ГЛАВА 27

Он пришел в себя резко, как от толчка, потревожив посыпавшуюся сверху землю, сквозь слой которой что-то пофыркивало и принюхивалось к его лицу. Когда центурион шевельнулся, неведомая тварь взвизгнула и исчезла, а спустя мгновение Катон с ужасающей отчетливостью вспомнил все, что произошло накануне. Досадуя, что позволил себе заснуть, он некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь, нет ли снаружи какого-либо движения, однако единственным звуком, до него долетавшим, было журчание протекавшего по мелкому, каменистому ложу ручья. Над головой, сквозь переплетение мертвых корней, в просветах между серебристыми облаками были видны редкие звезды. Катон нащупал свой меч и лишь после этого осторожно стряхнул с себя землю.

Помедлив, чтобы понять, не привлек ли он нежелательного внимания, молодой центурион осторожно выбрался из барсучьего логова. Стелясь над землей, он подобрался к речушке и опасливо высунул голову из прибрежной осоки. Все вокруг тонуло во мраке, позволявшем безошибочно различить только силуэты деревьев.

Но за ними, на расстоянии не более мили, находилась Каллева. Валы были освещены горящими фашинами, сбрасываемыми защитниками города вниз, чтобы лишить врага возможности незаметно подобраться вплотную. Прямо на глазах у Катона крохотные темные фигурки подняли над частоколом на вилах несколько подожженных вязанок хвороста, которые огненными дугами прочертили ночь и, рассыпая искры, врезались в землю.

Местоположение неприятеля выдавала цепочка костров, их было особенно много напротив главных городских ворот. То здесь, то там в воздух взмывала зажигательная стрела, переносила огонь за валы и падала среди хижин. Багровое зарево, освещавшее небосклон, указывало на то, что в городе уже занялись пожары.

Положение казалось отчаянным, и Катон задумался, как ему быть. Второй легион находился самое меньшее в двух днях пути. Слишком далеко, чтобы поспеть туда вовремя для спасения Каллевы и римской складской базы. В дневном переходе в другую сторону — за Тамесис — находилась когорта, охранявшая форт, но силами одной когорты дела ведь не поправишь. Кроме того, передвигаться по территории, кишевшей врагами, можно было только тайком, а это удлинило бы время пути не меньше чем вдвое.

Вывод был прост — выбора нет. Катон обязан пробраться в Каллеву, а там сделать все возможное для организации ее обороны. Если Макрон погиб, командование уцелевшими бойцами обеих когорт ему надлежит принять на себя. А если еще мертв и Тинкоммий, а Верика, как известно всем, при смерти, то… у атребатов совсем нет вождя. Да, он обязан вернуться в город, причем как можно скорее.

Низко пригибаясь и держа меч наготове, он осторожно двинулся к главным воротам осажденного города. Легкий ветерок шевелил траву и листву невысоких кустов. Напряженно всматриваясь и вслушиваясь во тьму, чтобы не пропустить даже слабого звука и быть готовым встретить любую опасность, Катон прошагал примерно полмили, после чего позволил себе переждать. Предстояло самое сложное дело, ибо между ним и городскими воротами дуротриги образовали настоящий заслон, чтобы лишить уцелевших в сражении атребатов малейшей возможности пробраться в город под покровом ночной темноты. Они перекрывали все подступы, но Катон из-за куста вдруг увидел, как один из дуротригов покинул свое место в цепи и подошел к товарищу. Послышались грубые голоса, хриплый смех. Центурион не упустил открывшейся благоприятной возможности: низко пригнувшись, он метнулся в обнаруженную им брешь, проскочил и огляделся по сторонам. Никто не всполошился, не поднял тревогу — его не заметили. Теперь между ним и городом была лишь одна преграда — маленький походный костер, вокруг которого темнели фигуры лежащих и сидящих людей. Воины, кутаясь в плащи, отдыхали, набираясь сил перед завтрашним штурмом. Один варвар с копьем на плече, видимо караульный, стоял возле огня.

Городской вал отбрасывал тень, но разрываемую светом фашин, и Катон хорошо понимал, что, пытаясь пробраться по ее кромке, он непременно обнаружит себя, а раз так, не все ли равно, как это сделать? Обдумав пришедшую ему в голову мысль, он решил двинуться напрямик. Ворота находились всего в паре сотен шагов от костра, риск был оправдан. Еще раз оглядевшись и удостоверившись, что до сего момента его присутствие никем не замечено, молодой центурион выпрыгнул из травы и со всех ног помчался вперед, развив возле костра наивысшую скорость. Он с разбегу перескочил через одного спящего дуротрига, потом через другого и бросился прямо к воину, топтавшемуся у костра. Обернувшись через плечо на неожиданный шум, тот остолбенел, увидев налетающего на него со зверским выражением лица невесть откуда взявшегося римлянина. Спустя миг дуротриг опомнился и вскинул копье, но напрасно. Развернуться навстречу врагу он не успел, а Катон с разбегу врезался ему в спину и опрокинул зазевавшегося идиота в огонь. Сам центурион при столкновении тоже упал, но перекатился на четвереньки, вскочил на ноги и побежал дальше. Сбитый с ног воин оглушительно заорал. Спавшие у костра дуротриги повскакивали со своих мест и бросились к соплеменнику.

А Катон, не оглядываясь, несся к воротам. По мере того как в стане врага разрасталась тревога, позади него все громче звучали гневные крики. Но они мало занимали центуриона. Ибо гораздо большее беспокойство ему внушали темные тени, мчавшиеся со всех сторон и грозившие перехватить его у самых ворот. Суматоха, поднявшаяся внизу, не осталась незамеченной и на городских стенах. Катон увидел, как над частоколом поднимаются вглядывающиеся во мрак лица. Кто-то из лучников, не теряя времени, оттянул тетиву и на всякий случай пустил стрелу навстречу приближающейся фигуре. Катон метнулся в сторону, но предупредительный выстрел едва не снес ему ухо.

— Не стреляйте! — закричал он по-латыни, потом вспомнил пароль. — Спаржа! Вареная спаржа! Не стрелять!

Возле уха просвистела еще одна стрела, на сей раз пущенная сзади, и Катон, вздрогнув, постарался выжать из мышц усталых ног все, что возможно.

— Откройте ворота! — выкрикнул он, подбегая к опоясывавшему город рву.

— Да это вроде бы центурион! — прозвучал голос сверху. — Отворяйте скорей, пока его не убили.

Катон подбежал к воротам и изо всех сил ударил рукоятью меча по крепким доскам.

— Откройте! Откройте! — вопил он.

За воротами послышался низкий скрежещущий звук: запорный брус выволокли из гнезда. Катон оглянулся и с ужасом увидел, как на освещенное сваленными со стен горящими охапками соломы пространство выскочило несколько дуротригов. Один из них, когда до римлянина оставалось всего шагов двадцать, внезапно остановился и метнул копье. Возможно, он поспешил, но бросок был хорош, и, обернись юноша на долю мгновения позже, копье прошило бы его насквозь. Но Катон успел броситься наземь, а наконечник варварского оружия впился в дубовую доску. Древко еще дрожало, а Катон уже вновь вскочил на ноги и забарабанил в ворота.

— Открывайте, хрен вам всем в глотку!

Ворота со скрипом стали уходить внутрь. Катон отчаянно рванулся к расширявшейся щели, но вдруг, движимый каким-то шестым чувством, опять оглянулся через плечо. Прямо позади него, всего локтях в четырех, возник дуротриг, готовый всадить ему копье в спину. С кривящихся в злобной усмешке губ уже срывался торжествующий рык.

Затем неожиданно что-то хлопнуло. Потом последовал глухой удар. Дуротриг замер, и Катон увидел торчащее из его макушки оперенное древко стрелы. Бритт повалился на бок, а молодой центурион метнулся в узкую щель между тяжелыми створками приоткрывшихся ворот и рухнул по ту сторону от них наземь. В тот же миг караульные налегли на дубовые балки, чтобы закрыть доступ в город. Дуротриги было попытались этому воспрепятствовать, однако сил у них не хватило, и спустя пару мгновений запорный брус встал на место, а ворота снова надежно и накрепко затворились.

Катон стоял на четвереньках, свесив голову, и судорожно глотал воздух. Над ним склонилась чья-то тень.

— Ну и видок у тебя, парень, — хмыкнул Макрон. — Хотелось бы знать, где это ты полдня проболтался?

Катону пришлось сделать глубокий вздох, прежде чем он смог отозваться.

— Рад тебя видеть… Где Тинкоммий?

— О нем ни слуху ни духу. Погоди, дай подсоблю.

Макрон подхватил Катона под мышки и помог ему встать.

В пляшущем свете ближнего факела Катон увидел, что ветеран столь же грязен, как и он сам, а на бедре его вдобавок красуется окровавленная повязка.

— Эй, с тобой все в порядке?

Озабоченное выражение лица молодого центуриона тронуло Макрона.

— Ничего страшного. Один хренов пидор, чтобы раздразнить, ранил меня в ногу.

— Сильно?

— Ты бы посмотрел на него, — рассмеялся Макрон. — Что ему теперь светит, без головы-то? Но вообще ты вернулся сюда не в самое подходящее время.

— А еще кто-то вернулся?

— Из легионеров — большинство. Первым притопал Фигул.

— А из когорт?

— С ними хуже, — покачал головой Макрон. — К настоящему моменту едва наберется две сотни. Может, еще кто подтянется, но вряд ли это изменит картину. Они почти все бежали, побросав, на хрен, оружие. Кроме, кстати, твоего знаменосца.

— Мандракса?

— Ну да! Он явился незадолго до тебя при полном вооружении, да и штандарт ваш сберег. Таких, как он, совсем мало. Ну да ладно, я приказал Сильве взять все необходимое из арсенала и вооружить заново всех уцелевших парней. Он здесь, возле своей интендантской повозки. Советую к нему наведаться: мне почему-то кажется, что тебе это не повредит. Я буду наверху, у частокола.

Макрон зашагал к взбегавшему на вал пандусу, а Катон огляделся, оценивая обстановку. Многие дома, расположенные близ вала, горели, и кучки горожан суетились, сбивая или заливая огонь, чтобы не дать ему распространиться по всей столице. Ветеран службы в римских войсках Сильва, ответственный за снаряжение легионеров, а также набранных в помощь Риму бойцов из местных жителей, стоял в окружении спасшихся Волков и Вепрей, занимаясь привычной работой. Заметив Катона, он приветственно помахал ему рукой:

— Рад видеть тебя, командир, а то уже поговаривали, будто ты занял первое место в списке!

— В списке? В каком это?

— В списке центурионов, чья карьера оказалась самой короткой.

— Очень смешно. Мне нужно снарядиться.

— Что именно тебе требуется?

— Да все подряд. Кроме меча.

— А как насчет возвращения «со щитом или на щите»? — пробормотал Сильва.

— Иногда важней для начала просто остаться в живых, чтобы позже попробовать отыграться.

Катон заглянул в повозку и увидел, что она чуть ли не доверху загружена шлемами, мечами, кинжалами, ремнями, копьями и щитами. Короче, всем, что необходимо легионеру.

— Кольчуги есть?

— Прошу прощения. Все розданы. Осталось лишь это.

Сильва показал на новенький пластинчатый панцирь, какие только начали поставлять легионам.

— Хочешь бери, командир, хочешь нет.

— Ладно, годится.

Катон взял панцирь и накинул его поверх грязной туники. Сильва засуетился, помогая затянуть ремешки, в то время как молодой центурион намотал на шею тряпицу взамен ворота брошенного подкольчужника.

— Вот так… — Сильва отступил на шаг. — Ты, командир, раньше носил такой панцирь?

— Нет, никогда.

— Думаю, ты найдешь его очень удобным. Единственный недостаток: копье в нем как следует не метнуть, но зато он легче кольчуги, да и, кстати, дешевле. Я запишу его на твой счет, командир. Вместе с остальным снаряжением.

Катон уставился на интенданта.

— Ты шутишь?

— Никак нет, командир. Во всем должен быть учет и порядок.

— Ну… это правильно.

Катон затянул поясной ремень, вытащил из болтавшихся на нем ножен гладиус и бросил в повозку, вогнав в них свой куда более дорогой, а главное, памятный ему клинок.

— Смотри запиши на меня только ножны.

Прихватив щит и шлем, Катон отошел от повозки, в то время как Сильва торопливо отмечал на восковой табличке все полученные центурионом предметы воинской амуниции.

Взбежав к частоколу, Катон поискал взглядом Макрона. На надвратной караульной площадке толпился народ, готовясь сбросить очередную фашину. В то время как четверо дюжих малых поднимали ее на вилах, пятый подносил факел. Хворост взялся мгновенно, а как только он разгорелся, фашину вытолкнули наружу. Горящая вязанка рухнула вниз и откатилась на какое-то расстояние, осветив отряд вражеских лучников.

— Ага, вот они! — воскликнул кто-то из атребатов, и со стены во врагов полетели стрелы, копья и пущенные из пращей камни.

Несколько дуротригов упали на землю: они вопили и корчились в сполохах оранжевого огня.

— Хорошая работа! — выкрикнул Макрон, подкрепляя свою похвалу взмахом огромного кулака с оттопыренным вверх большим пальцем.

Завидев Катона, он кивнул ему:

— Ты бы перевел им это, а? По-кельтски они небось поймут лучше.

— Уверен, ребята и так все поняли, — улыбнулся Катон. — Как наши дела?

— Пока все в порядке. Я расставил вдоль стены наблюдательные посты на случай приступа, но дуротриги пока не пытаются штурмовать вал и даже прекратили забрасывать нас зажигательными стрелами. Хрен знает почему, ведь из-за них нам приходилось носиться по всему городу и тушить пожары.

— А трибуна кто-нибудь видел?

— А как же? — хохотнул Макрон. — Он подскакал к воротам, прежде чем унестись от них прочь. Задержался ровно настолько, чтобы крикнуть, что едет за подмогой. А после взял с места в карьер. Знаешь, кто мне доложил о том? Сильва!

— Думаешь, он и впрямь отправился искать помощь?

— Во всяком случае, он точно отправился искать то местечко, где безопасней, чем здесь.

— А таких мест теперь много.

— Да уж, что говорить.

— Как, по-твоему, удержим мы город? — тихо спросил Катон.

Макрон ненадолго задумался, потом покачал головой:

— Нет. Нас недостаточно, чтобы оборонять стену по всей длине, а значит, враг где-нибудь да найдет слабину. И на горожан рассчитывать не приходится, они не годятся для боя.

— В таком случае… — Катон мысленно представил себе карту Каллевы. — В таком случае, когда припечет, нам придется укрыться на базе. Или там, или в царской усадьбе.

— Усадьба нам не подходит, — возразил ветеран. — Ее обступают лачуги. Враг может подобраться вплотную совсем неприметно для нас. Кроме того, на базе собраны все наши припасы. В них главная наша надежда.

— Пожалуй, ты прав…

— Катон! Макрон! — донеслось из темноты за стеной. Оба центуриона обеспокоенно вгляделись во мрак.

— Это еще что за хрень?

Макрон повернулся к лучникам, прячущимся под частоколом, и дал им знак наложить стрелы на тетивы.

— Всем быть наготове!

Голос раздался опять, уже ближе.

— Не нравится мне это, — проворчал Макрон. Похоже, варвары что-то затеяли. Ну да ладно, нас на мякине не проведешь.

Катон напряженно сверлил взглядом тьму. Оклик послышался снова, он звучал громче, ясней, и на сей раз сомнений у юноши не осталось.

— Это Тинкоммий!

— Тинкоммий? — Макрон покачал головой. — Быть не может. Тут какая-то хитрость?

— Да говорю же тебе — Тинкоммий. Вон там, посмотри!

В красном колеблющемся свете догоравшей вязанки хвороста обрисовались очертания человека, тоже дрожащие и мерцающие в плавящемся от жары ночном воздухе.

— Катон! Макрон!

— Выйди на свет, чтобы мы могли тебя видеть, — крикнул Макрон. — Медленно. И никаких фокусов, а то умрешь, не успев повернуться.

— Хорошо. Никаких фокусов, — прозвучало в ответ. — Я выхожу.

Человек обошел пылающую фашину и медленно приблизился к валу, подняв правую руку, чтобы показать, что в ней нет оружия. В левой руке он держал овальный щит воина вспомогательных когорт. Шагах в тридцати от ворот человек остановился.

— Макрон! Это я, Тинкоммий.

— Ну и ну! — прошептал Макрон. — Вот хрень так хрень!