрел на берег. Люди Фульвия уже ворвались в лагерь мятежников и крошили их на мелкие куски. Трибун повернулся к наварху.
— Остаешься здесь за главного. Стереги корабли хлебного флота и пошли на берег часть своих пехотинцев на помощь легионерам.
— Да, господин. Куда ты собрался?
— Осталось несделанным еще одно дело, — спокойным голосом сказал Катон. — Попытаюсь спасти заложников. В случае чего, я оставил приказ, чтобы командование принял центурион Фульвий.
Бальб кивнул:
— Удачи тебе, господин.
Катон усмехнулся постному тону наварха.
— Похоже, ты привык сомневаться во мне. Я вернусь, Бальб. Даю тебе слово.
— Тем более удачи тебе, господин.
— Благодарю, — Катон хлопнул моряка по плечу, повернулся к Аттикусу и остальным, и повел их к шлюпке, причаленной к борту хлебного корабля.
